Читать книгу: «Иржик Рыболов или Рыцарь Серебряной пряжки», страница 5
Уф, теперь уж друзья при всём желании не смогут вылезти из-за стола, они прилипли к лавке. Их разморило, глаза слипались, и хотелось одного – дремать, дремать, дремать. Где-то далеко жужжала колыбельную песню залетевшая в окно муха, где-то за пологом сна курил свою послеобеденную трубочку дядя Ондржей....
Приятные послеобеденные грёзы прервала тётушка Тереза:
– Ну, помощнички, поели? А теперь давайте-ка разомнитесь, чтоб еда впрок пошла, помогите дяде Ондржею сколотить новую лавку под окно, а пока я схожу, кумушек проведаю, может, что сорока на хвосте принесла.
Сорока принесла на хвосте немало интересного. Ну, во-первых, углежоги болтают, что не раз видели в лесу странную птицу – поболе ворона будет, хвост длинней, чем у фазана, сама вся синяя, а нос как у филина – злым крючком. И будто однажды вылетела эта птица вместе с дымом из трубы над стекольной гутой, и сразу же все бутылки, что в тот день в печи стояли, с грохотом в пыль разлетелись. Правда, парни с самой гуты смеются – мол, брехня это, просто углежоги пива перебрали, вот и напридумывали невесть что. (гута – стекольный заводик)
Во-вторых, хорёк по курятникам стал птицу душить. Хорёк, конечно, зверь пакостный, но никак не редкий, и уж не чудище он, точно. Только все, кто видел его, в один голос твердят, будто хорь этот чуть не вдвое больше обыкновенного, а глаза у него красные, да такие злобные, не то что курице, человеку страшно в них глянуть.
Ну, а в-третьих, тут за лесом в деревушке Зелена Склярня совсем худое дело вышло. Деревушка крохотная и колодец был у них один на всех. И вот залез в этот колодец, уж месяц как, зверь не зверь, рыба не рыба. Голова вроде на щучью похожа, только агроменная, спасу нет, зубы кривые из пасти торчат, что там дальше не разобрать – может, шерсть, а может и чешуя.
Пошли бабы по-утру за водой, да вернулись без воды и без вёдер. Пошли мужики, кто посмелей, с вилами и дрекольем к колодцу, да всё оружие у сруба и покидали – кому охота с нечистью связываться. Один лишь парень смелым оказался – старосты сынок. Ладислав. – Ты зачем, – спрашивает, – нечисть страхолюдная в наш колодец залезла, воду нашу прозрачную мутишь? – А нечисть как рот раззявит, да как заорёт: – Мой это теперь колодец! И вода в нём моя! А другой колодец выроете, так я и туда перелезу.
– Неужто, в самом деле чудище, может пошутить кто вздумал, мало ли умников на свете?
– Какое, “пошутить”, ты слушай:
Велело им уродище рыбьеголовое каждый вечер, как стемнеет, оставлять у колодца поросёнка или ягнёнка, а в полнолуние так и целое теля. И пригрозило, что ежели ослушаются, не видать всей деревне ни капли воды, пусть хоть от жажды поумирают..
– Так противно, небось, теперь колодезную воду пить, в глотку не полезет.
– Вот и перестали люди туда ходить, возят воду с дальнего ручья в большой бочке, в дождь куда можно собирают – по горшкам, по тазам. А тут чуть не неделю как дождя не было и ручей обмелел. Неужто на поклон к чудищу идти? Народ уж готов всей деревней с обжитого места сниматься, в леса бежать.
– И впрямь, худо у них дело.
– А наведаемся-ка мы в ту деревеньку.
– Вы что выдумали? – не выдержал дядя Ондржей, – тут взрослые мужики с перепугу в штаны наложили, куда вам в такие дела лезть?
– А мы и не полезем. Так, поглядим, с людьми поговорим, да головой подумаем. Далеко туда добираться?
– Пёхом далековато, а на телеге… Вот мы соседа, тёзку твоего попросим, он вас и довезёт, а коли надо, так и присмотрит, чтоб вы зря не геройствовали, всё нам поспокойней. С самого утречка по тенёчку и отправитесь.
