Читать книгу: «Бывшие. Измене вопреки», страница 6
– Я себе не доверяю, – выдыхаю я и смущенно смотрю на него, подходя к кровати всего на один небольшой шаг. Этого хватает, чтобы он схватил меня за руку и опрокинул на мягкие простыни.
Поцелуй. Еще один. Подушка, которая должна была служить барьером, валится на пол. Ну и черт с ней, с подушкой. И с барьерами тоже черт.
– Только скажи мне остановиться – и я остановлюсь, – говорит он, приподнимаясь. И я киваю. Хорошо.
Неуверенность куда-то исчезает, тут ей места нет, как и сарказму. Мне сейчас так хорошо, так жарко и правильно, что я прошу только не останавливаться. Вряд ли я делаю это вслух, но прикосновения Димы почему-то становятся еще жарче, еще нежнее.
Я помню, как он целовал меня раньше, десять лет назад. Помню наш первый поцелуй, когда мы столкнулись лбами, одновременно потянувшись друг к другу. Ничего не изменилось, и одновременно изменилось всё. Он целует меня – и я теряюсь в чувствах и эмоциях, сгораю и возрождаюсь, чтобы опять гореть.
Он везде, его губы касаются моей кожи беспорядочно, в диаметрально противоположных местах. Я чувствую его где-то под кожей, на кончиках ресниц и щекоткой на пальцах. Я даже дышу им. Он всюду. Но мне и этого мало. Я хочу еще больше.
И тут вдруг на нас обрушивается звук и свет, дверь распахивается с небывалым ускорением и бьётся в стену. Мы замираем и отскакиваем друг от друга, путаясь в подушках.
Сначала я думаю, что что-то случилось, может быть, пожар или какая-то тревога. Судорожно поправляю свою целомудренную пижаму и встречаюсь глазами с разъярённой блондинкой.
Она стоит в дверях и грудь ее тяжело вздымается, натягивая и без того тесное платье, волосы спутались, лоб блестит. Не понимаю, откуда эта девица могла взяться в моем домике. Не могла же она при таком хрупком телосложении выломать дверь?
От растерянности я не сразу понимаю, что она тыкает в меня пальцем и что-то требовательно выкрикивает. Голова кружится, от Диминых губ я чувствую себя пьяной и растерянной, и никак не могу сконцентрироваться.
Я вопросительно смотрю на Диму и понимаю, что он тоже растерян, но явно ее знает. Он судорожно переводит взгляд с нее на меня, стремительно бледнея.
И тут, наконец, я улавливаю смысл ее криков. В основном это нецензурные слова, и все они обращены ко мне.
Глава 28.
– Рита, какого черта? – почти рычит Дима и тут же сбивчиво обращается ко мне, поворачиваясь. – Алиса, нет, это… Мы расстались! Как только ты пришла на встречу, мы сразу расстались, несколько месяцев назад!
Он тяжело дышит, и я даже в этой суматохе могу рассмотреть, как бьется жилка у него на виске. Нервничает. Злится. Говорит правду? Но это просто невероятно, его бывшая девушка тут, я смотрю на нее и понимаю, что каким-то чудом догадалась надеть пижаму, ведь в пеньюаре я бы чувствовала себя в разы хуже.
– Ты что тут делаешь? – чуть спокойнее спрашивает он у блондинки, пытаясь взять себя в руки.
– Вырываю своего мужчину из лап какой-то голддигерши. Отодвинься от него, шваль, ни то я за себя не отвечаю! – ее голос все равно срывается в тонкий визг, который, наверное, мог бы раскалывать стаканы. Растерянно рассматриваю ее, пытаясь осознать, почему меня называют голддигершей. У меня есть деньги! Я не из-за них оказалась с Димой в одной постели. Я вообще не знаю, как так вышло.
Но как я могу обдумать это всё, когда вокруг кипят такие страсти. Дима встает с кровати и отвечает ей спокойно и четко, я даже удивляюсь этой перемене. Он, наконец, смог взять себя в руки, чего я сделать никак не могу. Наверное, когда ты находишься в кровати, то автоматически становишься более уязвимым.
– Рита, остановись, мы же взрослые люди. Это Алиса, я тебе говорил о ней. Я ее люблю. Не выставляй себя сумасшедшей.
