Читать книгу: «Игра на выбывание. и другие истории», страница 4

Глава 8. «Welcome to my world»

Сонный захолустный городишко встретил их серыми пятиэтажками и пыльными улицами, по которым лениво ползли, объезжая колдобины, грязные машины общим количеством не более десяти.

Несколько раз им пришлось останавливаться, чтобы спросить случайных прохожих, как проехать по адресу, указанному Ником в письме. Те давали сбивчивые объяснения, упоминая ориентиры, известные лишь посвященным. Андрей уже отчаялся запомнить, сколько надо проехать после «синей школы» и в какую сторону повернуть перед «старой почтой». Но тут им попалась немолодая женщина в зеленом пуховике, которая, услышав адрес, сразу спросила, не ищут ли они Николая, учителя. Оказалось, что она живет неподалеку от их места назначения и как раз едет домой.

Они тряслись по ухабам грунтовой дороги, в которую внезапно превратилась центральная улица, слушая рассказ о том, что ее внучка Кира учится у «Николаиваныча», и что он ей (внучке) нравится, и как жаль, что он одинокий, да еще и выпивает, и что он мог бы стать директором, если бы не выпивка, а вон и его дом, и спасибо, что подвезли, а вы ему, случайно, не родственники?

Кое-как распрощавшись с разговорчивой провожатой, они подъехали к одноэтажному кирпичному домику под коричневой металлической крышей и вышли из машины. Перед обшарпанными светло-зелеными воротами стояла неопределенного цвета «Лада Гранта», над которой из палисадника нависала одинокая голая вишня. Кругом валялась бурая, схваченная морозом, листва. Очень близко залаяла собака внушительных, судя по голосу, размеров. Пахло топящейся где-то рядом баней.

Андрей подошел к воротам и позвонил в звонок. Прислушался. Нажал еще раз. Поняв, что звука нет, постучал.

Надя, молчавшая последние полчаса, сказала:

– Я так волнуюсь, будто не к бывшему классному руководителю приехала, а к Господу Богу.

– Остается надеяться, что это не Бог Ветхого Завета, – попытался пошутить Сашка, но его спутники даже не улыбнулись. Как только они въехали в К-ск, Андрей вдруг снова стал напряженным и молчаливым, и Сашка даже подумывал, не начать ли снова развлекать его разговорами.

Хлопнула входная дверь, послышались шаги, в замке повернулся ключ, калитка открылась, и они увидели Ника.

Существует расхожее высказывание о том, что одно и то же дерево каждый человек увидит по-своему. Некоторый философы утверждают, что два человека в принципе не могут видеть мир одинаково. Даже цвета каждый воспринимает индивидуально, лишь в общих чертах соглашаясь с принятой классификацией: «этот синий, а вот этот красный».

Возможно, эти мыслители правы, а наши трое друзей были редким исключением, лишь подтверждающим общее правило. Потому что каждый из них в тот момент увидел и почувствовал совершенно одинаковые вещи.

Они смотрели на немолодого, высокого, широкоплечего мужчину с черными с проседью волосами и правильными чертами лица, в зимней «аляске» поверх футболки и трико, а видели свое детство, сорок вторую школу, одноклассников и все то, чего уже никогда не вернуть, как бы сильно этого ни хотелось.

Ник смотрел на них и, казалось, не мог подобрать подходящих слов для приветствия. Наконец он заговорил, и им почудилось, что в его голосе помимо волнения было что-то еще. Что-то едва уловимое и вроде бы совершенно неуместное.

Мог ли это быть страх?

– Ребята! Вы смогли… Я… Вы не представляете, что это для меня значит! Пожалуйста, заходите!

Ник сделал было шаг в сторону, чтобы пропустить их вперед, но передумал и раскрыл объятия. Сашка, Надя и Андрей по очереди обняли своего классного. Его руки были крепкими, а спина широкой, от него пахло теплом, табаком и собачьей шерстью. Надя вдруг вспомнила отца и почувствовала, как увлажнились глаза.

Они прошли по бетонной дорожке, стараясь обходить покрытые инеем кучки бурых листьев, мимо вольера с огромным грустноглазым кавказцем и вошли в дом.

Ник взял Надино пальто и повесил на вешалку в прихожей; мужчины разделись сами.

– Welcome to my world, dear friends!¹⁸ – сказал Ник и пригласил их следовать за ним.

Проходя по коридорчику мимо ванной и кухни, ребята смущенно улыбались и оглядывались по сторонам.

