Читать книгу: «Новый день», страница 4

Глава четвёртая
ДИССОНАНС

Джеймс пришёл в студию рано утром, отдохнувший и умиротворённый. Придумал несколько риффов, прослушал недавние записи новых песен, нашёл, что улучшить в своих ритм-секциях. За этим его застал Пол. Они переписали ритм-партии заново и наложили их на готовый материал ещё до прихода парней – Ена и Алана. Дейн задерживался.

Под впечатлением от обновлённых партий Джеймса Алан усовершенствовал бас, а Ен разошёлся на длинное, пронзительное, как ветер, соло. Если чуть доработать ударные и записать вокал, то выйдут отличные три песни – начало альбому положено.

Опоздавшему Дейну показали плоды утреннего труда. Он молча послушал и ушёл пить кофе в комнату отдыха.

– Я с ним поговорю, – спокойно сказал Джеймс.

Джеймс, и вправду, был спокоен. И чувствовал удовлетворение от хорошо проделанной работы. Он переварил стычку с Дейном в клубе, опять забыл про всякую гордость и настроился наладить отношения в очередной раз.

– Как дела, Дейн? – спросил Джеймс, доставая газировку из холодильника.

Дейн сидел за столом и читал журнал.

– Нормально.

– Скажешь что-нибудь? По-моему, неплохо.

Впечатление было такое, словно Джеймс бросил камешек в глубокую пещеру – абсолютная тишина отзывалась в ответ.

– Дейн?

– Неплохо.

– Запишем ударные?

– Я подумаю.

– Отлично. Мы тебя ждём.

– Не сегодня, – Дейн внимательно изучал журнал.

– Ладно. У нас есть наброски к новой песне.

Дейн опять пропустил слова Джеймса мимо ушей. И Джеймс ушёл, смекнув, что Дейн достаёт его невниманием. Наплевать на это невнимание казалось сейчас Джеймсу самым правильным – клин клином. На самом деле Дейн слушает, только напускает на себя безразличный вид. И пусть. Так или иначе, Дейн работает, хотя нёс позавчера в клубе бред типа «что ему не нужно то, что они делают». Не стоит придавать важности его словам: сгоряча наговорить можно всякое. Причина не в нежелании Дейна делать музыку. Джеймс подождёт. Пусть эта причина проявит себя. А пока они с Аланом подумают над басом для новой песни.

Песня продвигалась хорошо. Бас-гитара звучала как надо. Но много шума. Избыточности.

– Может, мы плохо друг друга слушаем? – спросил Ен. – Или так: каждый играет что-то своё в заданной теме. А вместе выходит шум.

Джеймс крепко задумался над его замечанием.

– Ты, приятель, прав!

– Тогда разберём, что каждый хочет сыграть, – предложил Алан, – вытащим главное.

– Отличная идея, – сказал Джеймс, – начинай.

– Мне нравится вступление на басу. Только бас, чтобы подчеркнуть мелодию главной темы. А потом бас можно убрать на второй план, пусть он поддерживает мелодию.

– А мне здесь ритм нравится, – сказал Ен, – он тяжёлый и мощный, я бы его на первый план вынес.

– Я понял, почему шумно, – сообразил Джеймс. – Цепляющие фишки нельзя играть в один раз. Нужно вести либо мелодию, либо ритм, иначе одно будет забивать другое. Обычно страдает мелодия, её легко подавить. А эту мелодию я хочу сделать ведущей. Нужно раскрутить её.

– Давай с тобой поменяемся, Джеймс. Я буду играть поддерживающую ритм-секцию, фоном, очень она мне нравится. Веди мелодию.

– Хорошо. И запишем два варианта, когда ритм будет главным и когда мелодия ведущая. Затем сравним и выберем. Каждая секунда должна звучать хорошо в обоих случаях. Нужно поднять планку повыше.

Втроём они увлеклись материалом и не заметили, что пришёл Дейн, пока тот не заявил, как всегда, впрочем:

– Мне эта тема кажется лажовой. Лажовой и банальной.

