Читать книгу: «Друг», страница 8

Глава II. Вечеринка

Мокрый снежок слегка припорошил землю, покрывая всё вокруг белым покрывалом. И ведь всё равно растает, превратившись в грязь – днем температура держится около нуля. Я поморщился. Опять будет слякоть.

– Пожалуй, ты просишь слишком многого, – пробурчал Крабов.

Комбат был явно не в настроении.

– Он отличный стрелок, майор, – ответил я, наблюдая за крутящимися снежинками за окном.

– Я поставил его подкуском⁹ у Козлова, что ты еще хочешь от меня? – Крабов оторвал взгляд от каких-то бумаг на столе и посмотрел на меня.

Я спиной почувствовал его взгляд и развернулся.

– Но летёхой¹⁰ ему никак, – проговорил майор, покачав головой.

– Командир, у парня явный талант, – убежденно ответил я. – Он на уровне здравого смысла понимает те вещи, что дают на курсах офицеров, а это полгода обучения! Плюс уровень интеллекта у него…

– Ну а как же физподготовка? – парировал Крабов. – Ты хочешь поставить в командиры какого-то сопляка…

– Я поднатаскаю его, – пообещал я, – а что касается огневой подготовки… Он научился стрелять из «Набока» за несколько часов! И теперь шмаляет покруче меня, хотя я три года с этим стволом в обнимку спал…

– Нет, Гирь, я могу принять решение назначить Воронцову снайперские курсы, обучить развед.делу, но это… – Крабов опять нахмурился. – Разговор окончен, увидимся на собрании.

Я слегка козырнул и вышел из кабинета. В последнее время майор слишком нервный. Хотя, впрочем, неудивительно – весь декабрь Крабова таскали наверх к начальству с докладами, вплоть до сегодняшнего дня: приехал он где-то в обед, сразу зарывшись в бумаги.

Я усмехнулся. Оказывается, быть майором не так уж и приятно. На Алмазной войне я дослужился до лейтенанта и иногда замещал ротного капитана, нацеливаясь на очередное звание. Так сложилось, что в последний год моего контракта мать серьезно заболела, и мне пришлось прервать службу, оставив мечты о военной карьере. Но мне никогда не приходилось заниматься канцелярской работой, весь срок контракта я был в составе команды быстрого реагирования. Хотя кто их знает, ФСБ-шников, что там за бумажки – Крабов никогда, ни единым словом не обмолвился о тех тайных заседаниях, на которые его дергают считай каждую неделю. До отлета на Кассид остается около четырех месяцев, на днях должен прибыть «Полет». Майор и его начальство, видимо, ждут разведданных от полевых агентов… Не знаю, да и не моего ума дело.

Я вышел из здания на холодный воздух. Старый потрескавшийся асфальт теперь покрывает слабенькая белоснежная крупа, дует легкий ветерок. Всё вокруг преобразилось: и кустики вдоль дороги, и земля укрылись тонким белым покрывалом, всё кругом сверкает и отражается в лучах заходящего солнца. Красиво. Грязно, но красиво. Сейчас, в середине зимы, ветер приносит много осадков в виде легкого снежка, но примерно к полудню всё превращается в слякоть, когда температура поднимается до пары градусов выше нуля. Вечером весь цикл повторяется сначала.

Ладно, пора идти в казарму. Надо почистить сапоги от засохшей грязи и отгладить парадный мундир для «собрания», как официально назвали готовящееся новогоднее мероприятие. В первый раз мы будем сидеть за одним столом с командованием соседнего батальона – после осенних убийств до сих пор остались неприятные воспоминания, когда Крабова чуть не отправили под трибунал за беспорядки в лагере. В результате Атаса и всех остальных участников стычек перевели в другой КУТЛ, к «отморозкам», насилу мне удалось убедить командира исполнительной бригады не трогать Петруху. После тщательного расследования экспертами военной милиции выяснилось, что всеми нападениями руководил один из капитанов соседнего батальона с парой своих помощников. Правда, сослать главаря в колонию на Титане не успели – на следующий день капитана нашли убитым прямо в карцере, куда его посадили до прибытия исполнительной бригады. На скорую руку, для проформы составив протокол инцидента, дело по-быстрому закрыли за отсутствием улик. В общем, как будто он сам застрелился…