Теперь я впадаю в полнейший ступор. Не хватало тебе, Алиса, впечатлений, так получи какую-то агрессивную женщину, вломившуюся к тебе в номер. Не хватало нервов и страхов на тему совместной ночевки – отлично, так получай же вдобавок признание в любви. Что с этим теперь делать? Как реагировать?
Блондинка застывает на секунду, как и я, но возвращается в реальность быстрее.
– Я этого так не оставлю, – бросает она и выбегает за дверь. А мы остаемся.
Некоторое время мы проводим в тишине, видимо, переваривая происшедшее.
– Что это было? – растерянно спрашиваю я. Этот вопрос дублируется несколько раз в моей голове. Что это было, говорю я, имея в виду эту девушку, взлом моего домика, оскорбления и признание в любви. Четыре пункта и все такие важные.
– Моя бывшая девушка. Ты приехала ко мне обсуждать контракт, и я порвал с ней сразу после встречи. Да, так бывает и да, я такой самоуверенный, – отвечает он четко и бесцветно. В голосе нет эмоций, все лаконично, он просто предупреждает мои вопросы.
– То, что ты сказал… это правда? – внутри все сжимается от предвкушения. Да, я не оценила его признание сразу, потому что оно застало меня врасплох. Но, может быть, нужно просто повторить его еще раз? Или парочку, для точности.
– Что мы расстались пару месяцев назад? Конечно, – кивает Дима.
– Не это, – я смотрю на него и всем своим видом даю понять, чего жду. Конечно, он понимает. Скорее всего, понял с самого начала.
Дима двигается чуть ближе, словно боясь спугнуть, и улыбается одним уголком губ.
– Что люблю тебя?
Он смотрит на меня, не отрываясь, и в глазах его плещется нежность.
– Да. С самого начала. Все эти десять лет. Просто понял не сразу, когда было уже поздно, а потом… просто жил. И вот, вдруг, еще один шанс, – он отвечает тихо и хрипло. И совершенно искренне. Когда говорят так – это просто не может быть ложью.
– Любил все десять лет? Даже когда думал, что я тебе изменила? – осторожно пытаюсь уточнить я.
Все-таки самые глупые, самые сумасшедшие и неправдоподобные ситуации всегда вызывают приступы откровенности после. Когда напряжение отступает, приходит она. Искренность.
– Да. Злился очень, простить не мог. Были женщины, – он запускает руку в волосы, взъерошивает их еще больше и говорит на грани слышимости, но я ловлю каждое его слово. – Много. Но увидел тебя и… Подумал, судьба. И решил попробовать еще раз. Ты, судя по всему, не хотела, но я товарищ настойчивый.
Дима пытается улыбаться, но я вижу, как тяжело ему даются слова. Он встает, подходя к двери, проверяет что-то и закрывает ее сначала на ключ, а потом на задвижку.
– Она, похоже, открыла ключом. Не отмычкой же. Кто мог его дать… – начинает рассуждать Дима. Но я не готова сейчас к еще одному разговору. И думать больше тоже не хочу.
– Дим, – зову я тихо, но он тут же поворачивается. – Давай спать.
Его плечи расслабляются, кулаки разжимаются. Теперь я вижу, как он был напряжен и всего лишь три моих слова дали ему возможность расслабиться. Он громко выдыхает.
– О большем я и просить не мог.
Он опять забирается на кровать, такой растерянный и тихий, ложится аккуратно, боясь меня спугнуть. Но я больше не испугаюсь. Теперь нет.
Я сама двигаю руку поближе к его, и Дима ловко переплетает наши пальцы. На большее сегодня я не способна, судя по всему, и он тоже.
Так что мы просто засыпаем, взявшись за руки.
Глава 29.
Я просыпаюсь, когда небо еще только окрасила утренняя заря. Меня разбудила какая-то непривычная тяжесть и, открыв глаза, я понимаю, что это Дима перекинул через меня руку. Интересно, а мужская рука может быть привлекательной?