– Тогда предложи свою, – Джеймс подумал, что имеет смысл отдать Дейну инициативу. Дейн придумал название альбома, прикинул обложку, ходил уговаривать Стилл на съёмки клипа, извёл дотошным перфекционизмом так, что они и вправду улучшили звучание. Больше инициативы, больше трудных задач, больше ответственности – меньше выкрутасов. Хочет сам всё контролировать – пожалуйста.

– Я не гитарист, а ударник.

Начинается.

– Тогда подумай над ударной партией, я исправлю свою, когда услышу рисунок ударных.

– Мне кажется эта тема вообще не в тему. Эти шумы даже музыкой нельзя назвать. Это такая музыка, на которую ничего не ложится, кроме ругательных слов. Мне хочется сделать что-то совершенно новое, а она… банальная.

– Мне она банальной не кажется. Никому она не кажется банальной кроме тебя.

– Есть два способа создания музыки: когда идёт живая эмоция – ты живёшь этим, находишься в потоке. Совсем иное дело, когда сидишь и придумываешь – музыка получается вымышленной и надуманной. Вот всё в этой теме вымышленное и надуманное.

Джеймс осознавал, что Дейн старается задеть его. Воображает из себя, не пойми кого. Тема родилась у Джеймса спонтанно. Мелодия получилась немного печальной, но сильной и гармоничной. Парни её подхватили, и играли далеко не надуманно, хотя и не гладко. Но они всё обсудили. Чего Дейн хочет?

– Слушай, тебя здесь не было. Никто ничего не надумывал и из себя не вымучивал. Тема сырая, только начали. Ни смысла, ни текста, просто выразительная мелодия, нужно прорабатывать.

У Дейна убедительно обозначилось лицо. Достала его маска презрения!

– Ладно. Забудем, – хотя забывать мелодию никто не хотел, и Джеймс сказал это, чтобы сегодня не накалять обстановку: настроение было уж очень хорошим. И добавил: – На время. Давай, что у тебя? Твои предложения?

Но у Дейна ничего не было.

Может, в этом дело? Теперь Дейн не может творить, у него нет идей. Злится. Как он сам раньше. Да. Джеймс понял, в чём проблема. Хорошо. Но идеи и материал есть у него, Алана и Ена. Есть, над чем работать, есть, что оттачивать. И это привилегия Дейна – доводить до идеала все мелочи. Джеймс соображал, как донести до Дейна, что он понял проблему, и так, чтобы не задеть его. Он помнил, каково это – остаться без вдохновения. Боишься работы. Боишься подумать о ней.

Тут Алан сказал:

– Дейн, мы ведь «за» – за совершенно новое. Но мне нравится, что получилось. Поиграем её, пока идёт дело.

Джеймс продолжил:

– Раз уж нравится, давайте поиграем, разовьём. Посмотрим, как пойдёт.

– Нет смысла развивать заранее лажовую тему, – гримаса пренебрежения с лица Дейна не сходила.

Джеймс чувствовал нарастающее напряжение. Как же не хочется переключаться с хорошего рабочего темпа на вот эти вот то́лки. Но сказал:

– Хорошо. И чем займёмся сегодня, раз эта тема исключается, и доделать песни тоже не получится?

Дейн сидел за ударной установкой, жевал жвачку, монотонно стучал ногой и тянул время. Было бы неплохо, если бы Дейн ушёл. Они бы поиграли начатую тему без Дейна. Она классная и всем нравится. Возможно, Дейн с другим настроением её примет и сделает партию ударных. Но как ему сказать, что высиживая с кислой миной, ничего не добьёшься. Сам изведёшься и других изведёшь. Джеймс всё это пережил на собственной шкуре.

– Не знаю… Давайте поиграем «Без предела», вспомним, настроимся. Нам её снимать, – опять предложил Джеймс и отвернулся к стене. Он понимал, что храня мирный тон разговора, он уже не сохраняет дружелюбный взгляд. Дейн рулит положением и манипулирует им, упорно испытывая терпение. Дейн знает, что он не хочет ссориться. Но Дейн не даёт ему работать. И, получается, стопорит всё дело. Чтобы не ругаться, нужно прогнуться под желание Дейна, и сделать так, как он хочет. А что он хочет? Лады́. Джеймс сделает, преступив через своё желание, через настрой парней, через здравый смысл.

