Читать книгу: «Ангел-искуситель», страница 3
Дом его мы нашли довольно быстро, но вот дальше… Такого количества подъездов я в жизни своей не видела. И проблема была не только в их количестве. Дом был построен в виде какой-то замысловатой геометрической фигуры, и подъезды в нем располагались с трех разных сторон. Найти нужный нам удалось лишь после того, как мы с полчаса покружили вокруг этого шедевра современного зодчества. С этажом мы тоже сначала промахнулись и затем не сразу нашли лестницу, чтобы спуститься вниз. Наконец, мы отыскали его квартиру на пятом этаже, в конце коридора, где было всего две двери. Мне уже не терпелось узнать, как решится проблема с замком – под ковриком они ему ключ, что ли оставили? Или там дверь открывается после сканирования сетчатки глаза?
Мы подошли к двери с нужным нам номером … откуда на нас приветливо воззрился кодовый замок. Мы переглянулись и одновременно пожали плечами. Он вставил руку под крышку замка.
– Кнопочки какие-то, – растерянно произнес он.
– Этими кнопочками нужно цифры набирать, – сообщила я ему.
– Какие цифры?
– Ну, не знаю, какие. Код. Если я правильно помню, в нем цифр шесть-восемь должно быть.
– А где их взять?
– А тебе никакие цифры не давали?
– Да нет…
– Значит, ты сам этот код знать должен.
– Да откуда же мне его знать?
– А ты в документах смотрел – может, где-то листик с кодом завалялся?
Он вытащил документы и принялся аккуратно перелистывать их. И вдруг … я почувствовала, что на меня кто-то смотрит. Справа, прямо в висок. Я инстинктивно повернулась и увидела – прямо перед собой – глазок соседней квартиры. Через несколько мгновений эта дверь приоткрылась на крохотную щелочку, из которой на меня уставился черной бусиной блестящий глаз в обрамлении сетки тонких морщинок.
– Вам кого? – послышался из щелки дрожащий – то ли от возбуждения, то ли от негодования – старческий голос.
– Нам? Никого, – быстро ответила я, лихорадочно соображая, что теперь врать.
– Так чего вы здесь топчетесь? Я сейчас милицию вызову. – Судя по голосу, старушку такая перспектива явно обрадовала. Меня не очень.
– Да мы вот квартиру недавно купили, – Слава Богу, меня опять понесло! – и пока мастера ремонт делали, мы временный код поставили. А теперь вспомнить его не можем…
– М-да? – донеслось из-за двери скептическое покашливание. – Так может вам у мастеров его и спросить?
– В самом деле! – воскликнула я, старательно изображая радостную признательность. – Спасибо Вам большое. Мы так и сделаем.
– Сделайте, сделайте, – разочарованно проворчала старушка. – А если еще раз у этой двери крутиться будете, я сразу милицию вызову. – Она закрыла дверь.
Я потянула его за рукав в сторону лифта.
– Идем отсюда. Шутники они, знаешь ли, твои…
– Да перестань ты! – заартачился он. – Сейчас все кнопки понажимаем, найдем код…
Я охнула и потащила его прочь от двери изо всех сил.
– Ты хоть представляешь себе, сколько может быть комбинаций из десяти цифр по шесть? – Милиции нам только не хватало – документы его на надежность опробовать!
– Нет, – он слегка сник.
– Вот и я даже представлять себе не хочу, – отрезала я. – Пошли домой, там думать будем.
По дороге домой он напряженно размышлял, хмуря брови, шевеля губами и время от времени раздраженно цокая языком. Когда я спросила его, что он делает, он признался, что перебирает в памяти все, что происходило с ним в небесных высях, пытаясь вспомнить, не возникало ли где-то там хоть какое-то сочетание цифр. Судя по его лицу, не возникало. Вот пусть и дальше думает. И смиряется с мыслью, что без меня все равно ничего не придумает. А то – все он знает и умеет, понимаешь ли. А я попозже подключусь. Есть у меня пара идей…
Когда мы вошли ко мне в квартиру, он вдруг принялся растирать себе руки. Глаза у него лихорадочно заблестели. От голода или…?
