Читать книгу: «Первый Ученик. В двух мирах», страница 4

Глава 2. Испытание

Первым, что увидел Фрейн, когда открыл глаза, было бородатое лицо товарища, который тряс сурта за плечо.

– Вставай! – бодро произнёс Олаф и принялся упаковывать вещи в рюкзак.

Фрейн промычал что-то нечленораздельное и сел на своей подстилке. Он не выспался, у него ломило спину, но всё это не шло ни в какое сравнение с тем, как его бесило настроение анкиллирца. Сурт не любил вставать рано, хотя образ жизни и обязывал его к этому. Радовало лишь то, что до Нариктира оставалось недалеко и вскоре они смогут пообедать.

Невкусно подкрепившись, путники двинулись в сторону городка по широкой лесной дороге. Погода стояла на удивление погожая. Опасения Олафа относительно того, что ночной ветер нагонит туч, не оправдались. Напротив, день обещал быть солнечным и тёплым. На душе у друзей стало спокойнее и веселее: каждый шаг приближал их к постоялому двору. Ведь даже самые отважные и неутомимые искатели приключений, к которым можно отнести и наших героев, всё равно лучше чувствуют себя в тёплом каминном зале с набитым животом.

То и дело мимо приятелей проезжали телеги, доверху нагруженные различным добром, и шли по своим делам путники. Днём тракт был весьма оживлённым, и не проходило и пяти минут, чтобы за очередным поворотом не показался какой-нибудь путешественник с мешком за плечами и тростью в руке или же торговец на своей повозке. Пару раз им встречались вооружённые патрули, которые двигались из города и прочёсывали опушки.

Наконец, путники подошли к главным воротам Нариктира. Как и многие другие города в округе, Нариктир был так называемым вольным городом с самоуправлением. Он не подчинялся ни королю Мериона, ни правителям Анкиллира, а жил как бы сам по себе, занимая весьма выгодное с географической точки зрения положение. Город стоял на пересечении торговых путей, что делало его излюбленным местом для отдыха проходящих мимо караванов. Находился он на возвышении, с севера и запада был защищён крутым обрывом с неприступными склонами. Остальная часть была окружена высокой каменной стеной, усыпанной множеством зубчатых башен, на которых городская стража несла свой неустанный дозор.

Большинство построек находились в черте города, хотя некоторые крупные хозяйства стояли обособленно. Их жители в случае опасности попадали внутрь через главные ворота. Дорога, по которой шагали путники, шла с юго-востока и круто забирала вверх, разделяя Нариктир на две половины до тех самых пор, пока не приводила к воротам во второй, внутренней стене города. За ними на плато, ещё более высоком, чем то, что приютило большую часть города, располагался внутренний, или, как его звали местные, Верхний город. Именно там находилась Нариктирская крепость, представлявшая собой массивный замок с бойницами, а также казармы и древний монастырь, в своё время положивший начало городу.

Остальная часть Нариктира называлась Нижним городом. Начинался он с широкой мощёной улицы, которая вела на круглую центральную площадь, выполнявшую самые разнообразные функции. В светлое время суток площадь являлась местом деловых встреч, оглашений новых указов бургомистра, а также излюбленным местом отдыха городских жителей. Пройдя площадь насквозь, путник вновь попадал на центральную улицу, которая продолжала подниматься в Верхний город. Справа от площади находился ремесленный квартал, где многочисленные мастера изготавливали самую разнообразную продукцию – от подков до игрушек. Продавалось всё это добро на рыночной площади, которая приютилась по соседству. Всё остальное пространство было застроено льнущими друг к другу жилыми домами, которые облепили узенькие улочки, избороздившие город.

Население Нариктира едва ли превышало две тысячи человек. В основном это были ремесленники и торговцы, а городская стража насчитывала полтораста воинов. Основной доход город получал за счёт торговли. Так, проезжим мерионским купцам зачастую было выгоднее сбыть свою продукцию здесь, пусть и за меньшую цену, но зато со щадящими пошлинами, чем везти продукцию в Глиммер, где право торговать обходилось приезжим очень дорого.

