Читать книгу: «Борщ для души. Рассказы», страница 3

Совсем не про школьные уроки

Иван Николаевич стоял лицом к окну и смотрел на молодые деревца в школьном саду, а мы в это время писали самостоятельную работу.

Я была самая младшая в классе, а все потому, что в деревне, из которой мы приехали, детей в первый класс собрали всех, кому уже было семь с половиной, семь и, как мне, шесть. А в городе на второй год оставлять не стали, так я и училась с теми, кто был на год-полтора меня старше. Но с моим характером ещё не известно, кому было проще.

Задание было не сложное, и я старательно выводила слово за словом о том, какие бывают деревья в нашей местности и почему им, деревьям, так хорошо у нас живётся.

– Заканчиваем писать и сдаём тетради, – Иван Николаевич повернулся к классу как раз в тот момент, когда я хотела посмотреть, что написала моя соседка Лидка, – Люба, не надо списывать. Давай свою тетрадь.

– Да я не списывала, я только проверить хотела, правильно ли она написала.

– Я сам проверю ваши работы. А ты, Любаша, пойдём к доске, расскажешь нам о том, какой представляли люди землю в древние времена.

Я глубоко вздохнула, шумно выдохнула и, одернув платье и фартук с оборками, который мне мама сшила, пошла к доске, на ходу вспоминая то, о чем вчера вечером читала. А читать пришлось вслух, так как папаня пришёл с работы и велел сидеть рядом с ним и учить уроки.

– Древние люди думали, что земля плоская и стоит на трёх слонах… – «а почему, собственно, древние? Разве маманя древняя? Она у меня вон какая красавица!»

Я вспомнила маманю, у которой теперь бываю только на каникулах, ее тёплый взгляд и глубокий бархатный голос, а ещё удивительные большие хлеба, вкуснее которых я ничего в жизни не ела. А если ещё посыпанный сахаром или несколькими каплями мёда! Господи, да это лучше всяких пирогов и ватрушек!

– Люба, ты что замолчала? Не выучила?

– А? Древние люди считали, что земля плоская и стоит на трёх слонах, а звёзды на небе – это такие свечи, которые каждый день зажигают, а с рассветом они гаснут. А ещё раньше считалось, что солнце вращается вокруг земли.

– Да уж. Иди на своё место, Люба. Ну что ж, чтобы закрепить знания о земле, сегодня будет практическое занятие. Пойдём с вами вечером на звёзды смотреть. Не забудьте предупредить родителей. Всех жду в восемь вечера во дворе школы.

«Чего на эти звёзды смотреть? Что я звёзды ни разу не видела?» – я шла к своей парте и думала о том, что вместо всех этих уроков, было бы здорово оказаться на кухне рядом с маманей, где в большой русской печке стоят хлеба. Но до каникул ещё далеко, да и хлеба пекли не каждый день, а раз в неделю. У мамани был свой особенный рецепт – как бы долго не лежал хлеб, он всегда оставался мягким и вкусным. Во время войны она пекла хлеба для фронта, почти каждый день. Не просто это было опару поставить, вымесить тесто, истопить печь, и не проморгать, когда хлеб будет готов. Затем, маманя хлеба складывала в холщовые мешки, и грузовик увозил их. С фронта приходили письма солдат с благодарностью.

Прозвенел звонок, я схватила свой портфель, коричневый, с блестящими защелками, но уже потертый бесконечными драками с мальчишками из соседнего района и от катания с горки зимой, но родители сказали, что новый купят только через год. А я и не расстроилась – почти у всех были такие же потертые портфели, мы же все вместе ходили домой и в школу, и драки у нас общие, и мимо горок не пройдёшь просто так.

– Людка, чего копаешься? Бежим скорее! Мне ещё огород поливать сегодня! – и мы побежали, на ходу раздавая подзатыльники зазевавшимся мальчишкам и получая в ответ резкое дерганье за косы.

Мама уехала с помидорой на рынок, приедет только завтра. Папаня, как всегда, на работе. Придёт поздно, уставший – непросто это разгружать трубы для нефтепродуктов и складировать их так, чтобы и место оставалось и не рассыпалось ничего. Заводская площадка работала круглосуточно, и нередко за отцом приезжал директор на машине, чтобы просить помочь организовать работу грамотно. А отец не отказывался, ехал, помогал, потом возвращался ещё больше уставший, а утром вставал и шёл на свою смену.

Мама его ругала, что отказать не может, что не бережёт себя. А он только отвечал ей:

– Надюшка, ну что ты ругаешься? Людям же помочь надо. Смотри, сам Михалыч приехал, значит, совсем у них там плохо. Не переживай, я недолго.