Ночью, когда друзья крепко спали, в чердачное окно влетел попугай. Тихонечко, стараясь никого не разбудить, сунул клюв к Иржику в карман штанов, что висели на стуле, тихонько вынул записку и вылетел в окно. Опустившись на землю, попугай обернулся синим туманом, туман сгустился, почернел и принял форму человека, правда, не очень чёткого, словно колеблемого ночным ветерком.
Человек этот развернул бумагу, похоже он прекрасно различал буквы в темноте, и стал нараспев читать:
– Ор-р-ра, кор-р-ра, амбр-рамор-р-ра, кведос, гвар-рдос, андар-р-редос!..
Пр-роклятье! Ничего не выходит! Какой идиот в это заклинанье напихал столько “р-р”!?
Он снова обернулся попугаем, ткнул записку в карман иржиковых штанов, взлетел на подоконник и заорал:
– Др-рузья! Пр-росыпайтесь!
Ребята вскочили, не сразу поняв, что случилось, кого спасать, куда бежать?.
– Пр-ривет, Ир-ржик! Пр-ривет, Бер-ржик! Я знаю, этот болтун тебе всё р-растрепал, ну да ладно, я не сер-ржусь. Наконец-то я вас нашёл! Далеко же вы забр-рались!
Ох, устал, не в мои годы так кр-рылья тр-рудить.
Ну, р-расказывайте, что у вас тут пр-роисходит?
И ребята выложили ему всё,что сами слышали о чудище из колодца.
– И вы что, р-решили, что сумеете его р-расколдовать? И каким же, пр-ростите, способом? Оглоблей по чер-репушке.
– А что, хорошая идея!
Тут ребята не удержались, похвастались, что у них есть записка со словами заклинания.
– Ну хор-рошо, есть у вас эта бумажка, но ведь ей надо ещё уметь пользоваться.
– А что, просто прочитать недостаточно?
– Если бы так было, любой пр-рохвост, которому записка случайно попадёт в р-руки, смог бы чёр-рти что наколдовать. Ведь сила такого заклинания огр-ромна! Даже пр-редставить стр-рашно что может вытвор-рить от великого ума гор-ре-чар-родей!
– Так что ж нам делать-то? Может шиворот-навыворот прочитать!
– Не смей даже пр-робовать! – попугай испугался так, что аж перья побелели. – Ты вех нас погубишь! Даже думать об этом не смей! Жутко даже вообр-разить, что тогда пр-роизойдёт, ведь ты запустишь заклинание с обр-ратным воздействием! – Вот станешь р-расколдовывать пр-ринцессу, а заколдуешь уже навеки и безвозвр-ратно! Безвозвр-р-ратно!
Поймите, дур-рьи головы, в колдовских делах следует соблюдать специальный обр-ряд, я вас ему непр-ременно научу. Непр-ременно! Но всё р-равно, я должен быть в это вр-ремя с вами р-рядом.
– Зачем? – не удержался Берджик.
– Затем, чтобы убер-речь вас от глупостей.
Хотя, я очень сомневаюсь, что эта щука-пер-рер-росток и есть пр-ринцесса. Р-розамунда всегда была добр-рой, нежной и чуткой девочкой, она не стала бы запугивать дер-ревню и тр-ребовать на ужин живого пор-росёнка. Она не так воспитана!
Вы, детки, как-то забыли, что есть на земле и настоящие монстр-ры, никто их не заколдовывал, такими они на свет ур-родились, вместе со всей своей злобой и хитр-ростью! И если над таким пр-рочитать заклинание, он из малой нечисти, что сидит себе спокойно в колодце и довольствуется каким-то там ягнёнком-пор-росёнком, пр-ревратится в нечто огр-ромное и всё сжир-рающее о пяти головах. А ведь такое вполне возможно!
Нет, умники вы мои, нельзя вам пользоваться этой бумажкой без моего ведома.
– Но что-то ведь надо делать!
– Зачем? И без вас р-разбер-рутся. Вам-то что до этой дер-ревни? Тоже мне, покор-рители нечисти!
