Читать книгу: «Совокупность совершенства», страница 2

Выдержка изменила ей, но Амая больше не видела смысла держать лицо рядом с любовником.

– Что случи… – начал сонный мужчина и тут же осёкся, получив схожее сообщение. – Ах, вот оно как…

Глаза его блестели недобро, в губы сомкнулись в тончайшую полоску.

– Хотел бы я знать, как они умудрились подержать нам свечку.

– Что?…

– Не бери в голову. Наверно просто считали физ-показатели. Сволочи, – он в ярости стукнул кулаком по стене. – Плакала моя работёнка. И для чего только?.. Волосы остриг, живу с этой … барби, подери её черти! И терплю уродов с промытым мозгом…а, да ладно!

Он вдруг выпрямился и улыбнулся.

– Зато теперь можно больше не прятаться по углам, как полудохлые крысы. Слышишь, Амая? Нам с тобой больше не придётся таиться.

– Но… – растеряно прошептала Амая, глядя на его радостное лицо, и затем закричала, – я не хочу! Я не хочу терять работу, Натан! Зачем ты сделал это? Меня теперь понизят! Я так старалась, чтобы получить эту должность. Я уехала из своей страны, я работала без выходных, а теперь что? Всё потерять? Ну уж нет! – она говорила и говорила, не в силах остановиться, не замечая, как улыбка медленно сползает с лица любовника. – Как мы будем жить? В жалкой одноразрядной ячейке, где кухню от санузла загораживает шторка?! Ну уж нет… Я знаю, что делать! Я раскаюсь и от всего откажусь. Исповедаюсь в Церкви. И ты сделай так же! Нас простят и мы будем жить как жили и всё будет…

– Замолчи! – бросил мужчина.

Пока Амая говорила, он поспешно одевался, и теперь был полностью собран.

– Жить как жили? Этого уже я не желаю. Если для тебя твои кухня и сортир важнее нашей любви, то иди и отрекись. А про меня забудь.

– Любви? – воскликнула девушка. – Что ты несёшь, какая любовь! Настоящее чувство не бывает спонтанным. Мы вчера просто…забылись. Отдались инстинктам, как какие-то животные! Я совершенно не понимаю, чему ты радуешься?

– О нет, конечно не любовь…я животное, да? Скотина, не умеющая контролировать естество. Так ты ко мне относишься?

– Натан…

– А настоящая любовь у тебя с Рафаэлем. Он всё время тебе лыбится, и готовит жрать. Да?

– Замолчи!

– Да, Ами? Это – твоя любовь? А он даже по имени тебя не называет!

– Я сама его так настроила!

– Ах сама…

– Да, я настроила все его расписания, и он готовит мне ко времени, и что с того?

– Ага. Любовь по графику. Ясно.

– Господь сказал…

– Господь сказал: плодитесь и размножайтесь! – заорал Натан. – Он не говорил: целуйтесь в щёчку три раза в день, согласно настройкам!

– Ты перевираешь библию! Еретик! Маргинал! Антисо… – девушка осеклась, ужаснулась себе и подняла глаза на мужчину напротив.

Натан внезапно успокоился. И в этом спокойствии он показался Амае чужим, будто бы не живым, как…её муж.

– Я ухожу, Ами. Счастливо оставаться с твоим возлюбленным.

– Постой…

И снова Натан остановился. Но уже не вернулся обнять Амаю. Только обречённо произнёс:

– Если понадоблюсь – вот мой личный код. Но обращаться только по делу: просто так я тебя видеть не желаю.

– По какому делу? – растеряно спросила Амая, принимая цифровой ряд на миплу. Ей казалось, что она спит и видит кошмар.

– Ты ещё не поняла? – усмехнулся мужчина, – Ты теперь у них на прицеле. Думаешь тебя так легко простят? Поздравляю, подруга. Министерства и Единая Церковь – те ещё жернова, и ты теперь между ними.

– Я отличный специалист…

– Среди сотен не менее отличных специалистов. Считаешь себя незаменимой, детка?

– Да как ты…

– Короче, когда тебя отовсюду вышвырнут, как маргиналку, еретичку и антисоциалку, обращайся. – небрежно бросил Натан, и, не оборачиваясь, вышел.

