Так и осталась сидеть, сразу состарившись, с поникшей головой
и безвольно опущенными руками.
Жене стало жаль её. У него защемило сердце, но он продолжал
лежать, смутно видя из-под неплотно сомкнутых век сгорбленный силуэт матери с подрагивающими от сдерживаемых рыданий плечами…
Квартира матери. Столовая.
Позже, за вечерним чаем, она вдруг спросила его:
– Ты не хочешь мне ничего сказать?
Он понял, что она имела в виду, хоть и не ожидал вопроса.Посмотрел ей прямо в глаза долгим, неожиданно жёстким, мужским взглядом
и ответил коротко: «Нет». Мать тяжело вздохнула и вышла из комнаты…
Улицы провинциального города.
Женя с Диманом шли на тренировку.
День был уже почти осенний. Ветер кое-где срывал пожелтев-шие листья. И дождь моросил…
– …Колян говорил, завязывать надо. Он боится. К нему отец
вернулся… – сказал Женя.
– А мне говорил, что менты что-то пронюхали… Его человек
предупредил… которому он сдаёт всё…
– А кто он, знаешь?
Диман пожал плечами.
– В последний раз… ночью.., – через некоторое время сказал
Женя, – страшно стало.., а остановиться не могу. Завожусь от
опас- ности, понимаешь..?
74
– Понятное дело, – поддержал Диман, – арде… адре…налин…
– И потом сразу же: – Я, наверное, в этом году в техникум пойду…
Достала меня школа… А то опять… подожгу… или ещё что…
– А ну, подожди, – перебил его Женя. – Я сейчас… Подержи.
– Передал Диману сумку и перебежал через улицу.
У пивного киоска стоял Андрей. Весь поникший, помятый, но, вроде, трезвый. Пока ещё трезвый. Рядом с ним стоял ещё более
помятый человек и уговаривал:
– Да ничего… что мало… Скинемся… у меня рупь… Остальное
– с третьего возьмём… А вот и он… сам бежит…
– Давай, иди, куда шёл, – сказал ему Женя, вкладывая в руку
трёшку. – Мы тут сами, без тебя как-нибудь обойдёмся. Верно, дядя Андрей?
Помятый на радостях тут же испарился.
Андрей, только теперь узнав Женю, робко протянул руку.
– Вырос. Возмужал, – сказал он, потрепав бывшего пасынка
по плечу. – Я рад, что увидел тебя… – Тон его был искренним. —
Ты не смотри, что я… так выгляжу… просто не успел ещё… с утра…
Женя посмотрел на уличные часы – было три часа дня.
– Диман! – крикнул он через улицу. – Диман! Ты иди! Скажи
там что-нибудь!
Улицы провинциального города. Салон машины.
…Через несколько минут они уже ехали к Андрею на попутной
машине, нагруженные хорошим запасом выпивки и закуски.
Сквер недалеко от спортшколы.
…Тем временем, когда Диман вместе с повстречавшимся ему
Зубом уже подходили к спортшколе, навстречу им вдруг выбежал, размахивая руками, Костик.
– Стойте! – кричал он. – Стойте! Назад! Давайте сюда! —
показывал на другую аллею.
Ребята, ничего не поняли, но на всякий случай пошли за ним.
– Ты чего, Костик? Совсем..? – покрутил у виска Зуб.
Костик был бледен и тяжело дышал. Диман приложил ладонь
к его лбу, будто хотел проверить температуру.
Костик отмахнулся и сказал с одышкой:
– …Ты лучше туда посмотри… – и осторожно раздвинул кусты, за которыми они стояли.
75
Улица перед спортшколой.
…Перед спортшколой стоял милицейский «Москвич», а рядом —
милицейский же мотоцикл.
Два милиционера выводили из школы Михалыча. Ещё один —
Коляна. Обоих – с отведёнными за спину руками.
Замыкал шествие Рязанов…
– …Они всех заперли в зале… – рассказывал Костик. – Обы-скивали, наверное… Я только заглянул… и обратно… Я же без формы хожу… На меня они внимания не обратили… За что их?
Диман с Зубом переглянулись.
Теперь и они были бледны. Даже бледнее Костика.
…«Москвич» и мотоцикл отъехали от школы.
Смутно мелькнули за стеклом лица Михалыча и Коляна…
Комната – мастерская художника.
…Андрей так и остался жить в небольшом закутке-мастерской
своего друга-художника.
Карандашные наброски на стенах. Картины в рамах, сложенные
в углу. Щербатый пол. Кривая раскладушка у батареи отопления.