Несмотря на показную строгость, Крабов всё-таки допустил некоторое нарушение субординации – на офицерскую вечеринку майор приказал позвать Артёма Воронцова, ныне младшего сержанта и самого меткого стрелка во всем пятом взводе. Его способности я разглядел не сразу… После расследования осенних убийств Крабов перевел мальца в соседний взвод Олега, подальше от неприятностей. Эх, Олег, пусть земля тебе будет… После его смерти взводом временно назначили командовать сержанта Козлова. Петруха, собственно, и обратил внимание на стрелковые качества «безусого молокососа», как охарактеризовал Артёма тупица Конопля. Вскоре из недалекой отсюда колонии пришла ориентировка на Воронцова, вместе с делом. У меня глаза на лоб вылезли, когда я прочитал документы, но теперь я могу поверить, что реально застрелить троих человек в кромешной тьме, впервые пользуясь пистолетом, а потом еще оказать вооруженное сопротивление ментовским. Ловко ж с него, кстати, списали последнее, видимо, у пацана неплохие связи во внешнем мире. Попал он в колонию в начале сентября, вместе с группой уголовников совершил неудачный побег – всю компанию перебили, однако парню повезло выжить.

Жаль я Крабову забыл рассказать, как этот малец умело стрелял из всех видов оружия на последних орбитальных учениях – начиная с лучеметного и до специального плазменного вооружения, применяемого спецвойсками. Петруха из кожи вон вылез, но добился внеочередного младшего сержанта для Артёма, доверив ему подразделение в четыре человека. На тактических учениях квад¹¹ Воронцова оказался лучшим в роте, даже капитан Сидоренко был впечатлен. Вот тогда у меня и родилась мысль подкинуть Крабову идею с офицерскими курсами и званием лейтенанта для парня.

Вот так мы и живем… Теперь вместе со мной вместо Олега на офицерские занятия ходит Петруха, мечтая остаться командиром пятого взвода. Отметил повышение этот алкоголик довольно бурно, зато после громкой скандальной пьянки, во время которой, кстати, Сидоренко всё-таки обнаружил источник пьянящего тепла, отношения с составом соседнего батальона сразу потеплели – по крайней мере, среди рядовых. Офицерский штаб, в их числе и я, по-прежнему недоверчиво относился к командованию соседей. Что ж, сегодня и побратаемся… Если получится.

У входа в казарму на кирпичах, прикрытых сверху толстой тканью из разрезанных и сшитых вместе мешков, сидел Воронцов. Благородное лицо было измазано в грязи.

– Здравствуйте, лейтенант, – чести он не отдал, просто кивнул.

– Здравия желаю, сержант. Почему грязный? – я оглядел его с ног до головы.

– Только с занятий, – извиняющимся голосом ответил он.

– Хм… Почему чести не отдаешь? – я делано нахмурился. – Старшему по званию.

– Бросьте, лейтенант, вы же сами не любите, – Воронцов попытался было улыбнуться, но сдержался.

Да этот парень читает мои мысли!

– Чтобы больше ничего подобного я от тебя не слышал, сержант, – холодно ответил я. – Про собрание помнишь?

– Так точно, – почувствовав моё хмурое настроение, Артём вскочил и вытянулся. – Прибыть к десяти часам в столовую первой роты.

– Подготовься, – я кивнул и прошел в казарму.

Внутри как убитый спал Петруха. Черт, как спать-то хочется… Я сладко зевнул.