– Не похоже на Вашу саратовскую квартиру. – Сашка украдкой покосился на мусорный пакет и шеренгу пустых бутылок, выстроившихся вдоль стены в коридоре. – Но здесь попросторнее будет. Только вот потолки немного давят. Почему же Вы, все-таки, переехали? И где Тамара Михайловна?

Ник сделал вид, что не заметил Сашкиного взгляда.

– С Тамарой мы разошлись. А насчет переезда… Это долгая история. Пойдемте в гостиную, поговорим обо всем за чаем. Или вы посущественнее что будете?

– Спасибо, Николай Иванович, Надя нас плотно накормила перед выездом, – ответил за всех Андрей, очень надеясь, что вопрос был именно о еде. Он не очень хорошо представлял себе, как они сядут за бутылкой со своим бывшим классным. А еще он вдруг понял, что ели-то они уже давненько – путь через туман со всеми вынужденными остановками занял у них почти четыре часа. И это всего сто пятьдесят километров!

– Что ж, значит, чай. Или, может, кофе?

Получив от всех заказы по напиткам и количеству сахара, Ник ушел греметь посудой на кухню. Сашка услышал, что первыми загремели пустые бутылки – видимо, Ник убирал их под мойку или еще куда-то.

«Не судите, да не судимы будете», – вдруг вспомнилось Сашке. Он грустно усмехнулся этой своей мысли. Веришь ты или нет, а библейские цитаты годятся ко многим жизненным ситуациям. Как, впрочем, и любые цитаты.

Они сидели на диване рядом с дверью и осматривали гостиную.

С подставки напротив дивана на них смотрел черный плоский глаз телевизора. Справа от него, перед одним из трех узеньких окошек, впускавших в комнату тусклый солнечный свет, стоял небольшой письменный стол с открытым ноутбуком и кучей каких-то бумаг.

«Как мало света», – подумала Надя. – «И потолки такие давящие».

Внимание Андрея сразу привлек книжный шкаф у стены справа, в котором он различил белые корешки собраний Ремарка, Солженицына и Мастеров американской фантастики – все в мягком переплете. Отдельную полку занимал Стивен Кинг, причем, исключительно англоязычные издания. (Андрей и сам не любил читать Короля на русском – при этом терялась половина его прелестей. Правда, подростком глотал книгу за книгой в паршивеньких переводах издательства «Кэдмен» – и не жаловался. Но тогда он вообще ничего по-английски еще не читал).

Напротив шкафа, слева от дивана стоял старый сервант, за стеклянными раздвижными дверцами которого пылились фужеры, рюмки, какие-то ракушки, да блестел полупустой графин. В углу, рядом с сервантом, было еще одно узенькое окошко – видимо, то самое, что выходило во двор у калитки. Но особого света оно не прибавляло.

Андрей взял с подлокотника дивана книгу, заложенную посередине. «Имя Розы» Умберто Эко. Он много слышал о ней, но еще не успел прочесть. И фильм не смотрел. Когда все это закончится, обязательно возьмет ее в библиотеке рядом с домом.

Тем временем Ник вернулся с разделочной доской, на которой стояли бокалы разной величины и цвета. Подарки учеников, предположил Андрей. Гости разобрали по бокалу. Ник взял оставшийся, пододвинул от окна стул, сел напротив них и с плохо скрываемым волнением переводил взгляд с одного на другого.

Первым тишину нарушил Андрей:

– Я должен был давно позвонить Вам, Николай Иванович. Я ведь тоже стал учителем. Кто бы мог подумать, да?

Ник странно улыбнулся и ответил:

– А я всегда видел в тебе эту тягу, Андрей. Ты прирожденный учитель. Думаю, дети тебя любят.

– Ну, по-всякому, конечно, – заскромничал Андрей. – Но, в основном, да.

Сашка и Надя уже приготовились отвечать на вопросы о своей карьере, когда Ник вдруг сказал:

– Я так рад, что вы все-таки смогли… вырваться и навестить меня. Вы не представляете, как много это для меня значит.

Гости понимающе закивали, а Андрей решил, что пора перейти к делу:

– Вы знаете, почему мы здесь, Николай Иванович, – сказал он, ставя полупустой бокал на подлокотник рядом с книгой Эко.

– Да, конечно, знаю… – Ник встал со стула и отошел к угловому окошку.

– И что Вы обо всем этом думаете? – спросил Сашка.