Вот что, ждите меня, я должен кое-что уточнить – далеко на востоке живёт пр-ремудр-рый магр-рибский дер-рвиш, он подскажет, как нам быть.
Ждите, я пр-рилечу и мы отпр-равимся спасать пр-ринцессу!
Попугай взмахнул крыльями и исчез в ночи.
– Ну, будем здесь сидеть и ждать пр-ремудр-рого магр-рибского дер-рвиша?
– Ну уж нет. Не сможем чудище расколдовать, так расколдуем деревню.
– И как мы это сделаем?
– Шут его знает, что-нибудь да придумаем. На что нам головы даны?
В деревушке Зелена Склярня всё оказалось много хуже, чем виделось издали. Чудище голосило из колодца по ночам, народ мучился от жажды и многие уже были готовы пить любую дрянь, лишь бы выжить. Кто-то уже убеждал односельчан, что вода ничуть не испортилась, ну, может, рыбой чуть отдаёт, а поросёнок… Да бог с ним, с поросёнком, и на капусте прожить можно, а без воды жизни нет..
Не смея приблизиться к колодцу, народ толпился поблизости. У самого сруба к колышку была привязана упитанная свинья, и несчастная баба утирая передником слёзы, в голос причитала над бедной хрюшкой.
Поначалу, народ не больно-то торопился рассказывать о своей беде – люди отчаялись, а тут какие-то пришлые сопляки лезут с досужими вопросами, .
Но Иржик отступать не собирался – он залез на перевёрнутую телегу, а перевернулась она точнёхонько, когда народ драпал от чудища, и громко свистнул в три пальца.
– Эй, друзья, погодите всяких колодезных поросятиной откармливать! Мы ученики великого аптекаря, Иозефуса из Градубец, учёного, умеющего усмирить любое чудище. Едва прослышав о вашей беде, он послал нас в вашу деревню, чтобы мы попытались вам помочь.
– А сам что ж не приехал?
– Похоже, вы считаете своего урода самым страшным зверем на свете? Увы, Учитель занят сейчас более важными делами, но об этом мы распространяться не вправе.
– И чем же вы нам помочь можете? Или вы тоже великие учёные?
– Нет, мы не великие учёные.
– Может, колдовством чудище прогоните?
– Нет, не колдовством, ибо колдовству не обучены. Зато нам известен один очень хороший способ борьбы с нечистью.
Тут и Берджик вмешался:
– Верный способ. Испытанный. Вот недавно… Ах нет, об этом вслух говорить нельзя… Но уверяю, чудище было похлеще вашего, и не в колодце оно отсиживалось, а в неприступном каменном замке. Впрочем, не хотите нам верить, не верьте, у вас ведь есть другой выход – бросить родные края и искать доли на чужбине.
Бабы завыли, дети заголосили, мужики насупились:
– Что делать-то надо?
– Поначалу отойдём отсюда подальше, чтобы Это нас не подслушало.
И вот, отойдя не достаточное, с его точки зрения, расстояние, Иржик задал первый вопрос:
– Скажите, тыквы у вас в деревне растут?
– С чего бы им не расти? – нелепый вопрос ошарашил народ.
– И как велики ваши тыквы?
– Да чуть не с бочку порой вырастают. Вот у соседа моего зверюга с прошлой осени в амбаре лежит – с места двум мужикам не сдвинуть.
– Сдвинуть придётся – тыква эта нам очень даже понадобится. Ну а вёдра жестяные, противни, подносы или там тазы медные у хозяек есть?
– Как не быть? Найдутся.
– А сарай пустой?
– И это предоставим.
– Тогда тащите в сарай тележку скрипучую, но крепкую, лохань старую да ту чудесную тыкву, что у соседа в огороде выросла. Ну и помощники нам нужны рукастые, потому что нынче же вечером мы с вами отправимся чудище из колодца изгонять.
.