По программе подготовки офицеров ВКС, лейтенанты обязаны иметь начальные пилотские навыки управления космолетом класса D, включая одноместные разведывательные лодочки и прочее. Поэтому трое суток перед Новым годом мы провели на высокой орбите – на высоте тридцати тысяч километров – на эскадренном корабле-носителе Аа-95-115, знаменитым прошлогодним «инцидентом Ришелье». Когда радарные системы дежурной станции ВКС засекли и уничтожили французский шпионский спутник, именно этот корабль предотвратил ответный удар со стороны Парижа по станции, пригрозив обстрелять с орбиты боеголовками французский город Марсель, где расположен один из военных космодромов. К счастью, президент Ришелье вовремя осознал опасность, что, возможно, отодвинуло новую ядерную войну еще на пару десятилетий.

Конечно, погулять по кораблю нам не дали, сразу задав бешеный график работы. Держались мы в основном на стимуляторах-энергетиках без сна и отдыха, семьдесят часов просидев за пультом управления шаттлом. В принципе, управление оказалось не таким сложным – все жизненно важные функции космолета контролируются модулем искусственного интеллекта, предварительно обученного на тестовом полигоне. В задачу пилота входит лишь наблюдение за корректной обработкой приказов, оперативный ремонт автоматики, принятие решений. Человек – это командир на корабле… Опыт Третьей Мировой научил человечество, что никакая программа, даже с блоками нечеткой логики, не может заменить обычного человека.

На борту я познакомился с парнем, не понаслышке имеющим представление о машинах и приборах – корабельным военным техником, обслуживающим сектор реактора с генераторами силового энергетического поля. Вот уж что удивительно… Изобрели это новшество давно, собственно, с самого момента открытия сверхсветовых взаимодействий в 2071 году, была озвучена возможность генерации потока короткоживущих частиц силового поля. Первые разработки велись еще с начала XXII века в колониях Системы, когда Земля лежала в руинах отгремевшей войны. Но реализовать и ввести в промышленный оборот изобретение смогли лишь лет пятнадцать назад, и то сначала на Западе. На наших кораблях, в частности на «Полете», генераторы поля установили десять лет назад.

В оставшиеся два часа свободного времени я напросился на неформальную экскурсию в генераторные залы реактора, чтобы увидеть всё своими глазами. Помещения, где это всё происходит, огромны… Половину всего объема занимают гигантские электромагниты, связанные с ксионным «кольцом». Под действием ускоряющего напряжения сгенерированные в «кольце» частицы расходятся по многочисленным «трубам», опоясанным секциями сверхпроводящих магнитов, или силовым шинам, как назвал их техник. На внешней палубе корабля расположены специальные подстанции, где, в общем-то, и происходит перерождение потока частиц в калибровочные бозоны силового поля. Ну, как-то так… моих мозгов с книжечкой среднего образования хватило только на это. Военные не очень приветствуют силовые поля на крейсерах В-класса, так как технология еще далека от совершенства: генераторы отнимают очень много энергии у «кольца», а толку от них в бою слишком мало.

И вот наступило десять часов вечера. После ликвидации капитаном Сидоренко подпольной спиртогонной организации алкогольная жизнь в лагере резко пошла на спад, поэтому Новый год рядовой состав встречает хмуро и трезво. Точнее, трезво, а потому и хмуро. Офицерам же повезло больше – Крабов, поговорив с командиром соседнего батальона, привез в КУТЛ несколько внеплановых ящиков огненной воды, поэтому праздник обещает пройти на славу. Здание столовой, где планируется проводить мероприятие, еще с утра приказали охранять паре надежных непьющих солдатиков, тогда как внутри в это время усиленно трудилась бригада поварих, техничек и официанток. Не знаю где, но комбат умудрился достать в лагерь огромный головизор с многоканальной звуковой системой – вещь достаточно редкая даже среди «космополитов», уж не говоря про «безнационалов». Артём Воронцов с парой своих старых дружков из восьмого взвода сразу вызвался его подключить, причем устанавливал так умело, будто сам его и проектировал. Тогда же Крабов, наблюдая за его действиями, и пригласил Артёма на готовящееся мероприятие. Среди разодетых в мундиры командиров его потрепанный «ватник» смотрелся уныло, да и не по погоде, но умное лицо выделяло из толпы офицеров.

