Читать книгу: «Горение», страница 2
Теперь он молчал, смотрел в бубнящий телевизор, не меняя каналов, чтобы не тянуться к пульту и через то не вспомнить лишний раз о потере руки, и думал… о руке. Точнее даже о собственном «безручии», безнадежности, бесперспективности и потому – бессмысленности.
Так промолчал он всю осень, пока и вовсе не слёг, уже лишний раз отказываясь и от еды, и от телевизора, и от всяких слов, какие ни выслушивать, ни выговаривать боле не мог.
И как не билась, как не кудахтала над ним Нина Алексеевна, а Николаич только молча вздыхал растяжно и тихо, чтоб она не услыхала, стеклянно и бездумно смотрел на коллекцию механических часов, за которою нигде было не разглядеть обоев на стене их комнатушки, ибо так была велика та коллекция и так мала та комнатка. И думал о чем придется, но по возможности неглубоко, бегло, отгоняя всякую основательную мысль, норовящую спуститься из ума в сердце и там поднять с мутных глубин души тревогу, горечь и обиду. Ибо часовщику со стажем и мастерством Андрея Николаевича, какое в наше время уже не отыскать и в музейных подвалах, жить без руки вовсе невозможно, обидно и до крика несправедливо.
Вот только куда кричать? Разве что на небо, к Богу. Да что толку? Не отрастит же Он новую руку, как не выдаст и новую жизнь, взамен поломанной.
Наконец, когда муж чуть ли не приготовился живым от тоски сойти в могилу, Нина Алексеевна осенилась очередной идеей, какие терпеливо перебирала пред угрюмо-молчаливым Николаичем по мере озарения напряженного её ума.
– А давай купим домик в Заозёрном? – предложила она, хотя и не сразу решившись на переезд и несколько поборовшись внутри себя с собою. – И внуки будут к нам приезжать, а то здесь-то им не интересно. А там озеро, красота, тишина. Ты же сам мечтал…
Николаич не ответил, пустые глаза отвёл на стенку с часами, но… задумался. А через несколько дней, когда медленное (ввиду душевной тяготы) его мышление наконец освежило в памяти образ озера и дедовского костра, он в сотый раз за тридцать лет их совместной жизни припомнил избитую сказку:
– А ведь… Наша фамилия Барановы там историческая… В Заозёрном-то… – шевельнул он дедовскую легенду. – Мы были Московскими купцами и церковь тамошнюю благодетельствовали на свои деньги. Ну… не мы, конечно, но наши предки.
– Ну вот… – зевнула Нина Алексеевна – не любила она легенд и длинных сказок, скучала. Зато легка была на подъем и всегда тут же, без раздумий брала у жизни всё, что мнилось ей полезным. – Решено!
***
Зима в Заозерье оказалась тяжкой: домик попался им совсем простенький – Нина Алексеевна купила его в один день, не выбирая особо. Лишь бы поближе к озеру.
И теперь приходилось топить печь, и, как оказалось, чистить от снега дворовые дорожки, носить воду, даже в туалет ходить на двор. Но Нина терпела молча, а взамен того Андрюшенька оживился, сидел у печи с задумчивой улыбкой, борясь с навязчивым чувством дежа вю и глядючи в огонь. Даже пошучивал иногда, любуясь внезапными вспышками памяти, словно кратенькими анимированными картинками вроде «гифок», на которых мелькали его давние детские годы, и незаметно от жены утирал скупенькие слезинки воспоминаний.
В общем, кое-как ожил Николаич.
К концу зимы, когда он уже приловчился быстро ходить, размахивая одною левою рукою за две, и не шататься неловко, от того, что тело его теперь неравновесно, Андрей Николаич, навык захаживать и в церковь, мимо которой пролегал его обыкновенный маршрут к озеру.