Джеймс повернулся. Все смотрели на Дейна.

– Всё это бесполезно, – Дейн сегодня на коне упрямства и занудства.

Это точно провокация. Но к чему? Джеймс уступил Дейну во всём: отложил запись партии ударных, закрыл новую тему – лишь бы! А Дейн не успокаивался.

– Если бесполезно, то на сегодня всё, – сказал Джеймс. – Видимо, настроение у нас не рабочее, и мы уже ничего не придумаем и не запишем.

Но Дейну и этого оказалось мало:

– Я имею в виду, что бесполезно в целом. Несерьёзно.

Ен уронил голову на колени: день так хорошо начался, но их корабль вдруг сел на мель и тонет. Он потёр ладонями лицо и улыбнулся:

– Серьезность не обязательно означает приближение к истине. Это я в книжке про буддизм вычитал. Давайте сделаем что-нибудь несерьёзное и получим удовольствие.

– Я мало удовольствия получаю от того, что мы делаем, – гнул свою линию Дейн.

– Дейн, может у тебя похмелье не прошло, а? – спросил Джеймс. В его голосе чувствовалось раздражение, которое он пытался скрыть.

Ещё толику и Джеймс прекратит развозить эти сопли. Он чуял – взрыв близок. Пол вышел из звукорежиссёрской и стоял тут же, опираясь спиной о стену. Смотрел на них, как на подростков неразумных.

В студии воцарилась тяжёлая тишина. В воздухе пахло скандалом. И Джеймс не сдержался.

– Давай начистоту Дейн, – сказал он всё ещё ровным голосом, – тебе хреново, я понимаю. В этом никто не виноват, и с этим сразу ничего нельзя поделать. Никто не собирается тебя осуждать или давить на тебя. Делай, что можешь и как можешь. Хочешь – не делай пока ничего. Я всё это знаю теперь. Нам нужно договориться. Я хочу понять, чего ты хочешь. Я готов пойти…

– С чего ты взял, что мне хреново?

– С того, что ты ничего не предлагаешь и ничего не поддерживаешь. Тебе всё не нравится, ты всем недоволен, и это уже вышло за границы твоих высоких амбиций качества, а превратилось в… – Джеймс подбирал слово: – в каприз.

– То есть мне хреново и я капризничаю?

– Судя по всему, тебе стрёмно, и ты застрял и не знаешь, что хочешь, или знаешь, но не говоришь. А я не знаю, с какой стороны сделать заход. Но так дальше дело не пойдёт.

– А как пойдёт?

– Я же сказал: скажи, что ты хочешь. Не знаешь, что хочешь, расслабься. Ты не напрягайся вот так. Торчи себе…

– Кто бы говорил…

Он специально. А может, вовсе ему не хреново. Может, догадка ошибочна!

– Что мне совершенно ясно, так это то, что делаешь всё возможное, лишь бы меня достать. Я не хочу впрягаться в этот отстой.

– А я не хочу заниматься отстоем.

– Знаешь, Дейн… Мы снимем клип, раз уж подписались, и можешь катиться ко всем чертям, если YADD – отстой! – вдруг сказал Джеймс и глаза его сделались серыми и холодными. Он не хотел, но вырвалось само. Он сказал не громко, но стальной блеск в глазах выдавал гнев, переполняющий Джеймса.

И тут разразился скандал, точно ворота адовы разверзлись:

– Ты меня выгоняешь?

– Считай, как тебе удобнее.

– Нет, ты уточни?

– Тебе всё не нравится, ты считаешь всё, что мы делаем, бесполезным. Так какого чёрта тебе с нами делать? Тебя уговаривать я не буду. Хочешь – работай. Но работай, а не выёживайся. Не хочешь – проваливай! Я тебя совсем перестал понимать! У тебя семь пятниц на неделе. То тебя устраивает звучание, то опять не устраивает. То ты проявляешь бурную деятельность, а потом заявляешь: стоп. Я не понимаю ничего ровным счётом! Ты нарочно путаешь и достаёшь меня!