– Как ты себя чувствуешь? – обеспокоенно спросила я, прикоснувшись ладонью к его лбу. Да нет, жара вроде нет.
Он что-то промычал и, схватив мою руку, прижал ее к своей щеке, закрыв глаза и сделав глубокий вдох.
– Нет-нет-нет! – Я почти отпрыгнула назад. – Сейчас ты идешь в ванну – погорячее – а я пока ужин приготовлю.
Естественно, он начал сопротивляться и сдался лишь после того, как я напомнила ему, что в ванной – так же, как и в реке – он еще ни разу не был. Когда это он мог устоять перед чем-то новеньким? Даже в отношении еды. Кстати, о мясе… нет, пожалуй, подожду, пока сам попросит…
Когда за ним закрылась дверь ванной, я смогла, наконец, перевести дух. По насыщенности событий два последних дня с лихвой перекрыли все мои терзания прошлой недели. Они валились на меня с такой скоростью, что я ничего не успевала анализировать – только фиксировала их в сознании, оставляя размышления на потом. Вот сейчас, пожалуй, пока он в ванне нежиться будет, я все обдумаю. Я принялась чистить картошку…
Он вынырнул из ванной ровно через пятнадцать минут.
– Ты что – так быстро? – растерянно спросила я, только-только успев поставить картошку на огонь.
– Татьяна, я тебе честно скажу, – пробормотал он, не отрывая глаз от кастрюли, – я представить себе не могу, что можно по полтора часа в этой ванне делать. Лежишь там, как бревно полузатонувшее…
– Греешься, отмокаешь, теплом наслаждаешься, можно книжку с собой взять… Продолжать? – бросила я в сердцах. – Ну, теперь ждать придется – я только картошку поставила…
– А… – разочарованно протянул он с таким несчастным видом, что у меня сердце дрогнуло.
– Слушай, делать-то теперь нечего – пока она сварится, давай пойдем посмотрим, может Франсуа ответил? – предложила я, чтобы вывести его как-то из кухни, которая, по-моему, уже начала действовать на него, как хлопанье холодильника на кота. – Сам посмотришь?
– Нет уж, – буркнул он, – ты сама ему писала, сама и ответ смотри. – Батюшки, какие же мы несговорчивые-то на голодный желудок!
Франсуа уже ответил. Еще несколько часов назад. И все еще оставался в сети. В своем ответе он поздравил меня с возвращением моего ангела и попросил связаться с ним, как только мы появимся. Я послала ему еще одно сообщение с коротким «Спасибо, у нас все хорошо» … и очень удивилась, когда на экране почти мгновенно появился его ответ: «Если Вас не затруднит, не могли бы Вы прислать мне номер своего мобильного? Нам нужно поговорить». Я отправила ему свой номер, недоумевая, что же ему нужно сообщить мне – и что он не может написать в электронном виде.
Звонок раздался буквально через несколько минут. Мой ангел покосился на мобильный, но ничего не сказал.
– Здравствуйте, Танья, – услышала я в трубке. – Я хочу еще раз поздравить Вас. Вот видите, все закончилось хорошо, как я Вам и говорил.
– Спасибо, Франсуа, – искренне сказала я. – За все спасибо и особенно за Вашу поддержку. Это была сложная неделя.
– Танья, Анатолий, должно быть, находится сейчас рядом с Вами? – вдруг спросил он.
– Да, – настороженно ответила я. – А что?
– Вы не могли бы передать ему трубку? Анабель нужно сказать ему несколько слов.
Так, начинается! Опять секреты! Похоже, сегодня я ему и напомню, что он от меня ничего и никогда не скрывает… Я протянула ему трубку, сказав: – Тебя. Анабель.
У него вытянулось лицо и – одновременно – округлились глаза. Он осторожно взял трубку у меня из рук и с опаской приложил ее к уху.
– Здравствуйте, Анабель, – начал он. – В самую первую очередь, я хочу поблагодарить Вас… – Так, похоже, говорит совершенно искренне. Слава Богу, а то у меня уже закралось подозрение, что с тех пор, как его приобщили к человечеству, он стал чрезмерно критично относиться к собственным собратьям. – … и за ту нашу встречу, и за Вашу помощь, и за Ваши советы… – Он почему-то замолчал.
