Читать книгу: «Год гражданской войны», страница 9
– Наша комиссия, – начал мужчина посередине. – Определить место вашего дальнейшего пребывания. Способны ли вы вернуться в общество и можно ли вам доверять. Мои коллеги могут задавать вам вопросы. Вам понятно?
– Я кивнул.
– Хорошо. Покажите, пожалуйста, характеристику.
Я и сам не заметил, но все это время в зале сидел Инквизитор. Он смиренно ждал рядом с длинным столом, накрытым белой скатертью. Он встал и отдал папку Главному. Тот вынул из футляра очки с толстыми стеклами и надел их.
– Так, характеристика положительная. Я это отмечу. Так, коллеги, у вас будут вопросы?
– Вы в бога верите? – спросила Охранительница.
– Как все, – ответил я.
Главный сделал пометку в документах, а затем повернулся к Секретарю.
– А у вас будут вопросы?
– Да, будут, – Секретарь подался вперед и сцепил пальцы рук. – Предположим, вы едете в поезде с иностранцами. Они поворачиваются к вам и спрашивают: «Можете нам рассказать что-нибудь о русском менталитете?» Что вы им ответите?
Я задумался. У меня не было похожих случаев в жизни, да и отшучиваться тут я не
мог.
– Я бы им сказал, что… русский человек в любом полом пространстве видит мусорное
ведро.
– Поясните.
– У нас можно найти мусор на игровой площадке в полостях турника, в любой обрезанной трубе, торчащей из земли, в любой яме. У меня во дворе как-то был провал грунта – небольшой, сантиметров двадцать. Так на следующий день там уже валялись банки из-под пива и сигареты. Мне кажется, что это российский менталитет – не доносить мусор до того места, где ему положено быть. Мы во всем вокруг нас видим мусорное ведро или место для свалки. Я много раз видел матерей, дети которых играли посреди мусора на природе. Взрослым было все равно, они оставляли после себя ещё больше мусора. У нас вообще много мусора.
Секретарь кивнул и откинулся на спинку стула.
– Хорошо, – высказался Главный. – Принимая во внимание вашу работу, ваши заслуги
перед страной и вашу характеристику, наша комиссия посовещается и пример решение. Есть возражения?
Никто не возразил. Инквизитор тоже. Меня вывели в коридор и посадили на скамейку. В дальнем конце коридора стоял охранник. Он иногда на меня посматривал.
– Я выйду покурить, а вы тут сидите, понятно?
– Ага.
Инквизитор вытащил из кармана пачку сигарет, но уронил ее на пол. Он спешно поднял пачку, но несколько сигарет выпали оттуда. Он поднял их тоже и неловко засунул обратно, сломав при этом одну из них. Я усмехнулся.
– Вам это кажется смешным?
– Нет, я просто решил, что вы усмешны.
– Успешны?
– Нет, усмешны. Это когда ты достигаешь какой-то цели, но очень неуклюже. Например, тебя просят заварить чаю, а ты сначала роняешь крышечку от чайника, потом просыпаешь часть чая на стол, потом забываешь, что в чайнике кипяток и обжигаешься. В конце концов, ты завариваешь чай, но делаешь это неаккуратно. Мы это называли «усмешить».
– Инквизитор нахмурился и ушел прочь. Я слышал, как эхом по коридору разнесся звук закрывающейся двери. Я хотел подойти к другим палатам, чтобы посмотреть, кто там сидит, но не рискнул. Побоялся, что охранник заметит.
Когда Инквизитор вернулся, он прошел в актовый зал. Я остался сидеть в коридоре, словно студент в ожидании оценки или зачета. Через несколько минут он вышел.
– Всё хорошо, комиссия решила, что вы можете вернуться домой. Разумеется, все наши договоренности, которые были в контракте, подлежат строжайшему исполнению. Мне не надо вам говорить, что будет в случае нарушения договора. Завтра утром вас посадят на самолет до Москвы. Дальше вы сами. Переночуете в аэропорту, в зоне ожидания. А сейчас пойдемте за вещами.