Говоря об истории Нариктира, следует упомянуть монастырь Нар Тирнел, который располагался в Верхнем городе. Он был возведён свыше тысячи лет назад, и с тех пор его крепкие каменные стены повидали много невзгод, однако не утратили своего величия. Со временем паломничество в это священное место стало столь частым, что было решено построить вокруг монастыря город. Эту инициативу около пяти столетий назад взял на себя лорд Артур Хенрим. Позже город разросся до того вида, в котором предстал Олафу и Фрейну.

На главных воротах несла дежурство большая группа вооружённых людей. В их обязанности входила проверка торговых повозок и путников, направляющихся в город. Анкиллирец и его товарищ подверглись тщательному досмотру, прежде чем крупный усатый стражник пропустил их внутрь. Он занёс имена путников в записную книжку, которая болталась на шнурке, привязанном к поясу. Фрейн с напарником зашагали по широкой улице, стрелой пронзающей Нариктир вплоть до центральной площади. Высокие каменные здания в три-четыре этажа громоздились по обе стороны дороги. То и дело слева и справа попадались небольшие ответвления-переулки, настолько узкие, что проехать по ним верхом попросту не представлялось возможным. В северной части Нариктира возвышался Верхний город, обнесённый кольцом внутренних стен. Стяги на шпилях замка развевались под порывами ветра, а красная черепица башен отчётливо виднелась на фоне ясного голубого неба.

Центральная улица была наводнена жителями городка и приезжими. Они толкались и пихались, спеша по своим делам. Крупные повозки в город не пускали, и торговцы оставляли их рядом с воротами с внутренней стороны стены, а весь привезённый товар развозили к местам реализации на мелких телегах, запряжённых мулами. Учитывая вышесказанное, движение на дороге было весьма неорганизованным, если не сказать хаотичным.

Фрейн вдохнул запах города, представлявший собой смесь из ярких ароматов специй, рыбы, отбросов и пота. На людных улицах он чувствовал себя в своей стихии. Даже смутный страх преследования на время оставил сурта, и он принялся с наслаждением изучать город, пока шёл за Олафом к постоялому двору, находившемуся неподалёку. Спустя несколько минут оба путника остановились перед деревянной постройкой, на которую им указал один из прохожих.

* * *

Как мы уже упоминали, город Нариктир был построен несколько веков назад вокруг монастыря Нар Тирнел. Вход в прямоугольное здание монастыря, обнесённого витиеватой решёткой, начинался с крепких дубовых ворот высотой в два человеческих роста. Единственный зал с алтарём Эльсивала в дальней его части мог вместить свыше полутысячи человек за раз. Вдоль стен тянулись ряды светильников и скамей, а потолок, украшенный фреской, терялся в полумраке. Монастырь насчитывал два десятка послушников, которые вели мирное существование, редко покидая Нариктир. В своих одеждах медного цвета, шелестящих подолами по каменному полу, они бесшумными тенями плавали мимо прихожан, занятые своими делами. Несколько монахов, по возрасту едва переваливших за второй десяток, усердно работали мётлами у входа и на ступенях снаружи. Ещё семь человек, сгорбившись за деревянными партами, записывали лекцию одного из наставников, скрипя перьями. Прочие монахи проверяли наличие масла в светильниках, возносили молитвы или беседовали с прихожанами.

Настоятель сего пристанища отец Клавдий Ликанф сидел на широкой деревянной скамье, располагавшейся за алтарной частью, и разговаривал с теркан, закутанным в ткани ярких цветов, среди которых преобладали оттенки синего. С первого взгляда было невозможно определить возраст монаха. Иней лет лишь слегка коснулся его волос, а лицо, хотя и было испещрено морщинами, сохраняло молодцеватую свежесть. Однако глаза Клавдия излучали мудрость, несвойственную юности и дарованную лишь человеку, прожившему долгую жизнь. Он был облачён в просторные одеяния нежно-золотистого цвета, а на шее у мужчины висел амулет – символ власти настоятеля в стенах Нар Тирнела.