И работа закипела. Иржи Большой взялся за самое важное: сначала он топором вырубил в тыкве что-то вроде дверцы, потом острой лопаткой выгреб мякоть и семечки в подставляемые хозяйками тазы и кастрюли, ну и, под конец, вырезал в прочной словно кость оранжевой кожуре жуткую зубастую рожу. На тележку водрузили рассохшуюся лохань. В лохань закатили тыкву, укрепили чем смогли, чтоб не свалилась по дороге а внутрь поставили большущий масляный фонарь. Это сооружение обвязали верёвками, покрыли сверху старыми вывернутыми мехом наружу кожухами, сто раз проверили, хорошо ли всё держится, громко ли скрипит, и стали ждать вечера. А вечер всё наступать не торопился.
Но вот, наконец, стемнело, и толпа крестьянок повалила к колодцу, все шумели, галдели, в голос рыдали и яростно спорили:
– А я говорю, наше чудище сильнее!
– А я говорю, что оно пришлому уроду и в подмётки не годится!
– Да о чём вы спорите, бабоньки?
– Ты что, не знаешь? – Одного ирода нам мало – появилась в деревне новая тварь, первой страшнее!
В колодце громко плеснуло, чудище прислушивалось к разговорам.
– Что ж нам делать-то?! Что делать?!
– Поздно что-то делать, пора увязывать узлы и бежать отсюда, потому что ежели меж двумя этими зверюгами начнётся драка, от деревни одни щепки останутся.
Чудище снова плеснуло хвостом.
– Погоди стращаться, может, они, на наше счастье, поубивают друг-друга?!
– Какое, «поубивают», говорю же, наше колодезное – страх божий, а то, пришлое, и не сказать до чего страшнее – зубы как вилы, глаза огнём полыхают! От одного виду замертво можно свалиться!
– Прихлопнет оно колодезного как комара! Туда ему, злыдне, и дорога!
И тут завыло что-то, загрохотало. Крестьянки завизжали так, что у самих уши заложило:
– Спасайся, кто может! Новое чудище идёт!
И бросились врассыпную.
Гром, скрип, грохот – что-то ужасное приближалось к колодцу. Ещё невидимое, оно завыло замогильным голосом – это Берджик загудел в пустое ведро: – У-у-у! Где этот несчастный?! Как он посмел залезть в мой колодец?! А подайте мне его с хреном и яблоками!
Колодезный высунул щучью морду над срубом и обомлел – на него надвигалось нечто огромное, зубастое, с горящими жутким огнём глазами!.
Деревенские мальчишки во всю мочь ударили в тазы и вёдра, парни задудели кто во что горазд, девки затрындели палками по стиральным доскам.
Чудище нырнуло со страху поглубже и из колодезной глубины запричитало:
– Уй-уй-юй! Он же меня сейчас раздавит как мышонка, он же меня проглотит, как пескарика! Бедный я сиротинушка!
Свечой выметнулось из колодца маленькое мохнатое тельце, увенчанное огромной щучьей головой. С криком: «Уй-уй-юй!», Колодезный рванул к лесу, да так шустро, что и на лошади не догнать.
Всю ночь деревня праздновала спасение колодца. Всю ночь возили от дома к дому тыквенное чудище. И в каждом доме считали своим долгом угостить спасителей чем-нибудь вкусненьким – яблочным штруделем, пирогом с тёртым маком, кружечкой холодного компота из привезённой с дальнего ручья воды, ну а Иржи Большому и пива поднести.
А когда наутро наши друзья засобирались домой, в Загоржаны, понесли деревенские на телегу горшки да корзины со всякой снедью – уж как ребята ни отбивались, а совсем отвертеться от подарков не удалось.
Тётка Тера как увидала “трофеи”, аж за голову схватилась: – Уж не ярмарку ли вы, голубчики, по дороге ограбили? Куда мне всё это добро деть прикажете? Разве соседей угощать – теперь ведь от любопытных отбоя не будет.
Пару деньков Загоржаны и впрямь гудели, охали-ахали, пиво пили, пирогами закусывали, а там жизнь вошла в обычную колею – огород сам себя не польёт, не прополет, урожай сам себя в корзины не соберёт.
А в конце недели, прослышав об учениках то-ли аптекаря, то-ли чародея, явились просить помощи мужики из Брозан.
