Читать книгу: «В погоне за химерой», страница 12

Глава 28

Перед рассмотрением дела об опекунстве Вере так и не удалось встретиться с Павликом. Все усилия Александра Григорьевича были тщетными. Как пояснили в Опекунском совете, они действуют в интересах ребёнка и стараются оградить его от лишних стрессов.

Для Веры дни тянулись в томительном ожидании. Последняя ночь вообще оказалась сущим кошмаром. Вера не могла сказать наверняка, спала она или бредила наяву. Она видела себя маленькой девочкой в подвале бабушкиного дома. Она идёт по длинному тёмному коридору, похожему на лабиринт. Впереди то появляется, то гаснет огонёк, Вера хочет догнать его, но он всё удаляется и удаляется, гаснет и снова появляется, даря надежду. Вера уже почти бежит, но огонёк всё дальше и дальше. Она совсем заплутала в веренице коридоров, ей страшно. Огонёк затухает. Без него становится совсем темно, ничего не видно. Вера начинает кричать, звать маму, но в ответ слышит лишь собственный голос, эхом отражающийся от стен.

Вера в холодном поту проснулась в своей комнате. «Это всего лишь сон», – убеждала она себя, но уснуть снова так и не смогла.

Утром, невыспавшаяся и взвинченная, Вера встретила брата в аэропорту. Как и обещал, Алексей прилетел на слушание.

– Вера, главное, не нервничай. Веди себя уверенно. Следи за каждым своим словом, – в такси Алексей давал напутствия сестре. – Изменения в анкету вы внесли?

– Да, Александр Григорьевич меня предупредил обо всём. Теперь мы с ним являемся заявителями на опекунство. Предполагаемым местом жительства ребёнка указали квартиру Соловьёва. Моя недостроенная однушка может отпугнуть комиссию.

– Молодцы! Я даже не сомневался, что Саша всё сделает правильно. Он акула в своём деле. Но вот не ожидал, что ты так быстро женишь его на себе, – захохотал Алексей.

– Да уж, сама в шоке, – натужно улыбнулась Вера.

В комиссии по опекунству восседали три человека. Председатель комиссии Грачёва Ирина Викторовна, тучная дама далеко за пятьдесят. Её тонкие брови-ниточки были нарисованы выше положенного и имели такой сумасшедший изгиб, что придавали лицу выражение брезгливого удивления. Колючий взгляд чёрных бусинок-глаз и тонкие плотно сжатые губы довершали образ. Первое впечатление часто бывает обманчивым, но что-то подсказывало Вере, что не в этот раз.

Вторым членом комиссии был пожилой седовласый мужчина – Тучко Александр Павлович. Вид у него был скучающий и немного отрешённый. Время от времени он мечтательно вздыхал и с укором посматривал на окружающих. Словно он должен был быть где-то в совершенно ином месте, но по их вине сидит в этом душном зале.

И третьим членом комиссии была молодая женщина лет тридцати. Вере она понравилась. У неё был живой, внимательный взгляд. Но при этом чувствовалась в ней какая-то нерешительность. Солопова Оксана Геннадьевна – гласила надпись на бейджике.

Помещение напоминало собой классную комнату. Члены комиссии располагались лицом к залу, где по обе стороны стояли столы для претендентов в опекуны. Один из столов заняли Вера, Александр Григорьевич и Алексей в роли юриста. Второй пока пустовал. Но вот дверь открылась и в зал вошли трое. Первым шёл мужчина в дорогом костюме и белоснежной рубашке. В руках он держал папку с какими-то бумагами. Следом за ним шагал мужчина, гладко выбритый, аккуратно подстриженный, в пиджаке. Вера даже не сразу узнала в нём племянника Самохиной. При их первой встрече он больше походил на бомжа из подворотни. И завершала процессию женщина. На вид ей было больше сорока, худенькая, с куцым хвостиком волос мышиного цвета. Очень робкая и какая-то затравленная. Она испуганно улыбнулась присутствующим.