Мы с Лёшей никогда не засыпали в обнимку, и уж точно никогда не касались друг друга во сне. Для нас было нормальным отвернуться на другой бок и пожелать друг другу спокойной ночи. Зимой мы спали под разными одеялами, а в момент какой-нибудь внезапной нежности он мог погладить меня по руке или приобнять на минуту, не больше. Я никогда не задумывалась об этом раньше, даже когда мама сказала, что одна кровать и два одеяла – это кривая дорожка к расставанию. Это казалось мне такой ерундой, ну просто смешнее некуда, в самом деле, ну какая разница, как спать. Не храпит, и на том спасибо.
И вот теперь я вдруг понимаю, как ошибалась. Как мне отчаянно не хватало вот таких сонных, случайных посягательств на личное пространство. Он просто перекинул через меня руку, видимо, подтягивая во сне поближе, что вполне понятно в свете последних событий. Видимо, подсознание работает в режиме «хватай-тащи» и не мне это осуждать.
Я лежу, лениво рассматриваю его пальцы, считаю вдохи, и вообще всеми силами стараюсь не сделать лишнего движения, чтобы не разбудить его. Вспоминаю его бывшую, блондинку в красном, пытаюсь представить ее лицо, но понимаю, что ничего толком не запомнила. Ее глаза были яркими и темными, она разве что молнии ими не пускала, и все время задевала руками длинные светлые волосы. Рита, так ее зовут. Очень красивая женщина, признала бы я в иной ситуации.
Верить Диме или нет, я решила еще вчера, так что даже анализировать все это не собираюсь. Одна только деталь смущает – почему она так легко открыла дверь? Кто дал ей ключи? И может ли в этом быть замешан Лёша?
Димина рука вдруг движется ниже и обвивает мою талию, и я вздрагиваю от неожиданности. Вот тебе и рассвет, кто просыпается так рано, особенно после насыщенного вечера?
– Никогда бы не подумал, что ты жаворонок, – теплое дыхание обдает шею, и я предательски покрываюсь мурашками.
Он отлично знает, какое влияние на меня сейчас оказывает, какое впечатление производит, и ему явно плевать. Его голос совсем не сонный, только чуть более хриплый, чем обычно и это очень волнует.
– И правильно, не думай. Я махровая сова, дай мне волю, буду спать до часу дня, и мне даже не будет стыдно.
Мы оба остаемся на месте, не движемся, как будто застыли в янтаре. Конечно, я боюсь как-то не так вынуться, повернуться к нему лицом, но больше всего боюсь, что он уберет свою руку. Благо, он даже на миллиметр ее е сдвигает, но я чувствую, что он весь напрягся, как будто тоже решает в уме сложные уравнения.
Если неловкость умножить на растерянность, что получится? Среди двух переменных, которая боится больше? Что нужно сделать с терпением во второй части уравнения, если в первой мы его отнимаем?
Все верно, мы две переменные, значение которых друг другу только предстоит узнать. И терпение что у него, что у меня, точно заканчивается.
В какой-то момент его рука все же исчезает и я, повернувшись вслед за ней, оказываюсь в ловушке. Дима нависает надо мной и ждет какого-то подтверждения, наверное, а я его, сама того не зная, даю.
Он целует меня так, что голова начинает кружиться, потолок и пол меняются местами, кружатся и растворяются в его глазах, его дыхании, движении его рук, тех самых, от которых я с ума сходила в семнадцать лет. Я точно знаю, что все именно так и должно было быть. Паззл складывается, и все вокруг – это его части, так что я вижу всю картинку, наконец, впервые в жизни я ее вижу.
Мне хочется сказать ему что-то важное, слова рвутся из груди, из горла, но почему-то никак не могут обрести форму.
– Ты уверен, что любишь меня? – спрашиваю я на выдохе. И слова выходят глухие, еле слышные, мне кажется, что это больше похоже на шепот.
– Конечно.
Он целует меня опять, еще горячее и крепче, а я все пьянею и пьянею от его губ. И не верю, что он целует меня, а я его.
– Я еще не до конца поняла, но по-моему я тоже… Тоже тебя люблю.
Меня заливает краска, сказать это было даже страшнее, чем лечь с ним в одну постель. Я зажмуриваюсь, но он так нежно гладит меня по щеке, заставляя открыть их, что я нерешительно подчиняюсь.