Тумбочка, покрытая куском ватмана. Два поломанных стула, зыб-кий журнальный столик. Умывальник с ржавой раковиной, под которой свалены пустые бутылки. И огромное окно во всю стену.
Женя не пил.
Они сидели за журнальным столиком. Андрей – на стуле.
Женя – на тумбочке.
Бутылка на столике стояла ополовиненная – это Андрей, торопясь, опрокинул в себя две рюмки, но потом уже не спешил. Может, стеснялся.
– …Вот так и живём, – говорил Андрей, – с аппетитом обса-сывая куриную ножку. – Работа у меня сдельная. Зовут на постоян-ную, в автосервис, но не иду… Народ там такой… Не по мне… А
что..? На жизнь хватает, – соврал он и смутился. – А вы-то как?
– Я у мамы пока… на каникулах. А потом… не знаю…
– И дальше оставайся… Надо быть с матерью. Зачем ей одной?
Это неправильно… Так и деду скажи… Помогает? – спросил он
по- том, показав на накрытый стол.
– Мать не берёт… А это… я сам… Вагоны с ребятами разгружаем…
Андрей с сомнением посмотрел на Женю.
– Ничего себе… Скажи, где вы нашли такие вагоны, я тоже пойду…
76
Женя стал собираться.
– Куда ты это всё? – спросил он. – Холодильника у тебя нет?
– Есть, конечно. Ты на нём сидишь. – И потом без всякого
перехода: – Ты знаешь, я уже не пою… Совсем. Иногда
хочется… но не могу. Вот, смотри… – Открыл рот… А-а-а-а… А
что петь,
не знаю. Понимаешь? Не то, что не помню или забыл… А не решил…
И решить не могу… Хочется всё, это и мешает… А-а-а-а …Видишь?
Не могу… Если в жизни что-то кончилось, значит, кончилось… Знаешь, – он помолчал, – и мотоцикл… тоже… кончился.
– Продали?
– Нет. Но и это, как… песня. Понимаешь?
– Понимаю.
– Я его у соседей в гараже пристроил. Стоит себе, скучает…
Хочешь прокатиться?
– Да… нет, неудобно, наверное… – ответил Женя.
Двор перед домом Андрея.
..Через пятнадцать минут Женя выехал на мотоцикле со двора дома, в котором жил Андрей.
Загородное шоссе.
… А чуть позже мотоцикл, обгоняя всё, что двигалось по шоссе, мчался за город. За спиной Евгения, крепко ухватившись за него
и зажмурившись от страха, сидела Женя…
Школа. Актовый зал.
…Первого сентября, сразу после торжественной церемонии первого звонка Женя подошёл к Вадиму.
– Потом, потом, – отмахнулся от него секретарь, даже не зная, что он ему хотел сказать.
Женя настойчиво взял его за локоть.
– …Ты обещал в начале года… насчёт моего вступления
в комсомол…
– Время нашёл, Ангелин? Не видишь, я занят?
– Не вижу, – сказал с вызовом Женя.
– Ну, раз не вид ишь, и я не вижу… зачем вообще тебе надо
вступать… Ангелин. Ты меня понял? Ты сначала докажи …
Чуть поодаль от них остановился Диман. Он всё слышал, и это
77
настроило Женю на определённыё лад.
– А мне и не надо, – сказал он. – Но я всё равно вступлю.
– Ах, вот как? Ну, ну… А о твоём поведении я сообщу… куда
следует… – окинул он недобрым взглядом Женю и
подошедшего ещё ближе Димана.
Улица провинциального города.
…Вика, девушка, которая нравилась Вадиму и которой давно
уже нравился Женя, как-то вечером остановила Вадима на улице.
– Привет! – сказала она с кокетливой улыбкой.
– Привет! – ответил удивлённый Вадим.
– Есть разговор, – сказала она. – Отойдём?
Они отошли. Через улицу и под арку дома напротив.
Там их обступили с обеих сторон четверо – Диман с Зубом
и ещё двое рослых ребят, которых привёл с собой, скорее всего, Зуб
(они были с ним и в парке, когда пытались затеять драку с Женей).
Эти двое вежливо, но крепко взяли Вадима под локотки.
– …Пройдём? Тут близко… Дело есть…
Вадим дёрнулся.
Тогда они крепче схватили его под руки, и повели через двор к
котельной.
Диман с Зубом шли сзади. Вика осталась ждать их во дворе.
Котельная.
За железной дверью котельной всё было готово.