– Кто это? – спросила Вера, кивнув в сторону женщины.

– Думаю, что жена, – ответил Соловьёв.

– Ну что ж, раз все в сборе, начнём, – скрипучим голосом заговорила председатель комиссии.

– Откуда у этого алкаша деньги на адвоката? – не унималась Вера.

– Причём не самого дешёвого, – заметил Соловьёв.

– Вы его знаете?

– Да, Карпенко хороший юрист. Встречались пару раз. Видимо, племянничек решил, что трёшка на Невском стоит того, чтобы потратиться.

Веру покоробило от таких слов: разве можно быть настолько бездушным, чтобы рассматривать ребёнка как лотерейный билет?

После проведения всех обязательных процедур члены комиссии перешли к вопросам:

– Вера Александровна, как вы прокомментируете тот факт, что на момент подачи заявления на опекунство в графе «семейное положение» значилось «не замужем», а спустя несколько месяцев картина изменилась, – голос этой женщины напоминал Вере звук несмазанных дверных петель.

– Я состояла в отношениях с Александром уже длительное время, и решение взять на себя опеку Павлика мы принимали совместно. И не буду скрывать, это решение подтолкнуло нас к тому, чтобы наконец узаконить наши отношения, – ответила Вера, стараясь сдержать дрожь в голосе.

– Хорошо. Но для меня по-прежнему остаётся неясным, почему вы, молодая пара, только начинающая совместную жизнь, решили взять на себя ответственность за абсолютно чужого ребенка, – промолвила женщина и, словно загнав Веру этим вопросом в ловушку, выжидающе приподняла свою угольную бровь.

– Павлик не чужой для меня. Мы жили в одной коммуналке. Я хорошо знала его мать, можно сказать, мы были подругами. Мы с Павликом много времени проводили вместе. Он привязался ко мне, а я полюбила его как сына, – Вере тяжело было справляться со своими эмоциями. Она не ожидала от членов комиссии предвзятого к себе отношения.

– Как долго вы жили по соседству? – уточнила Грачёва.

– Примерно год, – нерешительно ответила Вера.

– Один год… И за год вы так привязались к мальчику… Хорошо. Скажите, знали ли вы, что Павел единственный наследник Самохиной Антонины Петровны?

– Нет, изначально я не знала. Но, после того как объявился близкий родственник, этот факт стал мне известен, – ответила Вера, чувствуя, что ступает на зыбкую почву.

Всё это время два других члена комиссии молчали, наблюдая за ходом беседы: Тучко – безынтересно, а Солопова – словно не решаясь перебить Грачёву. Племянник Самохиной, Анатолий, о чём-то активно перешёптывался со своим юристом.

– Прошу прощения, – вступил Карпенко, – по утверждению моего клиента, Вера Александровна не могла этого не знать. После гибели матери Павла она приходила в квартиру Антонины Петровны, где мой клиент и сообщил ей о смерти своей тёти. И уже после этого Игнатова подала прошение об опеке.

– Это не является подтверждением того, что Вера Александровна знала о наследстве, – вступил в бой Алексей.

– А как же иначе? Он единственный внук Самохиной, – продолжал отстаивать свою линию «адвокат дьявола», как прозвала его про себя Вера.

Грачёва всё это время кивала головой в знак согласия с Карпенко.

– Да я даже не думала об этом, – голос Веры дрожал. – Сначала я просто хотела найти бабушку Павлика, чтобы мальчик не попал в детский дом. Нашла её адрес, но выяснилось, что бабушки уже нет в живых. Насколько я знала, она была единственной родственницей Павла. И передо мной встал выбор: либо я возьму опеку над мальчиком, либо он попадёт в детдом.

– Это всё слова, которые я также могу опровергнуть, – снова вступил Карпенко. – Игнатова утверждает, что считала Самохину единственной родственницей Павла, но при этом не отрицает факт знакомства с моим клиентом. На момент подачи заявления она уже была в курсе, что у мальчика имеются близкие родственники.