– Ты уходишь от ответа, Джеймс. Я задаю тебе конкретный вопрос: ты меня выгоняешь из группы?

– Это ты уходишь от ответа, когда я спрашиваю тебя конкретнее некуда: что ты хочешь?

– Джеймс, ты выгоняешь меня из группы?

– Нет!

– Но ты только что сказал, чтобы я катился ко всем чертям!

Джеймс вспыхнул как порох.

– Да чтоб тебя!!!

Дейн всё выворачивал наизнанку, водил по кругу и выжимал из Джеймса то, что он никак не мог догнать. От унизительного бессилия что-либо изменить он сжал кулаки так, что побелели костяшки пальцев. Джеймса захлёстывали такие ослепляющие порывы гнева, при которых уже нельзя рассуждать. Стерпеть, хотя бы стерпеть и не прибить своего лучшего друга прямо здесь!

А Дейн взял куртку и вышел из студии, тихонько прикрыв за собой дверь.

Джеймс тяжело дышал, преодолевая неистовый гнев. Казалось, воздух звенел от напряжения. Всё ещё сохраняя власть над собой, он поставил гитару и медленно подошёл к окну. Там он и стоял, скрестив на груди руки, смотрел на зелёную лужайку и успокаивал дыхание. А внутри него метался свирепый зверь. Какой уж тут контроль ситуации. Это не контроль, это жалкая пародия.

Пол никогда не встревал в споры парней, но сейчас сел рядом с Еном на диван.

– Дейн никуда не денется. Не парьтесь. Он не такой дурак.

Джеймс был готов с радостью выслушать любое утешение. Он уже жалел, что сорвался, и сказал Дейну убираться.

– Я бы так смело не утверждал. И я не хочу этого. Глупо. Глупо. Я его не пойму никак.

– Его сам дьявол не разберёт с некоторых пор, – сказал удручённый Ен.

– Я сегодня подумал, что Дейн вляпался в ту же историю, что и я. Что он застрял, что у него нет идей. Кого такая фигня не разозлит. Я одного догнать не могу…

– Чего же? – спросил Пол.

Джеймс осёкся. Продолжи он сейчас – поставит себя в положение жертвы. Он не смеет жаловаться. Нет. Так неправильно. И неправильно, что Дейн уйдёт из группы. Он гениальный ударник. Он, в конце концов, его друг. И если дружба всё-таки рассыпалась, то YADD Джеймс сохранить обязан, на самый крайний случай – без Дейна. Но на самый крайний случай.

Очевидно, Дейн спихивает ответственность за происходящее на Джеймса. Вопрос первый: почему? Вопрос второй: чего этим добивается? Вопрос третий: что делать?

И Джеймс сказал, твёрдо и решительно, переключая внимание парней:

– Нужно наладить структуру работы. Больше собранности и определённости в сроках и задачах. У нас в последнее время всё на самотёк. Прилетим со съёмок, составим план и будем работать по нему.

– Я тебя поддерживаю целиком и полностью, – сказал Пол, – по правде говоря, мне трудно приходится со всем этим, и я не могу организовать моё время. Так и поступим. Пока вы на съёмках, я накидаю примерные контуры.

– Может, и Дейн втянется в график, – сказал Алан, – я уже не смогу без его «полной фигни», побуждает к развитию.

Им удалось до вечера записать намеченные варианты новой темы. Джеймс чувствовал себя победителем сегодняшнего дня. И пусть победа была не блистательной, зато убедительной. Но остался мерзкий осадочек. Дело сделано дорогой ценой. А побеждая таким манером, обязательно проиграешь. И не видно конца этой обманчивой гонке.

Как, как разрешить задачку с Дейном? Как вернуть дружбу? Или – к чёрту? Всему наступает конец. Что он сам хочет от их дружбы? Он хочет вернуть, что было. С одной разницей: он хочет быть более открытым, хочет договариваться и обсуждать, не прятаться под колпаком. А сможет ли?

Вечером, после работы, он случайно услышал разговор Ена и Алана:

– Жаль, что они не ладят, – говорил Ен.

