Читать книгу: «Копьево. Остров «Детство». Рассказы», страница 4

«Розовые» очки

– Вот до чего же мы, бабы, народ глупый! Вместо того, чтобы смотреть по сторонам внимательно, выводы делать да учиться на своих ошибках. Нет! – надо своих понаделать. Сколько Людку свою учила – все без толку, – жаловалась Ольга своей подруге Альбине. – Ты же знаешь, сколько я трудов положила, чтобы ее выучить, чтобы она в люди вышла, а не вкалывала всю жизнь за копейки, как я. И что? Только обрадовалась, что ее в фирму хорошую взяли, начальство довольно. А она вон чего отчебучила! А я, главное, смотрю, занаряжалась – куда тебе! Из дому уйдет – еще парфюмами ее пахнет полчаса

Говорю: «Людка! Та, однако, с кем встречаешься. Кто такой?» – «Да так – с работы». Ну и ладно, думаю, «с работы» – значит тоже «образованный», серьезный. Пусть бегает. Шибко к ней не лезу. Ты же, знаешь, какая она с детства характерная. А потом гляжу – как выходные, так дома сидит или с подружкой своей куда, не знакомит ни с кем. Тут я ее и прижала… тьфу! Холостых парней ей мало. Это же надо додуматься – на работе «шуры-муры» крутить с женатиком! Попрут, опозорят еще. Ему – то что? А девчонке жизнь попортят.

– Да не драматизируй! Давно не те времена, а потом, может, еще и ничего ТАКОГО нет. На работе это часто бывает. Там же бОльшую часть времени проводим. Вот и возникают симпатии, антипатии. И чего глаза не построить «молоденьким»? Я сама, помню, устроилась в юности в контору «подработать», так замдиректора начал мне улыбки дарить да комплименты. А мне смешно. Он же отец Виталика был, помнишь, с нами в параллельном классе учился.

– Кобели! – разозлилась Ольга. – «Мой» тоже на работе тогда заулыбался в тридцать два зуба. Надо было выщелкать их ему, чтобы улыбаться нечем было. Я сколько воевала. Девчонку-то с работы выжили, а всё одно… к ней ушел. Дурак! «Седина в бороду, бес в ребро». И где сейчас «любофф всей жизни»? Бросила его «молодуха», и правильно сделала. Учить дураков надо!

– Чего ты разошлась-то? Дело прошлое…. А Люда-то, кстати, его навещает?

– Звонит, ездит, правда, редко. Ладно, хоть так. А то ведь долго простить не могла, что он от нас ушел тогда. А сама вон чего. Я и говорю – «чужой урок не впрок». И я теперь живу, как на вулкане. От каждого звонка в дверь вздрагиваю. Придет еще жена да накостыляет нам на пару. И будет права, главное.

– Ах-хаа! – рассмеялась Альбина. – А тебе-то за что?

– Что дочь правильно воспитать не смогла. Хотя я с детства ей внушаю – нельзя брать чужое, даже если очень хочется.

– Ну, знаешь, мужчина – это не вещь, все-таки. Раз он налево смотрит – значит, что-то дома не так… нет… доверительных отношений. Жаль, если Люда серьезно увлечется таким. Раз жену обманывает, то и другую обмануть сможет.

– Вот все ты со своим доверием! – рассердилась Ольга. – Вечно смотришь на жизнь сквозь «розовые очки». А у меня всё под контролем!.. Нет, я не спорю, твой, может, и порядочный мужик и сын тебе честный достался, а мне вот… врун попался, и Людка вся в него. И нечего их защищать. Кобели все и любители «вешать лапшу» на уши женам своим.

– Что, значит, может? – удивилась Альбина. – И причем тут очки? Как же можно мужу не доверять? И вообще… я еще в юности прочитала, помню, фразу, что «не доверять ближним позорнее, чем быть ими обманутым». Как-то на душу легло.

– Ну-ну! Смотри! Не рыдай потом! По себе других мерить не надо – сколько тебе об этом талдычу.

В прихожей открылась дверь, пришла Люда. Она заглянула на кухню, весело заулыбалась.