…Разбитая кушетка, рядом – колченогий столик с аккуратно
расставленными на нём инструментами: плоскогубцы, ножницы, два ножа, шило, топорик, ржавая пила. Чуть дальше – стул, на котором почему-то стоял магнитофон (Всё это с явным намёком на
что-то, подчёркнуто, как декорация в театре, и в то же время
с какой-то кошмарной реальностью).
Дверь захлопнулась, лязгнул засов.
Лицо Вадима покрылось испариной.
– …Да ты не бойся, мы же не душегубы какие… – сказал один
из парней, немного смахивающий на душегуба. – Всё будет хорошо… вот увидишь…
В это время другой стал с подчёркнутым интересом рассматривать инструменты, разложенные на столе. Взял пилу, потрогал
78
зубцы. Взял садовые ножницы, щёлкнул пару раз.
У Вадима подкосились ноги.
– А ну, положь инструмент! – строго прикрикнул на него первый. – Оставь в покое! Не трогай …раньше времени!
Зуб встал поближе к дверям.
Диман подошёл к магнитофону.
Похожий на душегуба сказал Вадиму:
– …Вот, какое дело, братан… Тебе надо записать в магнитофон
всего несколько слов.., но десять раз подряд. Слова такие:
«…Ленин пидорас. Партия говно. Брежнев дурак». Понял?
Вадим молчал.
– …Это, конечно, добровольно. Можешь не говорить… Но если
не скажешь…
Его друг щёлкнул садовыми ножницами.
– …Он не такой добрый, как я… Он спустит тебе штаны и сделает тебе… небольшую операцию…
Зуб при этих словах громко прыснул со смеху.
– …Ну, что будем делать?
Вадим, похоже, совсем лишился дара речи.
Тогда похожий на душегуба подвёл его к магнитофону.
Диман нажал на клавишу. В мёртвой тишине было слышно, как
шипит плёнка…
Но Вадим молчал.
Душегуб ткнул его кулаком в бок.
Вадим, заикаясь, сказал: «Пидорас – неправильно. Правильно
– педераст»…
Ребята переглянулись. Посмотрели на Димана.
Диман сказал:
– Нечего умничать… говори, как сказано. – Защёлкал клави-шами, стирая то, что записалось, и снова нажал на запись.
Опять зашипела плёнка…
Двор перед котельной.
…Уже во дворе немного пришедший в себя Вадим спросил:
– …А зачем… вам это..?
На вопрос ответил Душегуб:
–. .. Одному пионеру очень надо вступить в комсомол… Сечёшь, секретарь? Вот и всё… Ну, бывай! Прости, если что…
79
И разошлись.
Зуб с друзьями – в одну сторону.
Диман с поджидавшей его Викой – в другую.
Вадим побрёл один.
Улица перед домом Жени.
…Женя лихо подъехал к дому Жени, высадил её. Она махнула
ему рукой и пошла через двор мимо сидевших на скамейке тёток, которые перешёптывались ей вслед и предосудительно качали
головами.
А Женя резко сорвался с места и исчез в конце улицы.
Гараж.
Женя завёл мотоцикл в гараж…
Комната-мастерская художника.
…потом заглянул проведать Андрея и застал его в бессознатель-ном состоянии на полу, рядом с кроватью…
Лестничная площадка.
Женя не растерялся. Стал стучать к соседям, чтобы вызвать
скорую – телефона у Андрея не было.
Двор перед домом Андрея. Неотложка.
..Когда скорая приехала и забрала его…
Улицы города. Салон «скорой».
… Женя поехал с ним до больницы, несмотря на то, что его
не пускали в машину…
Приёмный покой больницы. Процедурная.
В приёмном покое его опять стали выталкивать («… Нельзя …по-сторонним не положено… Выйди, парень, ты что, не понимаешь..?») Но он не вышел, и о нём скоро забыли, потому что началась
суета вокруг Андрея. Он был очень плох.
Женя забился в угол, чтобы не мешать людям в белых халатах, и
смотрел, как электрический разряд подбрасывает вверх безжиз-ненное тело Андрея, и ему было жаль его…
80
Когда его всё же заметили и снова попросили выйти, врач сказал ему:
– …Надо сообщить близким… – и выразительно покачал головой.
– Я близкий, – ответил Женя.
– Жена? Родители? – спросил врач.
Женя не ответил.
Палата в больнице.
…Потом они с матерью сидели в палате рядом с Андреем. Она, вся в слезах, держала его бледную, сразу похудевшую руку и говорила себе самой, не ожидая ответа:
– …Ну, зачем же ты… так? Ну, зачем? Неужели ты не мог..?
