Читать книгу: «(Не) обыкновенные истории, О женщинах и не только», страница 6
Я, как морская звезда, лежу на двуспальной кровати…
Когда я узнала, что они развелись, все-таки страшно удивилась. Их брак не был идеальным, но мне казалось, что за 20 лет совместной жизни они настолько приняли недостатки и достоинства друг друга, что их союзу не страшны ветры перемен. Я ошиблась!
У него новая жена и маленькая дочь. Старшего общего сына он забрал к себе, ему 16 и он с удовольствием живет в новой семье с папой.
Она вернулась к пожилой маме и теперь, когда мы встретились на выставке по работе, пытается мне красочно изобразить, как ей в кайф спать одной на огромной двуспальной кровати. «Лежу, раскинувшись, как морская звезда…» Я почти поверила, что ей хорошо. Но тут к нам подошел ее бывший поздороваться со мной: «Привет, давно тебя не видел. Как ты?» Я что-то вежливое ответила, но она прервала меня, отодвинула в сторону и нарочито легкомысленно спросила: «Кость, ты куда сейчас?» Он напрягся и без оптимизма ответил: «Клиент должен приехать, пойду встречать…» Она резко подалась к нему: «Я с тобой, помогу в переговорах…» У него – растерянное и недовольное лицо, но она уже захватила его под руку и собирается идти рядом. Он выкручивается из ее рук и довольно твердо говорит: «Нет, не нужно. Я сам. Рад был тебя увидеть, Инна»… Это он мне…
Я, улыбаясь, попрощалась с ним и тихо удивилась этой унизительной сцене. Как равнодушен он был!
А ведь раньше они любили друг друга!
Поженились, когда им было по 20-22 года. Ее маленький сын от раннего брака не был им помехой. Костя растил его как родного. Через 5 лет родили общего сыночка. Костя был отцом двум мальчишкам.
Но Кристина не была покладистой женой, не была заботливой мамой. Она была центром их общей тусовки. Очень любила встречи друзей, походы по интересным местам, курила сигареты с мундштуком.
Костя не так любил все это, как его жена. Но не ущемлял ее свободу. Демократ!
А потом вдруг обнаружил у себя рога. Нет, сначала он подумал, что ему показалось. Пока однажды она опять не вернулась домой поздно. В этот момент он стоял у подъезда и курил в ночи, благо, жили на первом этаже.
Она прикатила на такси и долго не выходила. Костя ее поджидал и не понял, почему она не выходит. Подошел ближе, заглянул внутрь – а она там целуется с кем-то… Распахнул дверцу, вытащил ее. Залепил пощечину. Такси умчалось!
«Ты, ты мне изменяешь?!» – распахнутые в ужасе глаза, перекошенное лицо.
Она сначала не признавалась. Потом, сидя на тесной кухне, сквозь клубы дыма совместно выкуренных сигарет она начала говорить:
«Я изменила тебе, но не предала… Я всегда буду с тобой. Тело – это всего лишь тело, а душа моя – с тобой…»
Она была убедительна, я так думаю. Ведь брак их тогда выжил.
Как-то она мне в дружеской беседе сказала, что Костя − очень сложный человек, что депрессия – его частый гость. Что ей стоит больших усилий вытаскивать его из этих «дружеских» объятий и внушать ему уверенность и радость жизни. В такие моменты они допоздна сидят на кухне, и она говорит, говорит, говорит. А он слушает, слушает, слушает. А утром – все хорошо.
Она почти не скрывала своих любовников. Даже я, человек не близкий их семье, периодически узнавала о ее похождениях. Меня это коробило, и всегда возникал вопрос к Косте: «Он слепой дурак или осознанно согласен на свободу в браке»?
И такое положение дел длилось долго. Мы все привыкли к этому раскладу, когда, как гром среди ясного неба, последовал развод и новый брак Кости.
Он стал отцом дочки и двух сыновей. Его вторая жена – олицетворение классической женушки, уютная, добрая, милая. Новая жена даже не против того, что Костя по-прежнему работает вместе с Кристиной, как это было всегда. Высокие отношения.
Она хорошо ладит с его сыновьями. Старший сын Кристины, несмотря на то, что живет с матерью, часто и с удовольствием бывает у Кости, впитывает тепло полноценной семьи. Костя расцвел, в свои 45 отлично выглядит, любит принимать гостей в своей новой семье.
Как Кристина восприняла развод и кто был инициатором − я не знаю.
