Читать книгу: «Повесть о Средиводье», страница 3

VI

На моё удивление тогда, да и не только моё, наше поселение поставили в очередь на прощание первым. И, соответственно к умершему вначале шёл наш правитель. Не помню, как вышло, что я последовал за Ватасом, за мной – отец, потом – крестьяне и замыкали ушкуйники. Глядя на нас в других поселениях тоже встали в подобную последовательность.

Ещё раньше в пути замечал, что Ватас сильно расстроен и частенько смахивает слезу то с одной щеки, то с другой и недоумевал, чего он так расстраивается, неужели из-за смерти Тита? Где Тит жил и где живём мы, какая уж сильная связь между нами или между Ватасом с Титом? Если бы Ватас был значительно моложе, то можно было предположить, что он надеется в будущем стать Верховным правителем. Но возраст у него не тот, чтобы питать подобные надежды. Самое большее: ещё удастся избраться на следующий срок в нашем поселении, но не более того. Так, что выгоды от Тита ему никакой. Или я чего-то не знаю, что, скорей всего, именно так, иначе не был бы он настолько опечален.

И вот пришла пора нам подходить к покойному правителю. Честно признаюсь, волновался, да не я один, но на Ватаса жалко было глядеть: бледный, с трясущимися губами, уже не сдерживая слёзы, еле передвигая ноги он приблизился к умершему. Взглянул на мать правителя, потом уставился на покойного. И вдруг воскликнул «Ай!.. кто ж…» и бросившись к телу, будто пытаясь обнять, приник и затрясся в рыданиях. Старушку-мать покойного, словно подкосили, она чуть не упала, Бук подхватил её за локоть, его мать ̶ за другую руку. Родственники и служители тут же притащили заготовленную на подобный случай скамью и усадили туда пожилую женщину, которая закрыв лицо покрывалом тоже содрогалась в рыданьях. Все остальные смотрели почти не скрывая недоумения.

Пока Ватас рыдал над телом, кроме удивления я ещё думал, почему у Тита такие розовые губы, я с высоты своего роста ещё не доходя до него, заметил эту странность. Обычно такие губы бывают у Лиуи, когда она красит их на праздники, но у покойника?..

Может быть неутешный Ватас ещё бы зависал над телом, но другим тоже прощаться надо, и распорядитель помог ему приподняться. Не знаю заметил Ватас или нет, утирая мокрое от слёз лицо, что у Тита произошли изменения. А я аж ахнул, надеюсь, не вслух. Губы Тита уже не были розовыми, их цвет стал почти синий и нижняя часть лица сильно посерела. Однако распорядитель быстро натянул серую накидку, закрыв нижнюю часть лица и губы, захватив и кончик носа умершего.

Я проделал перед усопшим то, что от меня требовалось, за мной и остальные. Отходя от постели покойного размышлял, и пришёл к выводу, в семье Тита что-то скрывают и, наверное, лучше если они не поймут, что я кое-что заметил. Мне хотелось поразмышлять над увиденным, но обнаружил, что на меня пристально смотрит какой-то человек из толпы родственников, которому что-то говорит распорядитель и поэтому попытался сделать вид любопытствующего простака, рассматривающего, что делается вокруг. Не знаю, насколько мне удалось, но время от времени ловил на себе взгляды того человека.

Ватас, наконец, более-менее успокоился на то время, когда проходила первая часть обряда. Я стоял возле него и заметил на левом рукаве его красной одежды две короткие розовые полоски и большое пятно бежевого цвета. Что-то они мне напомнили… Цвет губ Тита до того, как Ватас бросился на него с рыданиями… а пятно? Уж не стёр ли Ватас рукавом и краску с нижней части лица? Но зачем его… Тут распорядитель объявил, что пора переходить ко второй части и Ватас охнув, сжал кулаки. На этом и ограничился, но мне, да и всем нашим видно было, каких усилий ему стоило стоять спокойно.

Распорядитель кликнул слуг-ушкуйников. Прибежало несколько человек, четверо несли большую шкуру одного из тех морских животных, которых мы, проплывая мимо берега, видели на лежбище. Ещё четверо осторожно взяли покойного вместе с постелью, приподняли, а те под неё подложили шкуру. Ещё один слуга, принёс толстую и длинную иглу, что даже издали видна и моток таких же толстых нитей, стал сшивать края шкуры, закрывая в ней бывшего повелителя полностью.

