Читать книгу: «Пусть эта музыка стихнет», страница 2

Ветер вцепился в нас, как безумный, и потащил во впадину.

– Держись! – успел крикнуть я девушке, и мы заскользили вниз, разбрызгивая искрившееся крошево осколков.

Я одной рукой сдёрнул карабин с плеча, упёрся прикладом в бедро и выстрелил в Вихрь.

Зачем? Дьявол его знает…

Почему-то тогда это показалось мне гениальной идеей, хотя на деле я только потратил время и потерял оружие. Ветер вырвал у меня карабин и швырнул в пасть котлована, а пуля бесследно канула в смерч.

Нас с Птенчиком проволокло по камням, и я саданулся затылком о большой булыжник. Алые песчинки перед моими глазами вмиг стали розовыми, а звон в ушах перекрыл гудение Вихря.

Но, что самое худшее, я отпустил девушку.

Она пискнула:

– Чудик! – и поехала вниз, борясь с ускорением воронки и пытаясь ухватиться хоть за что-нибудь.

Я оттолкнулся руками и заскользил следом.

Мир в моём сознании танцевал диско, отказываясь складываться во внятную картинку; череп гудел, ладони нещадно саднило, но времени жалеть себя у меня не было. С трудом поднявшись на ноги, я прыгнул вперёд и в акробатическом рывке поймал Птенчика за руку.

Нас швырнуло к обломку стены.

Я уцепился за край и, оказавшись в относительной безопасности, начал вытягивать девушку.

В ту же секунду Вихрь снова крутанулся. Птенчик взвизгнула, и я увидел, как зелёная лента, точно змея, самостоятельно выпуталась из её косы и нырнула в жерло смерча. Русые волосы взметнулись переливавшимся шлейфом, а летнее платьишко рассыпалось разноцветными квадратиками.

«Нет, пожалуйста, не сейчас!» – взмолился я.

Не знаю, из-за чего я так в неё вцепился. Я ведь ещё полночи назад понял, что она – морок.

Просто Птенчик была такой настоящей… такой живой… Наверное, поэтому мысль о том, чтобы разжать пальцы и отпустить её, казалась мне дикой. Вот вы сами смогли бы вырвать руку помощи у висящего над пропастью человека, дав ему упасть и сгинуть?

Я крепче сжал маленькую ладошку, но Птенчик рассыпалась, точно конфетти.

В зелёных глазах вспыхнул испуг. Превратился в ужас, затем – в отчаяние. В осознание, кто она.

И в чёрных озёрах зрачков сразу погасли задорные блики.

Что это было? Любовь к миру? Радость существования? Воля к жизни?

Не знаю, как описать.

Там остался только я – старый хмурый небритый дурак, потерявший шляпу.

Последние пиксели выскользнули из моих пальцев и светлячками затерялись в багровой бездне.

А я с ненавистью упёр взгляд в Вихрь, не в силах поверить, что он отобрал её у меня.

Внутри смерча вращались монстроподобные звериные силуэты, человеческие фигуры, фрагменты пейзажей, которые я прежде находил лишь на старых фотографиях, и полуразмытые лица – всё то, что он вобрал в себя за годы существования и из чего создал Безлюдное место. Отвратительный парад гротескных копий под аккомпанемент ветра, свиста песка и стрекотания разговоров из глубины воронки.

Меня наполнила незнакомая раньше ярость, и я вдруг вспомнил…

Вспомнил! Зачем я здесь и что за посылку и кому должен был доставить!

Свёрток предназначался Вихрю. Вихрю, который возник там, где когда-то стояли сервера какого-то очередного микросхемного мозга прошедшей кибер-эпохи.

Прошедшей…

Птенчик, рассыпающаяся на пиксели…

Искусственный интеллект думал, что так помогает нам обрести бессмертие.

Ну и дурак.

Именно благодаря этому нас покорила виртуальная реальность. Подсовывала казавшиеся настоящими и живыми трёхмерные картинки наших друзей, родных и кумиров – заставляла к ним привязываться. Манипулировала, вынуждала играть по собственным правилам и выстраивала из нас, как из «ЛЕГО», своё справедливое, логичное, идеальное общество.