– Думаю, что жизнь чертовски странная штука…

Надя, не притронувшаяся за все это время к своему чаю и во все глаза таращившаяся на Ника, вдруг вскочила с дивана, расплескав часть содержимого бокала.

– Это ужасно, Николай Иваныч! И это все не случайно! Мы все в опасности! И Вы тоже! Нам нужно что-то делать, и Андрей считает, что Вы можете найти решение!

Она повернулась к Андрею, ища поддержки. Сашка тоже посмотрел на него, мол, выкладывай.

– Да, – сказал Андрей. – Я не знаю почему, но все мы видели Вас во сне, а мне Вы продиктовали свой e-mail, когда я не смог найти Вас в сорок второй.

– Велики и чудны дела Твои, Господи! – вполголоса пробормотал Сашка и отхлебнул свой кофе.

Они все молчали, ожидая ответа Ника. Надя снова села на диван между мужчинами. Ник стоял у окна и, казалось, прокручивал в голове возможные варианты развития событий.

Наконец, когда тишина стала казаться невыносимой, он сказал:

– Ребята, я хочу вам кое-что показать.

Все трое сидели, молча наблюдая, как Ник подходит к книжному шкафу и достает с верхней полки пухлый темно-коричневый фотоальбом. Он постоял с ним в руках в некоторой нерешительности, и Андрею на миг показалось, что Ник собирается поставить его на место. Но тот подвинул стул поближе к дивану и сел рядом с ними, положив альбом на колени.

– Это альбом с моими классами. Я храню в нем все фотографии своих выпускников. Не против, если мы его полистаем вместе?

– Конечно! – Сашка был искренне рад сменить тему и протянул руки за альбомом. – Я сам уже хотел спросить, не сохранились ли у Вас наши фотки.

Ник внимательно посмотрел на Сашку, улыбнулся, но альбом не отдал.

– Если вы не против, я покажу вам его с конца, в обратной хронологии.

Не дожидаясь ответа, Ник открыл последние страницы.

С цветной фотографии почти во весь альбомный лист смеялись ребята и девчонки в яркой летней одежде. Они стояли в разных позах вокруг нарисованного на асфальте огромного малинового сердца с надписью: «НИКогда не забудем!!! We LOVE you!!! 11А. Выпуск 2018».

– Это мой последний выпуск. После них я уже не брал классов. Я теперь просто учитель английского.

– Веселые ребята. Сразу видно, что дружные, – сказала Надя, рассматривая фото. – И мальчиков больше, чем девочек. Прямо как у нас.

Ник кивнул и перевернул назад несколько страниц с теми же ребятами, но в парадной форме с лентами, в костюмах у елки, в поезде, на Красной площади, в лесу. Ребята молодели с каждым поворотом страницы. Потом появилось фото с новыми лицами.

– А эти были до них. Ох и шалопаи – попили они моей крови! Но на выпускном плакали и они, и я.

Андрей, Сашка и Надя задумчиво рассматривали лица ребят, невольно сравнивая их с собой и своими школьными товарищами.

– Это какой, получается, год? – спросил Сашка.

– Две тысячи одиннадцатый. Но этих я довел только до девятого класса. Они почти все ушли из школы после девятого, и мне дали новый пятый.

– Повезло… – Андрей ощущал нарастающее возбуждение, но не мог понять его причину.

Он украдкой посмотрел на Надю. Та сидела, притихшая, и бросала нервные взгляды то на Ника, то на Андрея. Только Сашка явно чувствовал себя в своей тарелке.

– И сколько же их было после нас? – спросил он.

Ник поднял глаза от альбома, и Андрей увидел в них что-то, очень похожее на… сочувствие?

– Всего было четыре выпуска. Три полных – с пятого по одиннадцатый – и один вот этот, «экспресс».

– Это двадцать шесть лет, – на лету сосчитал Сашка. – Значит… – и осекся. – Что-то я не понимаю… Так если мы были первыми, то тут что-то не сходится…

Ник ничего не ответил, продолжая листать альбом в сторону начала.

Цвета фотографий становились бледнее, одежда старомоднее, лица школьников серьезнее. На самой первой фотографии, почти черно-белой, настолько ее качество отличалось от тех, что были в конце альбома, около пятнадцати мальчишек и девчонок стояли на ступеньках школы. Их прически, портфели и одежда были почти одинаковыми. Только лица выделялись на общем сине-бело-коричневом фоне.