– У нас еще очень много времени, чтобы убрать из этого предложения все слова, кроме трех самых главных, – выдыхает он в мою шею.
А я только согласно киваю. Да, все верно, у нас очень много времени, чтобы всё уточнить и понять. Но, наверное, для этого понадобится всего-то минут пять.
Или две.
Или вот этот поцелуй меня уже убедил…
А потом он ведет руку ниже, целует меня крепче, вздыхает как-то особо хрипло и весь мой мир медленно, ме-е-едленно уходит на второй план, а потом и вовсе меркнет.
Глава 30.
Любовь между мужчиной и женщиной бывает разная, я пришла к этому только в свои двадцать семь. Я наблюдала за родителями, потом за мамой и отчимом, и видела совсем разные модели отношений. Я не знала, какая их них правильная, но следовать не хотелось ни одной, а новую строить я не умела.
Потом появился Фёдоров, там хоть и была любовь, такая юная, почти подростковая, но никаких моделей в ней, конечно, не было.
Лёша задал какую-то свою, новую модель, которая заключалась… в отсутствии модели.
Это был какой-то странный взаимоисключающий микс. Было и партнерство, и отношение свысока, как к ребенку, и «детка, я решу все твои проблемы», и «это вообще не проблема, чтобы ее решать». Были и цветы без повода, и серые, безликие подарки, типа сертификатов в крутые магазины, где я никогда не была. Зная, что я хочу велосипед, он мог подарить мне курс тенниса, потому что решил сам на него ходить, а потом высмеивать ту модель велосипеда, который в итоге я покупала сама. Он мог легко пропустить важную для меня встречу без особых предупреждений, никогда не хотел забирать меня с работы, даже если я просила, и страшно не любил вместе фотографироваться.
Ничего совсем уж плохого, до последнего времени, конечно, но и вовлеченности никакой.
Какую модель отношений задаст Дима, и могу ли я на это повлиять? Вот это вопрос так вопрос.
Пока вместо роз у меня цветы всего мира, частые сообщения, много нежности… и он слушает меня, и слышит.
– Ты думаешь обо мне, я угадал? – его руки опускаются на мои плечи и аккуратно сжимают. Такой секундный расслабляющий массаж и одновременно объятие.
– Какой ты самоуверенный, Фёдоров! – резко поворачиваюсь в его руках и успеваю поцеловать его в щеку. – Не всё же время мне думать о тебе.
– Почему? Я же о тебе все время думаю, – он улыбается какой-то невыносимо теплой улыбкой и у меня щемит в груди. Ну, надо же, кто бы мог подумать, что мы встретимся спустя столько лет, будем работать в одной (его) компании, а расставаться только поздно вечером и далеко не всегда. Мы встречаемся, так это до сих пор называется.
Вот уже неделя прошла после наших жизнеутверждающих, судьбоносных выходных, а я всё поверить не могу. Я его люблю. Надо же. Каждый день пробую это слово на вкус, но ни разу больше не произносила его вслух. Зато в половине случаев опять называет его по фамилии, потому что мне опять это нравится.
– А я думаю о том, кто дал твоей бывшей ключ. О том, что Лёша подозрительно затаился, но это еще явно не конец. А, еще о том, что у нас переговоры скоро. И вообще, соблюдай субординацию!
– Я звонил ей сегодня, как раз хотел тебе рассказать. Она говорит, в почтовый ящик положили конверт с адресом, ключом и запиской. Там была какая-то пафосная речь, что любовь всей ее жизни (это я) пал от чар мошенницы (это ты) и надо его (меня) спасать. Всё чистое, концов нет, отпечатков тоже. На камерах просто курьер, возник ниоткуда, пропал в никуда.
– Это может быть дело рук Лёши. Я говорила, у него руки длинные, но как это доказать? Нельзя же наказать невиновного человека, отдав журналистам на растерзание, – пожимаю плечами я.
-А я бы отдал. Правда последствия непредсказуемы.
– Я подумаю, – отвечаю я, обнимая его еще раз. – А теперь топай работать. Субординация.
А когда в конце рабочего дня я выхожу на улицу, чтобы захватить кофе в ближайшем кафе, меня ожидает очередной сюрприз.
Глава 31.