– А! Привет, тетя Альбина! Давно не были у нас. Мне кости моете? Мама успела уже пожаловаться на мое аморальное поведение?

– Привет-привет, красавица! Да я в командировке была. А мама… она не жалуется, она переживает.

– Да уж, знаю я её! Вы ей скажите лучше, чтобы свою личную жизнь устраивала, а я уж сама как-нибудь.

– Вот именно… как-нибудь! – завелась Ольга. – Мать только учить и осталось. Ты чего там набрала полные пакеты?

– Да на природу мы собираемся, на выходные.

– С кем это? Не с «женатиком» надеюсь?

– Мама! Не начинай! – поморщилась Люда. – С девчонками поедем, да еще несколько сокурсников бывших.

– Ну-ну! Смотри мне! Я проверю – подружке твоей позвоню…

– Звони! Звони! – засмеялась Люда, убегая в свою комнату. – Там, кстати, Никита будет – любимчик твой. Можешь, если что, ему брякнуть.

Ольга довольно улыбнулась..

– Это какой Никита? – спросила Альбина с интересом. – С которым она в институте дружила? Он же тебе не нравился…

– Тогда не нравился, а сейчас нравится, – отрезала Ольга. – Знаешь, он мне такой несерьезный показался тогда, на Людкиного отца похож. Все хи-хи да ха-ха. Да на гитаре бренькать. Да еще из института ушел. А недавно сумки тащу, рядом машина тормозит. Гляжу – он. С таким почтеньем. До дома довез, сумки дотащил.

– Ясно, «купилась», – улыбнулась Альбина.

– Да брось ты! Изменился парнишка. Самостоятельный стал, за ум взялся, у отца в фирме. А главное, я выспросила, неженатый еще. Вот я и давай вспоминать его добрыми словами. Как они в кино на парочку, да по гостям бегали. И гуляли, и с друзьями в боулинги – шмоулинги. Не стыдно за него. И прятаться по углам не надо.

– Ну, не знаю! Если она влюбилась в другого, то ей эти разговоры бесполезны.

– Не скажи! «Капля камень точит». Пусть и не Никита, а только глядишь – задумается. Ведь, правда. Куда с «женатым» этим? В люди не выйти, за ручку не пройтись. На ее характер ей быстро надоест.

– Может, ты и права. Никогда не знаешь, что лучше. А вот своей жизнью точно займись. Сколько можно надрываться? Люда выросла, зарабатывает хорошо – незачем столько работы хватать. Опять в кредит какой залезла?

– Дак надо на ремонт было. Устаю, правда, как собака. Щас рассчитаюсь и все!

– Да уж! Знаю я тебя. Будешь бегать, пока не упадешь. И на жизнь, смотри… ну, как-то позитивней. А то все у тебя… вруны какие-то…

– Зато у тебя все всегда хорошие, – усмехнулась Ольга. – Твой-то как, кстати?

– Да нормально. На даче все что-то строит. Прямо чудеса. Раньше не загнать его туда было…

…Стемнело. Альбина медленно шла к своему дому.

«Торопиться некуда. Прогуляюсь, все равно дома никого, а вечер какой чудный».

На перекрестке – недалеко от дома – светофор уставился на нее красным «глазом». Мимо спешили автомобили. В освещенном салоне одной из машин, за рулем которой сидела брюнетка, Альбина с изумлением увидела… собственного мужа.

Выйдя из ступора, она начала лихорадочно искать в недрах сумки свой телефон.

«Вот это дачник! Может, померещилось? Нет – он это. Что за ерунда? Он же на даче должен быть! Да ладно… мало ли… может, какие дела? Хотя… какие дела, ночь уже скоро…. А вдруг! А вдруг, я, правда, наивная, дальше своего носа не вижу?.. Вот ужас! Защищала еще, о доверии Ольге говорила. Вот она посмеется…»

Телефон упрямо прятался. «Да где же этот телефон? Неужели на работе забыла? Ну ладно! Погоди у меня! Сейчас до дома доберусь».