– Я не отрицаю. Но я не придала этому значения. В день нашей встречи ваш клиент был пьян в стельку! – Вера не сдержалась. – Видели бы вы, что творилось в квартире! Это было ужасно! Он алкоголик! Ему нельзя доверять ребёнка!

– Порочить имя моего клиента – не самая лучшая тактика, – усмехнувшись, заметил Карпенко.

– Вера Александровна, попрошу вас успокоиться. Анатолий Павлович порядочный гражданин, семьянин. Он имеет стабильную работу, жильё. Вон сколько рекомендательных писем от коллег и соседей он предоставил, – потрясла стопкой бумаг Грачёва. – Все характеризуют его с положительной стороны. Скажу вам честно, Верочка, была бы моя воля, это слушание вовсе бы не состоялось. Я не вижу ни одной причины отказать Самохину в опеке над племянником. Но раз уж мы здесь собрались, решение мы будем принимать коллегиально.

– Простите, Ирина Викторовна, – вмешался Алексей, – я прошу вас обратить внимание на то, что у мальчика сложились отношения с Игнатовой. Он очень привязан к ней. И его желание состоит в том, чтобы Вера воспитывала его. Самохина же он совершенно не знает. Это может оказаться травмой для ребёнка: сначала потерять мать, затем попасть в Адаптационный центр и в итоге остаться жить с неизвестным человеком.

– Мы учтём ваше замечание при принятии окончательного решения, – сухо ответила Грачёва. – Ещё бы мне хотелось послушать Анатолия Павловича. Скажите, что повлияло на ваше желание взять ребёнка на воспитание?

Анатолий встал со своего места и, нервно поправляя галстук, который был явно непривычным элементом гардероба, откашлялся:

– Ну что повлияло… Так это ж мой племянник… Хоть и неродной, моего двоюродного братца сынок всё же. А семья своих не бросает в беде… Так и это… у нас-то с женой нет своих детей, как-то не сложилось… Так он нам как сын будет.

Карпенко, слушая своего подопечного, удовлетворённо кивал головой. Супруга Самохина всё это время не поднимала глаз, внимательно изучая подол своего платья и перебирая его тощими пальцами.

– Хорошо. В общем, мы услышали всё, что хотели, – подвела итог Грачёва. – Думаю, полученной информации достаточно, чтобы мы с коллегами могли принять взвешенное решение.

– Может быть, есть смысл узнать мнение ребёнка? – нерешительно спросила Солопова, всё это время нервно ёрзавшая на стуле. Чувствовалось, что ей не нравится ход слушания.

– Оксана Геннадьевна, в этом нет никакой необходимости. Мальчик слишком мал, чтобы принимать такие решения. Если бы он мог сам нести ответственность за свою судьбу, не было бы необходимости в нашем вмешательстве, – резко ответила Грачёва, одним лишь взглядом пригвоздив молодую сотрудницу к стулу.

От возмущения и несогласия Солопова покраснела, но прикусила язык.

– Решение будет принято в конце недели.

Вера была разбита, она понимала, что, по сути, решение уже принято. Последнее слово будет за Грачёвой. Солопова вряд ли вообще имеет право голоса, а Тучко, в общем-то, нет никакой разницы, кто получит опеку.

– Почему вы всё время молчали? – накинулась на Соловьёва Вера, как только они покинули зал.

– Вера, успокойся. Я сразу понял, что на этом этапе мы проиграли бой. Председатель комиссии была настроена против нас, как только мы вошли. Не было смысла сопротивляться. Не переживай, война ещё не проиграна. Даже если члены комиссии отдадут опеку Самохину, мы сможем подать в суд. Но для этого нам нужны будут веские доказательства того, что он аморальный тип. Словами ничего не изменишь.

Соловьёв был прав, Вера это знала, но внутри клокотала ярость. Она будет сражаться за Павлика до конца.