Когда шкуру зашили распорядитель объявил, что вторая часть обряда закончена и предстоит третья. Старушка встала со скамейки и пошла первой, она возглавила шествие, как самая старшая в роду, за ней пошёл наследник, потом его мать и остальные совершеннолетние родственники, присутствующие на обряде вместе со слугами, их помощь ещё понадобиться, как мы убедились в последствии.

За ними направились мы, за нами – остальные.

Шли долго. Зеленоватый сумрак окружал, с любопытством я вглядывался в окружающее пространство. С каждым шагом всё дальше и дальше огни в оконницах городских домов, вот они уже совсем крохотные, большей частью скрываются за ветвями придорожных деревьев. К моей радости прямо за нашими спинами стала всходить Голубика – любимая звезда многих¹¹. И стало светлее, хотя и не сильно. На зеленоватый оттенок накладывается голубоватый и округа становится не только красивой, но загадочно манящей.

Мы пересекаем какое-то поле всё по той же мощённой светло-желтоватым камнем, дороге, тянувшейся ещё от площади. Идти легко, но от множества ног, и, соответственно шагов, сделанных по твёрдой поверхности стоит гул, который я вначале не замечал, но потом уже раздражающий. Может тому виной не то, что множество людей ступает друг за другом, а цель всего этого похода. Я совершенно не понимаю, какая необходимость собирать столько людей? Признаюсь, что, наверняка и другие, как и я порядком притомились, мы перекусывали последний раз только, когда ехали на повозках в город, а прошло уже несколько часов. Хорошо, хоть позволили на ходу попить, поэтому кроме стука и шуршания по дороге ещё слышны возня с котомками и заплечными мешками, и приглушённый рокот многоголосого шёпота, и жевания тех, кому уже надоело ожидать окончания обряда.

Впереди показалась тёмная масса. Дорога заканчивалась, подходя к лесу. Распорядитель приказал зажечь фонари тем, у кого они имелись и предупредил, чтобы не разбредались по сторонам. Хотя не так, как днём, но достаточно светло, да ещё и с фонарями. Однако споткнуться о корни деревьев или нижние ветви кустов вполне возможно. Ведущие процессию уже вошли в лес и, не знаю, как они определяли правильное направление среди почти одинаковых деревьев. Птицы то ли разбуженные шумом, то ли они спят урывками, так или иначе, продолжали потихоньку гомонить, словно спрашивая друг у друга, что тут происходит? Как я понял в этом лесу хоронят избранных, только правителей городов и правителей уделов. На всех тут места не хватит.

Пахло свежесрубленным деревом… Кажется пришли. Родственники остановились. Распорядитель объяснил, чтобы все подтягивались и обходили место, где остановилась семья покойного правителя, образуя большой круг. Видя, что все собрались, объявил, о начале третьей заключительной части похоронного обряда.

В центре нашего круга стоят три высоких пня, на них взгромождён небольшой домик-сруб без окон, дверей и крыши. Те же слуги-ушкуйники, которые проделали всю работу во второй части обряда, тут тоже взялись за дело. Четверо из них сняли с повозки покойного правителя, зашитого в шкуру и понесли к срубу. А к нему уже другие слуги приставили две лестницы, к двум ближним стенам так, что между ними оказался угол сруба. Взобрались на лестницы на две нижние ступени, ещё один слуга поставил возле лестниц большие рогатины. Те первые четверо поднесли к углу между лестниц покойного. Те, что на высоте взяли за противоположные концы шкуру, но вдвоём им, конечно, не удержать и тем более не поднять, поэтому те, что освободились быстренько ухватились за рогатины и подпёрли ими тяжёлую шкуру. Те, что на лестнице поднимаются на ступеньку, а снизу им помогают поднимать с помощью рогатин. Так и добрался бывший правитель, зашитый в шкуру до верха сруба. И оказалось, что заранее на концах шкуры обмотали верёвки, а я их и не заметил. Теперь, положив на стены на угол сруба слуги разматывают веревки со шкуры и наматывают себе на руки. Далее к ним поднялись по лестницам другие и забрали концы верёвок. Самые верхние опускают шкуру с угла сруба внутрь, а те, что ниже их придерживают, чтобы резко не упала. Понемногу ослабляют, выпуская из рук и шкура медленно сползает вниз сруба, хотя никому иже не видно из-за стен. Шкура с покойным дошла до пола сруба, догадались присутствующие, потому как слуги сбросили верёвки внутрь.