Мама только качала головой, вздыхала, закрывая дверь за папаней, а потом долго ещё сидела на кухне, разбирая крупу, пересыпая ее в тканевые мешочки, вздыхала тяжело, а потом тихонько начинала петь:

«Ой калина, ох малина.

В речке тихая вода

Ты скажи, скажи, калина,

Как попала ты сюда?»

Нас трое у мамы с папаней. Я старшая. Мне всегда больше всех и достается. А чего достаётся то? Заданий от мамы да отца. А ещё и поиграть хочется, и на речку, и мальчишки вон с соседнего района кого-то из наших обидели, как на разборки не пойти? Вот и мчалась я после уроков домой, чтобы и огород полить успеть, и младших покормить, и отцу помочь, если попросит, а тут ещё эти звёзды! Чего на них смотреть?! Как будто они особенные какие-то.

– Папань, ну, я побежала, а то учитель географии ругаться будет. У нас сегодня урок во дворе школы, будем звёзды изучать.

– Только потом сразу домой, утром в школу.

– Хорошо, – я надела брезентовые тапочки на каучуковой подошве, трико и теплую кофту и помчалась вдоль улицы к перекрестку, где мы обычно встречаемся с Людкой каждое утро, чтобы затем идти в школу.

Людка уже стояла на месте и крутила в руках кленовый прут с парой листьев на конце.

– Чего так долго? Меня уже комары сожрали! Побежали.

И мы побежали. Легко, весело, болтая на ходу обо всем на свете, что только может интересовать девчонок в двенадцать лет. И про школу, и про уроки, и про то, что на каникулы все поедем в деревню, и про то, что в кино новый фильм привезли, и было бы здорово в субботу сходить всей нашей большой компанией и посмотреть.

За разговорами и дорога быстрее и путь веселее. Вот и Санька уже бежит к нам, а там и Нинка показалась, ещё пару переулков и почти весь класс в сборе.

– Так, посмотрим, все пришли? – Иван Николаевич посмотрел на часы, которые лежали у него в кармашке, и от которых тянулась серебряная цепочка. Наблюдать за тем, как учитель достаёт часы из кармашка, открывает их, затем снова закрывает крышку и убирает в карман, можно бесконечно, прямо-таки завораживающее зрелище, тем более, что ни у кого среди моих многочисленных родственников не было таких часов, а дома у нас были ходики, которые мама заводила каждый вечер и поправляла гирьки, чтобы тикали, как положено, – Пора начинать. Сейчас мы выйдем с вами со двора школы и пройдём на поляну – оттуда лучше всего видно небо. Никто не бежит и не отстаёт. Люба, проследи, чтобы никто не потерялся по дороге.

Мы вышли на поляну, что располагалась между старым монастырем и спуском к реке.

– Итак, все посмотрите на небо. И кто первый увидит звезду на небе, поднимите руку.

Мы послушно задрали головы кверху, рассматривая вечернее небо, ярко-голубой цвет которого с последними лучами солнца начал меркнуть, сперва светлея до бледно-голубого, а затем, как промокашка, заполняясь темно-синими чернилами.

Я крутила головой, хотелось быть первой, кто увидит звёзды. Но звёзд пока видно не было, а вот облезлые стены монастыря и разрушенные купола без крестов все время попадались на глаза. И вдруг я ее увидела. Она мне словно подмигнула! И не сдержав эмоций, я стала прыгать и кричать:

– Вижу, вижу! Вот она! – кричала я и указывала на маленькую яркую точку на небе.

– Молодец. Все увидели? – весь класс уже смотрел туда, куда указывала моя рука, – Кто знает, что это за звезда?

– Это Полярная звезда, – раздался один из ответов.

– А вот и нет. Это – Венера. Смотрите, она сейчас исчезнет. Ее ещё называют – Вечерняя Венера. Она появляется самой первой, но видно ее недолго, всего пятнадцать-двадцать минут, – и правда, спустя несколько минут звезда перестала нам подмигивать и исчезла, – Зато утром эта звезда видна на небе дольше всех. И тогда ее называют – Утренняя Венера.

– Вижу! Вижу! Смотрите, там ещё одна! Это то уж точно – Полярная звезда!

– Нет, – сказал Иван Николаевич, и мы все уставились на него, в ожидании нового рассказа о звёздах, – Это – Сириус.