Алексей хотел остановиться в гостинице, но Вера ничего даже слушать не желала. Она давно не видела брата, на душе кошки скребли, и совсем не хотелось одной возвращаться в пустую комнату. Они заехали в супермаркет, купили готовой еды и бутылку водки, чтобы немного снять стресс. Если честно, Вере просто хотелось напиться и забыться хоть ненадолго. Она на скорую руку накрыла стол в комнате.

– Скромненько ты живёшь, ничего не скажешь, – промолвил Алексей, рассматривая обстановку комнаты.

– Ничего, это всё временно, – улыбнулась Вера. – Садись за стол.

Вера разложила подогретый плов по тарелкам и наполнила рюмки холодным тягучим напитком.

– Давай выпьем за твой приезд, – предложила она. – Я рада, что ты со мной. Если честно, после того, что между нами произошло, я не особо надеялась, что ты согласишься мне помочь.

– Я и не хотел. Нет, не то чтобы я не хотел помогать, просто мне казалось, что ты совершаешь ошибку… А потом Катя заставила меня посмотреть на всё с другой стороны.

– Катя? – Вера недоверчиво взглянула на брата. – Ты шутишь?

– Зря ты так, Вера, – сказал Лёша, поглаживая пальцем запотевшие стенки стакана. – Она очень хорошая.

– Ну, не знаю, – всё с тем же сомнением в голосе протянула Вера. – Извини, конечно, но я всегда удивлялась, что ты в ней нашёл. Сварливая ханжа.

– Это то, что увидела ты, – улыбнулся Лёша. – На самом деле она очень добрая. Именно она напомнила мне, что у меня только одна сестра и другой уже не будет.

– Должно быть, я действительно была не справедлива к ней.

Вере стало очень стыдно за своё предвзятое отношение к снохе. Алексей совершенно прав, она увидела лишь то, что захотела увидеть. А в действительности, что она знает о Кате? Они даже никогда не разговаривали по душам. Получив несколько деталей, весь остальной пазл Вера собрала в своём воображении самостоятельно. Она неоднократно ловила себя на том, что тянется к милым, улыбчивым, радушным людям, предполагая, что содержимое сосуда так же прекрасно, как его форма. А в конечном счёте не раз бывала жестоко обманута. Случалось и наоборот: человек грубый, резкий, рубящий правду-матку, где надо и не надо, жестокий порой в своих суждениях оказывался в действительности очень добрым, с тонкой душевной организацией, как ёжик с нежным, хрупким тельцем, окутанный в броню из колючек. Каждый заслуживает шанс проявить себя с лучшей стороны. Не каждому мы его предоставляем. Проще заклеймить человека и вычеркнуть из своей жизни навсегда.

– Расскажи-ка мне лучше, как ты, какие планы на будущее, – сменил тему Лёша.

– Я… Да особо и сказать нечего. Работаю всё там же, жду окончания строительства, чтобы переехать в новую квартиру. Заберу Павлика и будем жить вдвоём. Вот и все планы.

– А что на личном фронте? Тот парень… Вроде Сергей? Что с ним?

– Да ничего. Не сложилось как-то… – Вера давно вычеркнула эту главу из жизни и даже не хотела вспоминать. – А что с Сашей? – нерешительно начал Алексей. – Как получилось, что вы расписались?

– Ты же сам посоветовал заключить фиктивный брак. Других кандидатов не было. И он предложил помощь.

– Я даже удивился, – хихикнул Лёша. – Он у нас убеждённый холостяк.

– Почему? – заинтересовалась Вера. Соловьёв оставался для неё тёмной лошадкой.

– Он вообще очень специфичный человек. Семейные ценности для него не пустой звук. Он считает, что если создавать семью, то один раз и навсегда. Учитывая его биографию, думаю, это последствия детской травмы.

– Его родители развелись?

– Нет, тут другое… Он никогда не рассказывал тебе о своём детстве?

– Нет, мы вообще с ним особо не говорили о личном.

– Неудивительно. Он человек замкнутый. Но очень хороший.