Лица были серьезными, торжественными и… чужими.

Как и само здание школы.

Гости с недоумением смотрели на своего классного руководителя.

– Ник… Николай Иваныч… Но это же… – заикаясь начала Надя.

– Не вы, – закончил за нее Ник.

Глава 9. Правила игры

В комнате воцарилась гробовая тишина.

Каждый из ребят пытался осмыслить только что услышанное. Происходящее вдруг показалось им дико сюрреалистичным, будто они внезапно попали в чужой сон. Или проснулись, чтобы увидеть, что реальность еще причудливее, чем сновидение.

– Я… Я не понимаю… – пробормотал Андрей. – Как это может быть?

Ник сделал глубокий вдох, будто перед погружением в воду, и заговорил:

– Я никогда не работал в сорок второй, ребята. Я вообще не работал ни в одной из саратовских школ. И у меня никогда не было вашего класса, в буквальном смысле. Но я, все-таки, ваш классный руководитель. И даже больше. Кажется, я создал всех вас.

Все трое, раскрыв рты, уставились на мужчину с альбомом, который внезапно из совершенно нормального старого знакомого превратился в сумасшедшего.

– Что Вы такое говорите?! – Надя завертела головой вправо-влево в поисках поддержки. Сидящие по бокам от нее Андрей и Сашка не могли найти слов и лишь таращились на Ника. – Николай Иваныч, пожалуйста, прекратите эти глупые шутки!

Ник наклонился вперед, чтобы обнять Надю за плечи, но та вырвалась, вскочила с дивана и отбежала к окну. Ник вздохнул и весь как-то ссутулился.

– Послушайте меня, ребята. Я прекрасно понимаю, как все это выглядит со стороны. Но я не шучу. И я в своем уме, хотя, увидев вас, сперва подумал обратное. Вы должны меня выслушать, а потом уже сделать свои выводы.

Он умоляюще посмотрел на каждого, как бы спрашивая позволения продолжать. Ответом ему было молчание, и он продолжил:

– Несколько лет назад я задумал написать роман. Как бы подвести итог. Своей педагогической деятельности, своей жизни, не знаю даже точно, чему именно, но некий итог. Своего рода черту. И тогда я увидел в своем воображении вас. Тебя, Андрей, тебя, Саша, тебя, Надя, и всех остальных: Машку, Свету, Рустама, Диму, Алису, Игоря, Антона, Сергея, Семена, Риту – всех вас. Я видел вас, как наяву. С вашими характерами, привычками, причудами, со всеми вашими сложными взаимоотношениями. Вы были настолько реальны, что иногда я даже начинал верить, будто, в самом деле, когда-то учил вас.

Я начал писать. Слова лились бурным потоком, заполняя строчку за строчкой, абзац за абзацем, страницу за страницей, словно кто-то диктовал мне их, водил моей рукой, словно все вы лишь ждали своего часа, чтобы родиться, прийти в этот мир.

Я писал и чувствовал, что создаю жизнь.

А еще я заметил, что каждый из вас как бы впитал частичку меня. Такого, какой я есть. И того, каким я мог бы быть. В каждом из вас я видел отражение какой-то своей грани, как во множестве капель воды, разбрызганных по столу.

И я полюбил всех вас. Ведь вы – это, в конечном итоге, я сам.

– Как это объясняет все смерти? – хлестко, как следователь, произнес Сашка, вонзив испытующий взгляд в незнакомца, сидящего напротив.

– Дело в том, что вся история моей жизни устлана разбитыми мечтами и стремлениями. Думаю, я не уникален в этом. Только вот я решил перенести это на бумагу. И я писал, как одна за другой умирали мои юношеские мечты. Мечты о военной карьере, о спорте, о счастливой семье, о жизни за границей, о дружбе, о счастье. Только умирали они в лице ребят из «моего» класса. В вашем лице. Не всегда в точной хронологии, но каждая смерть символизировала следующую ступень моего внутреннего распада.

– Это жестоко. Очень жестоко… – пробормотала Надя, по-прежнему стоя у окна. – И это так… нелепо. Почему мы должны Вам верить?

Ник тоже встал и прошелся по комнате. Ребята не сводили с него глаз.

Каждый из них мечтал сейчас проснуться от этого безумного сна и оказаться дома, в привычной реальности, какой бы суровой она ни была. Никакая реальность не могла сравниться жестокостью с миром, который пытался изобразить этот странный человек.