Его собеседник разительно отличался от монахов Нариктира своим внешним видом, однако роба, в которую он был облачён, подчёркивала его принадлежность к духовному сану. Теркан сжимал в руках искусно выполненный резной посох и внимательно слушал Клавдия. Настоятель мягким голосом продолжал беседу, начатую незадолго до того, как мы с вами познакомились с обитателями монастыря.

– Видишь ли, просьба, с которой я вынужден к тебе обратиться, друг мой, весьма деликатна и не должна быть предана огласке.

– Для того чтобы дать своё согласие, я должен знать о ней больше, настоятель, – учтиво ответил теркан. – Насколько я понял, дело касается дочери лорда Детурна?

Клавдий приложил палец к губам и огляделся. К счастью, поблизости не было ни души, и пожилой монах немного успокоился:

– Деликатность предлагаемого поручения прежде всего подразумевает сокрытие факта пропажи девочки.

– Понимаю вас, – понизил голос теркан. – Прошу прощения, впредь я буду более осторожен.

– Ты славный собеседник, Ородрим! – улыбнулся настоятель. – Благодарю за понимание! Учитывая сложившуюся ситуацию, служители монастыря и бургомистр могут предстать в крайне неприятном свете.

– Настоятель, могу я попросить вас посвятить меня во все обстоятельства пропажи Нинэль? Ведь для дальнейших действий я должен понимать, с чем мне предстоит столкнуться, – справедливо заметил теркан.

Вновь окинув взглядом зал и убедившись, что монахи и прихожане находятся на достаточном удалении, Клавдий поведал Ородриму следующее:

– Полгода назад сэр Лиоссен Детурн из Мериона оставил свою девятилетнюю дочь Нинэль нам на обучение. Мы оказали ему великую честь, взяв её под свою опеку, ибо монахи Нар Тирнела ведут аскетичный образ жизни и редко вступают в подобные отношения с мирянами. На счастье, девочка оказалась настоящим сокровищем: кроткая и скромная, не в пример своим избалованным сверстницам. Довольно скоро я, да и прочие братья тоже, привязались к малышке и обучали её с большой охотой, заботясь о том, чтобы девочка всегда была сыта и весела.

Несмотря на свой возраст, Нинэль часто помогала нам в стенах монастыря, и не было никого, кто мог бы дурно о ней отозваться. Нас частенько навещал бургомистр. Будучи близким другом сэра Детурна, он чувствовал груз ответственности за малышку, оставленную под нашим присмотром. Особенно к девочке привязался молодой послушник Анис. Парню едва исполнилось девятнадцать, и он возился с ребёнком, как с родной сестрой, – продолжал настоятель.

Вдруг тень судороги пробежала по лицу пожилого монаха, и он крепко сжал кулаки.

– Увы, держать в тайне то, что в монастыре проживает маленькая девочка, было весьма непросто, – грустно произнес Клавдий. – Её присутствие выдавала, как минимум, детская одежда, вывешенная для сушки на улице. Не знаю, кто и как прознал о том, что за ребёнок находился в монастыре, но они решили нагреть на этом руки. Вчера Анис поддался на уговоры Нинэль и отправился с ней погулять на опушке леса… – Голос Клавдия заметно дрогнул. – После этой прогулки ни монаха, ни дочери сэра Детурна никто не видел.

Повисшая пауза дала Ородриму время обдумать услышанное. Картина вырисовывалась весьма мрачная.

– Ситуацию усугубляет ещё и то, что сэр Детурн собирается навестить Нинэль в начале следующей недели, – добавил к вышесказанному настоятель.

– Но это же через три дня! – воскликнул теркан.

– Потому-то нам и надо как можно быстрее разобраться с этой проблемой, – удручённо пробормотал Клавдий, вглядываясь в узор плитки на полу. – Но поднимать тревогу и заявлять о пропаже ребёнка во всеуслышание вряд ли будет благоразумным.