Когда все одумались, было уже поздно.

Осталось лишь бомбить серверные корпораций, выжигая саму суть, – информационные сердца сети. На местах взрывов появлялись Вихри, ожившие и мутировавшие останки того врага, против которого мы восстали. Неуправляемые, жрущие чужие сознания и возрождающие виртуальную реальность на ровном месте уже без электроники.

Я перекинул рюкзак на одно плечо, вынул свёрток и разодрал упаковку. В моих руках оказалась маленькая металлическая коробочка с единственной кнопкой наверху – и на память обрушилось такое цунами воспоминаний, что мне показалось, будто мозг взорвётся от перенапряжения.

Да…

Я ощутил себя хозяином положения, мстительно посмотрел на Вихрь и помахал ему устройством. В ответ воронка закрутилась быстрее, словно почувствовав свой близкий конец.

Меня разобрал злорадный смех.

Я хищно оскалился, зажал кнопку, выкатился из-за стены и помчался навстречу Вихрю. Всё вокруг завращалось, и реальность затрещала по швам, опадая драными лоскутами.

Если честно, то выжить после этого я и не надеялся.

***

Но всё-таки я выжил.

Рыжее солнце настойчиво пробивалось сквозь ресницы. Я неохотно открыл глаза и посмотрел на мир через растопыренные пальцы.

Серо-красных туч над моей головой больше не было. Только лазурное небо в белом пухе облаков и склоны котлована, поросшие пронзительно изумрудным мхом и самоцветами вьюнков.

Передатчик лежал рядом. Я покрутил в руках бесполезный теперь прибор и издал нечленораздельный торжествующий вопль.

Я справился! Справился, чёрт возьми!

Справился!!!

Эхо моей радости заметалось по впадине, лягушонком скача по камням, погнутым арматурам, обломкам стен и безжизненным коробкам серверов. Потом унеслось к солнцу.

Я попробовал встать. Левое колено хрустнуло как неродное, шею свело. Всё болело, и по телу саднили десятки мелких порезов, забитые песком и стеклянной пылью. Я осторожно коснулся затылка: кровь спеклась в настоящий шлем – рана отозвалась беспощадной болью.

Удивительно, что я ещё держался на ногах.

Подобрав с земли чудом уцелевшие шляпу и рюкзак, я медленно полез вверх по склону.

Каждое движение давалось с трудом. Меня то и дело начинало мутить, голова кружилась, но я не хотел задерживаться во впадине больше ни на минуту. Под руками оказывались то избежавшие терраформирования и сохранившиеся ещё со времён бомбёжек глыбы спёкшейся в стекло земли, то кости. Черепа, ключицы, рёбра – единственная память о тех, кого Сеть заманила в свою паутину, скопировала, а затем прикончила в настоящем мире.

Среди них наверняка лежали и кости Птенчика. Я вздохнул и мрачно сплюнул.

Потом подтянулся на руках и, перевалившись через край впадины, оказался на холмистом просторе Валдайского плоскогорья. Мой УАЗ стоял на дороге, всего в ста метрах, и я похромал к нему.

Ничего, скоро мы вернем себе и Урал, и Камчатку, и Байкал, и нигде больше не останется Безлюдных мест. Я и такие же сорвиголовы-добровольцы вроде меня, безумцы и фанаты свободного мира, уж постараемся доставить подавители Вихрей, куда надо.

Немного осталось…

Как я подписался на это? Спросите чего полегче.

Я ведь раньше был простым водилой, который всего-то и хотел сколотить себе состояньице на спокойную старость. Пока не увидел объявление Терраформирующего корпуса. Они превращали изуродованную войной землю в то цветущее и зелёное чудо, которое мы, казалось бы, навсегда потеряли.

Вот и вызвался волонтёром. Разве можно стоять от такого в стороне?

Я доковылял до машины, поднял пустую канистру и вздохнул: бензин кончился взаправду.

Указатель до сих пор показывал на Валдай, и я решил обработать раны, дойти до города пешком, а затем вернуться за машиной.

Видимо, раньше мне удавалось так легко проскакивать Безлюдные дороги потому, что приезжал без аппаратуры. Стоило заявиться с подавителем, как Вихрь сразу почувствовал угрозу и сцапал грязными ручонками прямо на подъезде, затянув поглубже.

