Читать книгу: «Устойчивость. Как выработать иммунитет к стрессу, депрессии и выгоранию», страница 4

Изгнанник

Эрвин³ входил в негласные резервы Адольфа Гитлера. Ему было 19 лет, когда фюрер решил отправить на войну и его, чтобы все-таки одержать победу вопреки всем негативным прогнозам. Эрвину же была знакома лишь сельская идиллия померанской жизни. Его родители владели большой фермой и – подобно многим другим семьям в той области – принадлежали к одним из богатейших людей страны. Младшие сыновья фермера, включая Эрвина, были освобождены от воинской обязанности. Они были нужны для того, чтобы заниматься жатвой, пока старшие братья воевали на фронте. Так что даже во времена Второй мировой войны Эрвину удавалось вести необычайно мирную жизнь. Но вот наступила зима 1944/45 года и ему тоже пришлось уйти на фронт. Он всегда боялся войны, однако в холодных окопах на Восточном фронте все оказалось еще ужаснее, чем он себе представлял.

Пройдет почти десять лет, прежде чем Эрвину удастся вернуться обратно. Но вернуться куда? Померания давно стала частью Польши, а большая усадьба родителей была экспроприирована. За прошедшие десять лет Эрвину приходилось сутками лежать в окопах, переживать неописуемые ужасы, наблюдать смерть товарищей, а затем надрываться в трудовом лагере в Эстонии, где ему, изможденному и полуживому, нужно было работать на Советы.

Наконец летом 1955 года он вернулся с войны. Он долго пытался найти своих родителей, но его мать погибла, пытаясь спастись бегством из страны. Отца же он в итоге нашел на небольшой ферме недалеко от Магдебурга, которая принадлежала его дяде. Там же остался и Эрвин вместе со своим братом, который тоже только вернулся с войны. В итоге Эрвин провел там всю свою жизнь.

После всех кошмарных событий в прошлом он женился на девушке из соседней деревни. Эрвин очень любил ее, но назвать их брак простым было нельзя. Его тесть был против брака своей дочери с этим «ничтожеством», чье былое померанское богатство навсегда кануло в Лету, что сделало юношу простым рабочим на ферме его дяди. Тесть никогда не принимал Эрвина и даже не разговаривал с ним.

Однако со своей женой Эрвин был по-настоящему счастлив. Они не были богаты, но денег им хватало на все. У них было двое детей, девочка и мальчик. Однако затем тяжелая болезнь тенью упала на тихую жизнь этой семьи. Жене Эрвина не было и 30 лет, когда она умерла от лейкемии. А он сам стал отцом-одиночкой для двух маленьких детей. Тесть Эрвина все так же был преисполнен презрения к нему, а потому от него нельзя было ждать никакой помощи и поддержки. Эрвин не понимал, как же ему теперь удастся поставить своих детей на ноги.

У его знакомых, которые тоже были родом из Померании, появилась идея: они решили свести Эрвина с Бригиттой⁴. Ведь разве их обоих не постигла одна и та же судьба? Бригитта тоже выросла в большом поместье в Восточной Германии. Родилась она в Силезии, но, когда ей исполнилось девять лет, она и ее семья были изгнаны оттуда. В итоге Эрвин и Бригитта действительно поженились и у них даже родился сын. Они уважали друг друга, однако на протяжении всей совместной жизни их разделяло то, как по-разному они относились к своей потерянной родине.

Даже спустя сорок лет после свадьбы на стене их дома все еще висело изображение силезской усадьбы, в которой выросла Бригитта. Почти каждый день она говорила о том, какую большую утрату ей пришлось пережить в детстве.

В отличие от Эрвина, она так и не смогла простить это полякам. Родительская усадьба была связана для нее не просто с ощущением родины, дома или же финансовой защищенности, а с чувством принадлежности к особому сословию – и с этой потерей она не могла смириться. Казалось, что у нее отняли не только родительскую усадьбу, но и в целом возможность ощущать себя счастливой.

Эрвин же, наоборот, всегда хорошо отзывался о поляках, эстонцах и даже русских, которые столько лет фактически продержали его в заключении. Тот факт, что его опыт общения с некоторыми из них был негативным, никоим образом не стал для него поводом для ненависти и озлобленности. Ужасы войны стали для него частью его жизненной истории, но никак не частью его повседневной жизни. Поместье его родителей осталось для него в прошлом. Неприязненное отношение тестя его, конечно, не радовало, но он смог смириться и с ним. А скоропостижный уход жены стал для Эрвина еще одним ужасным событием из его прошлого.