Брозаны – село небольшое, но крепкое, и стоял там издавна мост через Клодницу. Широкий мост, основательный, на толстых дубовых сваях. День и ночь по нему телеги скрипели, копыта цокали. И вот, откуда ни возьмись, явился змей рогатый, урод хвостатый, облюбовал себе место под мостом, а как пошли телеги громыхать, рассвирепел: – Ишь, расшумелись человечки, нет на вас угомона, разъездились-расходились! – и пошёл хвостом хлестать, а хвост у него толще пивной бочки Народ еле успел ноги унести, как от моста один остов остался. Стали люди чудище уговаривать, упрашивать, дары сулить, усовестить пытались, а оно ни в какую, – Понравилось мне здесь, здесь и поселюсь, а коли вам на ту сторону понадобилось, в обход езжайте.
А как в обход поедешь? – чуть не пол-дня на такой крюк потратишь. Брод, правда, старый был там неподалёку, так ведь и вброд не даёт людям перебраться, – Моё, – кричит, – это угодье! Я здесь хозяин! Не позволю мою воду мутить, мой ил баламутить!
Лодки в щепы разбивает, коров и овец прямо с водопоя тащит под воду. Ребятне теперь ни рыбу поудить ни искупаться по жаре, да и взрослый люд лишний раз к реке старается не ходить.
– А может это она? Розамунда наша? Мало-ли, что прежде была она доброй да нежной – походишь годик-другой в чешуе да с клыками, не так озвереешь.
– Кто ж знает, давай на месте поглядим.
– Попугая бы спросить.
– Так нет попугая, в Магриб к дервишу усвистал.
Хотя дел в летнюю пору в деревне невпроворот, сосед не смог усидеть дома. Данка уж махнула на муженька рукой, да и пан Ондржей обещался, если что понадобится, ей помочь.
Мужики из Брозан клялись-божились за ребятами присмотреть, в опасные места не пускать, в целости и сохранности родичам возвратить.
Дорога в Брозаны вела просекой через дремучий лес – широколапые ели стеной стояли, высокие сосны в небо тянулись, грибы хороводами прямо к колее выбегали, дуб на поляне рос – сами бы не увидели, ни за что не поверили, что такие деревья бывают – густая крона, словно туча грозовая, неохватный ствол весь в наплывах толстой серой коры под стать кроне. Друзья попросили остановить телегу, попытались обнять лесного великана – куда там! – только птиц насмешили.
Телега поскрипывала перебираясь через ухабы, бесстрашные белки стремительно взлетали по стволам к самым верхушкам деревьев и там, цокая и тенькая переговаривались меж собой, заяц длинными, стелющимися над травой прыжками удирал от какой-то напасти и метнулся чуть не под самые колёса, в кустах мелькнуло что-то огненно-рыжее, уж не лиса ли? Навстречу из зарослей вышла пятнистая лань с малышом, глянула испуганными глазами и, подтолкнув детёныша, снова скрылась за зелёной завесой. Но самой ошеломляющей была встреча с оленем. Олень неподвижно стоял на пригорке, гордо, словно корону, неся ветвистые рога. И был тот олень серебристо-белым, словно из сказки! Телега остановилась, рогатый красавец даже не шелохнулся, позволяя собой любоваться. Остроглазый Берджик шепнул Иржику: – Гляди, гляди! – у него глаза синие! Но такого же не бывает! – Так и стояли они целую вечность, а, может быть, пять минут, потом олень прянул ушами и, спокойно спустившись с горки, растворился в лесу.
У быстрого ручейка сделали привал, развели костёр. Подвесили над огнём старый прокопчённый котелок и, вскипятив воду, сготовили ячневую кашу со свиными шкварками и собранными тут же под ногами рыжиками. В том же котелке, отдраив его изнутри песком и травой, сварили чай из каких-то ароматных травок. Ну а потом, доверившись умной животине, дремали до самой деревни.
В Брозанах, видно, совсем уже отчаялись и глядели на наших друзей как на последнюю надежду:
– Господа ученики аптекаря наверное хотят отдохнуть с дороги?