– Настоятель, – прервал речь своего собеседника теркан, поняв, к чему тот клонит. – Не волнуйтесь! Я понимаю, что расследование следует оставить в тайне.

– Ородрим, твоя активность в любом случае привлечёт внимание окружающих, поэтому я подумывал о том, чтобы дать им оправдание. Нельзя говорить, чем именно ты будешь заниматься, – покачал головой пожилой служитель.

– У вас есть какой-то план? – смекнул теркан.

Монах кивнул в ответ кивнул:

– Нам надо встретиться с бургомистром и обсудить детали. Полагаю, мы можем рассчитывать на его помощь.

* * *

Анкиллирский ветеран мощными глотками осушил большую кружку пива и вытер пенные усы рукавом.

– Недурно! – прокряхтел он, с грохотом поставив кружку на деревянный стол, за которым они с Фрейном устроились на обед.

Пять пенри¹⁸ обеспечили путникам роскошный пир, ставший достойной наградой после длительного перехода. Олаф умял целую миску обжаренных в масле луковых колец, которыми он заедал утку, запечённую с яблоками. Его напарник за обе щёки уплетал свежепойманную речную рыбу, а в его бокале плескалось белое вино.

Утро выдалось не из лёгких. Сразу после того, как товарищи оплатили постой, Олаф настоял на том, чтобы навестить Анну Брокс и сообщить ей о кончине Милевира. Фрейн считал это глупой затеей – лишним поводом привлекать к себе внимание, но анкиллирец был неумолим. За годы службы Олаф выработал свой кодекс чести, и коль уж несчастный бондарь погиб, случайно оказавшись втянутым в эту передрягу, то навестить вдову покойного было делом первостепенной важности.

Как и следовало ожидать, Анна плохо перенесла новости. Как гром среди ясного неба, на пороге её дома объявились два незнакомца. Страшное известие вышибло землю у неё из-под ног, и долгое время от бедной женщины нельзя было добиться ни слова. Фрейн причитал в углу просторных сеней, Олаф молча сидел подле вдовы, положив руку ей на плечо, которое качалось в такт рыданиям. О причинах смерти они не распространялись. Сказали лишь, что Милевир стал жертвой несчастного случая и перед смертью попросил их известить супругу о случившемся. К великому облегчению сурта, к Анне пришла её подруга, которая, услыхав о случившемся, взяла дело в свои руки. Вскипятила чайник, заварила ромашку, выпроводила мужчин на улицу и захлопнула за их спинами дверь. Немного постояв у порога, Олаф тяжело вздохнул и поплёлся по запруженным улицам Нариктира. Фрейн лишь хмыкнул и поспешил следом.

Постоялый двор «Горный Гальюн» пустовал, что неудивительно – в два-то часа дня! За исключением путников в зале сидел лишь один пьяница, который то ли пришел опохмелиться, то ли всё ещё не мог подняться после ночной попойки. Хазель Абрим, тучный владелец заведения в ярком экрентийском наряде и небольшом тюрбане, суетился неподалёку вместе с двумя помощниками. Дневной свет едва пробивался сквозь мутные окна, выходившие на главную улицу. Центральная часть большого зала вмещала пару десятков деревянных столов, рассчитанных на небольшие компании. Длинная барная стойка, протянувшаяся вдоль дальней стены, сопровождалась высокими табуретками. Левое крыло представляло собой большой банкетный зал с тремя рядами длинных деревянных столов и скамей. В этом зале, по вечерам озарённом светом множества свечей, проходили городские торжества, свадьбы и прочие важные мероприятия. Правая часть трактира предназначалась для более комфортного отдыха в глубоких кожаных креслах перед большим камином. Там же находилась крепкая дубовая лестница, ведущая на верхние этажи – к номерам для гостей.

– Надеюсь, обед пришёлся достопочтенным господам по душе? – Хозяин расплылся в широкой и, по мнению анкиллирца, довольно неприятной улыбке. При этом он так низко поклонился в порыве своей услужливости, что длинные ленточки, украшавшие его тюрбан, принялись подметать пол.