Само здание столовой довольно обшарпанное. Ранее КУТЛ был исправительной колонией для преступников, потом – военной базой Туркестанских сепаратистов. Лет десять назад по договору с Содружеством Республик лагерь отдали русским военным, которые переоборудовали его в учебно-тренировочный полигон для космических пехотинцев. Внутри столовая представляет собой то же убожество, что и снаружи, даже девочки не смогли отмыть вековую пыль от серых стен. В самом углу у пола в коридоре – огромная трещина от пустившего свои корни деревца за стеной, весь потолок желтый от мартовских сезонных дождей. Но деваться было некуда – это самое цивилизованное и ухоженное помещение, здесь кушает и само начальство. В остальных трех столовых, рассчитанных на два полных батальона, дела еще хуже. Конкретно наша рота и соседняя третья обедают в таком месте, что… Пропадает аппетит даже на армейской норме.

Всего наш батальон насчитывает четыре космопехотных роты и разведывательный взвод. Еще по штату числится и лазерная батарея, но ребята-артиллеристы всё время торчат на орбите и в КУТЛе ни разу не появились. В каждой роте по восемь взводов плюс плазмометное спецподразделение. Командует батальоном майор Крабов, над ротами и разведвзводом стоят пять капитанов. Ситуация в соседнем батальоне почти такая же, только нет взвода разведки – видимо, посчитали, что слишком дорого для каждого штрафбата иметь разведчиков. Руководит там подполковник Бахмутов – смуглый улыбчивый кавказец, тоже, как и Крабов, какой-то хр*н из ФСБ.

Воронцов, нелепо топчущийся в своем «ватнике» среди дымящих папиросами офицеров, увидев меня, вытянулся и отдал честь. Сообразительный, однако: далеко не все командиры одобряют такой произвол в субординации, царящий в моем взводе. Я одобрительно кивнул, приветствуя, и мы зашли внутрь.

Внутри столовой желтые унылые потолки уже завесили цветными лентами и мишурой, стены украшают прилепленные на клейкую ленту стилизованные бумажные елочки – девочки постарались на славу. А где-то из кухонной доносятся их звонкие голоса, звучно лязгают металлом ножи и поварешки, в воздухе витает запах пищи. Три длинных стола выстроились в ожидании блюд, в углу стоят ящички с алкоголем. Я улыбнулся.

С Новым годом, друзья!

*      *      *

Праздник удался на славу. Сначала все сидели и просто ели, по армейской привычке отправляя в рот всё, что находилось в пределах досягаемости рук. Затем, утолив голод, народ повеселел, в ход пошел второй ящик водки, которой Крабов запасся в самый раз. Заиграла музыка, потом один из капитанов-подручных Крабова, изрядно захмелевший, произнес тост, правда, на середине забыв его, закончил совсем другим. Никак не обратив на оплошность внимания, офицеры, забыв про плохое, добродушно общались между собой, при этом совсем не платонично поглядывая на шныряющих туда-сюда девчонок. Совсем стерлись различия между батальонами и ротами, между капитанами и лейтенантами. Ближе к двенадцати Крабов включил головизор, и в течение десяти минут мы смотрели на голографию доблестного генерального председателя Совета, залившего страну кровью девятнадцать лет назад, слушали его речи про удачный год, могущество космополитического строя и всеобщее равенство. Потом часы пробили полночь, еще раз прошлась волна тостов, и офицеры бросились в пляс на импровизированном танцполе между столами. Новый год мы встретили хорошо, и, что тут сказать, хороша была та смазливая медсестричка, что подсела ко мне во время шумного застолья… Та самая, что не хотела как-то осенью меня пускать к раненому Петрухе. К моменту, когда подполковнику Бахмутову взбрело в пьяную голову проверить стрелковые навыки офицеров на соревновании, я вышел из кухонной подсобки довольно подуставший. Было достаточно холодно – зимой в пустынном климате Туркестана ночью температура падает до минус пяти. Зато свежий воздух меня взбодрил, и к началу соревнований я был готов на все сто.