Те, что на лестнице не уходят, им подают другие слуги доски, брёвнышки, крупные ветви, всё что осталось от этих трёх срубленных деревьев, и они делают неплотную крышу, чтобы с покойным Верховным правителем Троеуделья мог общаться Древний дух Дракона через воздух, а тот в назначенное время ушёл к нему.

Так объяснял нам распорядитель. Хотя, кто этого не знает?

Зелёнка уже сверху, буквально над нашими макушками и кронами деревьев по-прежнему окатывает округу зеленоватым светом, к ней поднялась Голубика, прибавляя голубоватый отсвет, и в лесу стало светлее. А лес оказывается состоял из двух частей. В той, что находилась вереница прощающихся деревья возвышались не часто, потому что между ними в разных местах помещались срубы-домики на высоких пеньках. Другая часть леса намного темнее, потому что гуще и на многих деревьях, словно огромные плоды свисали продолговатые и, можно сказать более-менее узкие мешки. Этот лес – место упокоения простых ушкуйников, крестьян и ремесленников города Сухая кочка. Каждое высокое дерево вмещало на крепких сучьях и ветвях усопших. Простой люд после смерти зашивают в коровьи шкуры и вешают на достаточно надёжную ветку молодого дерева. По мере роста дерева, покойники поднимаются выше к Духу Древнего Дракона. Так, что деревья, которым перевалило уже лет за шестьдесят и больше самые высокие и ветвистые, следовательно, на их ветвях повисли уже по несколько умерших. Обычно на одном дереве размещают родственников пока хватает место и крепких ветвей. Получается, что на самых верхушках, те, которые умерли раньше других родных.

V

II

Откуда то взялись повозки, там разместились: мать, вдова, сын и другие родственники покойного правителя, не забыли и распорядителя. Остальные отправились опять пешком.

К городу подходили в голубоватом полумраке, Зелёнка уже скрылась за горизонтом, а до восхода Сияющей оставалось ещё далеко. Глаза слипались, ноги заплетались. Я готов был лечь куда угодно, лучше, конечно на чистую траву. Толпа разбилась по своим городам и поселениям и тут обнаружилось, что ни Ватаса, ни ушкуйников нет. Ну и ладно, мне было всё равно.

Между вернувшимися сновали возницы, предлагая довести до пристани. Местные пользовались возможностью подзаработать. В желающих уехать недостатка не наблюдалось. И вскоре прощальная вереница истончилась, пока на городской площади не осталось никого, не считая тех, кто направился навестить своих родственников, живших в Сухой кочке или в окрестных поселениях.

Представляя, как растянусь на ушкуе и как волны будут убаюкивать, я чуть не улыбался предстоящей скорой возможности выспаться. Вот и бухта… Мы огляделись, выискивая, где приткнулся наш ушкуй. Что-то не то… А, люди радостно спешили по лесенкам на свои ушкуи, весело размещались, но мы не могли понять, где же наш. Обежали всю пристань, весь берег, который кстати казался иным, чем прошлым днём… Ну, так и есть. Возница привёз нас в другую бухту, догадались мы. И побежали искать, кто бы отвёз туда. Ушкуйник в залатанной рубахе, что нас привёз ещё не уехал, копался в своей повозке. Мы обрадовались и накинулись на него, но пришлось снова заплатить. Возница, высказывая сожаления, перекладывал вину на нас, что, мол, не смогли объяснить, куда надо ехать. Мы не спорили, лишь бы довёз.

И вот, наконец, бухта… пустая. Ни одного ушкуя!.. Как же нам быть?.. Озадаченные мы тупо смотрели на набегающие маленькие волны, что облизывали каменистый берег.

– Может, ещё куда отвезти? Решайте, пока я не уехал, а то уж охота вернуться домой, – услышали мы голос возницы-ушкуйника.

«Уехали без нас!» – нашему возмущению не было предела. Что делать? Как добраться обратно и на чём?

Вспомнилась карта. Если пересечь остров там, где у Птицы «шея», то окажешься напротив Промежуточного! Остаётся только пересечь пролив, может повезёт нанять лодку рыбаков, а там и пешком дойдём. И не надо будет так долго плыть вдоль Птицы, огибая её полуострова и мысы!

– Сколько возьмёшь, – обратился я к вознице, – чтобы довести нас до пролива Птичий?

– Что ты надумал? – спросил отец. Крестьяне в недоумении воззрились на меня.