Она заскочила домой, и, не снимая туфель, прошла к бару и налила себе в бокал из первой попавшейся бутылки. Желудок обожгло, в голове зашумело.

«Что же делать? Возьму такси сейчас и на дачу – поймаю с поличным. „Лучше горькая правда“… хотя… какая дача? Нет его там. Не с ума же он сошел на нашу дачу кого-то возить».

Накатила, вдруг, такая обида, что стало трудно дышать. Мысли в голове путались, как мухи в липкой паутине.

«Неужели у него другая? Позорище какое! Правильно мама говорила: «Доверяй да проверяй, а ты, доча, слишком доверчивая». Может быть, и правда, в «розовых очках» живу? Ну, не умею я подглядывать, в телефоны лазить, в карманы… Как же жить-то теперь?…. Нет, не поеду я никуда. Приедет завтра – честно поговорим. Если что, я держать не буду – сразу подам на развод. Перед сыном-то как неудобно будет… и перед невесткой… скажут: «А еще учили уму-разуму, а сами…»

Из коридора раздались гудки телефона. Ольга сняла трубку и услышала недовольный голос мужа:

– Наконец-то! А где это ты интересно ходишь? Ночь на дворе! Звоню на «мобилу» – тишина, на «домашний» – трубку никто не снимает. На вечер тебя оставить нельзя, – начал он выговаривать сердито. – Как на дачу – так у тебя сразу «куча дел» дома, а как я уехал – так она где-то бегает допоздна. Я домой заехал – нету никого. Где жена – «гулена»? Сыну позвонил – и там нет.

– А чего заезжал-то?

– Сама мне утром – «надень новую куртку, надень»! А документы на машину в старой остались. Теперь еще штраф платить. Хорошо, что Мишки жена в город по делам ехала – подвезла да обратно с ней добрался.

– А чего она брюнетка-то? Она же рыжая была?

– Ты мне зубы не заговаривай! Причем тут брюнетка? Вас кто разберет? То вы рыжие, то блондинки, то зеленые… Я что, отслеживать должен?

Альбина выдохнула. Ей стало смешно.

– Ладно! Не ворчи! Конечно, это я виновата, что ты все забываешь, хотя… я тоже сегодня на работе «мобильник» забыла. Да к Ольге я заехала, давно не была.

– Понятно, – муж еще немного поворчал в трубку. – Ну, ладно. Спать пошел, устал сегодня, как собака. Завтра со мной поедешь. Нечего по гостям бегать допоздна. Все! Целую.

– Ладно. И я тебя.

Ольга положила трубку. Вновь раздался звонок. Звонил сын.

– Да дома я, дорогой. Не переживай! … Что со мной случится? Это отец навел панику. В гости к подруге зайти нельзя. Да-да… Спокойной ночи!

Она вернулась в комнату и плюхнулась в мягкое кресло.

«Ну, надо же! Смешно. Как я заревновала, разнервничалась, наслушалась Ольгу сегодня. В жизни, конечно, все бывает, но я такая, какая есть… пусть „розовые“, зато мои… Всё, сейчас почитаю перед сном… кстати, а где мои очки?…Вот ё, и их на работе забыла…».

Сосед

«Меня учить не надо…». С этой сакраментальной фразы обычно начинал все разговоры сосед Веры Ивановны по даче.

Был он сухонький, сгорбленный, как осенний бобовый стручок. Кто-то рассказал ей, что перенес он почти десять операций. Глядя на него, можно было подумать: «И в чем душа держится?» Но душа держалась, и весьма крепко. Умный и цепкий взгляд из-под кустистых бровей горел необыкновенной жаждой жизни и интересом ко всему, что происходит вокруг. А «горючим» ему, видимо, служила невероятная вредность и въедливость. Сосед вечно интриговал, спорил, выяснял отношения и писал по инстанциям, потому многие предпочитали «обходить его за версту».

Между тем уважали за то, что, несмотря на «хвори», был он великим тружеником, и день-деньской сновал туда-сюда, как заведенный. За несколько лет он сумел выстроить на заброшенном когда – то участке большой дом, посадил огород, соорудил две кладовки. Дом ему, правда, построили какие-то мужички-«выпивохи», с которыми он после сделанной работы расплачивался обычно заготовленным за зиму самогоном, а вот на огороде он копался сам.