Судя по всему, дальше Анабель задавала ему вопросы, на которые он отвечал – коротко, но очень по-разному. Мне же от любопытства просто на месте не сиделось.
Сначала он произнес, поджав на мгновение губы: – Да.
Затем с известной долей колебания: – Да.
Затем пожав плечами: – Абсолютно.
Затем вскинув бровь: – С удовольствием.
Затем настороженно: – Почему?
Затем – впервые – с явным интересом: – Что?
И, наконец, в глубокой задумчивости: – Спасибо.
После чего он почти сразу вернул мне трубку со словами: – Тебя. Франсуа.
Хлопая в полном недоумении глазами, я взяла трубку.
– Танья, пользуясь случаем, я хотел бы напомнить Вам о своем приглашении. Я думаю, сейчас Вам будет проще приехать к нам? Мне кажется, что нам всем нашлось бы, о чем поговорить, – проговорил Франсуа на одном дыхании со своей неизменной жизнерадостностью.
– Франсуа, спасибо Вам большое, – ответила я с облегчением. Хоть здесь больше никаких загадок! – Мы обязательно подумаем, как это устроить. Возможно, летом… По крайней мере, мы постараемся…
– Прекрасно, летом мы будем вас ждать, – не дал он мне закончить. – Скажу Вам откровенно, лето для бизнеса – мертвый сезон. Мне будет трудно оправдать приезд к вам…
– Конечно, Франсуа, я все понимаю, – быстро проговорила я. Как всегда, настойчивость его жизнерадостности заставила меня мысленно чертыхнуться. – Я непременно свяжусь с Вами.
– Нет-нет, – запротестовал он, – когда у Вас будут новости, просто пришлите мне сообщение, и я Вам перезвоню. Мне проще сделать это.
Я согласилась, попрощалась с ним и нажала кнопку отбоя, все так же хлопая глазами. Затем я подняла глаза на ангела и спросила: «Что она тебе сказала?» в тот же самый момент, когда он спросил меня: «Что он тебе сказал?».
Мы дружно расхохотались. Я рассказала ему (опять я первая!) о повторном приглашении Франсуа; он поведал мне, что Анабель дала ему несколько практических советов о том, как вступить в контакт с ангелом Гали. Я уже хотела попросить его перейти к более детальному рассказу, но телефон навел меня на иную мысль.
– Может, ты присмотришь пока за картошкой? Мне родителям позвонить нужно, – сказала я.
– Что, опять меня – вон из зоны слышимости? – спросил он насмешливо.
– Да нет, – пожала я плечами, – это ненадолго; всего лишь сказать им, что у меня все в порядке.
Он вдруг внимательно посмотрел на меня и сказал: – Ну, если ненадолго, тогда ладно.
В гостиной я быстро набрала номер родителей и, услышав голос матери, быстро произнесла: – Мам, привет. Как у вас дела?
– Ну, здравствуй, здравствуй, – ответила она с легкой настороженностью в голосе. – У нас все по-прежнему. А у тебя-то как?
– У меня все хорошо, – начала я обычной фразой и тут же поправилась: – У меня все просто замечательно.
Она тут же уловила перемену в моем голосе.
– Ага, вернулась, надо понимать, твоя пропажа?
– Вернулась, мам, вернулась. – Я улыбнулась. Кому бы еще эту фразу повторить? О, Гале можно. Завтра.
– Так что там, кстати, за проблема была?
Ну вот, расслабилась одна, разулыбалась. Черт, до чего же врать-то надоело! Все, сегодня – в последний раз!
– Да у него контракт был … в другом городе. Нужно было пару раз в год уезжать туда, где-то на месяц. Но в этот раз он съездил только, чтобы разорвать его. И вернулся.
– М-да? – задумчиво протянула мать. – Стало быть, дело решительный оборот принимает?
Я вспомнила наши утренние дебаты по поводу того, дала ли я ему согласие или нет:
– Возможно.
– Возможно – это уже хорошо, – сказала она. – Так, когда вас в гости ждать?
– Что?