Ник остановился у книжного шкафа, сформировав равнобедренный треугольник: Сашка и Андрей на диване, Надя у окна, а он сам – на равном расстоянии от двух других вершин.

– Вы не смогли найти меня в сорок второй, так? – спросил он.

– Это ничего не доказывает, – возразил Сашка. – Секретарь не сказала Андрею, что Вы там никогда не работали. И, кроме того, как «Ваша» сорок вторая могла попасть в «нашу» реальность? Это если верить тому, что Вы сейчас рассказываете. Но я не верю этому ни на грамм.

– Я сам с трудом верю, Саша. И мне тоже не понятно, как вы смогли связаться с «моей» реальностью. Но я думаю… Нет, я уверен, что вы пришли, чтобы спасти меня. Кто-то или что-то пожелало остановить меня на пути саморазрушения, когда я уже подошел к финишной черте.

– Я по-прежнему далек от того, чтобы поверить, что я книжный персонаж, а не личность! – Сашкин голос звучал скептически, но в глазах его был детский беззащитный страх. Страх перед правдой, которую вдруг во всей голой красе представили твоему неподготовленному взору.

– Ты личность, Саша. Вы все личности, ничуть не меньше, чем я сам. Позвольте мне показать вам еще кое-что.

Ник взял стул, подошел к стоящему на столе ноутбуку, пощелкал мышью и пригласил ребят подойти поближе. Мужчины поднялись с дивана и окружили Ника с флангов, Надя осторожно отошла от окна и встала позади сидящего хозяина – треугольник превратился в жирную точку.

На экране был открыт вордовский документ, озаглавленный «Игра на выбывание. Роман-автобиография». Ник медленно пролистывал страницу за страницей, пока ребята читали историю своей школы, своего класса, свою историю. Знакомые имена, знакомые события – такие, какими они помнили их с юности – вновь оживали в их памяти.

– Извините, Николай Иванович, но это ничего не доказывает, – сказал Сашка. – Такое мог написать любой из нас. Это же наше общее прошлое.

– Ты прав, Саша, – Ник не поворачивал к ним головы. – А теперь разрешите пролистать вперед и показать вам отдельные страницы.

Все трое молчали. Андрей не проронил ни слова с того самого момента, как Ник начал свое безумное откровение. Он был мрачнее тучи, и Надя с замиранием сердца пыталась поймать его взгляд. Но Андрей смотрел на экран ноутбука так, словно видел там лютого врага. Надя стала шептать про себя одну из бабушкиных молитв.

– Вот здесь про Димку, – Ник остановился на странице, где была описана гибель Димки Штепо. – Я написал это, еще не зная, что пишу о себе. На самом деле, сначала я задумал просто детектив с элементами мистики. Но постепенно стало приходить осознание, что это нечто большее, чем просто моя фантазия. Димка мечтал стать военным, как я. Его мечте не суждено было исполниться.

Он пролистал еще несколько страниц.

– А вот здесь Светка. И Рустам. Закончив эту часть, я вдруг увидел аналогию. Плавание и семья – и то, и другое для меня на тот момент осталось в прошлом. Но я тогда не придал этому большого значения – в конечном итоге, любой автор, что бы он ни писал, все равно пишет о себе.

Алиса Бернштейн. Дойдя до нее, я уже подозревал, что тут не просто случайная фантазия. Мечты о жизни за границей, разбившиеся о жестокую действительность… Я буквально ощущал боль утраты, когда писал эти страницы. А еще она очень похожа на мою дочь Ингу.

– Я помню Ингу, – вставила Надя.

– Да, конечно, ведь ее я тоже упоминал в своей книге. Вообще я не многое поменял в своей личной истории, когда писал ваши школьные годы. Только город и школу, но ведь я и сам учился в сорок второй, когда жил в Саратове.

– Кстати, Вы так и не ответили, почему переехали, – сказал Сашка. – Но теперь у меня появились куда более насущные вопросы.

– Я отвечу, но сначала давайте закончим с этим. – Ник продолжил листать документ. – Игорь Калугин, предприниматель. Единственный из вас, кто действительно разбогател. Эта моя мечта была обречена с самого начала, но понял я это достаточно поздно. Он заболел СПИДом, но вы этого не знали.

Надя и Сашка переглянулись, потом посмотрели на Андрея. Тот по-прежнему глядел на экран, почти не моргая.