Мы пошли по коридору, затем поднялись на второй этаж по лестнице и вошли в темную комнату без окон. Там располагался гардероб со стойкой и вешалками человек на пятьдесят. Инквизитор включил свет. На полу были наши вещи – сумки, чемоданы, пакеты.
– Найдите свою сумку и вперед.
Я начал копаться в вещах и нашел свою сумку и два пакета. На секунду у меня возникла мысль взять что-нибудь ещё, но я вытряхнул её из головы.
– А как же остальные?
– Не могу знать. Пойдемте.
Конечно же, он знал.
– Вы мне можете сказать, я же надежный. Скажите хотя бы про Юру, он мой друг.
Возникла неловкая пауза. Инквизитор посмотрел куда-то вдоль коридора, а затем на меня.
– Комиссия приняла решение, что он неблагонадёжен. Ввиду его заслуг и положительной характеристики, мы решили оставить его тут, в городе. Он будет здесь жить и
работать. Под нашим присмотром. Это всё, что я могу вам сказать.
Инквизитор посадил меня в машину, а затем зашел обратно в здание. Мы стояли и не двигались. Водитель слушал радио. После прогноза погоды, заиграл какой-то лихой «блатняк»:
«А на Должанскую, а на должаночку
Отвёл я ночью одну гражданочку.
И показал я ей своё перо
Я не писатель, я вор, и всё»
Через пару минут Инквизитор вывел из здания Илью с вещами. Увидев меня, Илья привычно и искренне улыбнулся. Инквизитор задержал его на секунду у машины. Он достал из внутреннего кармана пачку сигарет и закурил. Несмотря на музыку, я расслышал кое-что из их разговора.
– У вас хорошие друзья в Москве. Не всем повезло так, как вам.
Илья пожал Инквизитору руку и сел в машину. Водитель завёл мотор, и мы поехали.
– А как же остальные? – спросил его я. – Ты знаешь, что с ними? Где все?
– Ну Игорь час назад уехал в аэропорт, ему на самолет до Минска надо.
– Какой самолет? Как улетел? Ты с ним говорил?
– Да, у него командировка. Его начальство вызвало, там ребятам помогать надо.
– Его допрашивали?
– Я так понял, что не стали. Он с вот этим товарищем, что вопросы задавал, за руку здоровался по-свойски и так разговаривал, будто они с первого класса знакомы. Обсуждали каких-то общих друзей.
– А тебя что спрашивали? Ты тест прошел?
– Да сложно сказать. Меня сначала попросили вспомнить гимн России, но я больше первого четверостишия не знаю. К моему удивлению, оказалось, что этого достаточно. Потом он спросил, что я думаю о зарплатах учителей. Я сказал, что они слишком мало получают. Мужик этот покачал головой и передал мое дело комиссии. Те сказали, что с такими характеристиками ничего они предложить мне не могут. Но затем пришла какая-то бумага, ходатайство, как они сказали. И меня отпустили. Вот так.
Всю оставшуюся дорогу до аэропорта мы ехали молча. Видимо, очень устали. В аэропорту началась кое-какая жизнь. Работала кофейня, две стойки регистрации, военных было мало, администрация обновила несколько рекламных плакатов. Илья взял себе в автомате стаканчик кофе и шоколадку. Я захотел чаю с сахаром, но к моему огорчению, автомат налил мне эспрессо без сахара. Или что-то, что было похоже на эспрессо – примерно 50 мл черного кофе. Я хотел записать телефон для жалоб, который был написан на автомате, но подумал, что это вряд ли поможет. Я выпил кофе залпом, не получив никакого удовольствия, а затем увидел в толпе знакомое лицо в очках.
В очереди на регистрацию на рейс стоял хоббит-адъютант Денис с черной сумкой в руке и рюкзаком за спиной. На нём была обычная гражданская одежда, так что он был похож на студента. Я подбежал к нему и встал рядом.
– А вы разве не в Москве с генералом?
– Нет, – ему потребовалось некоторое время, чтобы меня узнать. А может он и не узнал, но сделал вид, что узнал.
– Значит, война уже точно кончилась?