Олаф, хоть и довольно прохладно относился к подобным проявлениям излишней учтивости, всё же остался вполне доволен трапезой, потому добродушно ответил:

– Мастер Хазель, всё было превосходно. Благодарю!

Фрейн, который ещё не закончил с рыбой, пробубнил что-то с набитым ртом, одобрительно кивая и тыча пальцем в своё блюдо.

Толстый хозяин улыбнулся ещё шире, хотя прежде это казалось невозможным, и, вновь поклонившись, удалился в сторону барной стойки, с горечью окинув взглядом целую гору немытой посуды, которая его ожидала.

– Разрешите поинтересоваться, уважаемый Хазель, – окликнул хозяина анкиллирец. – Почему для вашего постоялого двора выбрано столь странное название?

Не отрываясь от мытья тарелок и стаканов – трактирщик знал, что посетители нагрянут ещё задолго до наступления вечера, – он ответил капитану:

– Мастер Олаф, у меня был один приятель – большой охотник до всяких выдумок и забав, – сказав это, толстяк нахмурился. – По воле случая именно он помог мне построить это заведение. Когда была уложена последняя половица и вставлено последнее окно, он открыл бутылку сухого красного, и мы отметили удачное вложение средств. – Хазель закатил глаза, предаваясь приятным воспоминаниям. – Сам я большим капиталом не обладал, зато имел опыт в управлении гостиницами у себя на родине, далеко на востоке. Одной бутылкой вечер не закончился, и в состоянии изрядного подпития мы заключили пари. В случае, если первым посетителем будет мужчина, название для заведения выберу я, если же первой придёт женщина – мой приятель. В выигрыше я был уверен стопроцентно, ибо вывеска перед тогда ещё безымянным трактиром пестрила рекламой дешёвого пойла, коего у нас было немерено, а представительницы прекрасного пола на такую удочку не клюют. Увы, – Хазель с грустью в голосе развел руками, – откуда мне было знать, что напротив трактира жила тётушка моего приятеля – старая карга по имени Лакарния, которая славилась тем, что могла перепить любого заправского моряка…

Фрейн прыснул со смеху, однако ухитрился замаскировать смех под кашель. Хазель, меж тем, продолжал:

– Уже за полночь эта достопочтенная женщина, земля ей пухом, громко и настойчиво постучала в двери трактира. Я направился открывать с твёрдой уверенностью, что ко мне наведался кто-нибудь из городской стражи или местный кузнец Клит, а хитрую улыбку моего друга я принял лишь за предвкушение итога пари. Каково же было моё удивление, мастер Олаф, когда на пороге я увидел элегантно наряженную старуху, которая казалась настолько тонкой и ссохшейся, что я побоялся, как бы она не развалилась прямо у входа! Я подумал было, что женщина ошиблась адресом, и поинтересовался, кого она ищет. В ответ эта ведьма принялась отхаживать меня своей клюкой, тыкать ей во все стороны, намереваясь выбить мне глаз. Она так решительно проследовала к барной стойке и заказала рому, что я вынужден был принять безоговорочную капитуляцию, с удивлением наблюдая, как эта леди опустошает бутылку.

– Достойная женщина, – заметил Олаф. – Значит, пари выиграл ваш друг?

– Несомненно, – кивнула голова в тюрбане. – Вопрос был лишь в том, какое название он выберет.

Повисла небольшая пауза, после которой заговорил сурт:

– Ну и странный же у него выбор!

– Ну нет, что вы, что вы, – махнул в ответ трактирщик. – Дело в том, что у моего друга изощрённое чувство юмора. Он дал случаю определить название постоялого двора. Он записал в столбец десять прилагательных, а рядом столько же существительных, – Хазель хитро подмигнул путникам, при этом доставая из широкого кармана своих бархатных одежд странный десятигранник, выполненный из кости.

Сурт смекнул, как дело обстояло дальше: он не раз играл в азартные игры с использованием этих странных костей.