Андрей не видел и не слышал её. Только дышал тяжело и часто.
Тогда она обернулась к сыну:
– Ты знаешь, это… всё я … я виновата… Я не должна
была… Да? Скажи, и ты так считаешь? Виновата? Если бы мы
не разо- шлись… Я же его выгнала… понимаешь? Как я
могла..?
Женя смотрел, как опускается уровень жидкости в капельнице, и ему казалось, что с последней каплей из Андрея уйдёт и жизнь…
Так оно и случилось.
Двор больницы.
Андрея похоронили вполне достойно: дед постарался неожиданно для всех, хотя и, как всегда, не прилагал к этому никаких усилий
– просто пришёл выразить соболезнование дочери.
…Во дворе больницы, где помещался морг, до его приезда
не было никого. Одиноко стояла у входа крышка гроба. Самая
дешёвая. Даже цветов не было, если не считать нескольких гвоздик, которые держала в руках Тамара. Женя стоял рядом с ней и смотрел
на подходившую к ним девочку с цветами – Женю. Так и стояли, пока неожиданно не появился во дворе Григорий Новиков с женой.
За ним во двор въехала чёрная «Волга», из которой вышел человек
в костюме и подошёл выразить соболезнование.
– Серов, Фёдор Иванович, – представил дед своего друга.
– Мои соболезнования, – сказал Серов Тамаре. Потом обернулся к Жене. – Так вот ты какой… герой…большой стал… —
посмотрел на него выразительно, погрозил пальцем, похлопал по
плечу.
Постояли.
81
Дед отвёл друга в сторону, и что-то говорил, раскуривая свою трубку. Тот согласно кивал, потом пошёл к своей машине и включил рацию.
…Спустя полчаса двор перед больницей выглядел совсем иначе.
И крышка гроба стояла уже другая. И несколько венков рядом.
И какие-то люди с цветами. И все подходили выражать соболезнование. Не только Тамаре, но и Новикову и его жене. Многие даже
сначала ему, и только потом – дочери.
Подошёл доктор Зуев, когда-то оперировавший Женю, – человек со шрамом. Ему одному она ответила на соболезнование, даже
улыбнулась.
– Видишь, доченька… слава богу… Всё, как у людей… Хоть
пусть уйдёт с миром… – растрогалась Ангора.
Дочь не отвечала.
Подъехал катафалк.
Тамара была тронута поступком отца, но было ей как-то неловко за этот спектакль. Так и сказала матери, когда во двор заехали
два гаишника на мотоциклах:
– Скажи ему… Может, хватит… театр устраивать..?
Дед стоял чуть поодаль, дымил своей неизменной трубкой и
смотрел на двор, полный людьми, и думал о чём-то своём.
Грянул оркестр…
Школа. Актовый зал.
На собрании Вадим зачитывал решение бюро:
– …Бюро комсомольской организации школы, учитывая рекомендации, данные Евгению Ангелину, а также его личные… действия, направленные на исправление допущенных ошибок, считает возможным рекомендовать его… для вступления в славные
ряды ленинского комсомола…
Проголосовали под бурные аплодисменты.
Особенно старались Диман с Викой.
Котельная.
…Обмывали комсомольский билет Жени там же, где состоялась
экзекуция над комсомольским лидером.
Угощал Женя. Все пили водку – и Диман с Зубом, и даже при-глашённые по этому случаю Вика с подружкой. А о двух Зубовских
приятелях – и говорить нечего. Те сразу взялись за стаканы. Видно, 82
дело было привычное. Только Женя не пил.
–
…Ну, будем, – сказал один из них.
– За удачу, – сказал другой, похожий на душегуба.
Выпили. Женя налил по второй.
– …У него ноги подкосились, как увидел секатор… – смеялся Зуб.
– …Пидорас – неправильно… правильно – педераст.., – под-ражая Вадиму, говорил Диман.
Смеялись.
– Грамотный он у вас, – сказал Душегуб. – Далеко пойдёт… —
Встал, кивнул товарищу: – Пошли, что ли, Санёк? Дело у нас
важное…
Они ушли. И Зуб с ними.
– Ты чего нос повесил? – спросил Женю Диман.
– Да так… ничего…
– Ему, наверное, секретаря жалко, – сказала Викина подружка.
– А что его жалеть? – не оценил юмора Диман. – Такой никого не пожалеет… Давить надо таких, не то что пугать…
– Противно как-то… – произнёс тихо Женя.
– Да ну его, забудь, – сказала Вика. – Потанцуем?