– Что – что? – тут же завелась она. – Познакомиться нам нужно поближе, если уж ты про возможно заговорила… В общем, нечего раздумывать – прямо на ближайшие выходные и приезжайте. В воскресенье, скажем…
– Мама, да подожди ты, – взмолилась я. – Про выходные мы еще не… Да мне с Анатолием посоветоваться сначала нужно!
– А вот это правильно! – В ее голосе зазвучала столь знакомая мне назидательность. – Если вы друг на друга серьезно смотрите, тогда как же – без совета-то. Вот ты с ним и посоветуйся и позвони мне завтра. И я пока с отцом поговорю. – Она повесила трубку.
Несколько мгновений я ошарашено смотрела на телефон, тряся головой. По-моему, меня опять начинают выдавать замуж. Вот только сейчас я совсем не против.
Вернувшись на кухню, я увидела, что он уже раскладывает картошку по тарелкам. Вытащив из холодильника овощи, масло и мясо, я сказала, как бы между прочим: – Слушай, родители на следующие выходные в гости зовут…
– Да? – сказал он, поворачиваясь ко мне и прищуриваясь. – Что, оказалось, что я на них не совсем уж такое плохое впечатление произвел?
– Если мы к ним поедем, – ответила я, пристально глядя ему прямо в глаза, – то мы поедем мириться, а не ссориться. Пока тебя не было…
– Да? – повторил он, но совсем другим тоном.
– Пока тебя не было, – продолжила я, делая вид, что не слышала его вопроса, – она мне звонила. И … она мне очень помогла. Очень неожиданно и поэтому очень … ощутимо. И потом – она сказала мне, что они больше не будут вмешиваться в мою жизнь.
– Да? – повторил он опять – опять другим тоном.
– Да, – на сей раз ответила я. – Так что давай поедем к ним знакомиться – по-настоящему. А если они вредничать начнут, – спохватилась я, сделавшись на мгновенье суеверной, – я сама с ними разбираться буду. Люди – мои, помнишь?
– Ну, здесь бы я предпочел разделение труда по гендерному принципу: ты с мамой разговаривай, а папу мне оставь. – Он одарил меня чарующей улыбкой.
Я похолодела. Если он отца окатит той же волной бьющей через край силы, как тех пьяных мальчишек во дворе, а отец ответит ему тем же? Это, что, нам с матерью цунами потом разгребать?
– Посмотрим, – уклончиво ответила я. До выходных я что-нибудь придумаю.
– А когда поедем-то? – оживленно поинтересовался он, явно предвкушая «гендерное общение».
– В воскресенье, – ответила я, внимательно наблюдая за ним.
– Отлично! – Он даже руки потер. – А в субботу что? Может, куда на природу выберемся?
На природу, говоришь? У меня мелькнула еще одна мысль… Что-то их столько за последние два дня намелькало – и все блестящие; явно мозг в аварийном режиме работает. Лишь бы только не сорвался – а то вот смеху будет: его исчезновение выдержала, а от его возвращения с ума сошла. Так, сегодня больше никаких обсуждений!
– А может, к Светке съездим? – небрежно бросила я. Вот пусть в субботу на моих девчонках пыл собьет, тогда в воскресенье у него меньше сил самоутверждаться будет. – Знаешь, за одни выходные со всеми визитами разделаемся. – Он молча смотрел на меня. – А то я уже давно обещала, что встретимся, да вот все как-то не получалось… – закончила я слегка нервно.
– Только к Свете? – вдруг спросил он.
Похоже, Марину он не очень рвется снова увидеть. Сейчас проверим…
– Ну, не знаю, может, и Марина сможет подъехать…
Он поморщился … и вдруг чихнул. Правда – не хочет. Я приободрилась.
– Так, что, я позвоню? Это – две минуты, – сказала я.
– А есть мы сегодня будем или как? – рявкнул он и опять чихнул.
Опять правда – есть хочется. Но это же быстро…
– Ты чай наливай, а я только узнаю, не возражает ли она, и – ровно через две минуты – вернусь, ладно?
Он буркнул что-то, и я сбежала из кухни.
Светка не возражала. Она не возражала с полным восторгом. Как от своего имени, так и от имени Марины. Она тут же заявила, что сама созвонится с Мариной, и они будут ждать нас в субботу – о времени договоримся чуть ближе к выходным.