Пока возница подсчитывал, сколько на нас заработать, я отцу напомнил про карту и как можно ещё добраться.

– Что остаётся? Давай попробуем, но рассказывать им, – прошептал отец и повернул голову в сторону наших односельчан, – не будем.

Я кивнул, соглашаясь.

Возница запросил по восьмёрке¹² с каждого. Конечно, дороговато, но и путь не близкий. Мы согласились и разместились на повозке, надеясь на благополучный исход.

Хотелось спасть, есть и пить. Ну, что же в повозке можно и подремать.

– Если хотите пить, отведайте заброда, нашего застоявшегося плодового сока, – предложил возница и, когда мы на него молча посмотрели, добавил, – считайте его приложением к оплаченной поездке.

Мы с удовольствием попили слегка хмельной напиток и не заметили, как заснули. Проснулись уже на берегу, на утоптанной траве. Сияющая уже во всю освещала округу: песчано-бурый прибрежный песок и воды пролива, которые тянулись до горизонта.

Глава вторая. Приплыли, да не туда

I

Оглядываясь, мы увидели недалеко от берега небольшую лодку, из неё рыбак в зелёной одежде закидывал сеть в воду. В другой стороне лодка, как будто побольше подплывала к берегу, в ней двое в жёлтых одеждах осторожно гребли. Я быстро побежал к ним. Пока я подбегал, нос их лодки уткнулся в песок.

– Прошу вас, перевезите через пролив, нас четверо! Мы заплатим, – взмолился я. За мной подбежали отец и крестьяне.

Рыбаки оглядели нас, молча переглянулись и тот, что постарше спросил:

– К родственникам?

Я замешкался, почему-то мне показался странным вопрос, но было не до того. Ответил «да», остальные тоже закивали.

Рыбаки согласились. Опять пришлось заплатить по восьмёрке на каждого, да ещё на три треугла купили рыбу. Так, что им и выгружать не пришлось свой улов.

Пока отец и крестьяне размещались в лодке, я сбегал в прибрежный кустарник, наломал старых и засыхающих веток. Вскочил в лодку, когда один из рыбаков уже отталкивал её из песка. Отец достал металлическую складную пластину, которую всегда носил с собой, когда приходилось уезжать из поселения, положил её на дно лодки. Крестьяне, достав складные ножи принялись чистить рыбу. На пластину я положил несколько разломанных на мелкие куски веток и поджёг. Пока костерок разгорался, я заточил с одного конца четыре длинных и самых толстых ветки. Проткнул им каждую рыбину, и мы вчетвером стали держать рыбу над костерком. Рыбаки гребли и наблюдали за нами, усмехаясь.

– Мы со вчерашнего дня ничего не ели, – сказал отец, – поэтому огромная благодарность вам, можно сказать спасаете нас от голода и от вынужденного сидения на Птице.

Ремесленники-рыбаки в ответ молча кивали. Конечно, такая неразговорчивость несколько удивляла, но нам было не до того. Рыба, поджариваясь источала такой запах, что чуть ли не текли слюнки в прямом смысле. Как только она приготовилась, мы обжигаясь набросились на еду.

II

Отец сидит в задумчивости, крестьяне потихоньку делятся впечатлениями от прощания и похорон Верховного правителя. Рыбаки-ремесленники молча прислушиваются и переглядываются. Я же сытый и довольный смотрю на бегущую и будто стоящую на месте воду и уже стал опасаться, что долго тут болтаемся, не видя никаких признаков берега, как вдали показалась тёмная полоса. Справа на горизонте увидел точку, которая вряд ли была рыбой. Скорей всего это ушкуй.

– Дику, у тебя голова болела, когда проснулся? – спросил отец, наконец, выйдя из угрюмой задумчивости.

– Ещё как болела.

– И у меня, – добавил Ивел.

– А, у меня, так и раскалывалась, – сказал Ангур. Но теперь стало лучше.

– Да. Да. Ага – подтвердили мы.

– Странно, – сказал отец, с чего это так? Неужели от усталости?.. И ещё странно, что я, да, кажется и вы тоже не ощутили, как нас возница снял с повозки и переложил на траву. Только ли усталость в том виной?

– Мы же выпили заброда, – вспомнил я. – Наверное ещё и из-за него.

– Не знаю, не знаю, – в задумчивости пробормотал отец. Взглянув в сторону, в недоумении спросил, – А, что тут делает короб?

