Читать книгу: «Харвиг. Посол Ясных Земель», страница 3

5. Нежданные гости

Уже несколько дней подряд лили дожди. Их с запада привёл Гамаюн. Вечером донеслись глухие раскаты грома, вслед за которыми набежали чёрные тучи. Харвиг вышел к реке и угодил под первые холодные капли. А потом грянуло и всё озарилось. Тогда-то он и заметил небесного вестника. Синяя птица величаво парила в выси.

Люди верили, что она – друг и помощник Макоши. А тех, кому довелось её повидать, ожидала удача.

Харвиг решил не ждать, когда посланник богини заметит его с небес, и поспешил укрыться на мельнице…

До этого он видел божье создание дважды. Первый раз, когда только появился в Городище, на вершине горы. О той поре он мало что помнил. Вроде бы, сидел Гамаюн на камне, а потом с ярким всполохом сгинул… А было оно или нет – кто ж теперь скажет.

Другой раз случился совсем недавно. Взял отец Харвига с собой в Голодырь. То был посёлок изгоев, – лихих людей, когда-то крепко преступивших закон. Время от времени им отправляли обоз с мукой, чтобы злодеи не перемёрли от голода.

Пока отец управлял разгрузкой, Харвиг спустился к Пучай-ручью. Стылые воды мирно струились по мелкому каменистому дну, и ныне, в осеннюю пору, было неясно, за что получил ручей своё имя. Другое дело – весной, когда, набравши с холмов талых вод, он поднимался в берегах и с рёвом мчал к старшему брату Бугу.

Харвиг остановился у берега, в тени старого дуба. Его взгляд силился проникнуть под серебристую гладь. В отражении вдруг разглядел он позади себя на кургузой ветви большую синюю птицу. Их взоры встретились… Послышался зов отца, отрок стремительно обернулся и зажмурился от яркого света. Как проморгался, посланника уж и след простыл…

Из-за ненастья дорога в роще раскисла. Люди не хотели мочить зерно, и работа на мельнице встала. Харвиг маялся от безделья. Была бы хоть погода хорошая, уж он бы нашёл, чем заняться. Но жизнь так устроена, что, когда небо ясное, – работы невпроворот.

Гудейка последние дни хандрил. Он старался всё время быть рядом. Даже днём, когда домовые обычно прячутся в потаённых местах, просто зарывался в кучу соломы.

– Скажи, – спросил как-то Харвиг, – куда вы деваетесь? Как исчезаете?

– По краешку ходим.

– О чём это ты?

– То же, что здесь… Только людей там нет.

– Одни домовые?

– Отчего? Шмелики, мышки. Вороны с совушками кой-раз залетают.

– А мне туда можно?

Гудейка помотал головой.

– Не… Людям туда никак.

Так Харвиг и не понял тогда, что это за неведомый «край».

Он глянул в оконце. На лужайке у мельницы одиноко мокла коза. С Пенкой тоже творилось что-то неладное. Третий день как она перестала жевать траву, а вслед за тем и доиться. В последний раз она вышибла кадушку из его рук…

Время перевалило за полдень, а Вакейки с обедом всё не было. И придёт ли?

Харвиг решил не дожидаться милости мельника и отправился на рыбалку.

Он вышел к реке. Дождь пузырил стылую воду. В ней отражалось серое небо. Отрок размотал удочку, наживил червяка. Забросил его подальше, к плотине.

Не успел поплавок успокоиться, как вдруг – скрылся с глаз! Харвиг подсёк и выволок здоровенного окуня. Очень скоро в траве у ног прыгали больше десятка полосатых рыбин. Потом дождь утих и клёв как обрезало. Мальчик развёл костёр.

Часом позже он принёс на мельницу запечённую в углях рыбу.

– Съешь, Гудейка, – уговаривал он домового, но тот лишь зарылся глубже в солому.