Во время которого, кстати, большинство офицеров еще раз продемонстрировали свое неумение пользоваться элементарно пистолетом Матроскина. Не будь оба комбата навеселе, не избежать бы тогда всему составу выволочки за непрофессионализм. Начав с дистанции в тридцать метров – начальная прицельная дистанция ПМ-90 – дошли до ста. Большинство офицеров вылетело еще до пятидесяти, кроме пятерых участников: обоих комбатов, мрачно-трезвого капитана из разведвзвода, меня и… Воронцова. На ста метрах вылетели, не набрав нужных очков, Бахмутов и командир разведчиков.

Крабов приказал достать из оружейки скорострелки. Немецкий пистолет-пулемет H&K с прицельной дальностью в двести метров начали испытывать со ста. Все набрали по десятке.

Сто пятьдесят метров – все по десятке.

Двести метров – по пьяни я промахнулся, набрав восемь очков, Крабов с Воронцовым по десять очков.

Триста метров – я опять смазал, сорвав всего пять очков, Крабов взял девять очков, Артём по-прежнему десятку.

Четыреста метров – я вылетел, Крабов набрал семь очков, Воронцов все десять.

– Вот это да! – среди офицеров раздался шум.

Крабов сжал губы, покачал головой и приказал установить мини-прожектор на возвышающемся деревце на расстоянии полукилометра от столовой. Пятьсот метров – комбат набрал четыре очка, Артём всадил все выстрелы точно в десятку.

– Ну нихр*на се! – воскликнул майор. – Ну-ка, ну-ка.

Шестьсот метров – Крабов изрядно мазал, набрав всего два очка, и вылетел. Артём сорвал девять очков. По офицерам прошелся вздох разочарования, но следующая очередь легла опять в десятку. Комбат многозначительно взглянул на меня, покачал головой.

– Я же говорил, – довольно прошептал я.

Семьсот метров – Артём смазал первые две очереди, набрав семь очков. Следующие три выстрела легли еще дальше, принеся Воронцову пять очков. Он опять прицелился.

– Всё, больше не могу, – произнес Артём и опустил оружие, – хватит.

В толпе повисла тишина. Только из столовой раздавались звуки музыки, где танцевала прекрасная половина общества. Раздался щелчок предохранителя, и офицеров словно прорвало: как-то все сразу заговорили, кто-то хлопал Артёма по плечу, где-то в сторонке жарко спорили о назначении Воронцова лейтенантом… Я прислушался. Двое летёх что-то говорили о майоре и его разговоре с капитаном Сидоренко… Ага, не так прост наш комбат, как кажется!

– Тишина! – Крабов поднял ладонь, призывая всех к замолчать.

Все мгновенно замолкли.

– Еще раз поздравляю всех с Новым 2199 годом! – Крабова немного качнуло в сторону, он икнул, потряс головой и продолжил. – Все вы имели возможность познакомиться на празднике с космополитом младшим сержантом Воронцовым. Так вот, высшим командованием, – он демонстративно показал на себя большим пальцем, – было решено приставить Воронцова Артёма Евгеньевича к званию лейтенанта армии Содружества Республик!

Опаньки. Вот и решение всех загадок. Всё-таки послушал меня майор, назначил Артёма летёхой. Офицеры ободряюще загудели.

– Поздравляю, – я хлопнул ошалевшего Артёма по спине, – кос-полит лейтенант. Пойдем, выпьем за тебя.

Глава III. Отлет

– И как долго нам трястись в этой тарантайке? – недовольно проворчал Артём, держась рукой за бортик кузова, чтобы не клюнуть носом в соседа при резких взлетах грузовика.

– Несколько часов, – коротко бросил я, прощальным взглядом провожая серую равнину. – Терпи.

Театрально вздохнув, Артём отвернулся от скученно сидящих рядовых и вслед за мной уставился на уходящую вдаль дорогу.