– Да, кончилась. Может там в лесах есть ещё партизаны, по традиции, но это уже не наша проблема.
– А чья?
– Не знаю. РЖД.
– А вы случайно не знаете, недавно у вас дезертировали несколько солдат, что с ними случилось? Известия есть?
– А вам зачем? Интервью взять хотите?
– Нет, мы уже не на работе. Мы с вами летим в Москву.
– Что-то я ваших не вижу.
– Один уже улетел, кое-кто решил остаться. Вот.
– Понятно.
– Так что насчет дезертиров?
– Я точно не знаю, но слышал, что всех дезертиров, которых ловят, отправляют в военные городки, чтобы были под присмотром.
– Ясно. Значит, пока ничего про недавних не слышно?
– Я не слышал.
– Ладно. Мы сейчас тоже пойдем на рейс.
– У вас бумаги все есть? А то тут на выезд нужно бумаги предъявлять.
– А, нам выдали в больнице справки. Вот, смотрите.
– Да, я вижу. А вас разве Аркадий зовут?
– А вы как думали меня зовут?
– Да нет, я просто. Тогда держите их при себе, не теряйте, предъявляйте по первому требованию. Ясно?
– Спасибо.
Я кивнул ему, он кивнул мне и пошел проходить паспортный контроль у сотрудников ЗУБРа, у которых были наши паспорта. Я вернулся к Илье и убедил его проверить и достать поближе справки. Взяв их в руки, мы пошли в сторону стойки регистрации.
Глава 22: Нижний Новгород
Когда мы прилетели в аэропорт, я старался держаться поближе к Илье. Мы вместе ехали в автобусе, ждали багаж, вышли в общую зону. Я понимал, что на каком-то этапе нам придётся разойтись в разные стороны, но мне просто не хотелось оставаться одному. Сначала мы вроде бы были готовы попрощаться у выхода в город, но когда я узнал, что Илья собирается на аэроэкспресс, я напросился поехать с ним. Он согласился. Таким образом я находился в комфортной обстановке ещё час. Затем мы уже почти попрощались в метро, но я решил проехать с ним пару станций до другого вокзала. И так выиграл 15 минут. Нам всё же пришлось попрощаться, когда у меня закончились предлоги остаться. Мы пожали руки, я вышел из поезда. Он помахал мне рукой из уезжающего вагона метро. Я остался стоять на станции, а затем сел на поезд в обратную сторону, потому что мне сюда не надо было.
Москва была в точности такой же, какой я ее запомнил – шумной, многолюдной, тёмной, отталкивающей. Она словно стремилась от меня избавиться. Вытолкнуть из себя, извергнуть. Я ей в этом не отказывал. Только иных она отталкивает бесплатно, а мне пришлось заплатить.
В аэропорту Илья снял с карточки и одолжил мне полторы тысячи рублей на билет до Нижнего Новгорода. Я постоял немного в очереди на вокзале, купил билет и обнаружил, что кто-то забыл на стойке кассы сэндвич из фастфуда. Я ждал, что его кто-то заберет, но никто не пришел. Когда кассир выдала мне билет, я взял его, отошел в сторону, чтобы как бы его проверить, а затем забрал сэндвич, словно он мой, и ушел прочь, не оглядываясь.
В вагоне была куча свободных мест, но меня разместили рядом с другим человеком, отчего тот, кажется, тоже был не в восторге. Я всё ждал, что сейчас пассажиры заполнят вагон, и мне станет менее неловко, но свободных кресел была просто масса. Рядом со мной у окна сидел молчаливый парень лет 30 с газетой в руках. На нём был синий пиджак, белая рубашка и синий галстук. Он читал газету очень серьезно… ровно до того момента, пока мы не тронулись. Я бы никогда не подумал, что он со мной заговорит, я даже не думал, что он хотя бы на меня посмотрит, но вместо этого он заговорил и не умолкал почти до самого Нижнего Новгорода. Он рассказал мне, что едет с деловой встречи, что руководство отправило его в Москву пораньше, хотя здесь никто работать раньше десяти не начинает. Его звали Гриша. Он представлял компанию, которая поставляла трубы большого диаметра для газодобывающих предприятий. Сегодня он вёл переговоры о поставке труб на новый проект у Черного моря. Затем он вспомнил, что однажды был там в командировке три месяца, пока готовил какой-то проект. За это время он завёл там себе девушку и вместо своей гостиницы жил у нее в квартире. Он рассказал мне некоторые интимные подробности их совместной жизни, а также то, что она ела по ночам.