Я останавливаюсь с попытке выбрать, в какое кафе идти за кофе. Тут есть парочка хороших мест, в одном готовят чудесный тыквенный латте, а в другом не менее потрясающий лавандовый раф. В раздумьях, чего бы мне хотелось больше, я останавливаюсь на ступеньках и тут же вижу направляющуюся ко мне девушку. Я могла бы ошибиться, но не будет человек просто так целенаправленно идти прямо и смотреть мне в глаза, если просто прогуливается мимо.
Я немного напрягаюсь, в конце концов, Лёша многое сделал для того, чтобы расшатать мои нервы, почему бы им и сейчас не шалить.
На вид девушке лет двадцать, у нее светлые волосы, немного раскосые глаза и она вся, просто с ног до головы, бежевая. Внешность довольно экзотическая, слегка восточная, так что волосы точно крашеные. Зачем я это для себя подчёркиваю, интересно?
– Привет, Алиса. Я хочу, чтобы ты исчезла из жизни Лёши навсегда, – заявляет девушка, и я понимаю, что это та самая Анфиса.
Да что мне так на блондинок везет?
Она говорит довольно уверенно, явно заготовленную и отрепетированную заранее фразу. Голос приятный, да и на вид, если убрать мое раздражение, вполне симпатичная девушка, снять бы еще с нее снять этот бежевый аутфит. Хотя, может, это просто защитная реакция и он вполне хорош? Но меня не покидает чувство, что ее лицо просто в фоторедакторе вставили в этот наряд. Слишком уж эти вещи для нее блеклые.. Лёша всегда был фанатом этого цвета на женщинах и вот, пожалуйста, ходячий результат. Еще и имена так похожи, Алиса, Анфиса, очень созвучно. Интересно, специально выбирал?
Это немного улучшает мое настроение, но раздражение никуда не девается
– А ты, видимо, Анфиса. Ну, не могу сказать, что рада познакомиться. Это, конечно, фантастическая наглость приходить ко мне, да еще и с такими просьбами. Но, вот что интересно, я и сама многое бы отдала, чтобы исчезнуть уже из его жизни. И даже пару недель ничего о нем не слышала. К счастью.
Анфиса выглядит удивленной и настороженной. Наверное, она должна бы вызывать у меня что-то посильнее раздражения, например обиду, ярость, желание вцепиться ей в волосы или хотя бы просто послать к черту. Все-таки, мой мужчина изменял мне с ней довольно долгое время, а я тогда его любила, планировала детей и замуж.
Но в итоге все, чего мне хочется – чтобы она забрала Лёшу и держала где-нибудь подальше от меня, даже если для этого его придется приковать наручниками к батарее. Очень соблазнительная идея.
– Я думала, ты хочешь его вернуть, – настороженно говорит мне девушка, хмуря брови и явно что-то прикидывая в голове. – Всё время где-то всплывает твое имя, какие-то фото на его телефоне. Ты говоришь мне правду?
– Нет, конечно! Мне же необходимо стоять и вешать лапшу на ушли любовнице моего бывшего, чтобы… чтобы что, подскажи?
Анфиса на секунду впадает в ступор, а потом как-то сдувается. Опускает плечи, выдыхает, ее брови становятся абсолютно круглыми, а лицо приобретает грустное выражение. Фантастика, расстроенная любовница, вот уж не думала созерцать такое.
– Я думала, это твои происки. А выходит, он сам не хочет от тебя отстать? – ее голос становится грустным и обиженным, как в плохой мелодраме, где второстепенная героиня, обычно злодейка, объясняет свои планы по завоеванию мира главной героине. Чтобы зритель точно все понял, и не пришлось анализировать, ведь это такая тяжелая умственная работа.
– Анфиса, я вообще не обязана с тобой разговаривать и что-то объяснять. Но, на этот раз, сделаю исключение. Я ушла от Лёши, потому что он тиран и диктатор, в тот момент я даже не знала, что он мне изменяет. Он стал портить мне жизнь, я попросила его этого не делать. В силу некоторых обстоятельств, он пропал с радаров, очень надеюсь, что навсегда. А теперь извини, меня страшно раздражает наш разговор, я хочу кофе, и меня ждут. Пожалуйста, если он так тебе нужен, держи его от меня подальше. Я с радостью никогда его больше не увижу.