Вера Ивановна купила свою дачу рядом с ним и часто жалела о таком соседстве. Этой весной, появившись на даче, она увидела, что неугомонный сосед возвел забор из мощных столбов, с натянутой на них сеткой «рабицей». Это было бы неплохо, не прихвати он межу, которая отделяла их участки, и еще сантиметров пятнадцать ее территории. Она сначала огорчилась, а потом ей стало смешно.

«Ну, надо же! Понятно, что человек всегда стремится иметь больше и лучше. Такова его природа. Но в молодости это понятно и хорошо, а ему зачем? Одной ногой уже понятно где, а все туда же! Говорят, что ему уже больше семидесяти… а ему дом понадобился, огород, ладно бы для детей, внуков старался, но, похоже, что они у него вполне обеспеченные. Появляются редко, смотрят на него как на „блаженного“, но не спорят, помогают. Да… „чем бы дитя не тешилось!“ Занятный дедушка, однако! Ну, его! Не судиться же с ним, в самом деле».

И она промолчала. Николаша тоже спорить не стал, соседа он недолюбливал и побаивался.

Вообще-то эту дачу купили они с Николашей пару лет назад. Одна она не решилась бы, хоть и хотелось выбираться иногда из пыльного летнего города. Но не в палатку же? Возраст не тот, да и не с кем было. Было Вере Ивановне уже сорок с небольшим» хвостиком». В молодости не «срослось», а потом она на личную жизнь рукой махнула. То мама больная была, то сестра родила без мужа. Вера Ивановна помогала воспитывать племянника, была вполне довольна жизнью. А вот случилось, чего не ждала. Появился в ее жизни Николаша.

Он ушел от жены, жил с матерью, к ним на предприятие устроился водителем и обратил на Веру Ивановну свой «благосклонный взор». Она не обманывалась, что немаловажным ее достоинством была небольшая, но трехкомнатная квартира, в которой она жила одна. Хотя и хозяйка она неплохая, и не «уродина» какая, но, понимала она, именно квартира сделала ее в глазах Николаши очень даже привлекательной женщиной. Такое случалось уже раньше. Но тогда, понимая цену ухаживаниям, она их отметала, а в этот раз, все понимая, не стала возражать. Николаша быстро перебрался к ней, и они неплохо стали жить вместе.

Вообще, браки по расчету бывают очень крепкими. Страстей поменьше, а главное, почти нет иллюзий относительно друг друга, а, следовательно, меньше разочарований. Николаша выпивал только в праздники, любил порядок, сам готовил и неплохо. И, если честно, было странно и приятно ощущать себя «замужней дамой», хотя о загсе разговоров не было. Но это неважно, сейчас это даже модно, вполне в духе времени.

Дачу предложил купить Николаша (продавал её недорого его знакомый за ненадобностью). Заплатила за домик она, но Николаша сразу же оговорил, что раз записали всё на него (так было удобнее и меньше волокиты), то деньги он ей частями будет возвращать на карточку с каждой «получки». И слово держал. Вере Ивановне казалось неудобным разводить какие-то счеты, раз они теперь «семья», но он был мужчиной, значит, знал лучше, как поступать.

Домик был небольшой, недостроенный, но место им понравилось, и два лета они трудились там, как «пчелки». Николаша достраивал дом, а Вера Ивановна наводила чистоту и занималась огородом. Это занятие ей понравилось. Особенно радовали её первые всходы, робко пробивающиеся на «белый свет». Она полюбила сажать кабачки, которые буйно разрастались лопухами, собирать смородину с огромного куста и искать какие-то необычные рецепты заготовок. А еще ей понравилось неспешно пить чай на маленькой веранде. Тюлевая белая занавеска колышется от свежего ветерка, солнце пригревает. Тишина, красота!