Глаза Эрвина загорались внутренним светом, когда он рассказывал о друзьях, которых он встретил, пока был в заключении, или о том, как позднее ему удалось разыскать своего отца. О грустных страницах жизни – как, например, смерть его матери во время одной из ее попыток сбежать из страны – он рассказывал спокойно и вскользь. Гораздо большее удовольствие ему доставлял рассказ о том, как же сильно ему повезло в том, что ему все-таки удалось найти своего отца.

Даже когда ему исполнилось 80 лет, Эрвин все еще умел радоваться так, как это удается только детям. «У меня все так, как оно и должно быть, – любил повторять он. И добавлял: – Жизнь пишет свои собственные истории». Эрвин считал, что его жизнь, на протяжении которой ему, несомненно, довелось столкнуться с очень тяжелыми ударами судьбы, прошла достаточно хорошо. Он не гневался на судьбу и никогда не чувствовал себя так, словно бы другие были виноваты в его несчастьях. Его жена была младше его на десять лет, однако он прожил на много лет дольше, чем она.

Женщина, потерявшая свою идентичность

Ее окружение раздражало то, что она сама едва ли была раздражена когда-либо. В конце концов, в журналах же зачем-то печатают все эти большие статьи и результаты научных исследований о том, что люди должны быть выбиты из колеи, когда они вдруг понимают, что они понятия не имеют, откуда они родом. Иногда они узнают это в результате генетических экспертиз, иногда – родители наконец решают раскрыть тайну: ежедневно кто-то узнает, что был усыновлен, зачат в результате интрижки или же благодаря незнакомцу из банка спермы.

В такие моменты у людей пропадает целый пласт знаний, который прежде они использовали для самоидентификации, а потому у них появляется уйма вопросов. Кто мои родители? Кто мой отец? Как он выглядит? Похож ли я на него? Одним словом: откуда я родом?

В случае с Забиной⁵ из Мюнхена подобная потеря идентичности явилась результатом нелепой случайности или же внезапной реакцией бессознательного, которое до этого слишком долго молчало. «О, это так интересно! – удивленно воскликнула ее мать, спустя всего несколько недель после того, как сама Забина родила дочь. Забина и ее мама вместе разглядывали снимки ультразвука, бирку новорожденного и другие памятные мелочи, связанные с беременностью и родами Забины. Как вдруг взгляд новоиспеченной бабушки упал на группу крови, обозначенную на одном из документов. – Это действительно забавно, – сказала она, – что у тебя группа крови B, когда и у меня, и у твоего отца – А».

Забине это тоже показалось интересным, но едва ли забавным. Она была ученым, а потому знала, что такого попросту не может быть. Здесь что-то точно было не так. Либо чья-то группа крови была определена неправильно, либо же она не являлась ребенком своих родителей. Забина была слишком любопытной для того, чтобы оставить все как есть и просто вернуться к своей обычной жизни. Ведь не зря у них в семье порой рассказывали эту старую байку о том, что в роддоме ее могли случайно перепутать с другим ребенком. Ей захотелось разобраться во всей этой ахинее.

Ее родители сначала сочли все это совершенно излишним. «Наука может ошибаться, – сказали они. – В нашем мире существуют вещи, которые невозможно объяснить научными методами». Они также напомнили, что гинеколог, который когда-то определил группу крови матери, был известным на весь город алкоголиком – а значит, он легко мог допустить ошибку. Но получается, тогда у ребенка должен был быть другой отец? Невозможно! «Мы всегда были верны друг другу», – заверили оба родителя. Единственное, что в итоге подвигло родителей поддержать Забину в ее расследовании, это вероятность того, что в роддоме могла произойти путаница с новорожденными. Ведь почему-то акушерка сначала поздравила мать Забину с рождением здорового мальчика, однако потом на стене объявлений родительского отделения появилось сообщение о том, что это все-таки была девочка.

В ближайшие месяцы многочисленные анализы крови показали, что ошибки в их определении никто и никогда не допускал. Но потом два генетических теста явили страшную правду: мать Забины действительно была ее кровным родственником, а вот отец – нет. Она не ожидала столкнуться ни с чем подобным, ведь ее мама всегда считалась абсолютным образцом супружеской верности. Лишь спустя несколько месяцев после генетической экспертизы мать вспомнила о давно забытой интрижке.