– Всякое бывает. Никто не идеален.

– Ты по-философски относишься…

– Сказать честно?

– Скажи.

– Смотрю на них и радуюсь за себя, что я никогда в жизни не испывал того, что выпало испытать Джеймсу, например. Знаешь, труднее всего в себе разобраться. Копнуть так глубоко, как он копнул. И он молодец – гребёт вёслами. Мне ещё не приходилось с самим собой разбираться, судьба проносила. Может и минует чаша сия.

– А если не минует? Уже будет проще, наверное. Насмотришься вон… Какой никакой опыт получишь.

– Знаешь…

– Что?

– Я думаю, что чужой опыт в таком деле не помощник. Хоть засмотрись. Пока сам не встрянешь. И докопаться до того, чего ты в жизни стоишь, можно пройдя через подобное самому.

– А обязательно – докапываться?

Алан посмотрел на Ена чуть снисходительно, но и немного с завистью:

– Не всем дано просто наслаждаться жизнью. Считай, тебе повезло. Счастливчик ты.

Алан обладал удивительным характером. Он был рассудительным и изобретательным. Миролюбивый и уравновешенный, он легко сходился с людьми. С самого начала знакомства с Джеймсом он был отличным парнем, приятным в общении. В группу он пришёл последним: подошёл к ним после концерта, сказал, что припас парочку идей. Так и завязались простые и понятные отношения. Алан как будто сумел подняться над мелочами жизни. Он посвящал себя семье и развитию своих талантов – постоянно упражнялся в игре. «Всегда есть кто-то лучше тебя», – говорил Алан. Больше всего он привлекал искренностью и чуткостью. И сейчас в таком переплёте Джеймс был благодарен ему за понимание и терпение.

Джеймс уехал из студии совсем без сил. Ссоры выматывают. По дороге домой вспомнил про тату на палец. Развернулся. Пока ехал в салон, старался не думать о Дейне, не думать о стычке и её последствиях. Просто пережить сегодняшний день. Он справился, и парни его поддержали – это важно. Дальше будет видно.

Домой из салона Джеймс вернулся поздно и сразу лёг спать. Уснуть не смог, несмотря на усталость. Хотя настроение у него немножко поднялось, пока болтал с мастером – волк вышёл великолепным, тонкая работа.

Он оделся и пошёл в гараж. Лежал там на полу, перебирал струны, тупо пялился в потолок. И вдруг полились густые аккорды, и мелодии мерными шажками побежали по струнам, а пальцы легко ступали по ладам.

Когда Джеймс оторвался от гитары, давно рассвело. Он забросил вещи в сумку и выехал в аэропорт.

Глава пятая
ФЛАЖОЛЕ́Т²⁹

Перелёт до канадского Ванку́вера³⁰ Джеймс проспал. И всё что он увидел в иллюминатор при посадке сквозь туман и дождь – это горы в сочно-зелёной краске.

Спать ему хотелось со страшной силой, он выключался просто. Сказалась бессонная ночь. Ен едва растолкал его перед посадкой. Вот тогда-то он и увидел туманные горы, словно во сне. После, пересаживаясь в машину, Джеймс заметил, что сочная зелёнь заполоняет весь здешний мир: трава на газонах, деревья вдоль дороги, горная высь.

А ещё мокрый холод, пробирающий до костей, заполняет здешний мир. Он надел шапку, натянул капюшон куртки, засунул руки в перчатках в карманы, и подумал, как же они будут снимать в мокроте и в холоде, когда зуб на зуб не попадает. Для съёмок нужно солнце, а небо в сиреневом молоке, что не видны вершины гор. И спать, так хочется спать!

В машине Джеймс вырубился от тепла обогревателя. Засыпая, в те самые мгновения на грани сна и яви, под негромкий разговор парней, он почувствовал какую-то сладостную тоску где-то внутри живота. И защищённость. Хотя ни погода, ни суровость здешних мест точно не обещали уюта и безопасности. Но чувство было стойким и всепоглощающим. С ним он заснул.