Вот и всё – мы уезжаем из КУТЛа. Всё, чему успели научиться мои ребята, они научились, пусть и в спешке. Ну, а кто не успел, тому не судьба… От этого становилось грустно. Русский менталитет, выраженный в щедрости души, гнал на смерть молодых ребят, многие из которых вряд ли переживут и половину срока обязательной мобилизации. Впрочем, так было всегда. Русские всегда побеждают, но какой ценой достаются эти победы…

Я взглянул на своего коллегу. Артём едва сидел на месте, постоянно морщась от боли в ноющих мышцах. Я сдержал свое слово, данное Крабову, и старался натаскать парня на соответствующий уровень подготовки. Будет жаль, если такой одаренный интеллект помрет под корягой на чужой планете… Курсы офицера малец прошел поразительно быстро и эффективно, летные навыки освоил не хуже самих пилотов, и на финальном экзамене выделывал такие пируэты, что только диву даешься.

Физподготовка, конечно, давалась хуже. Оно и понятно, мозги здесь не особо помогут, разве что в технике выполнения упражнений молодой лейтенант показывал удивительную приспособляемость, что помогало в тренировках. Впрочем, растущий организм быстро освоился с нагрузками, и за четыре месяца Артём здорово покрупнел. Ныл, конечно, нещадно – я представляю, с какими испытаниями ему пришлось столкнуться, если даже мне, отслужившему два года в группе быстрого реагирования, было нелегко.

Последний месяц был особенно тяжелый. Если раньше порядок десантирования проходили исключительно в симуляционных кабинках, то теперь нас часто гоняли на орбиту, для отработки полученных навыков в реальной ситуации. Пилотируемый взлет, полчаса невесомости, затем резкое пикирование на поверхность с последующим десантом. Высадка в горы, в пустыню, на воду. Пилотирование в центре тайфуна над Тихим океаном. Отрабатывали и аварийные ситуации в экстремальных условиях. Например, сброс с шаттла над Антарктидой на высоте пятидесяти километров, где еще толком нет воздуха для парашюта, и приходится использовать реактивные микродвигатели скафандра для подтормаживания. Последующее приземление в ледяной пустыне со средней температурой в -60 градусов Цельсия, переход к точке сбора.

Конечно, выдерживали не все. Космический десант – это вам не шутки, господа. Но особо выбора для штрафных батальонов нет: либо ты мобилизуешься в авангард Третьего Корпуса, либо по статье дезертирства отправляешься прямиком на «лучшие» космические стройки Титана. Остальные, мобилизованные не по статье, будут десантироваться за нашими спинами, когда штрафники хорошенько удобрят своей кровью плацдарм для высадки.

Вот позади осталась Третья Линия – высокий забор с колючкой наверху, непосредственно окружающий сам лагерь. В принципе, ничего особо важного эта Линия не выполняет: офицеры имеют право свободно выходить за пределы КУТЛа подышать свежим воздухом, не загрязненным выхлопами от машин и прочей техники. Сам я регулярно пользовался такой возможностью. Сейчас же – в середине апреля – всё голо и безжизненно, нет и следа от того цветочного ковра, что был когда-то в сентябре. Даже грустно как-то прощаться с такой мертвой равниной.

Через несколько минут мы подъехали ко Второй Линии – перевалочному пункту между лагерем и внешним миром. Здесь уже кончается та эфемерная свобода, подаренная нам государством. Иногда между Третьей и Второй Линиями командование устраивало развернутые учения и стрельбы, правда, особо не прижимаясь к запрещенной зоне и не нервируя часовых. Стена из армированного бетона не раз выдерживала нападения войск Туркестана в прошлом, когда здесь еще была военная база мятежников. В башенках наблюдения ведется круглосуточное дежурство, на воротах действует контрольно-пропускная система. Приближаться к Линии без соответствующего разрешения строго запрещается, а ее пересечение автоматически приравнивается к дезертирству и побегу. И всё – дальше только депортация на Титан, если не расстрел. Последний раз я ее пересекал вместе с комбатом, когда мы ехали забирать тело Семена… Эх, Сема-Сема.