Я посмотрел в ту сторону, та точка уже выглядела сторожевиком ушкуйников. Действительно странно, что ему тут понадобилось? Его путь проходил в стороне от нашей лодки, мы не пересеклись и приближались к берегу.

Рыбаки устали, я хотел было предложить их подменить, мы бы по очереди сидели на вёслах, но вовремя вспомнил, что заплатили. А оплачивать проезд и самим же грести…

Вот и берег долгожданного острова Промежуточный! Ну почти дома!

– Нам, если я не ошибаюсь, – сказал отец, – надо идти на север, чтобы заходящая Сияющая находилась по левую руку.

Она как раз уже поднялась высоко, стало жарковато, но скоро должна начать спускаться, хотя до горизонт ей ещё далеко.

Я тоже считал, как и отец, а крестьяне совершенно не знали куда идти и доверились нам. Мы решили идти вдоль побережья, не теряя справа из вида вод пролива, чтобы не заблудиться и не сбиться с выбранного направления. Вскоре нас стали удивлять цвета одежды, которую мы замечали на работающих на разных участках поля, которое тянулось слева от нас. Такой пестроты никто из нас на Промежуточном раньше не видел, но подобным образом выглядели приезжие с Большого острова. Но с какой стати независимые станут работать на полях Троеуделья? Или ушкуйники уже добились и этого?

– Слишком у нас много накопилось вопросов, – сказал отец, – Что мы идём, чуть ли не крадучись, словно не на своей земле? Пойдёмте и спросим какое поселение отсюда ближе.

И мы направились по тропинке через поле к крестьянам, хотя цвет их одежды только частично был зелёный, например, шляпа или платок, рубаха или штаны, пояс или накидка, а остальная одежда на каждом разная: то жёлтая рубаха, то красная шляпа, то коричневые штаны, то даже фиолетовая накидка и синий платок!

То, что в ответ услышали нас озадачило, и отец переспросил:

– В каком ещё округе? У нас же нет округов!

– Здорово живёшь! Ты то сам откуда?

– Из поселения Ровное, недалеко от города За холмами.

– А, вы? – обратились крестьяне к нам.

– И мы, – почти хором ответили.

– А-а-а! Да вы с Промежуточного! То-то одеты, как из Троеуделья!

– Здесь, не Троеуделье что ли? – усмехнулся я.

– Избави Дух Дракона от того! – воскликнули местные разноголосым хором.

– Что хотите сказать? Объясните.

– Чего же тут объяснять? Не видите, что вы в Стране Независимых?

– На Большом острове?! – переспросил я.

– Ну, а где же, конечно, на нём. На земле Южного округа, в пределах поселения Прибрежного.

Мы чуть не упали от такой вести.

Глава третья. Остров Большой!

I

Наши бедные крестьяне аж побледнели от страха, им и во сне даже такое не могло присниться. Мы с отцом тоже растерялись поначалу. Потом Ивел и Ангур пришли в себя и давай посылать проклятия на голову того ушкуйника-возницы, который привёз сначала не в ту бухту и, тем временем ушёл наш ушкуй, а потом и вовсе перепутал и вместо того, чтобы поехать на восток к проливу Птичий, отвёз нас на северо-запад к проливу Рыбный. Теперь нам понятен вопрос рыбаков, почему они спросили «к родственникам?», а не «домой?», они то знали, что везут нас к Большому острову, а мы то были уверенны, что возвращаемся на свой родной. И понятно, почему в проливе находился короб! Где же ему быть, как не охранять границу Троеуделья от лодок независимых. Хотя я не слышал ни одного случая, чтобы они нападали первыми. И наши ушкуйники тоже хороши! Куда делся Ватас? Почему Хантур и Сабат уехали без нас и не подождали на ушкуе? С одной стороны, ясно, что они торопились поживиться чужим добром, но это не значит, что односельчан надо бросать вдали от дома! Хотя, ждать от ушкуйников Троеуделья сочувствия к другим сословиям, скорее мечты из тех, что не сбываются.

Крестьяне наши ругались, вернее призывали Дух Дракона наслать на тех, кто всё запутал и забросил нас на чужую землю всяческие хвори и подобные каверзы. Отец в задумчивости оглядывал округу. Местные крестьяне еле сдерживали прорывающийся смех. Я же опомнился, мы на Большом острове, там, куда хотел приехать отец, чтобы освоить работу с серебром. Так, чего же мы стоим и горюем, напротив надо радоваться, что привёл нас сюда случай, а это, как известно всем, непроявленная воля Духа.