На место съёмок – в лесные дебри Британской Колумбии³¹ – приехали поздним вечером. В непробудной дремоте Джеймс перекочевал в большой тёмный дом, залез в холодную постель и опять вырубился.

Проснулся Джеймс от того, что хотел есть. Парни пытались будить его по дороге и звали обедать, но он невнятно мычал и, натягивая шапку на глаза, снова засыпал. Голод, волчий такой голод, заставил Джеймса проснуться.

Джеймс лежал под одеялом на кровати перед окном во всю стену. В окне величаво возвышались огромные тсуги, сосны и ели, кроны которых высвечивал рассвет. Сочная зелень наполняла пространство за окном, и это пространство нагло вторгалось в комнату. А сквозь царство густой сочной зелени пробивалось ослепительное золото утреннего солнца.

Сладостная тоска и чувство защищённости не прошли. Джеймс лежал, слушал новое, ни на что не похожее ощущение жизни: он чувствовал, что живой.

Джеймс посмотрел на часы на руке – забыл их снять. Обычно часы он не носил, только в поездках, чтобы не потеряться во временных поясах. Времени натикало по местному пять пятнадцать утра.

Джеймс встал. Яркое солнце не грело комнату, и он поспешил в горячий душ. Там он впитывал из горячей воды живительное тепло, пока не напитался им до предела. После душа даже в одном полотенце было жарко. Он раздвинул створки окна, и вместе с влажным холодом в комнату ворвалась обжигающая дикая сила. Он дышал ею и… боялся её новизны.

Несмотря на ранний час, внизу происходила жизнь. Готовились к съёмкам.

Джеймс оделся и спустился вниз. Первым делом он нашёл еду. В дальнем углу гостиной просторного светлого коттеджа был готов завтрак, и незнакомые ещё ему люди из съёмочной команды Джейн Стилл неспешно перекусывали. На Джеймса никто не обращал внимания. Он положил на тарелку побольше еды и вышел завтракать на широкую террасу.

Поодаль остановился пикап: тюнинго́ванный³² внедорожник неизвестного цвета – такие грязные были у него бока. Прожекторы на его крыше ещё светились. Пикап остановился, погасил прожекторы, но затем лихо перепарковался кузовом ближе к террасе. Из-за руля вышла Джейн Стилл и вбежала на ступеньки.

На ней были широкие туристические брюки с бессчётными карманами, горные ботинки и, не смотря на холод, простая футболка с коротким рукавом – одежда её была едва ли чище пикапа.

Она дошла до двери и, не проходя, заглянула внутрь. Видимо, не обнаружив того, кого искала, поманила парня и спросила:

– Виктор там?

– Видел. Позвать?

– Ага. А то испачкаю там всё, – Джейн кивнула на свои ботинки с прилипшими кусками грязи. – Спасибо.

Пока звали Виктора, Джейн запрыгнула в кузов, открыла его и подвинула к краю ящик с оборудованием.

– Ты уснул, Родриго? – она постучала по крыше и, перегнувшись через борт, посмотрела в открытое окно кабины.

– Мы с тобой просто молодцы, милая моя, а! Такую красоту предрассветную отсняли! – Родриго вышел из пикапа.

Джейн чистила ботинок от налипшей грязи о борт пикапа:

– Согласна. Вид из того болота был что надо.

– Моя милая, оденься сейчас же, говорю тебе. Где куртка твоя?

– Мне жарко…

– Я покажу тебе – жарко! – Родриго достал из кабины куртку и вручил Джейн. – Одевайся немедленно!

– Жарко…

Родриго – парень здоровенный. Он бесцеремонно вытащил Джейн из кузова, поставил на землю и надел на неё куртку.

Подошёл найдённый Виктор.

– Забирать?

– Забирай. И грузи для аэросъёмки. Мы прямо сейчас отваливаем, – пока Родриго отвлёкся на Виктора, Джейн быстро сняла куртку, засунула её обратно в открытое окно пикапа и вернулась к двери.

– Алекс, что там с площадкой? Всё по плану?

– Всё путём, – отозвался парень разгильдяйского вида и появился в дверях с кружкой кофе. Джейн кружку забрала, отпила из неё и вернула.