– Так что за детская травма?

Алексей замолчал, обдумывая, может ли он обсуждать с Верой жизнь своего товарища, но потом решил, что хуже никому не будет, а Вере поможет узнать Соловьёва с другой стороны.

– Он рано потерял мать. Воспитывался отцом-алкоголиком. В общем, жизнь была не сахар. Я вообще поражаюсь, как он смог выкарабкаться из этого дерьма и остаться человеком. Честным, порядочным, добрым. Учился в институте на гранте, подрабатывал то на стройке, то вагоны разгружал. Башковитый малый. Всего добился сам. Не благодаря, а вопреки, так сказать… Нам, выросшим под родительским крылышком, и в страшном сне не приснится, через что он прошёл.

– Да уж, теперь я понимаю, почему он решил помочь нам, – Вере сложно было представить Соловьёва, успешного, богатого, с шикарным офисом и дорогим автомобилем, маленьким голодным мальчиком. Ей всегда казалось, что он выходец из интеллигентной семьи.

Они поговорили ещё немного, повспоминали своё детство, родителей. Алексей очень устал сегодня, и Вера застелила ему кровать Ксюши. Сама она ещё долго не могла уснуть. Сидела на подоконнике, обняв себя за колени, и думала. Думала о Павлике. Как он там один? Ждёт ли он её? Думала о Соловьёве. Думала о том, какой силой воли должен обладать человек, чтобы, несмотря ни на что, выстроить замок из руин своей жизни. Многие из нас, имея мощнейшую поддержку со стороны родных, не могут ничего добиться. Что это? Животный инстинкт выживания? Сытую собаку сложно выдрессировать. Только та, что познала голод, готова выплясывать на задних лапках за кусок колбасы. Или это стремление доказать окружающим и себе в первую очередь, что ты чего-то стоишь? Желание самореализации, отличающее нас от животных?

Глава 29

Алексей улетел домой на следующий день после слушания. Обсудив это с Соловьёвым, они решили, что на данном этапе Лёше нет смысла оставаться в Питере. Каким бы ни было решение комиссии, повлиять на что-либо он не сможет.

Проводив брата, Вера вернулась к работе. Её как раз ждал новый проект: разработка идеи детского дня рождения. Вера погрузилась в работу с головой. Она представляла, как бы хотела отметить день рождения Павлуши. В следующем году ему исполнится семь лет. Совсем большой. Вере очень хотелось порадовать его, вернуть ему детство. Идеи возникали одна за другой, всё живее и красочнее. Ещё совсем чуть-чуть, и родится нечто совершенно грандиозное. Из мира фантазий Веру вырвал телефонный звонок.

– Слушаю вас, Александр Григорьевич, – Вера была удивлена, решение будет вынесено в пятницу, а сегодня только четверг. Обычно Соловьёв не звонит без повода.

– Вера, мне нужно обсудить с вами кое-что.

– Хорошо. Когда?

– Удобно, если я заеду вечером к вам домой?

– Да. Конечно.

Неожиданно. Вера была взволнована, по пустякам Соловьёв не стал бы её беспокоить. Но, с другой стороны, по непонятным причинам она была рада предстоящей встрече.

Вечером Александр Григорьевич пришёл без опозданий в оговоренное время с коробкой конфет и ежедневником. По-медвежьи неуклюже он протянул конфеты Вере, пробурчав под нос что-то вроде «Это вам». Вера налила Соловьёву кофе и, присев рядом, поинтересовалась, что случилось.

– Вера, думаю, вы и сами уже догадались, что решение членами комиссии будет принято не в нашу пользу… Скажу больше, мне удалось узнать, что документы об опеке уже подготовлены на имя Анатолия Самохина и завтра он сможет забрать Павлика.

Вера ожидала этого, но, когда последняя надежда развеялась как дым, испытала невероятное отчаяние. Ей было трудно дышать, будто в один миг из комнаты выкачали весь воздух.