Тем не менее совершенно ошеломительная новость о том, что Забина не была биологической дочерью своего отца, хотя и задела девушку, но не выбила ее из колеи. С ее точки зрении, эта новая информация ничего не меняла в ее отношениях с тем человеком, которого она привыкла считать своим отцом, даже несмотря на тот факт, что он довольно тяжело переживал это открытие. Эта новость обеспокоила отца и наполнила его страхом того, что его дети и правнуки больше не будут принимать его.

Люди теряют почву под ногами, когда понимают, что они понятия не имеют, откуда они родом.

Друзья и сестры Забины постоянно спрашивали ее о том, как ей удается не быть в замешательстве после того, что ей довелось узнать. «Неужели ты не хочешь найти своего биологического отца и познакомиться с ним?» – спрашивали они. Друзья предлагали ей отправиться на «поиски собственного я». В то время как на ее фактически приемного отца эта информация произвела сокрушительное впечатление, у Забины было ощущение, что в ее жизни существенно не изменилось ничего. Информация попала к ней в мозг, но едва ли затронула ее душу. «Я та, кем я являюсь, – убежденно говорила она. – Во мне не может ничего измениться лишь только оттого, что моим отцом оказался какой-то другой человек».

Большинство людей, с которыми случаются истории, похожие на те, что произошла с Забиной, реагируют на них совершенно иначе. Гораздо более типичным примером является девушка по имени Соня, которая в 27 лет узнала, что своим рождением она обязана банку спермы, из-за чего у нее случился серьезный кризис идентичности. Рассказывая свою историю в Интернете, она назвала день, когда узнала правду о своем рождении, «худшим в своей жизни». Ей показалось, что у нее «земля ушла из-под ног». Поскольку такие реакции не являются чем-то удивительным для судей немецкого Федерального конституционного суда, они еще в 1989 году гарантировали каждому право на информацию о своем происхождении. Именно поэтому общественность так часто критикует идею бэби-боксов и анонимных родов. Между тем анонимное донорство спермы в Германии запрещено. «И это правильно», – считает семейный психолог Петра Торн. Она специализируется на работе с клиентами, которые не могут справиться с внезапно возникшими пробелами на их генеалогическом древе. По ее словам, зачастую требуется довольно много времени на то, чтобы «люди оправились от подобных открытий».

Забине же ее открытие показалось интересным. И это то свойство ее характера, которое она заметила в себе еще в детстве. Когда в жизни Забины что-то менялось, ее всегда охватывало возбуждение – даже если это изменение было негативным. Даже после смерти ее любимого дедушки она ощущала себя именно так. Тогда она просыпалась по утрам и думала: «Что-то тут не так, так быть не должно». И все же происходящее словно бы стимулировало ее – по причинам, которые она и сама особо не понимала.

И теперь, когда ей пришлось по-новому посмотреть на вопрос собственного происхождения, с ней произошло то же самое. Забина просто приняла это как факт. Ее беспокоило лишь то, что теперь она не знала, какие именно болезни были распространены в «ее семье» – высок ли был риск заболеть раком груди, доживет ли она до старости или все-таки нет? Забина вдруг поняла, почему ее ноги так сильно отличались от ног всех остальных членов семьи. Но ей было все равно, кто именно ответствен за то, что это так. «Я знаю, кто я есть. И это гораздо важнее, чем знать, кто является моим биологическим отцом», – сказала она.

Юноши, ускользнувшие от убийцы

Если бы 25 июля 2011 года вам довелось включить британский телеканал «BBC» и увидеть на экране юношу, который стоял перед зданием суда в Осло, рассказывая об ужасах, случившихся в Утейе, вы легко могли бы подумать, что это был репортер. Конечно, этот 27-летний юноша с густыми пшеничного цвета волосами не выглядел совсем уж нетронутым теми страшными событиями, о которых он рассказывал. Но эти события волновали любого норвежца, да и любого человека в целом. Тремя днями ранее правый экстремист Андерс Беринг Брейвик устроил ужасающую бойню на маленьком норвежском острове Утейе, где молодежная организация социал-демократической рабочей партии проводила свой традиционный летний слет.

Вегард Гресли Веннесланд рассказывал о том, что случилось на острове, в спокойной и уверенной манере, не запинаясь и с легкостью подбирая нужные слова и выражения. Однако репортером он не был. Веннесланд был свидетелем того, как Брейвик расстрелял 69 человек за 75 минут. Более того, сам Веннесланд чудом остался жив. А потому удивительным было уже то, что всего три дня спустя после этого чудовищного события юноша был в состоянии рассказать о пережитом на камеру.