Харвиг ел рыбу и думал, что по такому ненастью Ножик мог бы его отпустить. Вот если завтра с утра опять будет дождь, стоит поговорить с мельником.

Если по совести, – тот и вовсе мог без него обойтись. Рука Акима уже зажила, да и Матвей целыми днями слонялся без дела. Но подобными мечтами Харвиг себя не тешил. Кто-кто, а Ноздреча скорее удавится, чем отпустит его до срока.

Вечерело. В голой и мокрой роще уныло завывал ветер. Тревожно стучал по мельничной крыше дождь. Было сыро и холодно. Хорошо ещё, что догадался натаскать впрок соломы, чтобы ему и Пенке хватило. Только козе свежая подстилка оказалась без надобности. В стойле который день была чистота. Он пробовал соблазнить бородатую куриным зерном, мешок с которым мельник хранил в подклети. Всё без толку. Она не желала ни есть, ни пить. Как бы не подохла, родимая.

В углу тревожно застонал домовой. Харвиг устроился рядом.

Интересно, чем сейчас занимаются его братья? Селян, наверное, вырезает безделки. Лучше всего ему удавались деревянные изваяния Погрыза… Михейка с Васяткой, вернее всего, носятся друг за другом по горницам. А может, помогают матери прясть козий пух. Либо забрались втихаря в подклеть, где хранятся зимние припасы под присмотром Архипа, чтобы разжиться мочёными яблоками…

Незаметно Харвиг уснул. Приснился ему чудный сон. Будто стоит он у мельницы и к нему на задних лапах подходит Шамка. Она разевает пасть и произносит человеческим голосом:

– Берегись, Харвиг!

Потом налетел снежный вихрь, за которым собака исчезла…

Под утро ударил мороз. Харвиг проснулся от лютого холода. Стуча зубами, он спустился вниз и принялся разжигать костёр. Тогда-то и обнаружил, что Пенка исчезла.

До обеда мельница пустовала. Дороги схватило молодым ломким льдом. Ножик с сыновьями и Харвигом прочесали всю рощу, выискивая козу. Но та будто сгинула.

– Сожрал… – бурчал себе под нос мельник, шагая меж деревьев по хрустящей траве. – Либо продал.

– А может, её водяной забрал? – обозлился Харвиг.

Полуденное солнце согрело землю. На гнилушинской дороге показалась крытая бычьей шкурой повозка. Харвиг ещё издали признал её и обрадовался, – это были родители. Лют остановил серого величавого козла Похрапа у мельницы, легко соскочил на землю. Вслед за ним, опершись на руку мужа, спустилась Лада.

– C днём рождения, сын!

Они обнялись. Харвиг совсем забыл, что сегодня – тот день, когда он несколько лет назад пришёл в Городище.

– Будь здрав, Ноздреча, – поприветствовал мельника князь.

– И вам не хворать, – угрюмо ответил тот. – Скверно твой сын, Лют, с работой справляется. Коза от него сбежала.

– Как так? – обернулся князь к Харвигу.

– Она который день была сама не своя. В стойло не заходила. Я пробовал её завести, так она на меня – с рогами.

– Что же ты о том хозяину не сказал?

– А как тут скажешь? Он четыре дня сюда ни ногой. А мне на его двор путь закрыт. Я не раз говорил Вакейке, что с козою беда. Не знаю, передавал ли?

– Передавал! – отозвался отрок. – Батя не захотел по дождю одёжу мочить.

Лют обернулся к мельнику:

– Выходит, Ноздреча, ты сам виноват. Раз о скотине своей не печёшься.

– Я оставил Утробу на Харвига! – ощерился Ножик. – Весь спрос с него!

– Э нет… Мой сын твою козу кормить, поить да доить должен. А хвори, забой и иные дела – то твоя забота. И если тебе, Ножик, на своё хозяйство плевать, то чего ж ты от Харвига хочешь?

Лют снял с повозки и передал сыну узел с тёплой одеждой. Мать протянула корзину с едой.