…Но прошлым летом все пошло «наперекосяк». У Николашиного сына начались проблемы. Вернее сказать, они у него и не заканчивались. Сын Вере Ивановне не нравился. Он регулярно заходил к отцу за деньгами, но дальше порога обычно не проходил, а молчаливо ждал в коридоре, пока отец суетливо доставал деньги из своих «схронов», оглядывал Веру Ивановну неприятным мутным взглядом и кривил в ухмылке рот.

Сын Николаши был женат, а в этом году вроде как ожидал «прибавления» в семействе. Николаша с ней обсуждать эти темы не любил, на свадьбу ходил один, звонил без конца бывшей жене, и из обрывков его разговоров стало понятно, что связаны нынешние проблемы сына с наркотиками.

В конце июня, Николаша, виновато пряча глаза, объявил Вере Ивановне, что, мол, поживет его сын на их даче. После лечения надо вырвать, мол, его из привычной среды, делом занять. Вера Ивановна так опешила, что не нашлась, что сказать. Было обидно, что все решалось без ее участия, жалко свой домик и огород, но было также понятно, что дети – это «святое». Сына Николаша очень любил, а кто поможет в трудной ситуации, как не отец?

– А поливать, полоть? – спросила она.

– Так я буду ездить, – ответил Николаша. – Не оставишь же его без присмотра? А ты можешь к сестре пока ездить помогать, раз она тоже дачу купила.

Вера Ивановна поплакала украдкой, но смирилась. И Николаша стал ездить на дачу один, иногда оставался там ночевать, а осенью ушел от нее совсем, с предприятия тоже уволился. Это её уже не удивило, но огорчило до крайности. Вроде ничего плохого она не сделала. Можно же было объясниться по-человечески, а не воровато увезти свои вещи, пока ее дома не было. Впрочем, он позвонил ей позже и деловито объяснил, что остатки денег за дачу он ей вернет при первой же возможности, а сейчас трат не меряно, потому что родился внук, и поспешно попрощался.

Вот так и исчез он из ее жизни, но Вера Ивановна долго сетовать не стала. Хорошо, что был, заботился, как умел, давал ощущение значимости, нужности. Все в жизни меняется! А деньги? Ну, что деньги? Не в них счастье. Может и вернет еще – надо людям верить.

…Этим летом Вера Ивановна стала ездить на дачу к сестре. Без огорода было уже «неуютно», да и племянник требовал присмотра, и вообще – вместе веселее.

В автобусе, везущем «садоводов-любителей» было многолюдно и душно, но Вера Ивановна успела занять местечко возле окна. На следующей остановке набилось еще больше народу, и вдруг, она услышала знакомый голос:

– Меня учить не надо, что мне делать.

В «переднюю» дверь автобуса втиснулся бывший сосед. Две сумки, связанные веревочкой были за его плечами, а за собой он волок испуганную собачонку в наморднике.

– Куда еще с собакой? – заверещала недовольная старушка в проходе, но он так грозно «зыркнул» на нее, что она мгновенно осеклась. Молодая девчонка подпрыгнула с места возле Веры Ивановны, и «сосед» плюхнулся рядом. Поставив сумки на пол и, пристроив собачонку под колени, он посмотрел на Веру, узнал и довольно улыбнулся.

– А, соседка! – сказал он вполне по-приятельски, хотя раньше разговоров они не водили, лишь здоровались при встрече. – На дачу? Решились-таки разборки навести?

– Нет! Что вы! Я к сестре! Она в дальнем садоводстве, в «Огоньках».

– Понятно, – разочарованно выдохнул он. – Другой «хомут» нашли… А зря вы, ей-богу! Вкалывали, вкалывали. Я же видел, сколько вы ворочали на участке, а вот здрасьте – попустились. И осталися не причём! … Жена – то у него, правда, тоже работящая, ниче плохого не скажу, уважительная. Вот ведь как бывает, сошлися снова. Теперь живут обое на даче, дом утеплили, даже кроликов завели. Они квартиру-то сыну отдали, невестку штоб с внуком вернуть. Тока надолго ли? Пропащий сынок – то. Срывается всё одно, а оне мечутся, штоб совсем «салазки не загнул». Ох уж эти наркоманы… Чего лечить? Сажать их и всё… или отстреливать…

Слушать это Вере Ивановне было неприятно, но что было делать? Она молчала.