«Когда раздались первые выстрелы, я был в палаточном лагере, а потому не мог видеть стреляющего», – рассказывал он зрителям перед камерой. Беспокойными выглядели лишь его глаза, так как его взгляд бегал из стороны в сторону. Однако подобный «ищущий взгляд» довольно типичен для людей, которые не привыкли работать перед камерой. «Как только я вышел за пределы лагеря, я довольно быстро понял, что все это было очень серьезно, – продолжал он. – Я видел, как мои друзья бежали в мою сторону, пытаясь спастись от стрелявшего». Когда некоторые из бежавших упали, Брейвик подошел к ним вплотную, чтобы убить их выстрелами в голову. Веннесланд бросился прочь.

Ему удалось укрыться в хижине, где он забаррикадировался вместе с сорока другими людьми. Брейвик пытался попасть вовнутрь: несколько бесконечных минут он стрелял по окнам и стенам, пока наконец не оставил укрывавшихся и не отправился на поиски других жертв. Оказавшиеся внутри хижины молодые люди все это время слышали крики и выстрелы, и то, как их друзья и знакомые молили о пощаде. Они не могли перестать задаваться вопросом о том, сможет ли хоть какая-то помощь прибыть на этот маленький и удаленный от всего на свете остров до того, как станет совсем поздно. Помощь, которая могла бы помочь остановить этого монстра. «Мне кажется, я пролежал под кроватью около часа, не переставая надеяться и молиться. Это было ужасно», – сказал Веннесланд в прямом эфире.

Дело было вовсе не в том, что Веннесланд сумел запереть все свои переживания где-то глубоко внутри себя и, соответственно, говорил о них так, словно бы они и не касались его лично. Очевидно, сохранять самообладание ему помогала некая внутренняя сила. Лишь однажды он был близок к тому, чтобы заплакать. Ведущая «BBC» спросила у него, как в такой ситуации ему удалось отправить SMS-сообщения своим друзьям и семье. «Когда Брейвик прострелил стену хижины, я подумал, что сейчас он убьет нас всех. Я не хотел беспричинно заставлять свою семью волноваться, но подумал, что это, вероятно, был мой последний шанс связаться с ними, – ответил Веннесланд, у которого явно разрывалось сердце, когда он рассказывал эту часть истории. – Я просто хотел им сказать, что люблю их и надеюсь вновь их увидеть».

«BBC» тоже отдала дань уважения Веннесленду: «Каждый, кто сейчас смотрит наш эфир, будет впечатлен вашей храбростью, вашей манерой общения с журналистами и в целом тем, как вы справляетесь с тем, что вам довелось пережить», – сказала телеведущая, которая сидела в студии телеканала рядом со своей коллегой. И тогда она спросила: «Скажите, вам сейчас тяжело?» Веннесленд ответил, что пережитое стало для него «очень травматическим» опытом. Днем ранее, когда он был дома со своей семьей и девушкой, у него случился настоящий нервный срыв: «Это был такой момент, когда тебя просто сгибает пополам и ты можешь только рыдать».

При этом он знал ответ на вопрос о том, что же помогло ему сохранить храбрость. Почему ему удавалось прямо стоять перед камерой, а не рыдать, лежа в кровати. По словам юноши, членство в партии напрямую связывало его со всем миром: до произошедшего на острове он был заместителем председателя молодежной организации социал-демократов в Осло, однако его друг-председатель был расстрелян Брейвиком, что сделало председателем Веннесленда. В итоге это помогло ему получить море поддержки со всех уголков земли. Люди сопереживали и сострадали ему, а он, в свою очередь, пытался и сам поддерживать других. «Наша жизнь наполнена солидарностью, – сказал он, и на его лице даже промелькнула улыбка. – Мы помогаем друг другу. И я думаю, что без такой помощи мы бы не смогли пережить случившееся».

Даже девять месяцев спустя он все так же ровно держался перед камерой, на этот раз давая интервью репортеру информационного агентства «Reuters». На его руке все еще можно было увидеть оранжевый браслет, на котором заглавными буквами было написано «УТЕЙЯ». Каждый участник летнего слета получил такой, когда только прибыл на остров. «Я не могу его снять, – говорит он. – Он напоминает мне о том, что в этой жизни нужно быть благодарным за все – даже за этот ужасный кофе, который я только что купил в столовой, – смеется он. – И конечно, я ношу его в память о тех людях, которых мы потеряли».

Первое время после произошедшего нелегко пришлось даже Веннесланду. Ему было очень трудно сосредоточиться на своей диссертации о лагерях палестинских беженцев в Ливане, которая была почти дописана на момент бойни. Каждую неделю он ходил к психиатру. Эти встречи помогли ему привести свои мысли в порядок, так как больше всего он боялся того, что страшные воспоминания о произошедшем могут попросту утащить его на дно.