Я вернулась на кухню ровно через две минуты (я по часам следила – вот же, до чего меня довел!) и метнулась к столу.
Отвоевав у него две встречи с близкими мне людьми, я не стала приставать к нему с предложением попробовать мясо. Ничего – у меня теперь вся жизнь впереди.
К концу ужина он поднял чашку с чаем.
– Слушай, так что с этим кодом делать? – спросил он меня с умиротворенно-влажным блеском в глазах.
А, то-то же! Вспомнил, наконец, кто у нас умеет проблемы решать, даже когда не знает, как их решать! Я прищурилась, думая, с какого предложения начинать…
Он опять чихнул.
Да я сама знаю, что это – чистейшая правда, что у меня воображение лучше, чем у него, работает! И вдруг я нахмурилась. С чего это он расчихался?
– Нет уж, – решительно заявила я, – хватит на сегодня разговоров. Сейчас тебе чаю горячего и быстро в кровать.
– Договорились, – быстро согласился он, и херувимчики в глазах его распрыгались просто в неприлично бурном ликовании.
Последнее, о чем я с облегчением подумала в тот день – следующая неделя будет, по всей видимости, существенно отличаться от предыдущей.
Глава 2. Заслуженная передышка
Не могу не признать, что у людей есть все же некоторое, определенное понятие о смысле жизни, раз уж в голове одного из них родилась мысль о том, что чем больше мы знаем, тем больше непознанного остается вокруг нас.
За долгие тысячелетия люди настолько сроднились с этой мыслью, что даже после перехода к нам и сопутствующей чистки памяти они умудрились протащить ее в нашу жизнь. Она зацепилась в их подсознании и там же и осталась, когда вышеупомянутое подсознание стало ангельским. И наши новички, делая первые шаги по открывшейся перед ними широкой дороге безграничных возможностей и со светлой улыбкой взирая в лучезарную вечность, испытывают лишь смутные подозрения, что сияющие горизонты слепят им глаза и мешают разглядеть многочисленные ответвления на райской дороге познания. Вот так и мне, во время первого, столь необычного этапа моего очередного пребывания на земле, пришлось раз за разом врезаться – прямо лбом, со всего размаха – в стены, скрывающие от широкой ангельской общественности все новые и новые откровения.
Для начала контрольная комиссия, отозвавшая меня с земли для дачи показаний по поводу моего несанкционированного перехода в видимость в присутствии вверенного мне человека, не только сочла мои действия проявлением похвальной инициативности и творческого подхода к своим обязанностям, но и предложила мне повышение по службе – для более рационального использования открывшихся во мне творческих способностей. Я вежливо отказался, настаивая на том, что глубоко присущее мне чувство долга требует доведения начатого мной дела до конца. Они не стали слишком долго спорить с моим чувством долга и вернули меня на землю, дав мне разрешение хранить Татьяну в видимом состоянии, а значит, занять определенное место в человеческом обществе. Чтобы место это оказалось достойным ангела, находящегося в длительной командировке, они даже снабдили меня почти всеми атрибутами человеческой жизни.
Вернувшись к Татьяне, первым делом я выпроводил ангела, подменявшего меня в мое отсутствие. Да-да, представьте себе – мне пришлось его выпроваживать! Как будто мое появление не было ясным и недвусмысленным знаком того, что для подмены нет больше оснований. У меня даже мелькнула мысль, что Татьяна и на него произвела неотразимое впечатление, но оказалось, что он всю неделю только то и делал, что отражал … ее партизанские вылазки. Уходя, он, правда, выразил надежду встретиться еще раз. Так я и не понял, что за этим стояло: то ли сражаться ему нравится со своими подопечными, то ли хочется ему на мирную Татьяну посмотреть. Вот издалека пусть и смотрит.
Перекусив с дороги, я почувствовал, что действительно вернулся домой. Что я действительно вернулся к этой ненормальной женщине, которая умудрилась каким-то образом перевернуть всю мою жизнь с ног на голову, да еще и заставила меня чувствовать себя уютно в этом положении. Что теперь впереди у меня много-много лет счастливой жизни с этой ненормальной женщиной и в этом ненормальном положении. Что я все могу. Вот просто абсолютно все. И в первую очередь, я могу владеть своими чувствами и не позволять им вышвыривать меня – за шиворот, как котенка – в невидимость при легчайшем прикосновении к Татьяне.