– Ты бы забрал отрока в дом, – сказал мельнику князь. – Или пусть он у нас ночует.

– Я подумаю, – неохотно процедил Ножик.

– Дюже долго не думай. До вечера.

Лада ожгла мельника гневным взором.

– Если что, – она обняла сына, – домой приходи.

Харвиг расцеловался с родителями, и повозка уехала.

В тот день на помол прибыло всего две телеги.

– Ничего… – сказал Ноздреча, провожая их взглядом, – к Покрову повалят.

Он ушёл, так и не сообщив о своём решении.

«Переночую сегодня здесь, а завтра – домой, – подумал Харвиг. – Дурень я, что ли, тут мёрзнуть».

Он уже собирался вернуться в свой закуток наверху, как увидел людей, идущих по роще. Они направлялись к мельнице. Впереди суетливо шагал Аким, который то и дело оглядывался, поспевают ли за ним остальные… Харвиг скрестил на груди руки и, привалившись к стене, стал ждать.

– Встречай гостей, Харька! – издали крикнул Аким. – Решили узнать, как ты тут?

Харвиг молчал. Он уже всех разглядел. Первым шёл Васька-Гвоздь, прозванный так за худобу и высокий рост. Несмотря на внешнюю хилость, был он твёрд и жилист. Харвиг знал это не понаслышке. Годом раньше он схлестнулся с главарём Верхуш на мосту. Тогда, по перволедью, сошлись ватаги Старого берега и Заречья на шутейную битву. Харвиг противника победил. А вот Демьяну, которому довелось биться с отроком, что шагал сейчас вслед за Гвоздём, – пришлось тяжко.

Настоящего имени главаря гнилушинской ватаги Харвиг не знал. Все называли его Махиней, а проще – Махой. Был он не очень высок, но дюже широк в плечах. И на этом странности не кончались. Волосы на его голове были светлыми, а белёсые глаза выпучены, как у рыбы.

В тот раз серёдкинцы едва уволокли своего вожака от озверелого Махи. Остался Демьяну на память о той встрече здоровенный шрам у виска.

Ещё Харвиг слышал, что верховодит Махиня последний год. Таков был порядок, – как отроку исполнялось пятнадцать лет, он признавался взрослым.

Замыкал шествие подольский Вожжа. Его Харвиг знал плохо. Встречал несколько раз на праздниках да помнил, что в прошлый раз на мосту дрался он с торжковским Ипатом, сыном Горыни, и тот его одолел.

– Ну, что молчишь? – приблизившись, злорадно спросил Аким. – Язык проглотил?

– Ты бы придержал свой, – осадил его Харвиг.

Тем временем к мельнице подошли остальные.

– Будь здрав! – приветственно поднял руку Вожжа. При этом лицо подольского главаря оставалось мрачным.

– И вам того же, – отозвался Харвиг. – В дом не зову, не прибрано там.

Отроки ухмыльнулись, оценив шутку.

– Вопросец у нас к тебе, – приступил к главному Гвоздь. – Не сегодня – завтра Стырь встанет.

– И что? – Харвиг недоумённо пожал плечами.

– Ты живёшь тут, на Гнилушах. Стало быть, биться на мосту будешь за нас.

Харвиг рассмеялся:

– Это что за закон такой?

– Мой закон, – отозвался за того Маха. – Ты живёшь на моей земле. Либо пойдёшь со мной, либо проваливай.

– А если нет?

– Если нет… – на лице Махини появилась злая улыбка, – пеняй на себя. До моста ты целым не доберёшься.

Харвиг нахмурился. До Покрова ещё далеко, а лёд на реке, как верно заметил Гвоздь, должен встать со дня на день… Даже если Харвиг вовсе откажется выходить на мост, Маха со своей ватагой не дадут ему здесь покоя.

– Я тут последнюю ночь, – сказал он. – Дальше буду приходить сюда на работу.