***

Эпизод 5. Потери Амаи

Амая явилась в управление, как и было предписано, и вскоре узнала, что понижение в должности – не самое страшное, что её ожидает.

– Главное, ни в коем случае не выгораживайте. Помните. На кону Ваше будущее. – наставляла её провожатая, – Не стесняйтесь давить на жалость, тут нечего стыдиться.

Две женщины в строгих темно – серых комбинезонах двигались по бесконечным коридорам, чьи стальные стены искажали их фигуры, словно кривые зеркала; поднимались на комфортабельных скоростных лифтах, которые прошивали пространство в сто этажей за несколько секунд; и снова переходили по безликим холлам из тамбура в тамбур, а невидимые силовые створки раздвигались перед ними, открывая проходы по бесконечному лабиринту.

У Амаи гудели ноги, и, войдя в просторный зал, она ничего более не хотела, кроме как присесть. Зал был оформлен под старину и отделан светлым пластиком, имитирующим мрамор. Девушка вошла и поклонилась. Она старалась не горбить спину перед широкой кафедрой, и держать голову прямо, но не сразу смогла поднять взгляд. Амая ощущала невидимые камеры, которые снимали каждую секунду её жизни, тысячами глаз впивались в тело. Они видели её насквозь, эти глаза: в буквальном смысле, так как были среди них и производящие рентген-съемку. Странно, думала Амая, как же она раньше не замечала эти механические взгляды и путы, которыми сковали каждый её шаг?

А за кафедрой сидели они, и они смотрели на неё, как на некое насекомое. Амае не предложили присесть, не дали воды, хотя у каждого на столе находился портативный водный куб. Она стояла перед ними более двух часов, а они всё говорили и говорили о том, какая она падшая женщина, и насколько не достойна занимать должность главного настройщика министерских нейросетей.

– Какой позор! И подобная… дама работает в Министерстве Семьи! – выступал лысый сухонький человечек, в комбинезоне с эмблемой младшего заместителя президента.

– Безусловно, падшую девицу нельзя допускать до работы с просветительской документацией. – вторила ему грузная женщина справа.

Кажется Амая помнила её – председателя правления департамента по дошкольному и школьному образованию.

– Немедленно отстранить от работы, – озвучили решение слева.

– И на доску позора…

– На доску – обязательно, но это не отменяет того факта, что вся её прежняя работа нуждается в перепроверке.

– Кто займётся?

– Можно поручить…

– А девушку куда?

– На соц – обеспечение может быть…

– Нет, нет, Единая Церковь не одобряет безработных, необходимо найти ей место.

– Убирать двор – подходящее занятие для подобной…мадмуазель.

– Да, слышал, как раз освободилась должность. Верно я говорю, господин Андрик?

– И я слышала, были похороны?

– Все верно. Какой-то уборщик на той неделе преставился.

– Хм…скорбим. Но всё к лучшему – вот и нашли замену.

– Заодно займёт его ячейку.

– Да, четыре квадрата – вполне достойное жилье.

Девушка стояла и слушала, как совершенно обыденным тоном они обсуждают её рухнувшую жизнь. Ей так и не дали слова. Но, как оказалось, и это было не всё.

– Есть ещё кое что…

– Что вы имеете…

– Согласен, нужно проверить…

Амая не сразу поняла, что они собираются делать, пока её не привели в медицинское крыло. В помещение вкатили огромную машину человекоподобного образа. Девушку заставили подойти к роботу, и тот заключил её в тиски. Белой полосой пробежал по телу с ног до головы молекулярный сканер, и машина разжала свои жуткие объятия.

– Яйцеклетка оплодотворена, срок 8 часов, – механическим голосом сообщил робот – медик.

Девушка зажала рот рукой.

"Ребенок? Внутри меня?"

– Госпожа Сато, с вами все в порядке? – спросил инженер – медик, подхватывая под локоть пошатнувшуюся пациентку.

Амая вернула себе равновесие, и мужчина тут же отпустил её, словно обжёгся.

– Да, да, все хорошо, – Амая внезапно осознала, что улыбается. – У меня будет ребёнок.