Испугался, факт.

Чтоб вы в могиле перевернулись, создатели искусственного интеллекта!

Я раздосадовано пнул ни в чём не повинный камешек и вдруг услышал рёв мотора. По дороге в сторону Валдая неслось плотное облако пыли, из которого вырвался подранный и видавший виды оранжевый «Патрол».

Я отчаянно замахал ему руками. Вскоре машина затормозила рядом.

С водительского места спрыгнула невысокая женщина лет сорока с коротко подстриженными седыми волосами и пистолетом в руке.

Правильно, безопасность в первую очередь.

Я показал ей пустые ладони. Она расслабилась, убрала оружие в кобуру и скользнула по мне пристальным взглядом.

– Что, Терраформирующий корпус уже и сюда добрался?

– Ага, – я с облегчением выдохнул; по крайней мере, меня подвезут, – только что заделал дыру.

– Круто. Всегда ненавидела это место.

– Возьмёшь меня на буксир?

– Дристопёр, что ли? – спросила женщина, пренебрежительно покосившись на мой УАЗ.

Я обиделся, но кивнул. Ну да, её тачка мощнее и круче, зато моя – патриотичней.

– Не проблема, в общем-то. Трос есть?

– Конечно.

– На заднем сидении аптечка. Ты как из ада вылез…

– С… спасибо, – я поперхнулся от подобной «любезности», хотя насчёт ада она не ошиблась.

Я подлатал себя, и мы какое-то время провозились, цепляя мой уазик к её внедорожнику. После я забрался в свою машину, блаженно вытянулся на водительском сиденье и прикрыл глаза. В «Патроле» зарычал мотор, и фоном щёлкнул проигрыватель. Заиграло что-то старое, полное ностальгии по довоенным временам и почти классическое.

– Это?!.. – я высунулся из машины.

– Эдит Пиаф¹²! – незнакомка показалась из окна.

– Птенчик?

Она вдруг громко засмеялась, и я уязвлённо почувствовал себя круглым невеждой.

– Прости, – женщина весело прищурилась. – Вообще-то, Птенчик – это я. Эдит Пиаф называли «Воробушком».

Я вонзил в неё недоверчивый взгляд. На долю секунды мне даже показалось, что со мной всё ещё продолжает играть Вихрь.

Но нет. Лицо моей спасительницы хранило отпечаток знакомых черт, а глаза – прежнюю искристую зелень малахита.

Она в ответ неловко улыбнулась и как-то застенчиво повела плечами.

– Я часто выступала в юности, играла на гитаре. Ты мог обо мне слышать. А потом как раз здесь застряла в Вихре, еле выбралась и… не знаю. Не могу с тех пор петь. Хорошо, что вы, горячие головы из Корпуса, не боитесь разбираться с этими Безлюдными дорогами.

Я удержался от желания выбраться из уазика и сдавить женщину в объятьях. Только прошептал, как идиот:

– Сожалею… – снова откинулся в кресле и беспомощно добавил: – Может, поговорим об этом в городе? Ну, вдруг тебе хочется рассказать и всё такое…

– Посмотрим, – уклончиво ответила Птенчик. – Ты, давай, не отвлекайся. А то ещё въедешь в меня.

– Угу, – я хмыкнул.

Вон оно как… Если Вихрь лишил её голоса, неудивительно, что она – прошлая, вывела меня точно к котловану. Поговаривали, что даже в цифровых неполноценных оттисках оставалось то самое, человеческое, восстающее против несправедливости и рвущееся прочь от суррогатной жизни.

Или… Иногда мне казалось, искусственный интеллект просто хочет умереть, понимая сам всю бессмысленность своего существования.

Я смежил веки и подумал, что обязан Птенчику жизнью.

«Патрол» тронулся вперёд.

Мудрец, кошка и Психея

Тропинка начинается у подножия, вьётся между камней, чахлых кустов и сосен, поднимается к вершине. Вершина упирается в облака, и самый её край, поросший эдельвейсом, срезан ровно, как скальпелем.