Диман включил магнитофон и пригласил на танец подружку Вики.
Женя остался на месте. Тогда Вика, не говоря ни слова, подсела к нему поближе. Потом, всё так же молча, обняла его. Он отвёл её руки, отстранился слегка, посмотрел виноватыми глазами.
Но она в ответ только улыбнулась, взъерошила его рыжие волосы.
– Не бери в голову, Ангел, – сказала она, – я не кусаюсь.., —
и поцеловала в губы…
Улицы провинциального города.
…Потом он мчался на мотоцикле по тёмным уже и безлюдным
улицам к дому Жени.
Двор перед домом Жени.
Сигналил во дворе. Ждал, не выключая двигателя. Опять сигналил нетерпеливо. Наконец Женя выбежала из подъезда, а на балконе появилась её мать.
– Вернись, Женя! Ты слышишь? Куда ты, на ночь глядя? Вернись, кому говорю!?
Пригородное шоссе.
83
…Через полчаса мотоцикл со всё ещё работающим мотором
валялся в кювете пригородного шоссе.
Женя сидел на обочине, обхватив руками голову и раскачиваясь.
Женя лежала почему-то по другую сторону дороги. Лежала
неподвижно, лицом вниз, раскинув в стороны руки…
Улицы провинциального города.
…Две неотложки, разрывая тишину и мрак ночи воем сирен
и миганием проблесковых маячков, неслись по ночным улицам.
…Две неотложки подъехали к зданию больницы…
Приёмный покой больницы. Коридоры больницы.
Потом – обычная суета, связанная с приёмом тяжёлых больных: носилки… каталки… лифт… коридоры… И слова: «… Много-численные переломы… черепно-мозговая… сотрясение… Девушку
– в операционную… парня-в реанимацию»…
Больница. Палата Жени.
…Открыв глаза, он оттолкнул от себя сидевшую рядом сестру
и бросился из палаты – искать Женю. Его пытались удержать, но не смогли…
Коридор больницы.
– …Где она? Что с ней? – кричал он, вырываясь из рук подо-спевших врачей и санитаров. – Я хочу увидеть её… Где она?
Отбиваясь от них, он бежал по коридору, сам не зная куда.
Его с трудом остановили, и один из врачей, взяв его за руку, подвёл к палате. Приоткрыл дверь.
– Вот, смотри! Но к ней нельзя. Она ещё не пришла в себя …после операции…
Женская палата.
Успев рассмотреть сквозь пелену своего замутнённого сознания
белое, разбитое об асфальт лицо Жени, он опять схватился за голову и чуть не упал. Его поддержали, отвели в палату…
Палата Жени.
…Как в тумане он видел потом знакомые, родные лица.
84
Дед стоял над ним и говорил кому-то: – Из шока вывели… уже
хорошо… но сотрясение сильное. Сам вижу… по глазам …А ну, посмотри, Тамара… Что скажешь?
Руки матери плавно двигались над его головой, скользили вниз
по телу…
– Фон неспокойный, – сказала она. – Но никаких поврежде-ний внутренних органов нет… Кажется…
– Кажется… – недовольно повторил дед. И потом резко: —
Слышишь, Тамара? Хватит дурака валять! Пора кончать …с
безот- цовщиной. Как только выпишут – сразу ко мне… Оба…
И вышел.
Видение Жени.
…Навстречу Жене бежал волк…
Женя протянул к нему руку, подзывая к себе. И волк подбежал, опустился у его ног, преданно заглядывая ему в глаза. Женя
потрепал его по голове, почесал за ушами, как собаку, не обращая
внимания на рану у него на голове…
… Когда Женя посмотрел потом на свою руку, она была вся в крови…
«… Мама… мама… здесь кровь… – шептал он сухими губами, —
…это кровь… Мама»…
Коридор больницы.
…Была ночь. В больничном коридоре сидели рядом две матери, и мать Жени говорила матери девочки, успокаивая её: —… Всё
обойдётся, Софья Михайловна, я уверена… Вы простите, ради
бога, и его, и меня… Так случилось…
– Так должно было случиться, – сухо ответила мать Жени. —
Как я боялась…
– Я знаю… не досмотрела я за ним… без отца растёт… Я на работе… Дед балует… Так уж у нас жизнь сложилась.., – вздохнула
она. – Но я с ней… с Женечкой… потом, когда всё будет позади…
мы продолжим… Сеансы шли ей на пользу…
– Не знаю, не знаю… Думаю, теперь это ни к чему. Не до сеансов теперь… Что с ней будет, господи… Переломы… лицо… – и
она приложила платок к глазам.