Я поворачиваюсь, чтобы уйти, и Анфиса не решается меня задерживать. Я почти вижу, как в ее голове активно вращаются шестеренки, как она взвешивает мои ответы, пытается понять, правду ли я сказала. Не хочу больше смотреть на нее, так что уверенно иду налево, в кафе, где продается лавандовый раф. Не хватало еще, чтобы этот разговор лишил меня этого сливочного удовольствия.
В последнее время я стала заметно счастливее и это явно связано с Димой. Выхожу из кафе с двумя стаканчиками, а он уже ждет меня в своей пафосной машине с золотыми дисками. Я уже несколько раз шутила на эту тему, но Дима героически отбивал все мои атаки. Все-таки, он мечтал именно о такой машине очень давно, сам на нее заработал, так что кто я такая, чтобы спорить с этим.
– Привет, свет очей моих. С напитками, собаками и на коньках в наш звездолет нельзя, – говорит он сквозь опустившееся стекло, хитро улыбается и ждет моей реакции.
– Осторожно. Свет очей твоих сейчас выльет тебе этот лавандовый раф прямо на дорогие штаны, в самую опасную зону, потому что раздражена одной внезапной встречей, – говорю я, останавливаясь рядом с пассажирской дверью, которую он тут же выходит для меня открыть.
– Жестокая, жестокая женщина! – он возводит глаза к небу и смеется, а потом захлопывает за мной дверцу. – Кого такого зубодробящего ты успела встретить, раз угрожаешь мне пытками?
– Лёшину любовницу.
На этом моменте Димины брови поднимаются так высоко, что грозят побить мировой рекорд, если такой существует. Я рассказываю ему все, как было и мы приходим к выводу, что она вполне могла быть искренней. И думать тут особо не о чем.
Но мысль о том, что Лёша опять что-то планирует, все активнее и активнее крутится в моей голове.
Глава 32.
– Почему он бездействует?
Я расхаживаю по своему относительно новому кабинету, скрестив руки на груди. Аня впервые у меня в гостях на новом месте, восседает в мягком кресле и задумчиво покусывает нижнюю губу. Мы раньше часто обсуждали насущные проблемы вот так, диалогом, за чашкой кофе.
– Может он успокоился и все-таки решил оставить тебя в покое? – предполагает она.
– Маловероятно. К чему тогда любовница приходила? Говорила, что у него какие-то мои фотки, что говорит что-то обо мне… Не сходится.
Я хмурюсь, перебирая пальцами в воздухе. В груди разливается нервозность, она какая-то нетерпеливая и липкая, облизывает ребра изнутри. Мне страшно не нравится это затишье, оно обычно бывает перед бурей.
– Окей, давай вместе подумаем, что он может сделать?
– Попытаться еще раз меня уволить, – предлагаю я вариант. – Но тут разговором с боссом не обойдется, это все-таки Дима.
– Хорошо, увольнение не подойдет, тогда что? – Аня отпивает кофе из чашки, чёркая ручкой в блокноте.
Это такой формат брейнсторминга, который мы раньше часто использовали в учебе, а потом и на работе. Словесный пинг-понг, очень хорошо суммирует данные, собирает даже самые мелкие идеи в одну большую картинку, да и две головы всегда лучше одной.
– Разорить компанию? Но тут все кристально чисто, я проверяла, наши юристы смотрели, Ахмедова лично копала и ничего не нашла. Подставу мы раскусим, раз ждем. Как еще можно навредить компании?
– О, Ахмедова, это которая гений в сером бизнесе? Ну, тогда в самом деле чисто, она умеет раскапывать грязное бельишко. Что еще… Сайт хакнуть, базы данных клиентов, вот это вот всё.
– Тут вроде тоже все надежно, Дима же с Фадеевым дружит, помнишь, в нашей параллели был коротышка такой? Мы в школе все вместе учились.
– Конечно, помню, это же тот компьютерный гений. Его рожа еще со всех столбов одно время смотрела. Слушай, вот же выпуск у нас удачный, да? Сколько светлых голов.