– Хитрый… – хмыкнул Махиня. – А знаешь, почему его отца Ножиком кличут?

Он пренебрежительно кивнул на Акима.

– Нет, – равнодушно ответил Харвиг.

– Он чуял, когда тут поселился, что место гиблое, и тоже решил схитрить. Затащил здоровенного кабана на плотину, чтобы заколоть его в дань водяному. Кабан, не будь дураком, скинул его в Стырь вместе с ножом…

Махиня оглядел приятелей, и они рассмеялись. Харвиг посмотрел на Акима. Тот униженно улыбался.

– Выбрался Ноздреча на берег без ножа и весь в тине. Вот люди и стали шутить, что, видать, подарил он его водяному.

Выпученные глаза Махи не мигая глядели на Харвига.

– Я к тому это, что на каждого хитреца найдётся такой кабан. Либо на Перволёд ты пойдёшь со мной, либо на Гнилуши не суйся.

С тем вожаки Заречья ушли. Аким было увязался за ними, но Маха что-то сказал и тот понуро побрёл на свой двор.

Харвиг поднялся по лестнице к жерновам.

Гудей лежал на прежнем месте, в углу. Харвигу вдруг показалось, что он не дышит.

– Эй, Гудейка! Ты жив?

Тот шевельнулся. Харвиг осторожно лёг рядом, накрыл себя и домового тулупом. Что-то тревожное происходило на мельнице. И дело тут было не в угрозах Махини…

Он припомнил их разговор и покачал головой. Ишь что удумал: против своих биться! Да Харвиг скорее выйдет против всего Заречья. Надоели ему Гнилуши и мельница, как горькая редька. Покров бы уже скорей…

Тем же вечером к нему пришли княжичи. Харвиг разжёг на берегу большой жаркий костёр. Друзья расположились на поваленных брёвнах, грея у огня замёрзшие руки. Селян протянул Харвигу небольшой свёрток.

– Поздравляем, значит, тебя! – неловко пояснил он.

Харвиг развернул дублёную кожу… Внутри оказались несколько ягодных леденцов, чёрные кованные крючки и шнур из козьего волоса.

– Леденцы сами ешьте, что я вам – девка, или дитя какое? – пробурчал Харвиг, сунув, однако, гостинцы в карман. При этом Васятка и Михей за его спиной с улыбками переглянулись. – А вот за лесу и крючки, братцы, спасибо!

Пока друзья угощались нехитрой снедью, Васятка украдкой сунул ему Бабашку.

– Что там у вас? – крикнул с другой стороны костра зоркий Селян. – Никак Васятка колобка притащил?

– Сам ты колобок, – нахмурился Харвиг.

Если по-честному, сравнение было не в бровь, а в глаз. Кабы не усы да уши… Селян не впервой насмехался над детской игрушкой Харвига. Отчего-то она не давала ему покоя.

– Чтоб вы знали, этот зверь размером с избу, – счёл нужным сообщить Харвиг. – И за раз может быка проглотить.

– Ишь ты! – поразился Васятка.

Михей промолчал, а Селян ухмыльнулся:

– Где же он водится?

– Там, откуда я родом!

– Как же. Помним… У вас там избы высотой в три жилья.

– Хватит вам… – попробовал остановить Михей братьев.

– Так всё и есть! – упрямо подтвердил Харвиг.

– А в упряжки запрягают по десятку козлов? – не унимался Селян.

– Верно!

– А по улицам носятся стаи Зубил!

Тут Михей хмыкнул, а Васятка, не сдержавшись, хрюкнул в кулак. Харвиг побагровел.

– Знаешь что, – сказал старший брат, – я думаю, что ты ничего не помнишь.

– Ещё как помню! – запальчиво возразил Харвиг.

– Ну, коли так, скажи: что за зверь твой Бабашка? Как обходится без туловища и лап?

Харвиг молчал.

– Ну, что же ты?!

– Вот уйду по весне, – хмуро произнёс он, – тогда попомните.