Она по-прежнему живет с размахом богемной особы. В ленте ее новостей на «Фейсбук» мелькают друзья, застолья, вино и сигареты. На ее лице – улыбка…
А я все вспоминаю ее порывистое движение к Косте и заискивающий взгляд…
Что имеем – не храним, потерявши – плачем?
Сильная женщина не плачет у окна
Когда Яна услышала старую песню Аллы Пугачевой «Сильная женщина плачет у окна», она пожала плечами и раздраженно сказала: «Сильная женщина НЕ плачет у окна. А эта, которая плачет – просто тряпка…»
В ответ я озвучила общепринятую версию: «Ну, наверное, здесь имеется в виду, что сильная независимая женщина все же хочет иногда побыть слабой, уткнуться кому-то в жилетку, а еще лучше − в мужское сильное плечо…»
«Чушь собачья, – резко сказала Яна. – Мужикам не нужны такие тряпки, которые так и норовят прикорнуть на их плече. А если поначалу некоторым это приятно, то потом полный атас – начинают ноги вытирать об тебя. Я прошла все это. Знаю!»
Поверить не могу, что она была ТАКОЙ женушкой… «Да ладно, с твоим мощным характером как ты могла пройти через это?»
«Мне с детства внушали, что женщина должна быть мудра, терпелива и молчалива. Я рано вышла замуж и в своем браке отрабатывала эту схему. Растворилась в муже, потерялась так, что стала скучным ковриком с молящими глазками. До того опротивела мужу, что он от раздражения пощечины мне отвешивал. А я, вместо того чтобы уйти, тихонько плакала в углу и уговаривала простить, не знаю, за что. Дура!»
Как это не подходит к ее нынешнему образу. Сейчас передо мной успешная, сильная 30-летняя красавица на восьмом месяце беременности. Два года назад она встретила новую любовь и снова свила семейное гнездо.
− Знаешь, сколько дерьма я съела, прежде чем получить то, что я сейчас имею, – говорит она, поглаживая свой живот.
− Не знаю, расскажи.
− После мужа у меня были еще две попытки устроить личную жизнь. Первый мой – был мальчик-мажор, сын богатых родителей. Он совершенно не представлял, что такое серьезные отношения и что такое верность. А я в очередной раз влюбилась… И каждый раз, когда видела, что ему пишут девки посторонние и он с ними общается, меня изнутри разрывало. Терпела так полгода, а потом, наконец, поняла, что с этой болью жить просто невозможно. Это медленная смерть. И ушла.
Второй мой – наверное, любовь всей моей жизни… Пожалуй, что так. Наш с ним роман – это бешеная страсть, помутнение разума, чистое безумство. Мы любили друг друга. Но он стал меня отделять от моих друзей, уговаривал бросить работу и сидеть рядом с ним. Он хотел всю мою жизнь заполнить собой. Знаешь, мне даже страшно стало, это было похоже на золотую клетку. Но я уже к тому моменту поняла, что нельзя контроль над своей жизнью передавать кому бы то ни было. Опять меня не станет, будут только молящие глаза…
Я понимала, что он меня не отпустит, и однажды, когда он был на работе, вызвала такси и уехала со всеми вещами. Поменяла сим-карту в телефоне, отправилась в отпуск на месяц. А там, у моря, валялась две недели в номере в позе эмбриона и рыдала − так больно было. Руки тянулись позвонить ему, знала, что он ждет меня. Все силы приложила, чтобы не сделать этого. Как выжила и как не сдалась – не знаю…
На глазах у нее слезы… Потом она встряхнула копной волнистых светлых волос: «Так что, учитывая мой прошлый опыт, могу твердо сказать, что поговорка «любовь зла − полюбишь и козла» – не про меня!»
− То есть ты не согласна и с поговоркой «сердцу не прикажешь…»?
− Вообще не согласна. Сердцу еще как прикажешь! Думаешь, я Ника вот так просто взяла и полюбила? – она говорит про своего нового мужа. – Ничего подобного! Я к нему расположилась только после того, когда увидела, что он действительно ко мне относится так, как должен мужчина относиться к любимой женщине. Моя любовь к нему родилась в ответ на его любовь. У нас даже секс поначалу был не очень… А потом мы смогли открыться друг другу и теперь все хорошо!
Яна – одна из тех редких нынче женщин, что не хочет официального брака. Когда она и Ник узнали, что у них будет ребенок, Ник сразу предложил пожениться. Яна сказала: «Может не надо? Нам и так хорошо». Ник настаивал: «Я хочу официально быть твоим мужем и хочу, чтобы наш ребенок родился в полноценной семье».