Однако Веннесланд нашел способ жить дальше: он начал черпать энергию из своего страха, своей скорби и своего гнева. «Этот тип хотел меня прикончить, потому что я верю в демократию, открытость, толерантность и диалог, – сказал репортеру «Reuters» студент, одетый в толстовку с капюшоном и кроссовки. – Что ж, пусть он тогда идет сами знаете куда, – вдруг выпалил он. – Если это именно то, за что он хотел меня убить, то тогда я буду бороться за все это только сильнее! Иначе получится, что Брейвик победил, − говорит Веннесланд. – Но никто во всей Норвегии не пожелал бы ему победы. Каждый из нас, кто остался жив, стал лишь сильнее. Это закалило нас».

Далеко не все, выжившие в тот день в Утейе, показали подобную психологическую устойчивость. Например, 21-летний Адриан Пракон тоже пытался использовать свои страхи во благо. Он написал хорошо встреченную критиками книгу «Сердце из стали», которая повествовала о самых ужасных минутах его жизни – своим произведением он хотел «почтить память ушедших» и показать, что «насилием политическую активность победить нельзя». Он неустанно выступал с докладами о том, как важно бороться с расовой ненавистью и дискриминацией.

Во время бойни на Утейе Пракон притворился мертвым, пытаясь спастись от Брейвика. Он измазал себя в крови своих мертвых друзей и лег на землю. Когда Брейвик подошел совсем вплотную к нему, Пракон едва ли ощущал свое собственное дыхание, настолько неподвижно он лежал и настолько ему было страшно – он мог лишь только чувствовать, как сильно колотилось сердце в его груди. И все же Брейвик выстрелил в него – и это, вероятно, был его самый последний выстрел. Но Пракону невероятно повезло: пуля не попала в голову, она лишь пронзила его плечо.

Однако душевные раны были слишком велики. Даже месяцы спустя бойни Адриан Пракон все еще оставался в больничном отпуске. Он все еще борется с депрессией. В каком бы месте Адриан ни находился, он всегда нервно ищет пути отступления на случай, если сейчас что-то случится. Например, он думает о том, что вот эти три окошка в потолке кафе могут помочь ему спастись. И без таких мыслей о потенциальных планах побега он попросту не может существовать. «Ведь на Утейе мне так и не удалось найти никакого выхода», – говорит Пракон.

И вот еще одно, что постоянно терзает его: когда Пракон в первый раз столкнулся с Брейвиком – это случилось на пляже, – убийца пощадил его. Он уже нацелил на него свое оружие, не проявив до этого момента милосердия ни к одному другому взрослому. Вода вокруг становилась все краснее и краснее. Но когда Адриан в отчаянии крикнул: «Не стреляй!» – Брейвик вдруг опустил винтовку и просто пошел дальше.

Почти каждому выжившему в таких страшных событиях бывает очень сложно разрешить себе продолжить жить после того, как у других эту жизнь отняли. Для Пракона, однако, ситуация и вовсе была практически невыносимой: причиной его спасения стала не счастливая случайность и не превратность судьбы, а отвратительный ему убийца. Право на жизнь ему даровал Брейвик.

Только почему? Этот вопрос бесконечно терзал его. «Иногда я целыми днями не мог думать ни о чем другом, – говорит Андриан Пракон. – Неужели что-то во мне понравилось Брейвику?» – хуже этого для молодого социал-демократа ничего быть не могло.

Через четыре месяца после бойни на Утейе, в ноябре 2011 года, Адриан Пракон был допрошен в качестве свидетеля обвинения в суде против Андерса Брейвика. Тем же вечером он внезапно напал на мужчину и женщину, которые просто стояли на улице рядом с каким-то баром. Вопреки отсутствию провокаций и любых других видимых причин, он сбил мужчину с ног и начал его избивать.

Во время этих событий судебный процесс против Андерса Брейвика еще не начался в полной мере. Однако позднее массовый убийца заявит, что он пощадил Адриана, потому что тот показался ему «правым».

За несколько дней до вынесения приговора Брейвику суд также приговорил Адриана Пракона к 180 часам общественных работ и штрафу в размере 10 тысяч норвежских крон (примерно 140 евро). Суд также принял во внимание факт того, что молодой социал-демократ страдал посттравматическим стрессовым расстройством. Сам Пракон сожалеет о содеянном. Он признает, что после ужасных событий, произошедших на Утейе, ему пришлось «заново знакомиться с самим собой».