Братья переглянулись.

– Куда это?

– В гору.

Васятка потянул Харвига за рукав:

– Не ходи… Там же ведьма....

Тот сердито выдернул руку.

– Снова ты за своё? Надоел уже!

Васятка обиженно скривил губы. На глазах заблестели слёзы.

«Этого ещё не хватало, – подумал Харвиг. – Сейчас расхнычется».

Тут подал голос Селян:

– Не переживай, Васятка! Болтовня это всё.

Харвига захлестнула ярость. Такого глава княжичей не мог спустить даже брату.

– Сам ты болтун! Шли бы вы домой по-хорошему.

Селян встал с бревна.

– Пожалуй, пора.

Михей тоже поднялся. Он поглядел на Селяна, затем на Харвига:

– Зря вы так.

Харвиг ничего не ответил. Проводил взглядом братьев, пока те не затерялись меж голых осин. Потом вернулся в свой угол на мельнице.

До чего глупо всё вышло. Прогнал гостей! Да и Селян хорош… Отбилась его ватага от рук, пока он торчал на мельнице.

Но ничего, придёт время, и они Харвига вспомнят… Кто пойдёт на мост биться? Не Селян же.

Отрок тяжко вздохнул. Слова брата не выходили из головы. Прав он. Ничего о своей прошлой жизни до появления в Роси Харвиг не помнит.

Он вытащил из кармана и сунул в рот леденец. В темноте попался мятный, зелёный. Харвиг больше любил брусничные. Когда с этим было покончено, в ход пошли и они.

Потом он положил Бабашку под голову, да так и заснул.

А среди ночи проснулся. У него на груди сидел домовой. Снаружи доносилось надрывное карканье.

– Гудей, ты чего?

– Худо-о-о…

Чур прямо на глазах стал прозрачным, словно осколок льда, а затем и вовсе исчез.

Харвиг в волнении подскочил к оконцу. Под ярким светом луны на лужайке белела Пенка. Отрока захлестнула радость! Путаясь в мыслях, он кубарем слетел вниз.

Снаружи ему едва не снёс голову ворон. Он с карканьем пронёсся над Харвигом, зацепив крылом и, сверкая оком, уселся на крыше мельницы.

– Тьфу на тебя! – крикнул мальчик.

Пенка проворно развернулась и замерла. Она глядела на Харвига. Отроку от этого взгляда стало не по себе. Поневоле он вспомнил Буяна. Казалось, глазами козы на него смотрит другой человек.

Позади вновь раздался зловещий крик ворона.

– Ты чего, Пенка?

Коза вдруг склонила голову и с неожиданной резвостью бросилась на него! Харвиг не стал искушать судьбу и дал дёру.

Они домчали до Стыри и оттуда, по кругу, обратно к мельнице. Харвиг, как ошпаренный, влетел внутрь, успев захлопнуть за собой дверь. Тут же на неё обрушился страшный удар! Мальчик навалился на дверь спиной, раз за разом содрогаясь вместе с ней под наскоками обезумевшего животного.

Последний удар вышел особенно сильным, и Харвиг отлетел вглубь подклети. Он метнулся назад и увидел, что коза пробила рогами доски. Какое-то время Пенка яростно вырывалась, потом разом стихла.

Харвига била крупная дрожь. Он с трудом отодвинул дверь.

Коза висела на рогах и часто дышала. Очи её стали прежними.

– Хорошенькие дела… – вымолвил Харвиг. – И что дальше? Утопших мельников на помол ждать?

В ответ послышалось хлопанье крыльев. Ворон облетел мельницу и исчез в ночном небе.

6. Возвращение Гудея

Днём на мельнице было людно. Приехавшие с зерном мужики толпились у стойла. На обезумевшую козу пришла поглазеть даже Лебёда.

Исхудавшая, безрогая Пенка успела набить пузо сеном и теперь блаженно дремала. Временами она поднимала бородатую морду и жалостно блеяла.