Такой мелкий штрих к картине их семейной жизни демонстрирует в полной красе нетривиальность и силу Яны. Тогда, когда практически все женское население страны рвется замуж, а все мужчины нашей страны знают это и противостоят до боли в зубах, одна молодая сильная женщина, будучи беременной, не торопится обременить себя брачными обязательствами. Разрыв шаблона, правда? Ник был в шоке… Он знал ее богатое личное прошлое, она рассказала ему и про «мальчика-мажора» и про «любовь всей своей жизни»… Просто, чтобы между ними ничего не стояло. Не знаю, как это выглядело, но Ник уважительно отнесся к этому прошлому. Наверное, было что-то в облике Яны, что вызвало это уважение.
Она очень красива. Когда мы с ней идем в обычный продуктовый магазин, мужчины сворачивают шеи, глядя ей вслед, несмотря на круглый симпатичный животик. Она и сейчас остается женщиной, стреляет глазами и впитывает мужское внимание. А Ник идет рядом с нами, спокойный, как танк. И у меня складывается впечатление, что он уверен в себе и в ней. Что их союз абсолютно осознан и основан на взаимном уважении и любви.
− Ты знаешь, я Ника полюбила после того, как он мне сказал, что не желает быть третьим!
− Как, ты еще параллельно с ним романы крутила? – вытаращиваю я глаза.
− Конечно. Я сначала не рассматривала его серьезно. Просто встречались. Он всегда галантный, деликатный, с ним я чувствовала себя красивой и желанной. Но не собиралась заклиниваться на нем. Ведь прекрасно помнила, чем заканчивались мои попытки быть хорошей и преданной…
Но я в полной мере не видела его характер, пока он однажды, увидев, как я переписываюсь с одним своим поклонником, сухо сказал: «Пожалуйста, сотри мой телефон и никогда мне больше не звони. Я не буду третьим. Поняла?»
Я ушла на ватных ногах. Переживала неделю. Чуть с ума не сошла! А потом мы серьезно поговорили и стали жить вместе. Ты знаешь, он самый достойный мужчина, которого я когда-либо встречала…»
Я чуть не всплакнула… Да, сильная женщина не плачет у окна, она делает работу над ошибками и продолжает жить дальше. Более того, сильная женщина всегда готова уйти, если ее обидят или предадут, и не будет ложиться удобным мягким ковриком в ногах у своего мужчины.
В мой день рождения Яна и Ник расписались в местном ЗАГСе. Не было белого платья, цветов и прочей атрибутики. Присутствовали только родители. Когда ехали из ЗАГСа, Яна всем сказала: «Вы езжайте домой, а я заскочу к Инке, у нее сегодня день рождения. Поздравлю».
Мамаши пытались что-то возразить, а Ник сказал: «Оставьте ее в покое. Пусть делает, как хочет…»
Она зашла ко мне в обычных джинсах и тунике. Мы с ней ели торт и пили чай, она нехотя рассказала, как прошло незамысловатое бракосочетание. Я пыталась нагнать торжественности и значимости только что случившемуся событию, но она лишь небрежно махала рукой: «Бумажки – не главное. Главное − чувство и уважение сохранить как можно дольше. Вот я боюсь, что через пару лет будет, когда мы начнем по сторонам смотреть. Как тогда быть?»
«Вы с Ником такие умные, что-нибудь обязательно придумаете!» – подбадриваю я.
А сама про себя думаю, насколько нешаблонно она мыслит и рассуждает. Тогда как среднестатистическая беременная женщина на восьмом месяце беременности считает, что карта ее жизни разыграна, и отводит себе только пассивную роль курочки-наседки, моя подруга мыслит, как настоящий стратег, и зрит далеко в будущее.
Уже сейчас она реалистично представляет и допускает охлаждение чувств у них обоих. Как это не похоже на нас, женщин. В большинстве своем мы бережем свои иллюзии до последнего, до того момента, когда брак трещит по швам, а муж начинает открыто изменять. А нам кажется, что все случилось неожиданно! Нам больно! Нам не хватает силы признать свой проигрыш! Мы не желаем даже на секундочку представить, что нас разлюбят.
А эта красавица имеет мужество и трезвость предположить, что мужу она может надоесть, впрочем, так же, как и за собой оставляет право охладеть к нему…
Мда… Что-то мне подсказывает, что это будет долгий и крепкий брак, ведь «сильная женщина НЕ плачет у окна!»
Анаис, Анаис…
Анаис – яркая, высокая, с копной русых волнистых волос.
Она была в нашей компании.
Да, она была с нами, но и сама по себе.