С*кины дети пристрелили его из крупнокалиберного пулемета, гнезда которых установлены по периметру всей Первой Линии – самого последнего внешнего рубежа. Прорваться через него немыслимо, даже дойти до ворот очень сложно – пространство между Линиями засеяно сплошным минным полем, среди которого одиноко петляет асфальтированная дорога. В карауле здесь стоит отдельный охранный гарнизон для обороны лагеря от внешних угроз. Построили Первую Линию уже после передачи Содружеству, из нуль-гравитационной легированной титаном стали, отлитой в невесомости. Пропускная система здесь еще более строгая, ориентированная на контрразведку и выявление шпионов. Минут двадцать мы стояли в пробке, пока дежурные сверяли пропуска и документы.

И вот мы на проселочной дороге, вдали от лагеря, едем к станции маглева в Халкабаде. Поезд доставит нас на космодром, где дожидаются более полутора тысяч катеров для доставки на транспортник. Сейчас на корабле техники лихорадочно проводят последние проверки функциональности.

– Лейтенант Гиря, о чем задумались? – глумливо спросил Артём.

Вот ведь дите! Самый лучший стрелок в батальоне, а всё туда же.

– Для тебя я Фёдор Григорьевич, – подмигнул я ему, – лейтенант Артём.

Бойцы молча слушали нашу шутливую перепалку.

– Лейтенант Гиря, а вы знаете что-нибудь о полете? – Артём, держась левой рукой за бортик, правой шутливо отдал честь.

Черт, а ведь нам и правда ничего путного не сказали перед выездом. Последний месяц прошел в таком темпе, что об этом просто забыли. Или специально не сказали. Черт их всё-таки дери.

– Нет, ничего, – нахмурился я.

Надо будет найти на космодроме Крабова и расспросить подробней. Если только у ФСБ-шника найдется время для бесед. И полномочия.

– Ой… – Артём изучающе взглянул на меня. – Фёдор, ты чего?

– Воронцов, хоть тебе и дали лейтенанта, мы с тобой не друзья, и не пытайся держать меня на равных, – в кузове раздалось одобряющее ворчание рядовых. – Хоть ты и смышленый, но… – я стрельнул в него взглядом, повернул голову в сторону подчиненных – те моментально затихли – и отвернулся снова глазеть на дорогу. – В общем, забудь.

Остальную часть дороги до вокзала мы проехали молча. Трясло кузов немилосердно, все старались уткнуться носом в теплый ворот куртки и подремать. Артём еще что-то пытался говорить, но его никто не поддержал. Солдаты, многим из которых далеко за тридцать, не воспринимали девятнадцатилетнего пацана как командира. Что из этого выйдет, я не берусь гадать.

До космодрома мы добирались около полутора суток. По плану, который Крабов всё-таки соизволил показать, Третий Корпус должен погрузиться на «Полет» в течение месяца – не так-то легко отправить на орбиту сорок восемь тысяч человек. Конкретно с этого порта, расположенного у границы Туркестана с Содружеством, отбывают две дивизии. По спискам очереди, наш батальон должен улететь через две недели после прибытия в городок.

Поселили нас в каком-то загаженном «крысятнике», прямо посреди рассады забегаловок, зазывающих дешевой выпивкой и проститутками. Чтобы рядовой состав не спился в первую же неделю, комбаты приказали сдать на хранение все деньги и прочие ценности. Впрочем, батальонных алкашей это не остановило, взводным то и дело приходилось разбираться с драками и ограблениями.

К счастью, вскоре пришел наш черед улетать. В соответствии с Уставом космопехотных войск, мы с Артёмом должны сидеть вторыми номерами при пилотах, поэтому мне даже не удалось в последний раз взглянуть на голубой шар родной планеты. Совсем некстати вспомнились галлюцинации, когда я лежал в отключке в больничке пограничников. Привидение первой любви стояло перед глазами и умоляло не улетать… Нет, хватит об этом думать! Я встряхнул головой. Надо думать о будущем.