Когда я думаю про светлую голову, я сразу представляю Лёшу, который гордился тем, что он натуральный блондин, которых сейчас немного осталось.
Он на полном серьёзе говорил что-то о нордической красоте, которая в дефиците и сокрушался, что у меня волосы темные, ведь для генетики это шанс на шаг влево от блондинистого наследия. Бррр. Аж мурашки по коже, как же я долго терпела это всё, не понимая, что он буквально красным флагом с надписью «абьюзер» передо мной размахивал.
– Вернемся к нашим баранам. Одному конкретному. Что еще? – вопросительно смотрю на Аню. Давай, мегамозг, думай. Мы же два самых крутых аналитика нашей параллели.
– У нет на тебя ничего серьёзного? Фото, видео, может письма какие компрометирующие? Не подумай ничего плохого, я просто и со шкафами с толпой скелетов буду тебя любить, – Аня улыбается так лучезарно, что я тоже начинаю улыбаться.
– Никаких компроматов. Я чиста аки ангел, никаких грешков за мной нет.
Это правда, у меня была довольно правильная и честная жизнь, все по правилам, никаких темных делишек и особых потребностей. И сейчас я очень себе за это благодарна.
– Умница, детка. Тогда что, самый вероятный вариант – по информационной безопасности. Просто предупреди Фадеева и дело с концом, он профессионал. Ну и сама по темным переулкам не ходи.
– Меня обычно Дима отвозит. Кстати, где он? Опаздывает, – смотрю на часы, и правда, уже полчаса как должен за мной заехать. В груди шевелится непонятная тревога, ведь он никогда не опаздывает, даже на пробки время закладывает правильно.
Именно в этот момент телефон пищит, оповещая меня о новом сообщении, и я судорожно сглатываю. На экране высвечивается сообщение от Лёши.
«Передавай привет своему птенчику. Надеюсь, он себя хорошо чувствует.»
Сердце падает, я начинаю судорожно соображать, что делать дальше. Показываю сообщение Ане, и она тоже начинает искать варианты.
Все наши мысли были о нанесении вреда компании, но ни одна из нас не задумалась о нанесении физического вреда ее владельцу.
Димин телефон оказывается вне зоны доступа, после отъезда с выставки его никто не видел, а было это три часа назад. Я думаю о самом плохом, заламываю руки, Аня отпаивает меня водой и Валокордином, который раздобыла у кадров, утверждая, что он не мог сделать ничего серьёзного.
Этого просто не может быть. Это просто Лёша, да, со связями, да, какой-то неадекватный, но все еще не криминальный авторитет, а мальчик из хорошей семьи. Возможно, у него извращенное понятие о справедливости, но до членовредительства он дойти не должен. Я слушаю ее и пытаюсь не скатиться в истерику.
Спустя еще час, в мой кабинет заходит секретарь. Несколько секунд она вся собирается с духом, тем самым просто уничтожив мои нервы, как-то мнется, но потом все-таки находит слова.
– Алиса, Дмитрий в больнице.
Глава 33.
Я не помню, как собираюсь, как еду в больницу, как спрашиваю, где находится Дмитрий Фёдоров. Клиника большая, явно платная, потому что внутри нет ничего похожего на наши обычные больницы. Я насмотрелась на них, когда мама сломала ногу в нескольких местах, со смещением и всеми пирогами, так что отлично помню все эти страшные душные коридоры с окошком в самом конце. Иногда даже с решеткой, наверное, чтобы не сбежали.
А тут явно кондиционеры, много окон и отличный свет, правда, совсем белый, но больница все-таки, ничего удивительного. Я пытаюсь думать о всякой ерунде, рассматриваю жалюзи, халаты медсестер, лишь бы не сойти с ума от волнения. Где ты, Дима? Что он с тобой сделал?
– А вы кем приходитесь пациенту? – спрашивает меня строгая дама в приемной.
– Я его девушка, – сиплю я и понимаю, что меня к нему, наверное, теперь не пустят. Пускают ведь только родственников, я ведь откуда-то это знаю, хоть и не помню откуда. Но в этот момент выражение лица женщины в больничном халате меняется на сочувствующее и это просто выбивает меня из равновесия.