Потом мы ещё долго смотрели на небо и говорили о том, что видим, рассматривали и считали звёзды Большой и Малой медведицы, пытались соединить звёзды в рисунок и понять наконец, почему ковш – это не ковш, а медведица и медвежонок. Время пролетело совсем незаметно, и когда Иван Николаевич сказал, что занятие окончено, мы всем классом издали разочарованное пыхтение, но пошли по домам.

Всю дорогу мы молчали. Первый раз каждый из нас шёл и ничего не говорил, только, когда доходил до своей улицы, прощался, мы отвечали и все так же молча шли дальше.

– Какой же интересный сегодня урок был!

– Да! Я теперь всю ночь спать не буду! Буду ждать утра, чтобы увидеть Утреннюю Венеру!

Но я спала в ту ночь. И мне снилась Большая медведица с медвежонком, которые бежали по звездному небу, а Венера подмигивала мне, и Сириус освещал путь по темной поляне, где на темно-синем небе видны купала разрушенного монастыря.

«Маманя, я приеду к тебе скоро на каникулы и обязательно расскажу о звёздах! Ты знаешь, они все-таки удивительные! Только я ещё немножко про них выучу, чтобы ничего не перепутать!»

Лето, перья, наглость не порок

Жаркое июньское солнце стояло в зените и кипятило крышу кирпичного здания, и только козырёк крыши отбрасывал узкую полоску тени.

Стены здания были добросовестно обработаны дождями и ветрами, да так, что образовались ниши, где устроила свои гнёзда колония ласточек. Ласточек было так много, что их полёт к гнёздам и обратно был похож на масстарт лыжников с криками и улюлюканьем болельщиков. Правда сегодня все это больше походило на манифестацию с беспорядками.

Гнезда были устроены несколько недель назад, а значит пришло время показаться птенчикам.

У ласточек птенцы маленькие, пушистенькие, желторотые, вечно голодные, и потому родителям приходится целыми днями метаться по небу в погоне за мошками, чтобы прокормить своих прожорливых малышей. Ну, а раз родители вечно в поисках еды, то дети-птенцы делают, что хотят.

Подобравшими к краю, наклоняют свои несуразно большие головы, чтобы посмотреть, что же там происходит за пределами гнезда. А там внизу жизнь кипит, словно в кастрюльке суп.

Гнездо небольшое, а птенцов четыре-пять, и каждому хочется быть первым, вот и толкаются, вот и лезут друг через друга, а то и просто взбираясь на голову брату-сестре. Одно неловкое движение, и вот уже падает вниз не удержавшийся желторотик. И думается ему, что нет ничего в этом плохого, и крылья свои, ещё пушистые, растопыривает в надежде, что потоки воздуха помогут ему воспарить обратно в гнездо, где он станет горделиво хвастать перед своими собратьями. Но куда там… шмяк.

«Фух, живой! Сейчас кто-нибудь поможет», – и маленький желторотик задирает голову вверх и издаёт громкий писк, стараясь привлечь внимание взрослых ласточек.

«Вот дурачок. Думает, его сейчас спасут», – привалившись большой головой к стене, перевернувшись на спину так, чтобы белый толстый живот смотрел вверх, и распластав свои обманчиво мягкие лапы, в тени лежит кот.

Выражение морды-лица кота такое, что любой мажор позавидует.

Кот лениво передвигает хвост из стороны в сторону, не сводя глаз с упавшего птенца. Затем, вытянув левую переднюю лапу, аккуратно подтаскивает птенчика к себе поближе. Потом и вовсе одним ловким движением закидывает его себе на живот.

Ещё немного и начнется страшная картина поедания маленького птенца наглым мажористым котом. Но кот не спешит. Он лениво надувает брюхо, отчего птенец то поднимался вверх, то проваливается вниз, утопая в шерсти большого кота. В какой-то момент птенец соскальзывает с брюха и катится, как тряпичный мяч. Кот придерживает птенца хвостом, а затем футболит его из стороны в сторону, наблюдая своей ухмыляющейся сытой мордой за тем, как малыш пытается сбежать от хвоста.

Наигравшись со своей легкой добычей, кот оторвал голову от стены, встал на лапы, сильным ударом хвоста запульнул от себя подальше измученного, но живого желторотика и, даже не стряхнув с себя пух и перья, медленно идет вдоль стены здания, стараясь не покидать тень.

«Отличный сегодня день! Тёплый! Сытный! Хороши птенчики! Свеженькие! Жаль скоро подрастут и научатся летать, а не беспомощно барахтаться и пищать. А так, хороший день! Завтра снова приду пообедать желторотиками.»