– Отец уже звонил в Москву… насчёт консультантов. И травмато-лог будет, и лучший специалист по пластической хирургии… Он всё
85
возьмёт на себя, Софья Михайловна, раз обещал… Он сделает всё…
– Я только об одном вас прошу, – вдруг встала мать девочки,
– пусть ваш сын больше не подходит к Жене. Мы не хотим… и она
тоже… Вы хотя бы за этим проследите…
– Да, конечно… Но он и сам пока не может… у него сотрясение, и довольно сильное…
– Я имею в виду… чтобы он вообще не подходил. Никогда.
Только в этом случае мы не будем подавать заявление… Вы
меня поняли? – и, не ожидая ответа, пошла в палату.
Двор больницы.
…Спустя несколько дней, когда Жене стало лучше, он, ещё
в больничной пижаме, вышел во двор, вычислил, где могла нахо-диться её палата, и стал подниматься к её окну по ржавой водосточной трубе. Этаж был второй, но с высокими пролётами, и труба
держалась ненадёжно – скрипела и шаталась.
Женя добрался до окна и ступил на карниз.
Женская палата.
…Нервно ходил из угла в угол мужчина в белом халате, накинутом
на плечи, – отец Жени. Рядом с Женей сидела мать и кормила её с ло-жечки. Есть она не хотела и, как видно, приходилось её уговаривать.
Здание больницы.
…Женя смотрел на неё, забыв, что надо держаться. Чуть не сорвался, и едва успел снова ухватиться за шаткую трубу. Он впервые
после аварии видел Женю с открытыми глазами, и не чувствовал, как по его щекам текли слёзы…
Спускаясь, чуть не сорвался опять, ободрал в кровь ладони
и порвал пижаму… Потом стоял у входа в больницу и рассматривал
свою руку, удивляясь виду крови на ней…
Конец третьей серии
86
ЧЕТВЁРТАЯ СЕРИЯ
Тюрьма. Комната для свиданий.
…Мать сидела перед ним – заметно постаревшая, но, как всегда, уверенная в себе.
Говорили по телефону через стеклянную стенку, разделявшую
комнату для встреч на две половины. Вокруг стоял ровный однообраз-ный гул, в который сливались голоса сидящих рядом с ними людей.
– …У нас мало времени, – сказала она, показывая на часы. —
Говори, как ты? Как себя чувствуешь?
Женя пожал плечами:
– Лучше скажи, как ты?
– Старею… Разве не заметно? Стала забывать всё… Представляешь, искала записную книжку… Дедовскую.., – сделала
ударение на этом слове, паузу, потом незаметное движение головой
в сторону расхаживавших за ними охранников. – Нужна она была
очень. По- звонить хотела старым знакомым… его друзьям…
– Так она же у меня была… Отобрали, правда, с вещами… Вернут, когда выйду…
– Это я потом вспомнила… Но обошлась без неё… Нашла, кого
нужно.., – она опять выразительно посмотрела на него. – И
только потом успокоилась.
Женя улыбнулся.
– Великий конспиратор… Говори, как есть… Не бойся.
– Да? – она с опаской оглянулась на охранника. – Значит, так… Следователь твой …Воробьёв, кажется?
– Дятлов, – усмехнулся Женя.
– Ну, не важно. Он будет отстранён… по болезни… – опять
пауза со смыслом. – И адвокат у тебя будет другой. Очень
извест-
ный… Женщина… Я её нашла… Из моих больных… – Поймав на себе
удивлённый взгляд сына, добавила: – Нет-нет, ты не беспокойся. Она
теперь абсолютно здорова… Даже слишком… Вылечила я её. У неё за-держка уже пятнадцать дней… Так что успеет довести дело до конца…
Она очень дорогой адвокат, но тебя будет защищать бесплатно…
Женя слушал, задумчиво кивал головой.
– Друзья твои тоже о тебе беспокоятся, делают всё… ну, ты понимаешь… Очень переживают, что им свиданий не дают…
Женя опять кивнул.
87
– Ангора как ? – спросил он потом.
– Совсем плоха …Всё на тот свет просится. Говорит, как помру, ты к Женечке сможешь переехать…
– Спрашивает обо мне?
– Спрашивает.., – вздохнула. – Я говорю, что ты в команди-ровке… за границей… Она попросила твою фотографию…
– Хорошо, что не сказала…
– …Что я ещё хотела… да, Софья Михайловна тебе привет
передавала… Свидания просила, но не дали, конечно… Она
хотела с внуком придти…
– Как он? – О родителях молчит, ни слова.., а тебя вспоминает…
Мой друг дядя Женя, говорит…
– Видела его?