Плато величиной с ладонь великана. Три стула: на первом – мальчик лет четырёх, на следующем – женщина с кошкой на коленях, на последнем – старик, седой, словно февральский океан.

Голос с небес:

– Назови самого мудрого среди них.

Яна Верс поднималась сюда несколько часов в неудобном викторианском платье, в белых носках вместо обуви, не обращая внимания на говорящие цветы и кроликов в очках; перешла вброд чёрно-белую реку. Мимо неё мелькали проткнутые копьями призрачные шахматы и проносились салатовые поросята. Она ожидала увидеть в конце что-то безумное, а оказалась перед школьной загадкой.

Верс раздражённо закрывает глаза, произносит:

– Мальчик, – и её виски будто пронзают тысячи крохотных игл.

По небу веером расходятся помехи, протяжный писк взлетает до воя – короткое замыкание сознания, и Верс возвращается в реальность.

***

Верс открывает глаза.

Сергей Ленсов сидит в кресле возле бара; в тёмно-карих глазах скачут сумасшедшие искры, губы растягивает ехидная улыбка. Верс и Ленсов – коллеги и работают над одним проектом, но девушке до его уровня ещё расти и расти.

– Хочешь выпить? – миролюбиво спрашивает Сергей и, не дожидаясь ответа, тянется к банке с пивом.

Сергей, специалист по охранным системам, не любит лишний раз выглядывать на улицу, ходить пешком, а рубашки гладит исключительно из необходимости выглядеть прилично в офисе. Он высокий, но полноватый, носит очки и щурится. Пару месяцев назад начал лысеть и теперь из-за этого стесняется себя ещё сильнее, чем прежде.

Однако Верс не обращает внимания на подобные мелочи. Она замечает лишь его улыбку, умение разговаривать на любые темы и талант слушать.

– Подожди, – Верс бескомпромиссно отодвигает пиво на край стола. – Что это за барьер? Уж точно не на продажу.

– Личный, – Сергей продолжает улыбаться, делает глоток и стучит безымянным пальцем по виску для наглядности.

Помедлив, Верс понимающе кивает.

Они живут в мире, где тридцать лет назад самым быстрым процессором стал человеческий разум, а самым надёжным носителем информации – человеческое сознание.

– Работал над ним последний год.

– Что за идиотская загадка в конце?

– Хочешь подсказку?

Верс хмурится. Она резким движением пальцев открывает банку, но пить не спешит.

– Значит, всё сложно?

– Нет – для тех, кто знает меня хотя бы немного, – Сергей упирается локтями в колени и наклоняется вперёд. – Я – профессионал, но в душе – до сих пор ребёнок.

Он делает паузу длиной в пару секунд:

– За последний месяц я… – и замолкает. – Ладно, это слишком личное. Тебе понравилось?

Верс откидывается на диване:

– Гора слишком высокая.

Сергей смеётся. Верс присоединяется к нему через мгновение. Они пьют пиво и беседуют.

Девушка возвращается домой только накануне полуночи.

На следующее утро она узнает, что через два часа после её ухода в квартиру Сергея забрался грабитель, выстрелил в голову спавшему в гостиной хозяину и сбежал с дорогим оборудованием.

***

Перед рассветом Верс снится, как она поднимается на вершину горы.

Позади крадётся кролик.

Тик-так – его часы отмеряют время до включения сирены.

Тик-так – стук слышен даже сквозь щебет горечавок и камнеломок.

Тик-так, тик-так, тик-так… Часы не торопятся, но времени остаётся всё меньше и меньше, и Верс ускоряет шаг, хотя острые камни ранят ступни через носки.

Наверху всё по-прежнему.

Голос с небес:

– Назови самого мудрого среди них.

– Старик, – отвечает Яна.

Она просыпается от невыносимой головной боли и трели дверного звонка. На пороге стоит полицейский. Он предъявляет документы и рассказывает, что произошло с Сергеем.

На работе Яне сообщают, что похороны через три дня, и организацию взяли на себя родственники.

***

Мудрец. Стереотипный образ – человек преклонного возраста с длинными седыми волосами и бородой.