Кот шёл по клочкам пуха и мелким перьям – это все, что осталось от любопытных желторотиков, вилял пушистым хвостом и медленно поворачивал голову, давая проходим увидеть свою довольную сытую морду в пуху и перьях.

Пчела домашнего приготовления

– А-а-а-а-аааа! – я бегала по двору, размахивала руками, крутила головой из стороны в сторону и одновременно пыталась зажмуриться от страха.

– Чего ты орешь? – из глубины сада показался брат в трико с вытянутыми коленками и в некогда белой майке на лямках.

– Они меня сейчас покусают! – моему отчаянию не было предела.

– Кто? Тут же никого нет?

– Ты что не видишь? Вот же они летают! Осы!

– Да это не осы, а пчёлы. Нужна ты им больно, – он деловито вышел из калитки, которая разделяла двор перед домом и сад, и подошёл к клумбе, около которой кружились золотистые пчелки.

– Конечно нужна, раз они за мной гоняются!

– А зачем ты в цветы полезла?

– Мне для супа надо…

– Какого ещё супа?

– Для кукол…

– Суп для кукол? И как тебе такое в голову приходит?

– А тебе что, жалко одного цветочка для кукол? И вообще, не хочешь со мной играть, так нечего и спрашивать, – я насупилась и отвернулась от брата, но в этот момент снова увидела, как совсем рядом со мной летает пчелка – Аааааааа!

– Да хватит ты орать! Не съедят они тебя.

– Откуда они только взялись тут?

– А ты разве не видела, соседи ульи на огород выставили. Вот оттуда они и летают. Хочешь пойдём посмотрим?

– Хочу!

Мы с братом побежали в ту часть сада-огорода, где через забор-сетку был виден соседский огород. А, добежав, оба повисли на сетке просунул пальцы в ячейки, ну и нос, конечно.

– Ого! Как их много!

– Я десять штук насчитал.

– И что, там живут пчёлы?

– А где же ещё? Они днём летают везде, мёд собирают на свои лапы и тащат его в улей.

– А ночью?

– А ночью пчёлы спят, как все нормальные.

Я посмотрела на небо – летнее солнце было ещё высоко, и ни одного облачка было не видно.

– Уф, – разочарованно выдохнула я и, отцепившись от сетки, побрела во двор.

– Чего пыхтишь?

– Солнце ещё нескоро спрячется, они меня точно покусают.

– Я знаешь, что придумал?

– Что? – я с надеждой посмотрела в глаза брата.

– А давай мы свой улей сделаем? Пчёл поймаем, посадим в наш улей, они там посидят день другой, привыкнут и будут нам с тобой мёд приносить. Вот классно будет! Всегда с мёдом будем, и пчёлы будут наши, домашние, ручные! И кусаться не будут!

– Правда, кусаться не будут?

– Конечно! Они же нас знать будут! Ну что? Делаем улей?

Я засомневалась, что пчёлы захотят жить в новом улье, да и как они нас запомнят? Мы что с ними здороваться за лапы и крылья будем?

– А как пчёлы нас запомнят?

– Как, как? Посмотрят на нас и запомнят. А мы им еще вкусненького дадим.

– А что едят пчёлы?

– Ну, цветочки, листочки, сахар…

– Сахар?

– А ты думаешь им сладкого не хочется? Тем более они ищут мёд и несут его в улей.

– Ну, если так, то давай улей делать. А из чего мы его сделаем?

– Вот смотри, – мы с братом зашли в сени и стали искать подходящий ящик или коробку, – может эта коробка?

– А им не будет там темно? Может они темноты боятся?

– Возможно… А давай тогда в пакет из пленки их пока посадим? Там и светло, и мы их видеть будем, и они нас увидят.

– Круто! Давай!

Мы пробрались к шкафу на летней кухне, где мама складывала банки для зимних заготовок, там же лежали и пакеты.

– Чего это вы там ищете?

– Мы? – я спряталась за спину брата – мама не разрешала брать в игрушки то, что могло пригодиться в хозяйстве.

– Да, да, вы. Что вам там надо?

– Мам, можно мы пакет возьмём? Один, – брат теребил лямки майки и старался казаться очень серьезным.

– Зачем он вам? Вам что игрушек мало?

– Мы пчёл пойдём ловить! – шагнув вперёд сказала я.

– Чего вы пойдёте делать? – мама от удивления даже повернулась в нашу сторону от плиты, на которой варился обед.

– Мы поймаем пчёл, и они нам будут мёд делать! – с ещё большей гордостью выпалила я.