Открытой, но не до конца.
Компанейской, но и часто задумчивой.
Во время скучных студенческих пар она рисовала необычные композиции синей шариковой ручкой. Что-то в стиле «фэнтези». Там были паутины, лучи солнца, причудливые цветы, силуэты. За одну студенческую пару она умудрялась изрисовать пару альбомных листов, полностью.
Пять счастливых студенческих лет пролетели как одно светлое легкое мгновение.
А потом я ее потеряла, как часто мы теряем своих институтских друзей. Увлеклись построением новой жизни, разлетелись, забыли…
Однажды я задумалась о ней – почему о ней ничего не слышно. Начала поиски. И нашла!
Она – в Италии, замужем за российским ювелиром с громким именем. Маэстро Павел Карусски.
Сайт маэстро испещрен фотографиями знаменитостей – спортсмены, актеры, политики – пожимают ему руку, дружески хлопают по плечу, некоторые тепло обнимают, и все – держат в руке или на руке ювелирный шедевр маэстро.
Комментарии – сплошной женский восторг. «Ах, Павел, вы – великолепны», «Маэстро Карусски, на вашей выставке в Париже я приобрела Ваше кольцо «Смятение» – это настоящее женское смятение, я просто очарована». «Ждем новых шедевров, Вы – неподражаемы…»
Шедевры мастера впечатляют.
«Да, безусловно, это искусство», – думаю я.
Все эти запутанные нити, ограненные аквамарины, перевоплощенные в капли воды, лепестки вычурных цветов, облитые эмалевой глазурью. Чудно, необычно… Но так знакомо. Я мучаюсь несколько минут этим «дежавю», когда меня потрясает простой ответ: это же ее, Анаис, рисунки!
Пораженная этим открытием, ищу дополнительные доказательства своей правоты и нахожу. Много, очень много знакомых с юности паутин, фантастических силуэтов, необычных бабочек.
Я рада за Анаис − ее картинки превратились в кольца, серьги и колье и объездили весь мир. И, судя по отзывам, эти необычные вещи ценятся!
Но первая радость сменяется непониманием: а где же ее имя? Я везде вижу славу маэстро Павла, но нигде не вижу ее.
На сайте я нашла телефон официального представительства «Ювелирного Дома Карусски» в Москве. Оставляю свой телефон для супруги маэстро.
Через час звонок с незнакомого номера.
«Вероника, привет!»– это Анаис.
И дальше поток, лавина, стремительное течение эмоций: слезы, воспоминания, признания и откровения… В общем, это – наши 10 лет врозь.
Анаис с мужем живут в Милане давно. Там их ювелирная фабрика и дом.
Когда я восторженно отзываюсь о том, что она замужем за знаменитым ювелиром, она скромно отнекивается: «Да ладно тебе, ничего особенного».
− Как «да ладно»? В интернете видела, что Федор Бондарчук – его друг, и Сергей Безруков уважает.
− Да, есть такое…
− Анаис, многие его изделия очень напомнили мне твои рисунки, которые ты еще в институте рисовала. Это ведь ты придумала?
− Ну мы вместе работаем. Как-то не разделяем, кто из нас идею привнес.
И тут я опять ее вспомнила – открытая, но не до конца, веселая, но с каплей грусти, общительная, но не болтает лишнего.
− Приезжай в Москву, увидимся, посидим.
На том и условились.
Через месяц мы встретились в одном их московских ресторанов.
Где высокая тонкая нимфа с копной волнистых волос?
Нет ее. Передо мной уставшая, чуть поникшая, с мальчишеской стрижкой Анаис. Любой ее жест – это усталость, любое ее слово – признание тяготы жизни, мои расспросы о семье спотыкаются о несколько шаблонных закрытых фраз. Одно мне очевидно – она несчастлива.
Маэстро Павел Карусски колесит по выставкам без жены, его окружают блестящие женщины и именитые мужчины, а моя Анаис – рисует на клочке салфетки космические паутины.
Обсудили всех сокурсников, вспомнили светлые беззаботные времена. Ее глаза наполнились слезами − это было неожиданно для меня.
−Вероник, кто бы мог подумать, что это были самые счастливые наши времена… Мне потом в жизни никогда не было так хорошо, как в те 5 институтских лет.
− Но, подожди, у тебя такая яркая судьба. Никто из нас так и не стал художником, а ты стала. Вы с мужем делаете великолепные вещи. Он, наверное, необычный человек. Как вы познакомились?