– Вера, послушайте… возьмите себя в руки. Новость неприятная, но это ещё не конец. На этот случай у нас есть резервный план. Мы должны довести это дело до суда. Но без каких-либо на то оснований мы не можем этого сделать. Карпенко хорошо потрудился, собрав базу рекомендательных писем и отзывов. Но вы ведь понимаете, что Анатолий далеко не идеальный семьянин. Нам только нужно хорошенько покопаться в его грязном бельишке. Прежнее место работы, знакомые, соседи, приводы в полицию… – Соловьёв замолчал, взглянув на Веру.

Слёзы текли по её щекам. Он осторожно взял её за плечи и легонько встряхнул.

– Верочка… Не плачь… у нас всё непременно получится.

– Просто… Понимаете… Иногда я сомневаюсь, правильно ли поступаю. Может… Может быть, Анатолий совсем не безнадёжный человек. Я видела его всего один раз. Да, он был пьян, неопрятен, грубоват… Но вдруг это не настоящий он? Вдруг это нелепое совпадение? Тяжёлый период в жизни и всё такое… У него с женой нет своих детей. Может, они тоже отчаянно нуждаются в человеке, который поможет им начать новую жизнь?

Соловьёв с неожиданной нежностью посмотрел на Веру и улыбнулся. Горько, с сочувствием, как улыбаются глупому, несмышлёному ребёнку.

– Верочка, как же, должно быть, безгранична ваша любовь к человечеству… Некоторые люди никогда не смогут оценить выпавший на их долю шанс. Они просто не в состоянии переосмыслить свою жизнь. Я знаю таких людей, поверьте. Я повидал их немало… Но если этим вы успокоите свою совесть, подумайте о том, что мы просто подстраховываемся, проверяя, в чьи руки попадёт наш Павлик.

Вера согласно кивнула, утирая слёзы с лица.

– Съешьте конфетку и не грустите, – улыбнулся Александр Григорьевич.

Они обсудили план предстоящих действий. Вера попросила Соловьёва узнать, сможет ли она увидеться с Павликом. И вот когда тема разговора была исчерпана, Вера поняла, что не хочет его отпускать. Ей так спокойно было сидеть рядом, пить кофе, разговаривать о чём-то важном для них обоих. Вера подумала, что познакомься они как-то иначе, у них могли бы завязаться романтические отношения. Но тут же усомнилась в этом. Они такие разные, что, пожалуй, просто не заметили бы друг друга.

Соловьёв ушел, а Вера осталась одна. Для кого-то одиночество – это свобода, возможность проживать жизнь так, как хочется, не спрашивая ни у кого разрешения, не ожидая одобрения. Время для самореализации. Отсутствие привязанности. Для других одиночество – это тюрьма, где томятся их души. Одни, придя в пустой дом, наслаждаются возможностью сбросить маску, расслабиться и побыть наедине с собой настоящим. Другие так устали копаться в своей голове, что стремятся погрузиться в суету наполненного голосами дома…

В скором времени Веру ожидала и хорошая новость. Дом был достроен, и она получила ключи от своей новенькой квартиры. Предстояло ещё много работы по её благоустройству, но Вера была счастлива иметь свой собственный дом, как символ хоть какой-то стабильности.

Вера не помнила, чтобы испытывала такой восторг при покупке своей первой квартиры. Даже напротив. Было чувство неудовлетворённости. Кухня не очень большая, вид из окна унылый, ремонт скромненький. Она так и не полюбила ту квартиру, не стала она для неё домом, куда хочется возвращаться. Вроде и ремонт сделала по своему вкусу, и район удобный, но всё было как-то не так.

А сейчас она стояла в центре абсолютно голой квартиры. Четыре стены, пол, потолок. И чувствовала себя счастливой. Ей не терпелось заняться преображением своего нового дома. Планировала, как рациональнее использовать квадратные метры, чтобы им с Павлушей было комфортно. Жаль, конечно, что у него не будет своей комнаты. Вера настолько связала свою жизнь с Павликом, что просто не могла представить своё будущее без него. Иногда ей приходилось останавливать полёт своих мыслей, чтобы напомнить себе о том, что все её планы могут рухнуть как карточный домик.