Ноздреча, и так страдавший от дурной славы мельницы, хотел было её увести. Но тут стеной встала жена:

– На двор приводить не смей.

– Значит, забью, – решил мельник.

– Сам думай. Только мы эту дрянь есть не будем.

Ножик с надеждой устремил взор на Харвига.

– А я – тем более, – обрубил тот. – Она меня порешить хотела. И вот что ещё… Ночевать тут я больше не буду.

– Ладно… – сдался Ноздреча. – Перебирайся к нам в дом.

Вечером, когда телеги разъехались, а Ножик ушёл домой, Харвиг поднялся к жерновам собрать вещи.

Скарба у него было немного. Всё поместилось в одну корзину.

– Гудейка! – позвал он.

Солома в углу шевельнулась. Затем наружу высунулась всклокоченная рыжая голова.

– Чего тебе? – спросил домовой.

– Скажи, кто тут ночью был?

– Был, да сплыл… – буркнул чур. – Чужак… С Глубины.

– С реки, что ли?

– Не… Из-за края.

– Оттуда, куда ты прячешься?

– Дальше.

Харвиг наморщил лоб. Этот «краешек» никак не давался его разумению.

– А сейчас он тут?

– Нет, так-сяк. Обратно ушёл.

– А раньше он приходил?

– Было.

«Уж не тогда ли, когда сбесился Буян?» – подумал отрок. Коли так, выходило, что охотился этот чужак за ним, Харвигом.

– Я ухожу к Ноздрече.

– Ну… В добрый путь.

– Пойдём со мной!

Домовой помотал головой.

– Мне туда дорога закрыта.

– А можно её открыть?

Гудейка задумался.

– Окалину убрать нужно.

– Как это?

– Протереть изнутри стены солью… Меня туда потом отнести.

– Ладно, сделаю.

Харвиг попрощался с домовым и побрёл на двор мельника. У избы на лавке его поджидал Ноздреча.

– Калитку запри! – крикнул он издали…

В тёмной прокисшей избе было душно. На лавках за столом сыновья Ножика кололи орехи. С печи таращились Лебёда с дочкой.

– Здрасьте, – сказал им Харвиг.

В горницу к печке его не пустили. Позади были тёплые сени, там и поставили ему лавку.

– У нас в избе места нет, – счёл нужным объяснить мельник.

Харвиг подумал, что Ножик опасается лишний раз гневить Люта.

Из сеней был выход на задний двор. Там в хлеву жил здоровенный кабан Горчак и две свиньи: Клава и Дуня.

После минувшей ночи Харвиг не слишком обрадовался такому соседству. Зато у него была возможность незаметно выйти наружу.

Когда все уснули, он прокрался на двор. Там с вечера он приметил наполненную водой кадку. Харвиг зачерпнул из неё котелком, добавил в него кусок соли. Теперь предстояло самое трудное. Нужно было впотьмах протереть стены в незнакомой избе и при этом умудриться не разбудить хозяев.

С ближней стеной, что тянулась от сеней к входу, хлопот не возникло. Она была свободна, если не считать пары полок с горшками. Но за ними Ножик вряд ли царапал раскалёнными прутьями. Харвиг тщательно протёр брёвна намоченной тряпкой, насколько хватило роста, и перебрался к соседней стене. Вдоль неё стояли две лавки, на которых дрыхли Аким и Ноздреча.

Старший сын мельника громко храпел. Харвигу захотелось плеснуть в его тёмный беззубый рот с котелка. Конечно, сдержался. Дело было слишком серьёзное, не до смеху.

Кое-как он протер длинную стену. Спасибо окнам, – дел с ней было немного.

С третьей стеной, у которой на лавке сопел Матвей, пришлось повозиться. Тут оказалось много полок, тесно заставленных какими-то бутылями, кувшинами. Харвиг взобрался на лавку. Как ни старался, один раз всё равно загремел. На его и Гудейкино счастье никто не проснулся.