Опасно? Ничего страшного, она рискнёт. Девушка беспардонно и радостно смотрела прямо на мед – работника, а тот, нахмурившись, глядел в стену.

– Пройдите со мной пожалуйста, – сказал медик и повёл её в соседнюю комнату. Там, всем составом, стояли они.

– Ну что? -спросила грузная женщина.

– Увы, ответ положительный, – ответил инженер. – Какие будут распоряжения?

– Начинайте процедуру.

– Какую процедуру? – удивилась девушка.

– Сколько займёт операция? – уточнил сухощавый мужчина.

– Не более десяти минут. Не беспокойтесь о последствиях, – добавил мед – работник, хотя его никто не спрашивал о них, – процедура абсолютно безопасна.

– Какая операция? Что вы хотите сделать?! – спрашивала Амая, но никто не обращал на неё внимания.

Она, забыв правила, заглядывала в глаза то одному из них, то другому, но они продолжали переговариваться между собой, не глядя и не отвечая.

– Что вы хотите сделать с моим ребёнком? – прошептала девушка, обратившись к единственному человеку, который смотрел на неё.

– Боюсь, что ради вашей безопасности…вы же понимаете, что естественные роды слишком опасны… , – ответил мед – инженер и сразу же отвёл взгляд.

– В общем, нам необходимо произвести чистку, – торопливо продолжил он, явно желая поскорее окончить разговор.

– Я не давала согласия.

– Госпожа, под угрозой ваша жизнь. Мы не можем…

– Я не давала согласия!!!

– В данных обстоятельствах оно не требуется, – это произнёс кто-то из них.

Амая медленно перевела взгляд на сухощавого и покачала головой. Моргнула, и снова повторила жест отрицания.

– Ну ладно. Вы тут заканчивайте, а у нас ещё дела. Ксень, во сколько конференция?

– Минут двадцать.

– Успеем перекусить.

– Это кстати! Нам как раз завезли новый принтер. Знаешь, из таких, которые умеют делать кремовое…

Амая с болезненным любопытством слушала удаляющиеся голоса. Брови девушки сошлись на переносице, будто она пыталась перевести на родной язык иностранные слова. Так её, застывшую в недоумении, и провели в операционную. Там, разглядев гинекологическое кресло, Амая внезапно очнулась.

– Не трогайте меня! Это мой ребёнок! Мой! – кричала девушка, забыв о сдержанности, и сопротивляясь, как дикая кошка. Двое медбратьев заломили ей руки, и силой усадили в кресло, пристегнув широкими ремнями.

– В целях вашей безопасности, – повторил в микрофон молодой инженер, уже сидящий в кабине за стеклом, – мы вынуждены освободить вас от плода.

– Это не плод! Это мой ребёнок!

– Не беспокойтесь, операция безболезненна. Вам сделают укол и выдадут необходимое.

– Не смейте!

– Успокойтесь, госпожа Сато. Придёте домой, отоспитесь, и всё забудется.

– Нет!

Инженер вздохнул, покачал головой и оттянул рычаг. Робот – медик со шприцем к клешне подкатился к Амае. Второй клешней он плотно зафиксировал её в кресле, а затем ввёл лекарство.

– И три кубика транквиля. Микопалм подойдёт, пожалуй. – пробормотал мужчина, и чётко произнёс код. Повинуясь голосовой команде, робот сделал рыдающей пациентке ещё одну инъекцию.

Не прошло и пяти минут, как вокруг Амаи выцвели все краски. Она равнодушно стерпела процедуру, и, пошатываясь, поплелась к двери. Инженер грустно смотрел ей вслед, рассуждая о том, что завтра же уволится. С горьким смешком он заметил себе, что мысленно увольняется уже в одиннадцатый раз, и вколол себе кубик мидопалма.

За дверью пухлая медсестра выдала пациентке впитывающее спец – белье и обезболивающие инъекции.