– Мы не господа и кланяться нам не надо, мы обыкновенные Берджик и Иржик, а хотим мы поглядеть где эта змеюка засела и послушать, что люди скажут.
Дорога, спускавшаяся к реке, обрывалась у полуразрушенного моста, какие-то лодки сиротливо чернели на пустынном берегу.
– А на само-то чудище поглазеть можно?
– Можно-то можно, да только осторожно – как бы оно чего не выкинуло – больно не любит, когда его тревожат.
– А другой брод или мост далеко отсюда?
– Так не сказать, что близко.
– Ну, а если кому на тот берег надо, что он делает?
– Так лодку нанимает.
– Эту? – Иржик показал на лодку, сохшую на берегу.
– Да не, ниже по течению дедок один перевоз держит, там чудище уже не мешается, если кто реку переплыть вздумает. Хотя, кроме того деда смельчаков больше на нашлось.
– Надо бы к вашему дедку сходить. Пусть кто-нибудь нас проводит, а вы пока эти лодки подальше оттащите, да проверьте, не рассохлись ли, может какие надо просмолить-проконопатить.
– Иржик, признавайся, ты что-то задумал?
– Задумал-не задумал, а мелькнуло тут у меня в голове кое-что, надо бы нам с тобой это дело обмозговать.
Дед на перевозе оказался стареньким, лодка и того дряхлей.
– Что молодые люди, на ту сторону прогуляться решили? Только учтите, грести сами будете, ну а обратно уж я потихонечку как-нибудь доволокусь, коли на другом берегу пассажиров не найдётся.
– Не, дедушка, нам пока и на этой стороне неплохо.
– Ну и славно, устал я мотаться меж берегами, годы мои не те – вёслами махать – того перевези, этого перевези, а я не железный…
– Скажи, дедушка, а помог бы ты несколько лодок на ту сторону переправить? Лодки у нас свои и грести кому найдётся.
– Отчего не помочь?
– Дедушка, а можно сговориться с кем-то на том берегу, чтобы ждали нас завтра с подводами?
– Отчего не сговориться? И на том берегу люди живут.
Вернувшись в деревню, ребята потолковали с мужиками, и те за ночь всё провернули – погрузили три лодки на телеги, без единого скрипа довезли их до дедова перевоза, без единого всплеска переправили через реку, там на соседских подводах добрались до разрушенного моста и затаились.
А едва забрезжил рассвет, началось! – Иржик взмахнул большим цветастым платком, и тотчас с правого берега стали спускать на воду лодки, одну за другой, да теперь уже не втихую, а под издевательский гогот и свист:
– Эй, где ты там, скалапендра пучеглазая! Вылезай, не прячь красу свою ненаглядную! Вылезай, мы по тебе соскучились!
Взвилось над водой тело змеиное с лапами когтистыми, с головой зелёной крокодильей, у ребят аж сердце от страха захолонуло. – Ну, глядите, козявки, вот он я, змей речной во всей красе!
Отступили лодки, змей усмехнулся: – Что, испугались?!
Но тут Иржик опять платком махнул, и на левом берегу лодки на воду спускать стали. – Эй, мокрица криволапая, обернись, мы тоже полюбоваться на тебя хотим!
Страхолюд от злости из зелёного бурым сделался, к обидчикам рванул, да на правом берегу народ опять зашевелился. – Ау, ящер, ты про нас не позабыл, так вот они мы! – Он назад кинулся, да на левом шум поднялся, смеются, издеваются, воду баламутят. Так и метался змей от берега к берегу, от берега к берегу, чуть не юлой крутился, песок со дна поднял, воду пеной взбил, да наконец совсем из сил выбился. Только и мог теперь что шипеть еле слышно: – Не пущу! Моё! Я здесь хозяин!
И вот тогда отчалили все лодки с двух сторон разом, и рыбаки, накинув на чудище прочную сеть, спеленали его как младенца. А на берегу уж народ с вилами да кольями хозяина самозваного встречает.
– Ну что, – спрашивает Иржик, – судить змея будем?
– Да что его судить, прикончить злодея-разбойника, да и дело с концом, порубить в крошево, чтоб неповадно было мосты рушить, коров глотать, людей в страхе держать.