– Там чего – еду дают?

– Дают.

– Не́когда… А с собой дают?

– Принести?

– Давай. На двоих. Спасибо.

Вниманием Джейн завладела девушка, единственная, за исключением Джейн, во всей команде: другие женщины Джеймсу на глаза не попадались. Они вместе присели на ступеньки и начали изучать какие-то бумаги.

А Джеймс пил кофе и был словно невидимка – никем незамеченный, хотя стоял в трёх шагах за спиной Джейн. Стоял и смотрел на происходящее, будто зритель в кинотеатре.

Пикап перезагрузили съёмочным оборудованием. Родриго забрал у Алекса пакеты с завтраком и подмигнул призывно Джейн, готовый к отъезду.

– Ладно, Джена, мы полетели, – сказала Джейн девушке, поднимаясь со ступенек.

– На площадке будем в десять, – она обратилась к Алексу, – будь готов.

– Можно подумать, у меня есть вариант быть не готовым.

– У тебя? Тысяча и один.

– Это… Кто старое помянет… дальше – сама знаешь, – парень хихикнул, но не успел увернуться от дружеского подзатыльника Джейн и слетел со ступенек.

– Милая моя, не лупи несчастного, он у нас и так отсталый. Поехали.

– Он не отсталый, а безответственный – глаз да глаз за ним.

– Я такой стал от того, что у нас работы невпроворот в последнее время. Всё путаю.

– Ты такой стал от того, что я добрая в последнее время. Всё прощаю.

– Не сердись, детка, – вещал снизу Алекс, – на гениев не сердятся. Видишь, я уже оробел и смотрю подобострастно.

– Джена, не отходи от него ни на шаг, пожалуйста. Он же парням ничего толком разъяснить не сможет, гений наш. Переводи на человеческий язык, что он бормотать будет.

Джена, бойкая черноглазая брюнетка, смотрела на нерадивого «гения» сверху вниз, и вправду, как на отсталого:

– И за что мы его только кормим?

Тут Джейн развернулась к Джеймсу, точно сейчас его заметила, подошла и, протянув руку, поздоровалась.

– Доброе утро, Джеймс. Выспался?

Она стояла перед ним и источала свежую жизненную энергию – нездешнее, светящееся, волшебное существо. Руку она пожала, конечно, как и в прошлый раз – крепко, немедля. И спросила его так, словно они виделись накануне вечером.

А Джеймса сносило от мощности излучаемой ею энергии, он держался у земли чудом. Он не то чтобы растерялся, он погрузился в какую-то негу, в которой не осталось места словам и мыслям, он даже сказать ничего не смог – в жизни такого не испытывал. Он только кивнул и повёл бровью от изумления – всё, на что остался способен.

– Понятно, – она улыбнулась, – хорошего дня!

Ушла, села за руль и укатила с Родриго на грязном рычащем внедорожнике.

Джеймс доел завтрак. Послонялся по коттеджу. Делать было нечего. А в голове – тишина. И это чувство… Странное чувство жизни… Будто его взяли и изменили враз изнутри: вытащили старого Джеймса – запутавшегося, потерянного, утратившего, а вместо – заселили тишину и счастье. Разве бывает так? В мгновенье ока!

Джеймс бездельничал, дышал воздухом и рассматривал окрестности с террасы. Постоял, посмотрел и спустился туда, где зеленел полумрак листвы. Он зашёл в лес – в свежую густую прохладу. По громадным деревьям пробегала дрожь от ветра, заставляя их проливать холодные слёзы росы на куртку Джеймса. Припав к ароматной коре дерева, он слушал ликование жизни, пока… Пока не увидел на террасе потягивающегося Дейна. Они не обмолвились ни единым словом после скандала в студии. На Дейна он не сердился. Не до того – уж слишком хорошо на сердце. А их непутёвые отношения сейчас казались мелочными и глупыми. Однако, будет неловко, если здесь всплывёт муть с того дна, куда обронили свои перья крылья их дружбы. Неловко перед Стилл. Он уже почувствовал, что не только она вся светится, а атмосфера в её команде дышит бодростью и лёгкостью, в противоположность климату в его группе. Круто же они облажаются, если выставят напоказ свои проблемы. Придётся собраться и всё контролировать.