– Трусы держат трое суток. На боку кнопка – каждый два часа нажимай для санации. Потом должно пройти, – низким басом предупредила женщина, – если не пройдёт, приходи на осмотр. Иди, одень сейчас, а то до дома не доберёшься. Да не туда, направо! Вот же бедовая…

Амая зашла в туалет и переоделась. Затем сделала себе инъекцию обезболивающего и отправилась прочь. На улице шёл дождь. Очередной дождь по очередному расписанию. "Чёртов дождь" – сказал бы Натан.

– Чёртов дождь, – прошептала девушка. – Чёртово Министерство.

Амая вышла на аллею, и медленно побрела в сторону дома, который уже не был ей домом. Внизу живота противно болело и она присела на лавку. Бормотание из вирт – экранов казалось ей частью шума дождя.

– И сказал Господь: вопль Содомский и Гоморрский, велик он… – раздавалось из уличных динамиков. – … и грех их, тяжёл он весьма… Как считаете, отец Валерьян, что имелось ввиду под тяжестью греха? И насколько грешно было людям в те времена наслаждаться телом друг друга?

– К сожалению, – раздавался надтреснутый голос священника, – грех первородный пребудет с нами вечно. Господь создал нас чистыми, но змий, соблазнивший женщину, заложил тем самым в нас зерно дурное…

Священник делал паузы через каждую фразу, будто собираясь с мыслями, или подбирая правильные слова. Амае стало смешно где-то внутри. Она беззвучно хохотала, плечи её содрогались, но лицо оставалось бесстрастным.

– Содомия же…наибольшее проявление первородного греха. Однако следует заметить…что и отношения мужчины и женщины сами по себе не чисты. Бесспорно что…деторождение – необходимая часть жизни общества. И в тёмные века у человечества не было иного выхода, как заниматься богопротивным соитием. Но одно дело заниматься им для продолжения рода, и совсем другое – получать от этого удовольствие. Особенно же грешно получать его в том случае, когда детей от сего акта не может быть в принципе. Таков был грех Содома и Гоморры. То же мы видим в позднем срединовековье, и в раннюю информационную эпоху, когда человечество придумало и использовало контрацепцию. Мы же должны благодарить Господа, что послал нам мудрость, благодаря которой…теперь мы можем жить в чистоте и…

Дождь усилился, заглушив дальнейшую беседу журналиста со священником. За пеленой дождя скрылся и вирт – экран.

Нужно было идти собирать вещи, и переезжать по выданному адресу. Но идти совсем не хотелось – хотелось спать. Дома был Рафаэль: она войдёт и скажет: "Рафаэль, я потеряла ребёнка. Они его убили". И Рафаэль будет улыбаться. Она скажет "Рафаэль, нас выселяют в каморку площадью в четыре квадрата". И Рафаэль будет улыбаться. Она скажет "Рафаэль, я больше никогда не увижу Натана" – и Рафаэль будет…

У Амаи закружилась голова. Она прилегла на мокрую лавку.

"Увидеть Натана" – осталась единственная мысль. Всё остальное она позабыла.

Амая набрала свои координаты на мипле и отправила их любовнику. А затем уснула, невзирая на дождь, хлещущий по щекам.

***

Эпизод 6. Подготовка к побегу

– Вот так, – приговаривала Амая, собирая вещи. – Рафи, уж прости, я не смогу взять тебя с собой.

Рафаэль стоял рядом и улыбался. Что-то в этой улыбке не нравилось Амае. А может быть просто не нравилась сама улыбка – она была неуместной. Сама девушка давно взяла себя в руки, вернув на лицо бесстрастное выражение. Лика давно уже перестала предлагать ей успокоительное, молча фиксируя активность мозга и сердцебиение, и выдавая на линзу тревожные красные цифры.

Натан прилетел на каре сразу, как получил сообщение – Амая не успела даже выспаться, когда обнаружила, что её несут на руках. Кар был арендованным, и, как потом выяснилось, Натан слил на аренду все оставшиеся у него баллы. Кроме ограничения баллового прироста, с ним более ничего не сумели сделать. Работал он мусорщиком при своём Министерстве, а жил в каморке, вроде той, в которую выселяли Амаю, и это была минимальная площадь бесплатного жилья, а потому выбросить в ещё худшее его не могли. Конечно же с Натаном провели моральную работу и куда более жёсткую, чем с Амаей – в медкрыло мужчина потом так же попал, после того, как они, отдали его на воспитание охране. Они, были в каждом Министерстве свои, но похожие друг на друга, словно клоны. Охрана тоже была одинакова, как и воспитательные меры, применяемые ей к провинившимся. Правое ребро Натана ещё не срослось. А во рту у Натана теперь не хватало двух зубов – теперь он выглядел совсем антисоциально. И на все это Натану было глубоко плевать.