Я прикоснулся к Татьяне – настойчивее, чем обычно – и остался на месте. Окрыленный успехом, я принялся было развивать его, но … освободившееся место подавителя моих эмоций тут же заняла Татьяна. Она потребовала от меня методичного и хладнокровного отчета о проведенном вдали от нее времени. Интересно, кому за кем присматривать положено? Чем я, с ее точки зрения, занимался там с контрольной комиссией – глазки им строил, что ли? Да я трудился, как проклятый, чтобы поскорее к ней вернуться!
Я не стал пускаться в длительные и унизительные объяснения. Я просто продемонстрировал ей плоды своих трудов. Увидев пачку человеческих документов, она недоверчиво нахмурилась. Пришлось подкрепить впечатление информацией о наличии у меня также и квартиры. Он глянула на меня со скептически вскинутой бровью. На лице у нее было написано, что она пытается представить себе, каким образом я заполучил все эти блага. Чтобы сбить ее с нежелательного курса мысли, пришлось признаться, что работу мне все же не дали, и я должен буду найти ее сам. Лицо у нее просветлело. В глубине души я надеялся, что она сочтет эту задачу достойной своего воображения и подойдет к ней с той же серьезностью, как и к моей биографии. Ну, не знаю я, как эту работу искать!
Мне показалось, что Татьяна решила не откладывать это дело в долгий ящик и уже принялась разрабатывать план действий. Она молчала – мне тоже больше нечего было ей рассказывать. И тут на освободившийся оперативный простор вырвались, наконец, мои эмоции. Они взялись за меня так настойчиво, как будто ставили меня перед фактом того, что никаких тактических отступлений больше не потерпят. Они давали настолько четкие, профессионально краткие указания всем частям моего тела, что не только я, но даже Татьяна не успевала задумываться. Мозг с благодарностью отключился. Ну, и слава Богу – за эту неделю он так натрудился, что вполне заслужил короткую передышку.
Черт, сколько же я ждал этого момента…
И это раньше я думал, что жизнь на земле полна накала страстей…?
…
Утром я открыл глаза в абсолютной уверенности, что у людей какая-то путаница в терминологии вышла. Где-где у них рай? Если рай у них там, наверху (то есть, у нас), то что же тогда такое здесь – то, что я сейчас испытываю? А может, все дело опять в границах познанного и в сравнении. Вот попадут к нам, ангелам, поживут столетие-другое в атмосфере ровной доброжелательности – сами назад попросятся, как я. Как-то не следует за ровной доброжелательностью полное блаженство…
Хм. Не полное. Для полного блаженства не хватает всего лишь… М-да, целого списка, однако, не хватает. Включающего душ, смену одежды, чашку кофе … и прочее из ежедневного, утреннего ритуала. Не говоря уже о вновь появившихся моментах.
Я покосился на Татьяну. Спит. Похоже, время у меня есть, чтобы и себя привести в порядок, да и посмотреть, что там на кухне делается…
Вчера вечером я убедился в том, что недельное насильственное воздержание от человеческой пищи отнюдь не вернуло меня к ангельскому отвращению к ней. Душ, однако, и вовсе превзошел все мои воспоминания о нем – наверное, потому, что в ссылке он реже приходил мне на ум, чем еда и напитки. Чувствуя себя заново родившимся, я вытерся, нагнулся, чтобы запихнуть недельной носки одежду в стиральную машину и … замер. Черт, я же в тот вечер, когда меня отсюда выдернули, последние чистые брюки надел!
Завернувшись в полотенце, я прокрался на цыпочках в спальню, надеясь на чудо, и тихонько приоткрыл дверцу шкафа. Вот оно. Чудо. Она все погладила. Я обернулся и посмотрел на все также мирно спящую Татьяну. Есть что-то расхотелось… Нет! Она столько намаялась за это время, что я просто обязан дать ей отдохнуть, как следует, и приготовить ей завтрак. И себе тоже. Я тоже намаялся.