– Забежала один раз… Вырос, забавный такой… Но бабка с ним
не справляется. С сердцем у неё неважно… после всего… Ну и
вооб- ще трудно…
– Скажи, пусть обращается к моим.., когда надо… Они всё сделают, пока я здесь… И ты… помогай…
Мать слушала его, кивала.
– Женечка… Ты так и не сказал ничего. Что тебе надо? – спросила она потом.
– Ничего не надо. Нормально всё. Хотя знаешь… если сможешь
передать как-нибудь фотографию… у меня дома… та… с ребятами…
на вокзале…
Мать не поняла:
– Какую? Ту, что на стенке? Она же большая.
– Есть такая же маленькая… у меня в столе… в ящике справа.
А ребятам передай, чтобы ничего больше не отправляли… Всё равно
не доходит. Нам нельзя… И насчет свиданий пусть не парятся…
– Свидание закончено, – сказал, подходя к Жене, охранник, и сделал знак рукой конвойным. – Увести подследственного!
Женя встал.
Мать тоже встала поспешно, спросила:
– Ты всё понял?
Он только кивнул головой и повесил трубку. Уже в дверях чуть
замедлил шаг, обернулся. И она обернулась тоже…
88
Мебельный гарнитур с стиле ретро
Берег реки. Натура. Режим.
…Женя сидел в лодке, привязанной к одинокому дереву на бе- регу
реки, и смотрел на поплавок. Руки устали держать удочку, а клёва всё не было…
Зато на берегу уже поспевал шашлык, с которым возились дед
и двое его друзей: доктор Зуев – человек со шрамом и Серов, которого Женя запомнил ещё с похорон Андрея. Ветер иногда доносил к
нему ароматный дым и их голоса.
Женя прислушивался.
– …А он и говорит: «Ну, что вы так официально? Леонид Ильич, да Леонид Ильич… Называйте меня просто – Ильич»… – это доктор рассказывал.
Посмеялись.
– …Позвал он как-то к себе Фурцеву… – начал Серов, но ветер
отнёс его слова в сторону или, может, он сам понизил голос.
Но смех потом был слышен хорошо.
…Поплавок дрогнул, было, и застыл. Женя не выдержал, потя- нул
удочку – на крючке ничего.
За спиной у него стало тихо, и он оглянулся.
Они стояли вокруг костра со стаканами в руках.
– …За тех, кто остался там… на чужой земле, – говорил доктор.
– В чужой, – поправил дед. – В чужой…
– Светлая память, – сказал
Серов. Выпили, не чокаясь.
– …Если бы я решился хотя бы на десять минут раньше.., —
вздохнул дед, – … кто знает… может, и они были бы сейчас с нами…
–
Брось, Гриша, не мучай себя… Столько лет прошло…
А если бы ты вообще не рискнул взлететь? Тогда и мы с тобой, и Ливан остались бы там… И звёздочки наши получили бы посмер-тно… – не соглашался с ним доктор и снова наливал стаканы. —
Верно я говорю, Фёдор Иванович?
– Не знаю, Коля. Это уж вы сами разбирайтесь. Меня там
не было… Но знаю точно, что мы сейчас выпьем за Григория нашего, за человека с большим сердцем…
89
– За нас, за всех, – прервал его дед, и они выпили.
– А Ливан своей звёздочки, между нами говоря, лишился в итоге..,
– пояснил Серову заметно захмелевший доктор.
–
Кончай, Коля, – остановил его дед.
– А за что его так? – спросил Серов.
– За длинный язык, – ответил доктор.
– У тебя он тоже… ничего.., – сказал дед.
– У меня от товарища Серова не должно быть секретов… Верно, товарищ полковник Комитета государственной безопасности?
– Верно, – смеясь, подтвердил Серов.
– Он и так всё знает. Что ты к нему пристал?
– Но он же не знает, что сказал им Ливан, когда мы вернулись…
оттуда.
– Ладно, Коля, потом… в следующий раз… выдашь военную
тайну, – пошутил Серов. – Вон там ещё пара ушей, видишь?
– кивнул в сторону Жени.
Женя снова повернулся к реке, и только тогда увидел, что поплавок у него дёргается, как ненормальный.
– …А Ливан им сказал… что они (подчеркнул, показывая пальцем вверх) хотели, чтобы мы все там остались навсегда… не просто хотели, а так было запланировано… по ходу операции. А этот
человек, – доктор показал на деда, – взял да и вынес нас на себе, положил в вертолёт и полетел… первый раз в жизни…
– Второй, – поправил его дед.