И она рассказала захватывающую историю их романа, который начался на первой ее работе после института, где он был директором творческого ювелирного объединения, а она – новичком-стажером. Как закрутилось у них все, а ее родственники его не одобрили – разведенный мужчина никак не подходил мечтательной Анаис. Как у него возникли серьезные проблемы с руководством объединения, как они перешли в открытый конфликт и как они вдвоем бежали в Москву. Живя здесь на птичьих правах, все же родили сына, а потом уехали в Италию, в тепло и влажность средиземноморья.
− Вот это любовь! – бормочу я.
− Да ладно, все как у всех, – скромничает Анаис.
− Карусски – это настоящая фамилия Павла?
− Нет, конечно. Его фамилия – Петров. Что с такой фамилией придумаешь? Вот и придумал себе Карусски – первое, что пришло в голову. Звучное, на иностранный манер
И это все, что она говорит о своей семье. Несколько светлых бликов мелькнули у нее в глазах при разговоре о сыне, и все…
Наш разговор все время возвращается к общей юности, и мы ежеминутно произносим: «А помнишь…» И дальше смех, воздетые к потолку взгляды, пытаемся восстановить картинки прошлого.
Расставаясь, я с грустью гляжу ей в след – за 10 лет пропала моя Анаис. Нет ее задранного носа, нет ее чуть отстраненного взгляда из-под полуопущенных ресниц. Нет ее кокетливого жеста рукой, когда она откидывала непослушные волосы с лица.
…И опять мы потерялись. Нет, мы, конечно, высылали друг другу милые открытки по праздникам. Всего-то…
Но однажды она мне позвонила и сказала, что муж ушел от нее. К другой, молодой. Безобразно ушел. Говорят, лучшая защита – нападение. Знал, что подлость совершает, но нападал на Анаис, обвинил, что она виновата в последних неудачных коллекциях.
Брызгал слюной, махал напряженной ладонью перед ее глазами, требовал, чтобы она уезжала назад, в Россию.
А она, молодец, сказала ему простое твердое «Нет».
И начала все сначала. Милые, добрые итальянцы, коллеги по работе, поддержали ее. Знали ее, как мечтательную, трудолюбивую Анаис, работать с ней в радость.
Она рисовала новые причудливые узоры душными ночами, потом садилась за компьютер, строила цифровые модели, потом сына вела в школу. В обед жевала пасту и тихо иногда плакала. Никто не видел, но она мне призналась, что плакала совсем чуть-чуть, боялась раскиснуть. А нельзя ей, она одна с мальчиком своим.
Так пробежали пару лет.
И вот я на ювелирной выставке, у стенда иностранного бренда. За витриной доброжелательные лица хозяев. Итальянцы. На плохом русском мы говорим о дизайне, и я упоминаю имя Карусски в разговоре. Они оживляются и говорят, что знают русского ювелира.
Тогда я прибавляю, что Анаис Карусски – моя старая подруга. О, чудо − они знают и ее. И несут мне свежий выпуск ювелирного журнала, где на главной странице – фантастическое черное кольцо, похожее на паутину, и где-то среди этой путаницы – белая жемчужина, как слеза в темноте. Ring «Renaissance» by Anais Anais.
Восхитительно! Можно сфотографировать эту обложку? Я так за нее рада!
Я пишу ей, звоню, восторгаюсь. А она, как всегда: «Да ладно, ничего особенного…»
«Как «ничего особенного»? Наконец, на твоих изделиях стоит твое имя, а не имя Павла. Это справедливо. Это все − твои идеи».
Помедлив, задаю неделикатный вопрос:
− Как ты? Восстановилась после развода?
− Да. Все хорошо. Видишь, начала производство под своим брендом.
− Работа хорошо спасает от депрессии.
− Да, только у меня странные новости – Павел хочет вернуться…
Невольная пауза…
− Анаис, что ты думаешь по этому поводу?
− Вот веришь – не знаю…
А мне так грустно от ее «не знаю».
Анаис, Анаис, зачем ты всю жизнь рисуешь эти паутины? Что там, в твоей душе?
Твои украшения – это капли слез в центре пышных цветов, это уходящие силуэты на серебряных браслетах, колье с хрупким перламутром, восточные лотосы, похожие на русские подснежники…
Еще в юности мы до конца не могли тебя понять. Ты была с нами, но в то же время как-то отдельно. Мы болтали о своих влюбленностях, ты молчала. Мы толпой шли гулять к морю, а ты спешила домой. На лекциях мы шутили над однокурсниками, а ты…
ТЫ РИСОВАЛА В СТИЛЕ ФЭНТЕЗИ, Анаис, Анаис…