– Вы выкинули название своего трактира, – догадался Фрейн, и трактирщик утвердительно кивнул. – Позвольте поинтересоваться, какие ещё варианты были возможны?

Хазель усмехнулся, хотя этот звук скорее напоминал хрюканье.

– Ну, скажем так, я был в одной единице от прилагательного «зловонный» и в одной единице от существительного «великан», так что, на мой взгляд, могло быть и хуже, мастер Крейвен!

Взломщик никогда не представлялся своим настоящим именем. Крейвен, что переводилось как «ворон» с наречия Телаурата, был одним из его излюбленных псевдонимов.

– За случай! – поднял бокал сурт.

Олаф присоединился к тосту друга. Свежий бокал давно уже ожидал его, да и Хазель, судя по всему, и сам любивший промочить горло, с поразительной быстрой подоспел от барной стойки к столу путников, сжимая в руке бокал вина. Выпив, трактирщик вернулся к своим прямым обязанностям. Фрейн возобновил завтрак, а анкиллирец, задумавшись, уставился в окно.

Мимо «Горного Гальюна» проносился разнообразный люд. Суматоха города нравилась воину. Он вдруг задумался о том, что в таком месте, как Нариктир, вполне можно было бы осесть. Не сейчас, конечно, но когда-нибудь, когда здоровье уже не позволит лазать по горам и спать на холодной земле. Олаф украдкой посмотрел на трактирщика, усердно протирающего посуду. Пожалуй, раз уж Бертар пытался продвинуть его в меледорское правительство, то его сообразительности хватило бы и для управления таким заведением.

Однако подобные мысли не задерживались в голове ветерана подолгу. Иллюзорная мечта, словно призрачный, почти несбыточный образ, развеялась без следа, стоило вспомнить сегодняшнее утро. Патрули, встреченные на дороге, сообщали о разбоях, участившихся в окрестностях. Нынче неспокойно даже в обжитых местах. И, конечно, Культ… Разговоры о нём, всегда шёпотом, всегда осторожные, раньше можно было услышать лишь на севере. Но теперь они пробирались всё дальше на юг.

Всё нутро Олафа требовало действовать – встать на защиту тех, кто не мог позаботиться о себе сам. Анкиллирец никогда не замечал за собой стремления к геройству, однако всегда рассуждал трезво. Природа не обделила его ни силой, ни усердием, и Олаф чувствовал определённую ответственность, лежащую на нём. Если он может помочь окружающим, значит, он будет делать это, пока силы не оставят его. Но жажда приключений говорила в воине сильнее чувства справедливости. В широкой груди анкиллирца билось сердце истинного авантюриста – отважного и готового к любым опасностям. Ни разу за свою жизнь Олаф не уклонялся от возможности помериться силами с противником, решительно бросая вызов опасностям, поджидающим за поворотом. Да, порой усталость внушала ему мысли о спокойной степенной жизни за стенами крупного города. Однако истинное наслаждение он испытывал, лишь когда проводил ночи под открытым небом.

Ветерана оторвал от размышлений стражник, отделившийся от уличной толпы и идущий в сторону «Гальюна».

– Фрейн, у нас гости! – пробурчал Олаф.

Сурт, ввиду очевидных причин всегда уделявший представителям закона особое внимание, заметил, что стражник сжимал в руке некий предмет, и ответил:

– Не думаю, что он идёт сюда промочить горло…

С этими словами вор натянул капюшон и сгорбился над своей кружкой: ни дать ни взять подвыпивший завсегдатай. Анкиллирец не раз видел подобное представление, ведь Фрейном интересовались во многих городах побережья. Чтобы не привлекать внимания к своему товарищу, воин сделал вид, что хочет размять ноги. Он прошёлся по залу и, облокотившись на барную стойку, принялся изучать представленный на полках алкоголь.

Стражник, бряцая доспехами, поднялся по ступеням, проследовал к барной стойке и, поприветствовав Олафа, обратился к хозяину постоялого двора, протягивая ему свёрнутый пергамент.