*      *      *

Корабль-космолет А-2 «Полет» превзошел самые смелые ожидания, это настоящий летающий город! Собранный в космосе, он не предназначен для посадки на планеты и обречен весь срок службы находиться в безвоздушном пространстве. Внешне, правда, тот еще уродец – неуклюжее нагромождение пересекающихся под разными углами балок, мачт и надстроек, ни малейшего намека на обтекаемость или аэродинамику – но звездолету это и не нужно.

Сейчас главные двигатели были выключены, космолет по широкой параболе обходил Землю, подравнивая курс за счет боковых корректоров. Примерно к моменту погрузки армии, он закончит обход и включит маршевые ускорители, с помощью которых корабль сможет выйти из плоскости эклиптики. Это поможет избежать встреч с тоннами космического мусора, вращающегося вокруг Солнца наряду с планетами – меньше энергозатрат на противометеоритную защиту обшивки корабля. Как специалист по бортовому ремонту в невесомости, я понимал это лучше других.

Ну а пока звездолет проходил последние проверки, мы исследовали внутренности нашего космического дома. После того, как наш катер состыковался с кораблем в одной из множества стартовых шахт, человек в оранжевом комбинезоне местной техслужбы проводил нас через огромный ангар до лифта, на котором мы уже попали в жилые сектора. Двадцать две вплотную набитых солдатами палубы, в коридорах не протолкнуться, и далеко не сразу мы нашли свой блок и казарму. Тем более, что пока корабль дрейфует на орбите, на борту была микрогравитация, и рядовые от непривычки кувыркались и отлетали от стенок. Потом, когда основная масса людей всё-таки растеклась по приписанным по плану казармам, стало легче: в общем гардеробе нашлись закрепленные за взводом башмаки с магнитной подошвой, и офицеры наконец обрели возможность отправиться к точке сбора в столовой, как приказал комбат.

По пути мы встретили Петруху. После повышения Артёма на новогоднем празднике Козлова перевели командиром в восьмой взвод вместо лейтенанта Конопли, вконец сорвавшегося с катушек и избивавшего в лагере рядовых. Искренне порадовавшись успехам физически покрупневшего Воронцова, Петруха вместе с нами направился в сторону расположения столовых.

Помещения столовых находятся в центральном блоке, герметично отделенном от остальных с помощью шлюзовых переходов, кроме того, здесь расположены стрельбища, тренажерные залы, симуляционные кабины. Вообще, каждый сектор имеет свою независимую систему воздухообеспечения, что повышает выживаемость корабля при разгерметизации. В самом центре корабля расположен огромный спортзал, где при невесомости проводят соревнования по различным видам спорта, в том числе по знаменитому спейсболу, популярному среди космолетчиков.

По первости ощущений меня затянуло. Игра довольно простая, отдаленно напоминает регби, но со своими особенностями. В зал выпускают несколько массивных металлических шаров, которые нужны для движения игроков в условиях невесомости. Используя принцип суперпозиции, нападающий должен пролететь к кольцеобразным воротам в конце поля и забросить мяч – маленький тяжелый шарик массой в несколько килограмм, обитый резиновыми накладками, чтобы не травмировать игроков. Задача противоположной команды, защитников и вратаря, соответственно, помешать забить гол в свои ворота.

Звучит просто, но не привыкшим к долгим перелетам в невесомости людям даже передвигаться по полю почти невозможно: необходимо на подсознательном уровне учитывать суммарный импульс металлического шара и своего тела, чтобы не улететь в другой конец зала. Да что там говорить, даже на воротах надо быть настороже. Иначе мяч, хоть и легкий, но обладающий высокой скоростью, придаст вратарю ненулевой импульс, и простофиля медленно влетит в собственные ворота вместе с мячом под восторженное улюлюканье толпы. В общем, поиграв с опытными спейсболистами несколько раундов, я быстро потерял интерес к игре.