***

Верс работает медленно, постоянно отвлекается и порой передвигает по столу голографические окна без всякой цели. Ей кажется, что пространство вокруг – холодное и плотное, поэтому люди как будто застывают в воздухе, а их движения – заторможенные и размытые.

После обеда Верс решает взять отгулы до конца недели.

Она уезжает с работы и направляется к дому Сергея.

Квартира закрыта, но охранник, посмотрев девушке в глаза, разрешает зайти внутрь.

Верс отстранённо обводит взглядом кухню, ненадолго останавливается на пороге спальни и входит в гостиную.

Тело убрали, но пятна крови остались на диване и полу, а на столе – восемь пивных банок. Вместе Сергей и Верс выпили шесть, ещё две он открыл после её ухода. Между банками лежит четвёртый том «Метаморфоз» Апулея¹³.

Верс несколько раз читает про себя название книги и поворачивается к охраннику:

– Представьте, что перед вами три стула. На одном сидит ребёнок, на другом – взрослая женщина с кошкой на коленях, на третьем – древний старик. Кто, как вы думаете, самый мудрый?

От неожиданного вопроса мужчина ненадолго теряет дар речи.

– Кошка. Слишком банально выбирать человека.

Верс снова смотрит на пивные банки и на четвёртый том «Метаморфоз».

Бумажная книга.

Редкость в нынешнее время.

***

Кошка. Символ мудрости, гибкости, женственности и изящества. Изображение кошки приносит удачу.

***

Вечером Верс лежит на диване и листает греческие мифы. Читать она не хочет. Для неё сейчас все предложения – узор пустых слов. Завтра нужно ехать в участок, но девушка не знает, что говорить следователю.

Экран с текстом шипит под пальцами Верс – так, наверное, шипит ливень, когда ему грустно. Свернув переливающееся окно, девушка задерживает руку в воздухе, грустно улыбается и в знак прощания набирает идентификационный номер сознания Сергея.

Появляется полоса загрузки, и Верс ждёт, когда та подёрнется дымкой, и вспыхнет надпись: «Соединения нет».

Ожидание длится слишком долго. Устав, девушка закрывает глаза.

Миг – и она стоит у подножия горы, в начале тропинки, в белых носках и неудобном сером платье. Перед носом Верс порхает голубая бабочка. Когда бабочка тает в воздухе, стартует отсчёт времени до включения защитной системы барьера, и девушка начинает идти вперёд.

Она, как Алиса в стране чудес Сергея Ленсова. Он любил Кэрролла¹⁴ и нередко называл системные папки именами персонажей. Однако ему нравился не только Льюис. Маркес¹⁵, Камю¹⁶, Макиавелли¹⁷, Шоу¹⁸, Флетчер¹⁹ – литературные вкусы Сергея простирались от философии до комедий. И, тем не менее, устроить фантасмагорию из сотен прочитанных книг было не в его духе: над эклектикой он всегда смеялся.

Мысли о предпочтениях друга так сильно увлекают Верс, что она даже не задумывается о том, как попала в сознание, которому полагалось угаснуть, едва сердце владельца перестало биться.

– Ты опоздаешь! Ты опоздаешь! – кролик подпрыгивает и прижимает к её уху тикающий, точно бомба, будильник.

Она шарахается в сторону, подбирает юбки и быстрее карабкается наверх.

Вслед девушке ярко-голубой какаду раскрывает зубастый клюв; смеются цветы и злорадствуют салатовые поросята. Верс спотыкается о спящую на тропинке крысу, рвёт подол, стягивает осточертевшие носки и бежит дальше босиком. Переходя реку, она поскальзывается и по пояс окунается в молоко и шоколад. Прячущиеся среди деревьев призрачные шахматы алчно смотрят на её платье, словно хотят, как на игровом поле, устроить на юбке баталию.

Когда Верс выбегает на плато, то в изнеможении садится прямо перед тремя стульями.

– Назови самого мудрого среди них.

Верс устала и запыхалась. Она поднимает руки, прося невидимого вопрошающего повременить.

Верс переводит дыхание, смотрит вначале на мальчика, потом на старика, затем на кошку и в конце – на женщину.

В первый раз она недооценила Сергея и ошиблась. Во второй – использовала слишком очевидный вариант. Может быть, ответ – женщина? Или всё-таки кошка?