Оставалось самое трудное: печная стена. Подобраться к ней можно было только по печке, где разлеглись сразу трое: Лебёда с дочерью и Вакейка. В довесок, как подозревал Харвиг, Ножик поработал там особенно рьяно. Даром, что ли, Лебёда с головы дёготь сдирала?

Собравшись с духом, он полез по лесенке на полати. В котелке плескалась чёрная от грязи вода. Отрок подвинул завесь, которой отгородилась от прочих Всемила и, смочив тряпку, принялся протирать брёвна над её головой.

Поневоле он косился на девицу. До чего же она была хороша! Харвиг вздохнул. Перебрался с полатей на печь и принялся отмывать окалину над Лебёдой. Вот уж на кого смотреть не хотелось. Харвиг и не глядел. Он тёр шершавые брёвна тряпкой и радовался, что заковыристая, тревожная работа близится к завершению.

Наконец он опустил драную тряпку в воду. Что ж, дело сделано. Можно спускаться…

Вот тут и случилось страшное. Вакейка во сне вдруг вскрикнул, Харвиг от неожиданности подпрыгнул, и котелок, подброшенный его рукой, опрокинулся. Надо же было случиться, что вся вода вместе с тряпкой угодила на голову Лебёде.

Харвиг, как заяц, сиганул с печи и в следующий миг уже был в сенях.

За дверью в избе творилось невообразимое. Истошно орала жена мельника, вместе с ней визжала Всемила. Слышались перепуганные крики Ноздречи и кого-то из сыновей.

Мальчик, швырнув котелок в корзину, прыгнул на лавку. Следом от пинка распахнулась дверь. Кто-то грубо ухватил его за плечо.

Сотворив недоумённое лицо, он обернулся.

– Это ты?! Что ты там натворил, гад?! – кричал на него Ноздреча.

– Пусти! – Харвиг скинул с плеча ладонь. – Вторую ночь покоя нет. То коза, теперь вы. Сговорились, что ли?

Ножик безумно сверкнул глазами и быстро вернулся в горницу. Там ещё долго не умолкали. Так, под причитания Лебёды отрок и уснул.

Утром Харвиг проснулся затемно. В избе, после ночных волнений, все спали. Он не стал заходить внутрь, а, захватив корзину с краюхой хлеба, пошёл на мельницу. Было студёно и тихо. Под ногами бодро хрустела подмороженная листва.

Стырь у берега покрылась молодым тонким льдом. Скоро он станет толще, заключит реку в сверкающие объятия. И придёт Перволёд.

Харвиг зашёл в подклеть. В своём стойле дремала Пенка. Почуяв его, коза тихо проблеяла.

– Стыдно небось? – спросил её Харвиг.

Он поднялся наверх.

– Гудейка!

Чур долго не отзывался. Наконец вышел из пустого угла.

– Ну здоров.

– И тебе не хворать, – кивнул Харвиг. – Я тебе дорогу открыл.

Домовой недоверчиво взглянул на него.

– Сегодня ночью отнесу тебя в дом, – добавил Харвиг.

– Коли так, долг за мной.

– Ещё поквитаемся.

День в хлопотах пролетел незаметно. Вечером мельник завёл отрока в дом и указал на прибитый к двери в сенях засов:

– Видел? Теперь будем спать спокойно. —Ноздреча вытолкнул княжича обратно во двор.

«Поздно спохватился», – подумал Харвиг.

За хлевом в ограде он обнаружил лаз, в который как раз проходила его корзина. Когда наступила полночь, он отправился на мельницу за Гудейкой.

– Прощай! – говорил чур, гладя козу. – Сильно обо мне не скучай.

– Я присмотрю за ней… – успокоил его Харвиг.

Домовой напоследок крепко прижался губами к белой Пенкиной морде.

– Ты уж постарайся, воха-елоха, – сказал он. – Видишь, какая она. Дитя, да и только.