Думала Вера и о том, что слишком уж окольными тропами судьба ведёт её к цели. Может, она в очередной раз ошибается? Может, это её затуманенное эгоизмом сознание обманывает Веру, что Павлику лучше жить с ней? Что если нет? Ведь если ты идёшь верным курсом, вся Вселенная помогает достичь цели. А на её пути сплошные преграды. Или судьба проверяет серьёзность её намерений? Куча вопросов, и ни одного ответа на них.

Вере очень захотелось поговорить с Соловьёвым. И она набрала его номер. Поделилась с ним радостной новостью, в ответ услышала прискорбную. Встретиться с Павликом Вера может только с разрешения опекуна. Самохин же не только не дал разрешения, но и категорически запретил приближаться к мальчику. Его адвокат мотивировал это в опекунском совете интересами ребёнка. По его словам, общение с Верой травмирует психику Павлика и помешает адаптироваться в новой среде. Радость Веры как ветром сдуло. Яркие образы исчезли, и четыре стены снова стали просто голыми стенами. Все эти дни Вера жила надеждой на встречу с Павликом. Просто увидеть, обнять, поговорить, чтобы он дал ей сил бороться дальше. Снова преграда на пути…

– Может, нам остановиться?

Соловьёв вздохнул и, немного помолчав, предложил:

– Поговорим? Где вы? Я подъеду.

Вера скинула ему адрес и стала ждать. Когда приехал Александр Григорьевич, Вера сидела в темноте на полу, прислонившись к стене. Соловьёв присел рядом с ней и какое-то время молчал.

– Вера, чего ты боишься? – спросил он.

– Я не боюсь. Просто… Вдруг мы делаем что-то не так?

– Ты боишься. Боишься ошибиться. Всё обязательно должно быть правильным.

Вера не ответила.

– Вера, тебе пора научиться брать ответственность за свои решения.

– Я готова к ответственности. Но что если Павлику будет плохо со мной?

Соловьёв хмыкнул:

– «Что если…» Перестань об этом думать. Сделай всё, чтобы ему было хорошо с тобой.

– А если это ошибка?

– Снова «если»! Пойми, это не ты выбрала Павлика! Он выбрал тебя! Он доверился тебе. Ты не можешь обмануть его доверие.

Вера всхлипывала в темноте:

– Александр Григорьевич…

– Да перестань ты… – оборвал её Соловьёв. – Просто Саша. Ненамного я и старше тебя.

Вера кивнула, хоть он и не мог её видеть в темноте.

– Послушай, вся эта история близка мне. Я сам был на месте Павлика. Когда мама умерла… В общем, я хотел остаться с бабушкой. Но она тоже испугалась бороться за меня. Она была в преклонном возрасте и решила, что не имеет права обрекать меня на жизнь с человеком, которому неизвестно сколько ещё отмерено времени. И она дала шанс моему отцу проявить себя, как ты это называешь. Да, какое-то время после смерти мамы он действительно не пил. Решил начать новую жизнь. Но его не хватило надолго. Он снова стал пить, даже хуже прежнего. А когда в нём просыпалась злость на себя, он избивал меня и снова напивался, заглушая голос совести.

– Ты был обижен на свою бабушку?

– Да, очень. Она хотела как лучше. Но откуда ей было знать, как мне будет лучше?

– Спасибо тебе, Саша.

В жизни каждого человека хоть раз наступал такой момент, когда хочется выть, кричать, плакать, когда нет больше сил продолжать свой путь. И великая благодать, если судьба посылает нам человека, готового подставить своё плечо, сказать, что не всё потеряно. Не всегда это близкие нам люди. Порой одна обронённая невзначай фраза, один поступок, свидетелем которого ты стал, меняют всё. Случайности не случайны.