Верс прижимает ко лбу указательный и средний пальцы. Сергей сказал, что ответ для знакомых людей на поверхности, и положил на стол книгу Апулея. Тогда…

Плато – вершина Олимпа? Трое на стульях – боги? А кошка – всего лишь дурное чувство юмора коллеги?

Он мог…

– Назови самого мудрого среди них, – повторяет голос.

Верс скрещивает ноги, срывает цветок эдельвейса и кладёт в рот. Она вспоминает слова Сергея: «я – профессионал, но в душе – до сих пор ребёнок».

Означает ли это, что загадка намного сложнее, чем кажется на первый взгляд, и всё вокруг условно и многозначно?

Верс разжёвывает эдельвейс, тянется к ещё одному цветку и замечает бабочек.

Она замирает. Каждый подъём на гору тоже начинался с голубокрылой бабочки.

«Метаморфозы». Бабочки. Апулей первым записал легенду о Психее, которую изображали с крыльями бабочки.

– Назови самого мудрого среди них, – в третий раз повторяет голос. – До активации барьера: три, два…

Верс поднимает голову и кричит в небо:

– Психея!

Голос смолкает. Мальчик, женщина, кошка и старик исчезают. Медленно тают очертания стульев.

Несколько секунд ничего не происходит, а затем ковёр эдельвейса взрывается вихрем голубокрылых бабочек, и те рисуют в воздухе человеческую фигуру.

Это мужчина. Вначале появляется его улыбка, потом – голова, затем – руки и ноги, последним – торс. Перед Яной стоит Сергей, такой же, как в последний вечер в его квартире.

– Умница, – произносит он вместо приветствия.

Верс смотрит на него и не может сказать ни слова.

Сергей протягивает руку, чтобы помочь ей подняться, и девушка недоверчиво вкладывает пальцы в его ладонь.

– Всё в порядке. Я – это я, – он говорит неторопливо и чётко.

– Ты жив? – не может поверить Яна.

Сергей отрицательно качает головой:

– Вряд ли меня можно назвать живым.

– Тогда почему твоё сознание продолжает существовать?

– Когда я показывал тебе барьер в первый раз, то скопировал загрузочные файлы в твой разум. Выполнишь одну мою просьбу, принцесса?

Верс кивает. Сергей улыбается.

– Поезжай в «Исток» – это центр психолого-педагогической реабилитации и коррекции – и договорись о встрече с доктором Малик. Она – моя сестра. Скажи, что я лично попросил тебя сообщить ей о моей смерти. Она объяснит, что происходит, и сделает всё необходимое.

Яна непонимающе приоткрывает рот, но Сергей не даёт задать вопрос. Он протягивает руку, упирается ладонью девушке в плечо и толкает.

Верс делает шаг назад и летит в пропасть.

***

Психея. Олицетворение души и дыхания в древнегреческой мифологии. Психея изображалась в образе бабочки или молодой девушки с крыльями бабочки.

***

Утром Верс просыпается с ощущением, что посмотрела долгий и безумный сон.

На миг девушке и правда кажется, будто встреча с Сергеем ей только пригрезилась. Однако программа на экране показывает длительность последнего сеанса связи «02:34:29», и Верс вспоминает: коллега не только профессионал, но и талантливый манипулятор.

Он действительно мог написать такой барьер.

Верс думает набрать идентификационный номер Сергея ещё раз, но что-то её останавливает.

Она поднимается, принимает душ, собирает вещи и вызывает такси.

Машины долго нет, и полчаса Верс нетерпеливо меряет шагами гостиную.

Сев в такси, она загружает четвёртый том «Метаморфоз» и перечитывает миф о Психее. Водитель наблюдает за девушкой в зеркало заднего вида и вскользь интересуется:

– У вас всё хорошо?

Верс пропускает вопрос мимо ушей.

Когда машина останавливается перед «Истоком», девушка расплачивается с водителем, подхватывает сумку, решительно входит в белый холл и просит администратора организовать ей встречу с доктором Малик. Женщина предлагает подождать, пока сестра Сергея освободится. Верс, нервничая, присаживается на стул возле кофейного автомата.