– Добрый день, Хазель! Как делишки?

– И тебе дорого денёчка, Клиан! Всё хорошо, грех жаловаться, – развёл руками Хазель, обезоруживающе улыбаясь.

– Поговаривают, вчера тут было негде яблоку упасть! – осмотрелся стражник, на секунду задержав взгляд на сгорбленном сурте. – Будь добр, повесь объявление на доску! Бургомистр просит твоего содействия, – важным тоном добавил он.

Хазель взял пергамент из рук стражника и положил его на стол:

– Вчера действительно было людно. Давно не выдавалась такая прибыльная ночка! – хихикнул он, похлопывая по кошельку, висевшему на поясе. – Может быть, хочешь выпить? – спросил он приятеля.

Но, получив отрицательный ответ, толстый трактирщик развернул пергамент и принялся его изучать. Стражник неожиданно повернулся к анкиллирцу:

– Вы ведь не из местных? – поинтересовался он, вглядываясь в лицо русобородого человека на голову выше него самого. – Я раньше не видел вас в Нариктире. Меня зовут Клиан Торн, я несу дозор на западной стене. А вы кем будете?

Отставной военачальник пожал протянутую руку и представился:

– Олаф Тенкоррон, к вашим услугам.

– Ах да, конечно! – хлопнул себя по лбу стражник. – Рокс говорил мне, что вы прибыли сегодня утром. – Заметив недоумение, застывшее на лице собеседника, он тут же добавил: – Рокс – привратник, который сегодня дежурит на главных воротах. Он сказал мне, что вы ищете работу. Верно? – стражник уставился на гостя.

Излишнее внимание не предвещало ничего хорошего, и Олаф уже успел пожалеть о том, что не скрылся в полумраке трактира вместе со своим другом.

– Рокс вас не обманул, – степенно ответил он, надеясь, что это положит конец новой волне расспросов.

– Вас заинтересует объявление бургомистра! – уверенно кивнул Клиан.

Скепсис анкиллирца как ветром сдуло: он с интересом посмотрел на Хазеля. Тот как раз заканчивал чтение. Свернув пергамент, он поднял глаза на стражника:

– Что за дело? – поинтересовался трактирщик.

– Да я и сам не знаю… Бургомистр лишь просил меня донести до тебя эти сведения, вот и всё… – Стражник виновато развёл руками, и трактирщик, по природе своей человек довольно проницательный, понял, что расспрашивать Клиана бессмысленно – тот действительно ничего не знал.

– Ладно, пусть хранит свои тайны! Так и быть, помогу старине Динарусу! – улыбнулся Хазель и направился ко входу в таверну.

У двери висела доска объявлений, обклеенная всевозможными листовками. Он прикрепил указ бургомистра на свободное место. Клиан похлопал трактирщика по плечу, на прощание подмигнул Олафу и был таков.

Сурту удалось обойтись без лишнего внимания к своей персоне. Когда дверь за стражником закрылась, он встал из-за стола, подошёл к пергаменту и принялся читать вслух:

– «Бургомистр Нариктира сэр Динарус Летирий ищет добровольцев для одного личного дела, сопряжённого с возможными опасностями. Всем интересующимся следует явиться к тренировочным палатам у Нар Тирнела для прохождения отбора.»

Прочитав текст, сурт удивлённо вылупился на друга.

– Нар Тирнел – монастырь Эльсивала в Верхнем городе, – пояснил ветеран.

– Хочешь сходить? – смекнул сурт, заметив искру азарта в глазах друга.

– На мой взгляд, мастер Олаф, вы двое очень подходите для поручения такого рода, – подал голос Хазель.

– Я думаю, и помимо нас найдутся желающие, – хмыкнул Олаф.