Мне было очень трудно от него избавиться. Пару раз я думал вежливо пересесть на свободное кресло, но у меня это никак не получалось. С другой стороны, он скрашивал мое путешествие, я совсем забыл о том гнетущем чувстве, что не покидало меня с тех пор, как я узнал, что мне придется вернуться в мою прежнюю жизнь. За это его можно было поблагодарить.
Мы с Гришей попрощались у выхода из вокзала. Я немного отвык от того, как пахнет воздух в Нижнем Новгороде, от его сырости. На оставшиеся после покупки билета деньги я решил шикануть и взял такси. Водитель в машине слушал новости. Там было всё то же самое: лесные пожары, самолет упал, экономика достигла нового дна, больницы ремонтируются, женщины рожают, урожай растет.
Примерно неделю я приходил в себя, привыкал к обычной жизни. В худшие часы от бессилия я мог сидеть в ванной или в туалете по двадцать минут без движения и единой эмоции. В лучшие часы я заваривал себе чашку растворимого кофе и потом гулял по вечерам.
Зарплату мне задерживали два месяца. Каждый раз, когда я звонил в Москву, чтобы узнать, что там с моей зарплатой, меня переводили на очередного специалиста, который ничем не мог мне помочь, потому что человек, который мог бы мне помочь, сейчас либо в отпуске, либо на совещании. Мне объяснили, что мою зарплату проведут как грант, а это потребует времени, ситуация в стране непростая, надо держаться. Я держался. Потом выяснилось, что из моего гонорара вычли не только подоходный налог, но и налог на выигрыш, потому что это я как бы выиграл грант. Они изрядно меня расстроили и даже разозлили, но ничего поделать я с ними не мог. На оставшиеся деньги я купил себе недорогую иномарку, получил водительские права и затем нашёл работу в организации, в которую входили несколько нижегородских музеев. Я развозил для них письма из министерства культуры в департамент культуры, возил картины и фотографии, оборудование, дипломы и листовки, фотографов с вокзала в гостиницу, если надо было.
Я полюбил свою работу – она была простой, хотя и зачастую ненормированной. Сотрудники музеев всегда пускали меня на выставки, даже настаивали, чтобы я что-нибудь посмотрел. Они были всегда очень милы. Когда я приходил, они норовили угостить меня чаем, а я им никогда не отказывал, даже если было что-то срочное – всё срочное, на самом деле, может подождать.
А ещё недавно в газете была заметка о том, что на острове Итуруп родилась девочка. Там как раз недавно поселилась молодая супружеская пара. Муж – военный. Про жену мало написано. Министерство обороны выделило им двухкомнатную квартиру. Девочку назвали Элла.
Однажды утром я как обычно шел на работу и увидел на здании музея за стеклом афишу. Я остановился возле неё и остолбенел на секунду. На афише была изображена церковь села Черново. Информация на плакате гласила, что на следующей неделе в художественном музее открывается выставка фотографа Ильи Жукова. В течение следующей недели я каждое утро проходил мимо этой афиши. Эта выставка не выходила у меня из головы. Я до последнего отрицал, что хочу на неё пойти, но потом признался себе, что хочу. Я решил не идти на открытие выставки, зная, что там будет её автор.
Мне, конечно, хотелось увидеть Илью, но в то же время не хотелось бередить старые раны и вести неловкие разговоры. Всё общее, о чем мы могли бы поговорить, было засекречено. Мне хватало того, что с ним было всё в порядке. Даже больше – он преуспел в жизни, стал известным фотографом.
Вместо этого я пошел на выставку как-то рано утром, когда людей в музее почти не было. Меня пропустила туда Тамара Анатольевна, научный сотрудник и куратор музея. Ей самой выставка очень понравилась.