Поняло тут чудище, что шуток с ним никто шутить не станет, взмолилось: – Не губите меня, люди добрые, пожалейте, я вам пригожусь! Не буду я больше коров в реку тянуть, лодкам плавать мешать, я мост помогу заново выстроить, дно речное от камней от ила вычищу!..
Покричал народ, побушевал, но увидав, как слёзы по зелёным щекам катятся, пожалел ирода непутёвого, простил, да и в воду отпустил.
Тот нырнул поглубже – только и видно, как хвост длинный под водой вьётся.
А народ пошумел ещё немного, «Ура!» покричал, посвистел-поулюлюкал, да и по домам стал расходиться. И тут вдруг река забурлила, вспенилась и появилась из воды усатая башка и когтистые лапы, а в лапах большущий медный котёл: – Вот! Коли вы ко мне добром, то и я к вам добром.
Люди с опаской подошли, крышку откинули, а там монеты серебряные старинные до самого верха.
Толпа заволновалась, загудела – такая прорва денег! Это ж по скольку каждому достанется? Споры начались да переборы – кто сегодня трудился, а кто за чужие спины хоронился, тут как бы и до драки не дошло. Многие на «спасителей» стали оглядываться, может они что присоветуют?
Берджик с Иржиком переглянулись: – Э нет, ваш это клад, вам и решать. Вон, староста у вас какой головастый, зря он, что-ли в начальниках ходит?
Староста макушку почесал, на односельчан прикрикнул, чтобы думать не мешали, и, наконец, произнёс: – Деньги нам делить ни к чему – как их ни дели – толку не будет, один их по ветру пустит, другой в сундук упрячет, третий скажет, что ему меньше чем соседу досталось… Да что говорить – рассорятся все – это и к гадалке не ходи. А вот мост новый строить надо, дома всем подновить тоже не помешает, корову каждой семье купить…
Кончай без толку горлопанить, утром всё решим, на свежую голову, а пока у нас и поважней дела есть – праздник надо устроить, потому как мы этот праздник заслужили.
Вытащили на площадь лавки да столы, выгребли из погребов окорока да колбасы, распечатали пивные бочонки и пошла деревня гулять – скрипки визжали, цимбалы трещали – где только музыкантов отыскали? Ну а наши друзья так устали, что весь праздник мимо них прошёл – как присели за стол, мигом уснули. Так, сонными, их и перенесли на мягкую перину.
Деревня же гомонила до самого утра – сначала ели, пили да плясали, потом плясали, ели да пили, заодно, языки чесали, дела обсуждали, А как всё обсудили, староста пошёл «спасителей» будить: – Так и так, – народ ждать больше не может. Раз уж все тосты и здравницы в свою честь вы благополучно проспали, придётся вам выслушать всё это на пустой желудок, потому как вся деревня вместе со своей благодарностью идёт сюда.
Благодарность выразилась в длинных горячих и несколько путанных после пива и сливовицы речах, в хлопаньи по плечам, пожимании рук и несчётных корзинах и мешках со снедью.
– И отказываться не вздумайте, иначе обидите всю деревню. Платы вы брать не хотите, так мы ни о какой плате и речи не ведём. Ну а от подарков не отвертитесь.
А это… – на стол перед друзьями легла плотная кучка серебряных монет. – Это ваша доля. И не надо отнекиваться, и не надо отбрыкиваться, потому что денег назад не возьмём, коли вам не надо, так и мы не позаримся – сгребём всё до последнего грошика, да и кинем в реку!
Только на обратном пути, когда все приключения немного улеглись в голове, утряслись под мерное покачивание телеги, друзья чуть пришли в себя.
– Слушай, Иржик, а прибыльное, выходит, это дело, с чудищами воевать. Может займёмся, и да ну его к лешему, учение? Да шучу я, шучу, я ещё с ума не сдвинулся, аптекарское дело бросать.
– Вот и я аптеку ни на каких чудищ не променяю. Клады там искать или принцесс спасать, это весело, конечно, но готовить лекарства, взвешивать, смешивать, наклеивать этикетки – это ж настолько интересней – даже сравнивать нельзя!