– Ну, какая разница, – махнул рукой доктор.
Потом дед с Серовым занялись шашлыком, а Женя вытащил
подряд две рыбы.
… И тогда на полянку вдруг вылетел на большой скорости мотоцикл. Резко затормозил, развернувшись.
Мотоциклист подбежал к Серову и стал что-то говорить торопливо. Серов кивнул коротко и обернулся к друзьям:
– Брежнев …Поехали!
Они сразу поняли, что случилось, и поспешили вслед за ним
к машине. Дед успел на ходу махнуть рукой Жене, и тот догонял
их в мокрых до колен брюках.
– …А рация твоя почему молчала? – спросил, когда они садились в машину, сразу протрезвевший доктор.
– Я её выключил, чтоб не мешала…Нарушение, конечно…
90
Да и официального сообщения ещё не было, так что по рации всё
равно бы не прошло…
– …Ну, всё… теперь всё и перевернётся.., – вслух подумал дед, когда они тронулись.
…Шашлык остался на шампурах на погасшем уже костре…
Бились в лодке две рыбы…
Загородное шоссе.
На огромной скорости со включенной сиреной мчалась по за-городной трассе чёрная «Волга». От неё испуганно шарахались
в разные стороны другие машины…
Мелькнуло удивлённое лицо гаишника, успевшего стать на вытяжку и козырнуть…
Перед зданием музыкальной школы.
…Женя стоял у музыкальной школы, прислушиваясь к звукам
фортепьяно. Судя по всему, ждать оставалось не долго, и он подошёл ближе к входу. Заметив в группе выходящих девочек Женю, он сделал несколько шагов навстречу, но она прошла мимо, словно
не было его там вовсе.
После болезни она стала ещё тоньше и бледнее, но шла, как
и прежде легко и свободно, высоко держа голову. Он шагнул вслед
за ней, но тут же остановился. К ней подходила её мама. Она, в отличие от дочери, смерила его жёстким, неприязненным взглядом
и отвернулась.
Он долго смотрел им вслед. Один раз, прежде чем завернуть
за угол, Женя коротко обернулась…
Дом деда. Прихожая.
…Из дому он несколько раз набирал номер её телефона. Но каждый
раз в трубке слышался голос матери. Женя молчал, вешал трубку.
Военкомат. Коридор.
…У дверей комнаты, где заседала медицинская комиссия, ребята
стояли в трусах. Ждали очереди. Молоденькая медсестра делала
вид, что её совсем не интересуют обнажённые юношеские фигуры, и время от времени выкрикивала очередные фамилии.
– …Хмелик… Петров… Кирюшин… Соколов… Саитов…
91
Ребята толкались, смеялись, перешёптывались, поглядывая
на медсестру.
А она вдруг заметила невысокого парня в майке.
– А ты почему не разделся? Сними майку. Ты что, не слышал?
Как твоя фамилия?
–
Мишин…
– Он стеснительный, – вмешался Диман.
– Слышь, Костик, они там всё равно и трусы с тебя снимут, —
сказал Зуб.
Все засмеялись.
– Трусы не снимут, – авторитетно заявила медсестра. —
Но… приспустить могут.
Кто-то дёрнул Костика за трусы. Опять раздались смешки.
Медсестра зачитала следующие фамилии:
– Кудряшов… Хлебников… Кабанов… Ангелин…
Военкомат. Комната приёмной комиссии.
В светлой, просторной комнате за столом на главном месте
сидел хорошо знакомый Жене полковник Зуев – в военной форме, на которую был наброшен белый халат.
– Подойди сначала ко мне, мальчик, – сказала пожилая женщина. – Как твоя фамилия?
– Ангелин.
Она что-то пометила у себя, взяла стетоскоп.
– Ближе… ближе… Не дыши… Хорошо. Теперь повернись…
Потом Женя подошёл к другому столу – к хирургу. Доктор
пощупал ему живот, приспустил резинку трусов:
– Прокашляйся. Ещё. Аппендикс? – провёл рукой по шраму.
Женя не ответил. Он смотрел на Зуева, который, наклонившись к
врачу, сидевшему рядом, что-то шептал и, как показалось Жене, о нём. Врач согласно кивал, делал в своих бумагах какие-то пометки.
Улицы провинциального города.
…Диман, Женя, Зуб и Костик идут по улице. Они спешат. В руках у них – продуктовые сумки, у всех – кроме Костика.