– Я даже пообщалась с фотографом, такой милый молодой человек. Он сказал, что никогда не бывал в Нижнем Новгороде, но у него здесь есть друзья.
Мы поднялись по лестнице на второй этаж. Она показала мне зал, где была экспозиция, и ушла по делам, готовить какие-то отчетные цифры для департамента культуры и статистики.
Выставка называлась «Разрушенные храмы Сибири. Время террора» и проходила при поддержке церкви. На фотографиях были изображены разрушенные бомбами храмы, уничтоженные советским правительством, взорванные и оскверненные. На снимках были дырки от пуль в куполах, руины, поломанные кресты, бродячие собаки и стаи ворон. Илья все таки получил свою выставку, не зря фотографировал. Кажется, никто даже не обратил внимания на то, что некоторые из разрушенных церквей были построены в конце 20-го – начале 21-го веков. Какая разница, ведь их разрушила война.
Я постоял там в тишине, наедине с собой и этими работами. Единственным звуком вокруг меня были мои шаги. Меня охватило странное чувство, будто я соскучился по всему этому. Возможно, какая-то ностальгия работала против меня, но я отказывался признавать это маленькое чувство. Вскоре оно прошло.
Я все ещё надеюсь, что Юра открыл свою школу журналистики в Томске, Валерия счастлива и здорова, Илья всё так же добродушен и увлечен. Но однажды я увидел на своем телефоне пропущенный вызов. Видимо, я был за рулем. Я перезвонил обратно и услышал женский голос. Это была Лена.
– Привет, привет. Я не ожидал, что ты позвонишь, – удивился я.
– Да, я хотела сказать, что я сейчас в Ухте, у двоюродной сестры. А потом вот думаю заехать в Нижний. Ты вроде бы приглашал…
– Да, точно. Я тебя встречу, ты только скажи, когда приедешь, и я встречу.
– Здорово, я как куплю билет, сразу тебе напишу.
– Это твой телефон?
– Да, это мой. Можешь сохранить.
– Обязательно. Как у тебя дела?
– Все хорошо. Главное – могу ехать, куда хочу.
Я посмеялся. И почему-то подумал о том, что надо бы убраться в квартире. Закончив разговор, я вписал её номер в свой телефон и с глупой ухмылкой откинулся на кресле. Это было старое кресло, которое в детстве служило мне ещё и кроватью. Я даже не знаю, делают ли сейчас кресла-кровати, но это было ещё ничего. Его заметно подрали кошки, а его составные части держались только за счет гравитации, но оно все ещё было очень удобным. Чтобы на нём сидеть, но не спать.
Я расслабился, сделал себе кофе 3 в 1, взял шоколадку и включил телевизор. Не то, чтобы я часто его смотрел, но там бывало показывали интересные фильмы по ночам. Но сейчас показывали большой вечерний выпуск новостей. Журналистка в белой блузке сообщила, что в России теперь действуют новые, улучшенные правила оформления недвижимости, включая возможность не вносить в реестр настоящего имени владельца, а использовать псевдонимы. Потом она ещё долго объясняла, как эта и другие возможности помогут простым гражданам, а затем включила комментарий какого-то важного человека из Росреестра. Я смотрел на всё это не очень внимательно, но краем глаза вдруг заметил рядом с ним на пресс-конференции знакомое мне лицо. Кажется, это был Аркадий. У него на табличке было написано «пресс-секретарь». Его показали всего на секунду, но я почти уверен, что это был он.
Затем начался другой сюжет. Молодой журналисты в белой рубашке с коротким рукавом рассказывал о перестановках в правительстве, а конкретно о назначении нового министра образования. Он описывал его биографию, достижения и личные качества. Затем на экране появились двери, из которых вышел новый министр образования. Это был лысоватый мужчина с усами. Он прошел к своим коллегам, пожал кому-то руки, улыбнулся, отошел в сторону и встал в углу, чтобы позировать фотографам и операторам на фоне российского герба. Слева от него был флаг России, а справа какой-то странный, непонятный мне синий флаг с изображением зародыша.