Мама смотрела на нас несколько секунд молча, видимо размышляла над тем, как мы будем ловить пчёл, а потом, наверное, она представила, что мы вот такие молодцы и заботимся о доме, и у нас всегда будет свой мёд. А потом сказала:

– Лучше бы пошли в виктории траву подергали, а не этой глупостью занимались.

– Ну, мам, – брат подошёл к маме, – ты только представь – это будет наш собственный улей, и у нас будет свой мёд! Это же так хорошо!

– Ой, идите уже.

– А пакет? – брат показывал мне знаками, чтобы я взяла пакет и бежала на улицу.

– Возьмите… – мама повернулась к плите и продолжила что-то перевешивать в кастрюле.

Мы, заполучив необходимое, побежали во двор к цветочной клумбе, где больше всего кружило золотистых пчелок.

Итак, охота на жителей нашего улья началась. А в охоте главное что? Главное – выбрать правильное охотничье ружьё! В нашем случае ружьё выглядело так – жестяная банка от консервов и тарелочка от набора кукольной посуды.

– Держи пакет! Я сейчас поймаю одну и в пакет ее сразу! – брат медленно двигался вдоль клумбы, высматривая самую крупную пчелку, – Надо больших наловить – они больше мёда нам сделают!

– А если она укусит меня через пакет? – я с сомнением посмотрела на прозрачный пакет, как-то мне с большим трудов верилось, что пчёлы его не прокусят.

– Не укусит! Им сейчас не до тебя будет! Давай сорви пару цветочков и положи в пакет, чтобы пчёлы и думать забыли о том, что надо куда-то лететь.

– Давай потом положим в пакет цветы, а то тут полно пчёл, – я сделала несколько шагов от клумбы.

– Трусиха!

– Ничего я не трусиха, просто они кусаются.

– Поймал! – брат подошёл ко мне с банкой закрытой крышкой, потряс ею и добавил – Поймал. Слышишь?

Я прислушалась к звуку, который издавала пчела внутри банки – это было похоже на мячик, который бросали в стену.

– Ну, давай открывай пакет, буду ее выпускать.

Я открыла пакет и зажмурилась.

– Закрывай скорее, а то улетит! Глаза-то открой!

Я открыла глаза и зажала пакет одной рукой, а в пакете, приходя в себя, маленькая пчелка начинала шевелиться.

– Ещё поймал! – брат уже бежал ко мне с новой пчелкой.

И снова я отрывала пакет и зажмуривалась, а брат ругал меня, что так я всех пчёл выпущу.

Вскоре в пакете было уже штук десять-двенадцать наших маленьких тружениц.

– Может, хватит? А то им будет тесно, и они будут драться.

– Ладно, хватит, так хватит. Пойдём цветочков нарвём и сахар насыплем.

– А потом мы их куда денем?

– Повесим над окном.

Спустя полчаса мы уже любовались творением рук своих, а именно пакетом с пчёлами, который повестили на гвоздик над окном в летней кухне.

Пчелки ползали по пакету и тихонько гудели.

– Вы бы им хоть одну дырку в пакете оставили, – отец смотрел на наше творение с улыбкой.

– Так они же выберутся через дырку и улетят! – я говорила и показывала одновременно, как пчёлы будут из пакета вылазить.

– А так задохнутся.

– Да я уже сделал им сверху маленькое отверстие, – брат спрыгнул со стула и вытер руки об штаны, – Ну все, завтра у нас будет свой мёд.

– Уже завтра? – я широко открыла свои и без того большие глаза.

– Конечно! Сегодня мы с ними вон сколько времени провели, они нас уже запомнили. А за ночь к новому дому привыкнут и будут носить мёд сюда!

Весь вечер я просидела рядом с пакетом, надеясь, что пчёлы меня хорошенько запомнят и не станут кусать. А пчёлы тем временем все ползали в сахарных цветах и собирались кучкой у самого верха пакета, где было маленькое отверстие.

А утром за завтраком в пакете пчёл уже не было.

– А где пчёлы?

– Полетели мёд собирать, – ответил отец, а брат утвердительно махнул головой.

– И кусаться больше не будут?

– Наши не будут, а чужие могут и укусить, – при этих словах брата я застыла с бутербродом в руках, – Ты главное не лазай в те цветы, где не наши пчёлы!

– Хорошо. А когда мёд будет в улье? – я внимательно рассматривала пакет, который был пуст.

– Вечером…

Вечером и правда был мёд… на столе в маленькой чашке с ложечкой. И был этот мёд самым вкусным из всех, что я когда-то пробовала.