– А чего же это вы, голуба? Судиться надо было! – переключился он на нее.

– Ну что вы, какие суды!

– А и ничего, ну и што, што на себя все записал. Умный! Хозяйство совместно вели? Вели. Свидетели имеются. Не отсудить, так нервы бы помотали, штоб в другой раз неповадно было. А вообще это глупость бабская, без росписи жить. Вот я внучке говорю, язык смозолил. Да кто теперь старших слушает? Обставят вот так, останется с носом. Обязанности вроде есть, а прав-то нету.

Вот уж эту тему обсуждать, да еще в набитом людьми автобусе, было немыслимо, поэтому Вере пришлось быстро перевести разговор в другое русло.

– А вы-то как?

– Строюся помаленьку. Вот на собрании выбрали казначеем, – горделиво сказал он. – Поднял вопрос, куда взносы уходят. Собрали осенью, а дорогу не отсыпали. Пришлось разбираться. Теперь ни копейки не утащут! И всем удобно… я же на месте все время… Щас вот собаку завел. Не шибко злая, но пошумит, ежли что, – кивнул он на собачонку, уткнувшуюся в его несоразмерно большие узловатые натруженные руки, сложенные на коленях.

За поворотом показалась остановка. Сосед стал пристраивать свои сумки.

– Нет, зря вы попустились! Со мной так поступи, так я бы… сжег эту дачу к такой матери! Пущай бы новую строил. Но вы добренькая, все сглотнули, а иногда надо и зубы показывать. Если надумаете все же, я в суд свидетелем приду.

«Надо же! Заступник нашелся! Этот бы точно сжег! Старая закалка. А, вообще, молодец! Труженик… уж сколько всего пережил… и ничего… не сдается».

– Ну, прощевайте, – сказал сосед и, дернув собачонку, энергично стал пробиваться к выходу.

– Всего вам доброго, удачи вам! – тепло попрощалась с ним Вера.

Автобус бодро «попылил» дальше по дороге. Она задумалась:

«Молодец, сосед! Но он такой, а я другая…. Вот почему, интересно, доброту и деликатность люди расценивают, как слабость? Не могут все быть деловыми, энергичными, рвать друг у друга из горла. И потом, зло порождает только зло. Это ведь так просто! Неужели я, и, правда, такой кажусь дурочкой беззащитной? Уступить и отойти в сторону – в этом быть может больше силы… и, вообще, в чем сила? – идти по головам или уступить?»

…После выходных на работе было просто невыносимо. За окном припекало, кондиционер «плакал», разгоняя жару, но все равно было душно, и полусонная Вера Ивановна вяло печатала очередную сводку. Ее трое коллег тоже тихо работали, когда в дверь заскочила энергичная начальница. Она была молодая, амбициозная и любила показать, «кто в доме хозяин», придираясь к каждой цифре отчетов.

В этот раз «девочкой для битья» стала Вера Ивановна. Начальница начала ей выговаривать, по обыкновению, на повышенных тонах. Обычно Вера Ивановна не спорила, но сегодня – то ли от духоты, то ли от вчерашних своих дум, – она поднялась, со стула и тихо сказала:

– Не надо меня учить! Я на этом месте уже почти пятнадцать лет работаю, и работу свою знаю. Но если вам не нравится, как я все делаю, просто скажите, и я найду другое место.

В кабинете повисла напряженная тишина. Начальница удивленно сглотнула, но быстро овладела собой, и, снизив тональность на пару октав, заверила Веру, что «работой ее все довольны, и все ее ценят, и нечего нервничать из-за ерунды, и что жара и правда действует всем на нервы». После ее ухода все помолчали еще немного…

– Аплодируем стоя! – сказала, наконец, немолодая бухгалтерша, сидевшая за соседним столом.

– А то! – подмигнула ей Вера Ивановна и, сев на место, весело застучала по старенькой клавиатуре.