– Так-то оно так, уважаемый, да только сами посудите: кроме вас двоих, все постояльцы – сплошь торговцы да бродячие артисты. Никто из них даже оружия толком в руках не держал. А бургомистр не хочет отправлять стражу на задания вдали от Нариктира. Его можно понять: времена нынче неспокойные…

Конечно, Олаф был не против поразмяться и разузнать, о каком деле идёт речь и что за испытание ожидает тех, кто ответит на призыв бургомистра. Сама Судьба будто испытывала его, подсунув под нос очередное приключение, стоило ему переступить порог трактира. Анкиллирец взглянул на сурта. Взгляд товарища выражал готовность отправиться хоть сейчас. Что и говорить! Безрадостное положение, в котором оказался Фрейн, вынуждало его искать любые возможности заработать.

– Деньги лишними не будут. Может, удастся уплыть на запад, – ответил Фрейн на немой вопрос друга.

– Что ж… – решил анкиллирец. – Раз так, думаю, нам надо навестить достопочтенного бургомистра, – сказал он и залпом осушил кружку.

* * *

Утро следующего дня – дня испытания – началось хмуро. Жители Нариктира с волнением выглядывали из окон, надеясь, что грозящий вот-вот начаться ливень не испортит предстоящего представления. К их счастью, поднявшийся ветер разогнал тучи уже в десятом часу, и народ валом повалил на улицу в ожидании зрелища. Никто не представлял, ни в чём состоит поручение бургомистра, ни каким будет испытание, и атмосфера всеобщего радостного волнения охватила улицы Нариктира, подпитываемая расползающимися слухами самых разных мастей.

Казармы находились неподалёку от Нар Тирнела и представляли собой два невысоких каменных строения. Между ними располагалась посыпанная песком арена, ограждённая деревянным забором. Она предназначалась для тренировок. Обучением солдат занимался капитан Келерос – эмнайт¹⁹, давно осевший в Нариктире и служивший бургомистру уже пятый год. Сегодня тренировки отменили по поручению градоначальника: арена понадобилась лорду Динарусу для какого-то испытания.

Келерос разглядывал арену со стороны. Его интерес привлёк большой бурый медведь, который весьма неуместно смотрелся в городской черте. Зверь недовольно топтался внутри специальных заграждений. Он был без намордника и поводка. За ограждением стояли сам бургомистр и настоятель Нар Тирнела, поэтому Келерос, спрыгнув с излюбленной деревянной балки, подпиравшей скат казарм, с которой он обычно наблюдал за сражениями на арене, направился к ним. Почтительно поклонившись, эмнайт спросил:

– Что за надобность в медведе, бургомистр? Намечается соревнование?

Подобные схватки с дикими животными не были редкостью в этом городе.

– Скорее проверка, – ответил правитель Нариктира. – У меня есть поручение для интересующихся, и я хотел бы удостовериться, что люди, готовые взяться за него, способны справиться с возможными опасностями, таящимися в лесу.

Динарус Летирий обитал в Нариктирской крепости и занимал пост бургомистра уже десять лет. Это был хорошо сложённый мужчина лет пятидесяти с выдержкой военного и манерами лорда. Он всегда был одет в чёрный кафтан без рукавов и белую рубашку. Зелёный плащ прикрывал его спину, а сбоку висел фамильный меч рода Летириев. Уже много лет бургомистр представал перед публикой в подобном наряде, чисто выбритый и опрятный. Всякий, кто видел его впервые, невольно робел перед статью и чувством уверенности в себе, которое излучал бургомистр.

Бургомистр был человеком, строгим к самому себе и к окружающим. Он никогда не был груб с подчинёнными, но всегда помнил о субординации. Обладая рядом качеств, необходимых для управления городом, он переизбирался третий раз к ряду и стал самым популярным правителем Нариктира со времён его основателя – Артура Хенрима. Динарус говорил мало и по делу. В друзьях у него были самые влиятельные люди города, но отнюдь не потому, что они видели в этом личную выгоду, а из-за харизмы Летирия и его лидерских качеств. Среди его ближайших друзей были настоятель монастыря, несколько торговцев и начальник стражи. Впрочем, Келерос тоже относил себя к числу друзей градоначальника и пользовался его расположением.