Вытащив коричневый костюм с бежевым гольфом из шкафа, я вернулся на кухню и оделся. А, куртку потом надену, после душа и так жарко. Так, завтрак. Я открыл холодильник.
И понял, что, если ангел, который меня подменял, дорожит своим состоянием ровного благодушия, лучше ему со мной не встречаться. По крайней мере, в ближайшем будущем. Это вот так, значит, он за Татьяной присматривал?! Из холодильника на меня робко глянули сиротливые остатки тех продуктов, которые мы с ней покупали неделю назад. Она и так мало ест, а эту неделю, похоже, и вовсе со мной за кампанию голодала – чем он здесь вообще занимался? Если это и не его задание, так что – можно человека вообще на самотек пустить? Татьяну только отпусти – ее потом только дамба остановит. Если остановит.
Соорудив кое-как нечто, отдаленно напоминающее европейский завтрак в трехзвездочной гостинице, я отправился к плите – кофе варить. Она столько раз делала это прямо у меня на глазах, что руки мои сами собой повторили все ее действия. Я дождался, пока кофе начал приподниматься в джезве, явно просясь в чашки, и быстро снял ее с плиты. И чего он у нее постоянно сбегает? Нужно всего лишь присматриваться к нему и следовать его желаниям. Нужно будет ей подсказать. Хотя, впрочем, это у меня большой опыт в присматривании, а у Татьяны он откуда? Нет, не буду я ей ничего говорить, а то потом она мне мои же слова и вернет – в отношении следования желаниям.
Я снова заглянул в спальню. Спит. Ну, сколько можно, честное слово! Есть же хочется! Неужели она запах кофе не чувствует? Ну, хорошо, если не чувствует, я могу его и сюда принести, вместе со всем остальным…
На кухне я открыл все шкафы по очереди – и нашел, наконец, то, что искал: поднос. Поставив на него тарелки с едой и чашки с кофе, я понес его в спальню, предвкушая ее радостное удивление по поводу моей предупредительности.
Скинув свою подушку на пол, я поставил на ее место поднос – прямо у нее под носом! – и осторожно сел рядом. Татьяна пошевелила губами и расплылась в мечтательной улыбке. Ну, вот, я же знал, что запах кофе ее обязательно разбудит! Она продолжала сладко улыбаться без малейшего поползновения к открыванию глаз. Ну, знаете! Сдерживаясь, чтобы не напугать ее, я тихонько сказал: – Ну, давай уже, просыпайся, кофе стынет, – стараясь не очень громко сглатывать слюну.
Опять ноль внимания! Ну, все, перехожу к решительным мерам. Я провел кончиками пальцев по ее щеке – она потянулась, подставляя мне шею… Ладно, может, у нее кнопка внутреннего будильника на шее находится… А может, еще ниже… А может, ну его к черту, этот завтрак…?
Перед глазами у меня ослепительно вспыхнуло нечто очень лучезарное. Только не вечность, взмолился я, инстинктивно прикрыв рукой лицо от повторного покушения. Вечность такой боли ни один ангел не выдержит. Уж я-то точно – у меня через мгновенье стон сквозь зубы вырвался, как я их ни стискивал. Обнаружив лазейку наружу, вслед за стоном протиснулись слова – пока небольшой компанией, для пробы.
– А сейчас за что?
Теперь она, видите ли, глаза открыла! И принялась рассматривать меня с истинно научным интересом. Ну, конечно – однажды она мне уже предлагала сорваться с ветки дерева и сломать себе руку или ногу, чтобы посмотреть потом, срастутся ли они при переходе в невидимость. И поскольку я отказался (мало ли что еще ее потом заинтересует!), она дождалась-таки своего часа и провела эксперимент в сокращенном объеме, сломав мне нос! Обнаружив, что с первой разведывательной партией ничего страшного не случилось, остальные слова ринулись вслед за ними:
– Я ей кофе сварил… Я ей завтрак приготовил… Я ей его в постель принес… А она… Головой… Да ты мне нос чуть не сломала!