А на то, что сделали с Амаей Натану плевать не было. И ему, видит Бог, хотелось кого-нибудь наказать. Но, конечно же, не Амаю.

На пороге ячейки их встретила голубоглазая блондинка с пышными формами и взглядом таким жутким, что Амая едва не передумала идти в гости. Подняв створку, жена Натана вернулась к прежнему занятию. В комнате на четыре квадрата хозяин умудрился держать птицу в клетке, черепаху, двух шиншилл и морскую свинку. Самым пугающим для Амаи было то, что весь этот зоопарк был…живым. Вся эта биомасса двигалась, шуршала, пахла… Барби же явно не настораживало такое количество биологических существ в ячейке – она с монотонностью машины и, не открывая клетки, тыкала ножом в птицу. Бедное пернатое существо с клёкотом носилось между прутьями, размахивая крыльями. Натан, увидев это, как будто обрадовался. Подойдя к жене, он схватил её за волосы и отдёрнул назад.

– Я тебе, сука, сто раз повторял! – рычал он, встряхивая жену как куклу, – Не! Трогать! Канарейку! Не! Трогать! Животных! Совсем! Только! Кормить!

– Как скажешь, дорогой! – с доброжелательной улыбкой ответила жена.

Глаза её были чуть прищурены. Амая подумала, что этот прищур, вероятно, был запрограммирован в ней, как элемент игривого флирта, но выглядело это страшно – казалось, супруга смотрит на мужчину с ненавистью. Натану тоже стало не по себе, и он отпустил жену со словами:

– Долбанная машина!

Затем хозяин подошёл к клетке и достал оттуда птицу – несчастная канарейка жалась к рукам. Натан погладил её, воркуя, и поцеловал в клюв.

– В пять вечера насыпешь ей зерно, – приказал он Барби, и та снова ответила "Как скажешь". – Потом уберёшь в клетке.

– Не надо, – вдруг вырвалось у Амаи.

– Что? – не понял Натан.

– Не надо…так с ней.

– С канарейкой? – удивился Натан.

– С Барби.

– А…кстати её по настоящему зовут Аврора.

– Зачем ты её мучаешь?

Мужчина нахмурился, решив было, что девушка ещё не отошла от лекарств. Но затем осознал суть вопроса.

– Она чуть не зарезала мою птицу. И получила по заслугам.

– Но ведь она – робот и не понимает, что делает.

– Я уже говорил тебе – они, эти твари, далеко не так просты. Она тыкала ножом в живое существо, просто из прихоти. Как я по-твоему должен реагировать?

– Но ты же сам говорил, что считаешь роботов живыми. Значит нельзя с ними жестоко…

– Не живыми. Не как мы. Они – псевдожизнь, извращение. Я живу с этой мерзостью, только для того, чтобы не лишиться работы.

– И зачем тебе столько животных? – решила Амая перевести тему. – Можно же завести киберпитомцев, от них грязи меньше…

Натан тяжело вздохнул и посмотрел на подругу разочарованным взглядом.

– Ты совсем не понимаешь разницы, между живым, тёплым, чувствующим существом и этим…жалким подобием из металла и биопластика?

И тогда Амая осознала, что им никогда не понять друг друга.

Потом они сидели за откидным столом, прямо на откидной спальной полке, и пили горячий глинтвейн, который сварила Аврора, но Амая не могла сделать и глотка. Она многое узнала о жене любовника. Как он объяснил Амае, барби – это некий бренд старинных детских кукол, давным -давно забытых, но в семье Натана сохранилось несколько дырявых и полысевших экземпляров. Аврора была из какой – то бракованной партии, а потому досталась мужчине по дешёвке, через знакомых.