– Семена Болдырева убили в уличной перестрелке в Казани. Рита… Рита Иванова умерла в Воронеже от воспаления легких – врачебная ошибка. Они оба работали переводчиками. Да, Андрей, я тоже мечтал стал переводчиком, как все студенты иняза, и эта мечта умерла относительно недавно.

Губы Андрея исказило подобие саркастической усмешки. Надя почувствовала, как по ее спине побежали мурашки. Она никогда не видела Андрея таким. Повинуясь внутреннему порыву, она положила руку ему на плечо. Андрей вздрогнул, коротко посмотрел на нее, и она прочла в его глазах благодарность. Затем он снова повернулся к монитору.

Ник продолжал листать.

– Вы все помните Сергея Макарова – как он не пропускал ни одну юбку. Я написал, что он умер от передозировки героином в собственной квартире в Москве, на самом же деле в нем умерла моя донжуанская натура. Умерла слишком поздно и обошлась мне слишком дорого…

Ник замолчал. Молчали и гости. За окнами, поднимая пыль и дребезжа рессорами, проехал грузовая ГАЗель. Залаяла собака.

– Антон Рыжков, – наконец продолжил Ник. – Активный, жизнерадостный, дружелюбный – он символизировал все то, что я потерял, окончательно разочаровавшись в жизни и в людях. Я одинокий циник, а он был моей полной противоположностью.

Машку Стрельникову я написал в самом начале, вместе со всеми вами. Но, только дойдя до сцены ее гибели, понял ее роль…

– Она общалась со всеми. – Голос Андрея прозвучал необычайно низко. Сашка в недоумении обернулся к своему бывшему однокласснику.

Ник тоже прервал объяснения и посмотрел на Андрея, стоявшего за его левым плечом.

– Да, Андрей, – сказал он. – Маша была объединяющим фактором, душой вашего класса. А значит, и моей душой… И я думал, что с ее гибелью все начнет распадаться со скоростью звука.

– Но Вы ошиблись, – произнес Андрей на этот раз обычным своим голосом, только очень тихо.

– Я ошибся, – повторил за ним Ник. – И это лучшая ошибка в моей жизни. Или промысел Божий, или воля судьбы, или еще что-то, чему пока не придумано названия. Но суть в том, что после Машки все пошло иначе, чем я задумал.

– А как Вы задумали? – Из Сашкиного голоса полностью исчез сарказм – теперь он говорил, как ученик, просящий учителя разъяснить сложный момент в грамматике английского языка.

– Ты, Саша, должен был разбиться в автокатастрофе. Как Машка. Только, судя по всему, ты не захотел разбиваться.

Ник повернулся и поднял глаза на Сашку. Тот стоял бледный, как мел, глядя на открытую Ником страницу. Его руки вцепились в спинку стула. Впервые за весь этот безумный день он не нашелся, что сказать.

– А я? – спросил Андрей так тихо, что Ник не услышал бы, не склонись тот почти над самым его ухом. – Что должно было случиться со мной?

– Ты… Ты должен был покончить с собой. Прости, Андрей…

Лицо Андрея побледнело, как полотно. Глаза сверкали странным, нечеловеческим светом на фоне обескровленной кожи. Со стороны он выглядел как мертвец или демон, склонившийся над левым плечом человека за компьютером. Он будто сам попал на ту иллюстрацию из библиотечного подвала.

Наконец Андрей произнес еле слышно:

– Но я не покончил с собой. Пока… не покончил.

– Андрюша!… – Надя крепче сжала руку на его плече. Ей показалось, что ее пальцы сквозь одежду чувствуют исходящий от Андрея холод. Холод мертвого тела. Надя встряхнула головой и зажмурилась, чтобы прогнать эти страшные мысли.

Ник снова заговорил, не сводя глаз с Андрея, и в его голосе вдруг послышалась командная твердость:

– Ты не сделаешь этого, Андрей. Ты оказался сильнее. Вы трое намного сильнее, чем можете себе представить.

– А что же Надя? – вдруг спросил Сашка. – Что насчет нее? Почему с ней все в порядке?

Все трое устремили взор на Ника в ожидании ответа. Тот молчал, отвернувшись к монитору. Потом встал и прошел мимо них к окну, избегая встречаться с ними взглядом.

– Надя… – начал было он, замялся, подошел к серванту, посмотрел на графин, облизнул губы, снова вернулся к окну и, глядя в пол, сказал: – Надя должна была всех вас убить.