Джеймс подумал о контроле, и ликование жизни, и тишина в голове исчезли, а появилось напряжение. Неужели он разучился просто жить и получать от жизни удовольствие? А ведь умел, так или иначе. Может, контроль за всем и вся – эта рекомендация доктора – вовсе не нужная всюду штука, и место ему лишь в узких границах насущной необходимости?

Да гори оно синим пламенем! Он в девственном лесу под раскинувшимся шатром утреннего неба. Вокруг кружащие голову ароматы, пение птиц, болтовня ручьёв и величественные очертания гор. Ему ни о чём не нужно заботиться – здесь всё под властью малышки Стилл. Следуй сценарию, слушай команду режиссёра и наслаждайся процессом!

Он возвращался к коттеджу. Дейн с террасы испарился. Вместо него там воплотилась Джена. Ну и генофонд в команде у Джейн! Если бы не очевидные черты уроженки солнечного Апенни́нского полуострова³³, её можно было бы принять за черноокую близняшку Джейн. Даже глаза, и те искрились брильянтовым блеском, впрочем, не таким тёплым, как у Джейн. Вот кто всё здесь держит под контролем и ничуть от того не напрягается, а наоборот – чувствует себя в своей тарелке.

– Привет! Я тебя повсюду ищу. Через пятнадцать минут отъезжаем на площадку. Срочно в костюмерную, – Джена, шустро шагая, вела его через гостиную за руку, ровно мамочка, поймавшая сбежавшего сорванца, хорошо – не за ухо. – Я, кстати, Джена. Второй режиссёр. По всем вопросам организации – ко мне. Мой телефон указан в списке. Но учти: здесь мобильная связь – никакая. И не суйся в лес один, если не хочешь, чтобы тебя сожрали местные аборигены, типа медведей и пум. А лучше – держись у меня на виду, – проговорила она без запинки и водворила его в костюмерную, захлопнув дверь снаружи.

– Ты видел? Видел? Фурия! – возмущался Алан, над которым хлопотала миловидная приятная дама. Это была третья женщина из команды, которую увидел Джеймс. Она застенчиво смеялась, укладывая причёску Алана. – Выдернула меня из постели. Спящим принцессам, говорит, кофе в постель не подают, жуй свой завтрак и марш одеваться.

– Она у нас такая, – тихонько посмеиваясь, произнесла дама. – Здравствуйте, Джеймс. Присядьте на минуточку. Или пока переоденьтесь. Вон там ваш костюмчик.

Ен был уже при полном параде: в белоснежной рубашке с золотистыми запонками-черепками, в элегантном кожаном плаще до пят – он с довольной улыбкой рассматривал себя в зеркало. Стилл однозначно решила перекроить их имидж.

– Ты играешь в рок-н-рольной банде, приятель, или на по́диум собрался? – подтрунивал над ним Джеймс, переодеваясь. Ему досталась только кожаная куртка без всяких рубашек.

– На себя посмотри!

Джеймс улыбнулся: Ен давно научился давать сдачи в ответ на шуточки по поводу его внешности.

Дверь отворилась, и в комнату влетел Дейн с тарелкой, на ходу доедая завтрак. Давно Джеймс не видел его улыбки, искренней и весёлой:

– Она нас укокошит, по ходу. Кто она такая?

Костюмер опять мило засмеялась:

– Обычно все выживают, никто не пострадал – не волнуйтесь. Вы ведь Дейн? А вот и ваш костюмчик.

Вошла Джена с чашками кофе. Ловко управляясь, точно заправский официант, она расставила чашки на столе, и безмолвно, и стремительно удалилась.

– А здесь хороший сервис, – подметил Ен.

– Я срочно переезжаю в страну, где разрешено многожёнство, – сказал Алан, глядя вслед Джене, – не могу безучастно выносить рядом столь возмутительную красоту.

– Валяй. Вот бы я посмотрел, как ты сообщишь об этом своей жене, – хихикнул Дейн.