И вот я стою перед палатой в полной панике и никак не решаюсь войти. А вдруг он при смерти? А вдруг у него множественные переломы? Мозг рисует мне ужасающие картины, в горле стоит ком, и я каждую секунду одергиваю себя.
Не плачь, Алиса. Нельзя плакать.
Толкаю дверь и захожу в двухместную палату, такую белую и светлую, что даже непривычно. Пищат какие-то приборы, а многочисленные трубки и проводки из них тянутся к единственному, почти полностью перебинтованному человеку.
Сердце падает опять, грудь стягивает железным обручем так, что невозможно дышать. Да ничего вообще невозможно, в этот момент мне кажется, что даже кровь перестала циркулировать в моем теле и просто застыла, как и дыхание, как и сердцебиение. Я просто стою и бессмысленно смотрю на человека на больничной койке, не в силах шелохнуться. Не плакать, Алиса. Нет.
Боже. Я встречалась с человеком, который сделал такое. И сделал это с мужчиной, которого я люблю, без всяких «наверное» и «не уверена». Это просто катастрофа, какой-то кошмарный сон, нелепый и ненастоящий.
Я делаю крошечный шаг, потом второй, и ловлю себя на мысли, что даже ноги задеревенели и совсем не идут. Ну давай, шаг, еще шаг.
Все же подхожу к кровати, дрожащей рукой касаясь кусочка незабинтованной кожи на его руке, очень осторожно, боясь сделать больно. Но вдруг понимаю, что он спит или без сознания.
Без сознания, ну как же так, а?
Лёша, сволочь, чертов садист и бандит, ну держись, ну я тебе сделаю… Все сделаю, чтобы разнести твою жизнь на тысячу кусочков. Ничем не погнушаюсь.
Я сжимаю кулаки до красных полумесяцев от ногтей на ладонях, но это совсем не отрезвляет, делает только хуже.
Слезы сами катятся по щекам, размазывая тушь и пудру. Плевать. Он все равно не может сейчас этого увидеть.
– Алиса? – произносит голос за моей спиной, и я вся напрягаюсь, застываю соляным столбом посреди палаты, не в силах даже вздохнуть.
Я не тороплюсь оборачиваться, потому что, стоит мне это сделать, и я узнаю, кто его обладатель. Вдруг я ошиблась? Вдруг воспалённое сознание играет со мной?
Зажмуриваю глаза напоследок и храбро оборачиваюсь.
Вот он, стоит в двух шагах от меня, Дмитрий Фёдоров, моя первая любовь и причина множества бессонных ночей, слёз в подушку и последних недель абсолютного, незамутненного счастья.
Тот самый, который вырос, возмужал, стал еще красивее и руководит компанией.
У него разбита губа, ссадина на скуле, сбиты костяшки пальцев, но он стоит на своих двух и даже улыбается.
Колени подгибаются от недоверия, возмущения и облегчения. И через секунду я уже в его объятиях, смеюсь, рыдаю и пытаюсь понять, можно ли его побить или у него есть какие-то повреждения, которые и так причиняют ему боль.
– А это тогда кто? – я всхлипываю, и тычу в пальцем в забинтованного мужчину справа.
– Это двухместная палата, других не было, а они отказались отпустить меня и положили на несколько часов сюда после МРТ и рентгена. Понаблюдать, – пожимает плечами Дима.
– Я думала это ты. Секретарь сказала, что ты в больнице, – я закрываю лицо руками и ожесточенно тру его. Конечно же, это нервное. Какое же еще.
– Я оставлял ее телефон как контактный для таких случаев, – согласно кивает Дима. – Мой они забрали сразу, даже позвонить тебе не успел.
– Да черт с ним, с телефоном. Я так испугалась, думала, поседею, пока сюда ехала. Никаких подробностей по телефону! А мы с Аней как раз обсуждали, почему Лёша затаился. Это же был он?
– Это была пара крепких ребят, которые передали от него привет. Ты заметила, он все время передает приветы? Просто идиотская привычка, – Дима как-то неосторожно дергает губой и хмурится, видимо, сделав себе больно.
– Он написал мне сообщение. Интересно, его можно использовать в суде? Наверное, нет… Что у тебя с повреждениями? – задаю я кривой и некрасивый вопрос, но он понимает о чем я.