– Добрые люди, – обратился я к местным, – подскажите, где можно найти мастеров-чеканщиков?

– Если чеканщики нужны по меди, то их можно найти в каждом округе, – сказала женщина, поправляя синий платок.

– Но лучшие из них в Северо-восточном округе, – уточнил мужчина в фиолетовой накидке.

– А, есть те, что и по меди, и по серебру? – решился спросить отец.

– Серебряных дел мастера, в том числе и по чеканке больше всего в Закатном округе, – пояснил мужчина в коричневых штанах и зелёной рубахе и остальные, соглашаясь закивали.

– Добрые люди, – опять спросил я, – а, где их там найти на побережье залива Закатный или среди долин и склонов гор?

– Среди гор, сынок, – сказал пожилой крестьянин в жёлтой рубахе и голубой шляпе, – они живут поблизости с рудокопами, что добывают серебряную руду. Что-то ты для простого ремесленника весьма сведущ о Большом острове, а ведь простые троеудельцы карт местности не ведают.

– Верно, говорите, – пришлось мне выворачиваться, – в нашем поселении живут ушкуйники, да и в ближнем городе их много, они бывают в разных местах. Вот и слышал от них.

– А, вот от нас никто не скрывает карт, мы о всём Средиводье знаем: что и где!

– Здорово, – вздохнул отец.

Потом мы расспросили, как и на чём нам туда добраться? Затем вспомнили, что надо их предупредить о том, что в Троеуделье уже третий день идёт Межвладычество. Тут же они переменились. Куда делась весёлость и беспечность? Озабоченные и сосредоточенные они сбились в тесную кучку, яростно как будто что-то доказывали. Только кому? Скорее всего они решали, кто пойдёт предупреждать остальных, потому что вскоре самый молодой крестьянин помчался, что было силы.

Мы попрощались с жителями поселения Прибрежного, поблагодарив за помощь и направились в соседнее поселение Среднепольское, чтобы там найти попутную повозку, хотя бы на часть пути. Вскоре чуть в стороне, за дальними крышами домов взмыл серо-пегий дракон, возница направил его на восток. Шея дракона казалось пёстрой и колыхалась. Присмотрелись и поняли, что это ленты трёх цветов: зелёные, жёлтые и красные, причём последних было значительно больше других. Провожая взглядами летящего дракона, удивлялись почему его так разукрасили, сегодня же не ярмарка. Отец задумчиво молчал, потом высказался.

– Видать, это предупреждение. Цвета лент – цвета одежды троеудельцев. И больше красного – это предупреждение об ушкуйниках Троеуделья для всех, кто может увидеть дракона! – догадался он и мы согласились, что скорей всего так и есть.

Мы пошли вдоль берега и объясняли нашим крестьянам на каком расстоянии отсюда те горы. Когда Ивел и Ангур узнали, о том, чтобы достичь гор придётся пересечь остров почти с юга на север, потому что хребты потухшего вулкана расположены от того места, где мы высадились почти на противоположном конце острова, то воспротивились. Они хотели вернуться домой, им совершенно не хочется иметь всякого рода неприятности от властей-ушкуйников за то, что они гуляют в чужой стране без разрешения пересекать границу. Я растерялся, как быть? Конечно, если они не хотят, то не заставлять же их, с какой стати они будут тратить свои деньги на проезд туда, куда им совсем и не надо и так заплатили слишком. Но почему из-за них должен страдать отец, наконец-то он попал на тот остров, куда давно стремился. Быть здесь и ничего, не узнав уехать?!

– Идём дальше вдоль берега, – сказал отец, – и будем узнавать, кто сможет перевести вас в Троеуделье? – он обратился к Ивелу и Ангуру.

– А, ты с сыном, так и не поедешь с нами? – удивился Ангур.

– Я хочу научиться чеканки по серебру, – ответил отец.

– Так ты чеканщик, сколько я тебя знаю! – удивился Ивел.

– То по меди, а в работе с серебром свои тонкости, отличающиеся от того, чем я владею. Раз я тут оказался, охота глянуть как работают местные мастера.

– Честно признаться, – сказал Ангур, – мне любопытно тут побывать, да боязно.

– То-то и оно, – подтвердил Ивел.

– А, сейчас Межвладычество, какой спрос? – возразил я.

– Это для ушкуйников, – тихо проговорил Ангур, – а с нас всегда найдут, что спросить.