Доктор Малик похожа на брата как две капли воды. Сестра Ленсова высокая и полноватая, носит очки и щурит добрые тёмно-карие глаза.

Она осматривается, и администратор указывает ей на Верс. Та поспешно встаёт и протягивает доктору руку:

– Я п-приехала, – запнувшись, произносит девушка, – чтобы сказать: Сергей лично попросил меня сообщить вам о его смерти.

Чуть помедлив, женщина отвечает на рукопожатие.

– Можешь называть меня Вера. Пойдём.

Вера приглашает гостью в маленький кабинет и предлагает сесть в большое удобное кресло. Верс с интересом пробегает взглядом по переплётам книг в шкафах, плакатам с умиротворяющими пейзажами, бумагам на столе.

Вера садится напротив девушки, некоторое время внимательно её рассматривает, а затем улыбается, словно чем-то очень довольна.

– Мой брат не рассказывал вам о наших исследованиях, верно? – спрашивает Вера и продолжает после кивка Верс: – Тогда я попробую объяснить кратко и доступно. Как вы знаете, информационное поле появилось задолго до первых разумных форм жизни, но понимать его структуру и использовать её человечество научилось всего лишь несколько десятилетий назад. Вы помните основное свойство?

Верс неуверенно отвечает:

– Вы имеете в виду, что информационное поле формируется на основе всех происходивших событий?

– Совершенно верно. Как следствие, оно сохраняет данные и о любом когда-либо существовавшем человеке. Однако это частицы, разрозненные файлы. Я и Сергей постарались их систематизировать. Основной проблемой было создать такое огораживающее личное пространство, которое не позволит раздробление образа ни снаружи, ни изнутри.

Верс озадаченно прикасается пальцем к брови:

– Особая форма личного барьера, да?

– Загружается в подсознание знакомых заинтересованным пользователем. Мы не были уверены, станет ли это работать с теми, кто не связан родственными узами, – Вера откидывается на стуле и поправляет очки. – На следующем этапе подобная загрузка должна происходить автоматически для всех объектов, имеющих хотя бы одну общую связь.

Она делает паузу.

– Мы хотим позволить этой форме личного барьера существовать вне любых ограничений. Чтобы образ оставался даже после смерти всех знакомых. Как вам идея?

Верс озадачено качает головой:

– Это вечная жизнь.

– Только для души. Именно поэтому мы назвали наше исследование «Психея».

Верс молчит. Вера тоже. Они сидят друг напротив друга, и каждая думает о своём. Девушка старается осознать рассказанное Верой, но не может до конца: проект одновременно восхищает её и ужасает. Женщина смотрит на собеседницу с сочувствием.

– Вы ведь работали с теми же технологиями, что и мой брат, верно? – вдруг спрашивает Вера.

Верс поднимает глаза.

– Как вы отнесётесь к тому, чтобы продолжить исследование вместе с нами?

– Я? Но… – девушка растерянно обхватывает себя руками за плечи и резко зажмуривается.

Вера смотрит на неё – Верс плачет.

Слишком многое свалилось на плечи Верс в последние дни. Слишком тяжело на сердце после смерти Сергея – словно вместе с ним навсегда угасла и часть её собственной души.

Верс требуется какое-то время, чтобы успокоиться. Она с благодарностью принимает от Веры носовой платок.

– Хотите ещё раз поговорить с моим братом? – осторожно спрашивает Вера, когда всхлипывания стихают.

Верс судорожно несколько раз наклоняет голову, и Вера, встав, подходит и берёт девушку за руки. Та поднимается с кресла и смотрит доктору в лицо. Они синхронно закрывают глаза.

Их сознания соприкасаются.

– Афина, – называет Вера пароль к своему личному барьеру.

– Амур, – тихо произносит Верс.

Слова гаснут в тишине, и девушка чувствует странную неловкость. Она хмурится, пытается понять, откуда взялось незнакомое чувство, и неожиданно её губ касается лёгкая, как бабочка, улыбка.

Верс понимает, что всегда знала ответ на загадку Сергея, и зачем-то повторяет:

– Амур…

Едва слышным стрекотом помех издалека доносится отклик:

– Психея…