Что бы вы думали, я услышал в ответ? Обвинение в самоуправстве с плитой – произнесенное с искренним возмущением…
И вот здесь – справедливости ради! – я хочу обратить ваше внимание на тот факт, что я все утро держал свои эмоции в узде и подальше от спальни. Я сосредоточил все свое внимание на домашних делах, чтобы дать ей возможность отдохнуть после недавних волнений. Но, согласитесь, что если в противостоянии моего самообладания и моих эмоций Татьяна становится на сторону последних, исход вышеупомянутого противостояния предугадать нетрудно.
Я заметил возмущение у нее лице краешком глаза. Одного. Второй уже приклеился к верхней части ее туловища, выползшего (без малейшей мысли о возможных последствиях!) из-под одеяла и, непринужденно умостившись на подушке, представшего моему восхищенному взору. Второй глаз ненадолго отстал от первого…
Она вдруг взвизгнула и нырнула назад под одеяло. Куда? Я инстинктивно оглянулся по сторонам в поисках того, что ее так напугало. И услышал из-под одеяла сдавленно-торопливое: – Выйди, пожалуйста, на минутку, мне одеться нужно.
Поздно. Нужно было одеваться, пока мы с подносом и эмоциями на кухне были. А теперь, если уж завтрак ее не соблазняет, а она вместо этого соблазняет меня… Я вдруг понял, что поднос будет намного устойчивее стоять на письменном столе. Да вот еще, кстати, интересно, попаду ли я гольфом на стул с первого броска…?
Не нужно ей было мое самообладание испытывать…
Я нагнулся к ее лицу, заглянул в ее огромные, почти перепуганные глаза, провел рукой по щеке и повторил: – Не нужно…
А многие из ее любимых французов вообще не завтракают!
…
Необходимость варить кофе заново отнюдь не испортила мне настроение – практика еще никому не мешала. Сметя все с подноса, кроме двух бутербродов с сыром, которые взяла Татьяна (там и для завтрака-то еды недостаточно было, что уж тут про обед говорить!), и сделав первый глоток, я закрыл глаза и спустя мгновенье сказал:
– Ты себе не представляешь, как мне всего этого не хватало! Кофе мне просто снился…
– Ты, что, там спал? – тут же насторожилась она.
– Ну, спал – и что? Ты здесь тоже по ночам спала… А по вечерам чаю очень хотелось…
– А чего тебе больше хотелось – чаю или кофе?
– Не знаю. С одной стороны, по вечерам там так тоскливо было, хоть волком вой. С другой стороны, утром я просто чувствовал запах кофе… Кстати, я, по-моему, понял, как его заваривать, чтобы он не сбегал…
– Подожди, – тут же перебила меня она. – Давай по порядку.
Начинается! Мало того, что ей опять понадобилось разбираться с прошлой неделей (с моей ее частью, надо полагать), так ей еще и потребовались – опять! – уверения, что я намерен прочно осесть на земле. Я попытался воззвать к ее логике, спросив, зачем бы отцы-архангелы снабдили меня всем необходимым, если бы намеревались забрать меня отсюда в любой момент. Но я забыл, что апеллирую к женской логике – Татьяна и в их действиях усмотрела некие скрытые замыслы. Я поинтересовался, считает ли она меня начисто лишенным дара убеждения. Она ответила, что в этом моем даре ни секунды не сомневается – таким тоном, что никто не услышал бы в ее словах ничего, кроме сомнений. Она хочет убедиться в моей убедительности? Отлично, я ей это организую. Сколько можно, в самом деле? Доказываешь ей, показываешь, а она опять: «Уважь мое любопытство!».
В конечном итоге, мы договорились вернуться к старой практике: сначала я на ее вопросы отвечаю, потом она – на мои. Я не стал спорить с тем, что согласно ее порядку ее вопросы первыми оказались, зато выдавил из нее обещание рассказать подробно, что она устроила ангелу, который меня подменял. Не может быть, чтобы он просто так режим ее питания проморгал. Кстати… Не успел я и рта раскрыть по поводу безобразия в холодильнике, как она сама сказала, что в магазин пора идти, и, не переводя дыхания, предложила отправиться затем в парк. Вот знает же, чем сбить меня с толку! Ничего-ничего, я не забуду. Я еще вернусь к теме важности наличия в доме необходимых для здоровья съестных припасов.