– Ты что с деньгами-то делать собираешься?
– Матери отдам.
– И я матери. Пусть бросает, наконец, стирать на чужих людей, а то руки совсем огрубели и болят. Одна она меня тянет. Это счастье, что учитель денег не берёт за учёбу.
– Как не берёт?
– А ты не знал? Ни с кого не берёт.
– Никакого погреба на ваши подвиги не хватит! – тётка Тереза глядела на парнишек, словно парад принимала – Все живы? Все целы? – Давайте-ка живо мойтесь, чуток передохните и помогайте на стол собрать – сорока уже о вас на все Загоржаны растрезвонила, жди к вечеру гостей. И ветчину с колбасами далеко не убирайте – всё на стол пойдёт.
Вечером и впрямь в дом народу набежало – не шелохнутся не вздохнуть. Только ребята к тому времени на ходу спали и как ни тормошили их, ни расспрашивали, лишь угукали да носами клевали.
А ночью, когда друзья дрыхли без задних ног, вдруг чердачное окно распахнулось:
– Им бы только спать, бездельникам! – в оконном проёме красовался их старый знакомец попугай. – Р-радуйтесь, р-радуйтесь, я вер-нулся из Магр-риба, я всё р-разузнал! Завтр-ра, едва р-рассветёт мы пойдём спасать Р-розамунду! Пр-риходите на р-рыбный пр-руд! Не пр-роспите!
И попугай улетел.
– Что ж он такой суматошный? И причём здесь наш рыбный пруд, что там забыли португальская принцесса и «магр-рибский мудр-рец»?
– Кончай трепаться, спать охота, сил нет! Всё завтра – и розамунды и попугаи – всё завтра!
И ребята провалились в мягкие подушки, теперь и сотня попугаев не смогла бы их разбудить. Когда они продрали наконец глаза солнце светило вовсю. Не сразу друзья вспомнили про ночной разговор с попугаем, а вспомнив, вскочили как очумелые, что-то на себя напялили, похватали в сарае удочки и бегом на рыбный пруд. Не успели на берегу отдышаться – из кустов раздался знакомый голос:
– Р-разявы! Пр-роспали! Всё пр-роспали! Я же пр-росил пор-раньше! Удочки вам зачем, вы что, пр-ринцессу на удочку ловить вздумали?
Ладно, вы хоть записку взяли? А пр-ряжку?
Тогда слушайте и запоминайте :
Когда мы добер-рёмся до места…
– А далеко ещё идти?
– Не пер-ребивай!
Когда мы добер-рёмся до места, нужно будет встать лицом к чудищу и, зажав в кулаке сер-ребр-ряную пр-ряжку пр-роизнести чётко, выговар-ривая каждую букву, слова заклинания. из записки. А в конце гр-ромко пр-рокричать : «Пир-ранор!» Запомните, – «Пир-ранор!»
А теперь, за мной! И быстр-рее, быстр-рее, иначе всё окажется напр-расно!
– Но к чему такая спешка? Куда бежать?
– Р-разве я не сказал? За пшеничным полем, за скошенным лугом, за липовой р-рощей лежит СтрАховое болото. И вот в этом-то болоте никого не тр-рогая и не обижая живёт та, кого мы ищем.
– А что же об этом ни одна душа в Загоржанах не слыхала?
– Оттого и не слыхала, др-руг мой недовер-рчивый, что никого чудище не обижает и людям на глаза не показывается. Пока над болотом стелется туман, сидит себе неподвижно на гнилом пне, даже глазом не мор-ргнёт, но стоит туману р-рассеяться…
Да что же я с вами тут болтаю?! Время уходит! Впер-ред, мы должны, мы обязаны успеть!
И рванули ребята вслед за попугаем через поле, через луг, через липовую рощу к Страхову болоту. По каким-то неприметным хлипким жёрдочкам, прыгая с кочки на кочку, пару раз провалившись по колено в зелёную жижу наконец-то дошли до травянистого бугра, поросшего жёсткой болотной травой да бурыми метёлками камыша. А там…
