Читать книгу: «Грани», страница 2
Я упал на колени и рыдая обнял Чарли за шею. Увидев мои слезы, он принялся вылизывать мои щеки, словно жалея меня. Так я вел себя, пожалуй, впервые. Не знаю, сыграла ли жалобная картина в нашу пользу, или же мои слова показались родителям убедительными, но переглянувшись и еще долго обсуждая со мной все детали, начиная с того, где и при каких обстоятельствах я его вообще обнаружил, и как теперь нашей семье сосуществовать с такой огромной собакой наконец было принято решение – Чарли остается!
Вечер прошел во всевозможном внимании к Чарли и бесконечном потоке нареканий ко мне. То, что собака сразу же стала отзываться на кличку, которую я дал, почему-то никого не удивило. По мнению мамы по его внешнему виду понятно, что он Чарли: «некий благовоспитанный английский пэр». За ужином было решено, что нужно обязательно дать объявление о находке в газету, а также повесить его на столб, к которому привязали собаку. Я пообещал, что займусь этим завтра.
Сам же я был переполнен счастьем от присутствия в доме пса. Он был просто великолепен. Вечером я еще раз покормил его курицей обещая, что завтра мы обязательно купим для него корм. По предположениям мамы гадить в доме он не стал, а спокойно подошел ко мне и стал проситься на улицу. Я не сразу понял, чего он хочет от меня, но смекнув я схватил поводок из веревки, и мы выскочили к подъезду. После выгула мы вернулись и стали готовиться ко сну. Привычным образом я разложил свою раскладушку и наконец-то улегся. Родители спали на раскладном диване. Чарли было предложено спать на ковре, где он и остался, но тайком я поманил его к себе, и он запрыгнул на раскладушку.
– Сгони его, он же грязный! – начала мама.
Но Чарли умостился ко мне в ноги и положил голову на живот. Сейчас я понимаю, насколько огромен он был, или же насколько маленький был я. И несмотря на летнюю температуру воздуха, от него мне совсем не было жарко. Мы оба были довольны и непослушно остались вместе. Позже, уже посреди ночи, я много вертелся и невольно будил соседа по койке. Покорно меняя стороны на узкой раскладушке, он сдвигался все выше и в итоге мы спали в обнимку.
На следующее утро последовала очередная просьба пса на выгул. Рано утром он разбудил меня тем, что спрыгнул и начал трогать лапой по ноге. Беспрекословно я встал и выполнил его волю. Я был ему благодарен.
Пока мы гуляли по траве, своим брюхом он собрал всю росу и в итоге стал мокрым. Мокрая собачья шерсть, весьма естественно, издает запах. Но утром видимо кто-то встал не с той ноги, и в мой адрес опять последовали замечания о том, что собака воняет, и что мыть ее тут проблематично, ведь душ был общим на этаж. Что он роняет слюни по всей комнате, особенно после того, как попьет. И все в этом роде. Я молчал. Что я мог сказать?
Наконец родители ушли, оставив мне небольшую сумму на нужды. Написав объявление на тетрадном листе, вместе мы отправились прежде всего к тому перекрестку. Я прикрепил объявление прямо к столбу. После мы пошли в редакцию городской газеты. Я знал где она находится благодаря тому, что обнаружил ее в ходе одной из моих экспедиций. Но разместить объявление в газете я не смог, так как услуга эта оказалась не из дешевых.
На обратном пути мы захватили корм, купили нормальный поводок и еще долго слонялись по городу вместе. Чарли, как и мне, очень нравилось гулять. Он с постоянным интересом смотрел по сторонам и тянул поводок вперед, словно намекая мне, что я плетусь слишком медленно.
К обеду мы вернулись домой. На электрической плитке у меня булькали пельмени, а за ушами Чарли трещал его корм со вкусом кролика. До вечера мы остались дома, вместе смотрели по телевизору мои любимые мультфильмы, ели и валялись на диване. К тому времени я уже понял, что это уникальный, волшебный пес. Ну а какая еще собака будет реально смотреть с тобой телевизор, словно что-то там понимая? А ведь он именно так и делал. Внимательно слушал, когда с ним начинали разговаривать. К тому же был идеально выдрессирован, понимал абсолютно все команды. Для маленькой комнаты вел себя просто идеально, никогда не издавая никакого лишнего шума. В нем было столько плюсов и изумительных черт, но видел их, пожалуй, только я.
На протяжении недели, каждые вечер и утро я выслушивал всевозможные упреки и разговоры о том, что он тут лишний, что нет места, что его слюни на полу уже невозможно терпеть, хотя я уже как только мог ходил за ним попятам и вытирал эти мизерные капли, если они и падали на пол. Так уж устроены щеки у его породы: они немного накрывают нижнюю челюсть, потому жидкость с них может стекать, особенно после того, как животное попьет. После добавились косые взгляды соседей, и наконец скандал с бабой Галей – женщиной в весьма почтенном возрасте, с редкой, но бурно начесанной седой растительностью на голове и омерзительнейшим выражением лица. В доме она была как управляющий, устанавливающий общественные порядки, словно старейшина или жрец культа. С ней все соглашались, потому что спорить было сложно, до чего она была склочная.
Раньше она доставала нас тем, что «наше семейство» должно убираться на общей кухне со всеми жильцами и мыть там все плиты, как новоселы, несмотря на то что общей кухней мы вовсе не пользовались, так как в комнате у нас была электроплитка. И вот теперь увидела меня в час ночи, выходящим из душа с мокрым Чарли. Ой ору было! Весь дом подняла на уши. Она так заорала, что в той самой темной общей кухне напротив я услышал, как все тараканы разбежались по щелям.
Итог всего: мой отец накричал на нее в ответ, заявив, что, если та еще раз вякнет или попытается указывать в наш адрес, кто себя каким образом должен вести и какую плиту мыть, он раскроит ее голову об эту плиту, подкрепив все это тем, что он контуженный и за себя может не отвечать. Конечно, это было не так. От отца редко можно было услышать подобное, но как говориться: раз в год и палка стреляет. В общем то выходит, что он встал на мою сторону, но дома я все равно получал ежесекундные тычки. «Когда ты уже найдешь его хозяев? Сколько еще нам с ним жить?» – только и слышал я.
Деньги на объявление в газету мне выделены не были. Дорого. Заставляли развешивать обычные по всем столбам в городе, чего я делать, естественно, не стал. Терпел я упреки лишь несколько часов ежедневно да немного по выходным, а вот с Чарли я проводил целые дни, наполненные только радостью и светом.
Жара и духота неожиданно сменились свежими теплыми днями. Вместе мы проводили время в тенистом сосновом лесу с огромным пышным папоротником и на больших светлых полянах с мягкой луговой травой. Поначалу я боялся спускать Чарли с поводка, но потом понял, что он вовсе не старается удрать и непременно бежит на каждый зов. Мы играли в мяч, мы гонялись наперегонки. Теперь вместе мы были исследователями, путешественниками-экстремалами. Вместе мы делили обед, вместе спали на тесной раскладушке, пихая друг друга в бока, но по-другому уснуть не могли. Вместе мы по-прежнему смотрели мультфильмы, подпевали песням по радио.
Я полюбил его. Это был он, мой идеальный, самый настоящий, фантастический безмолвный друг. Не смотря на все, я был счастлив и таким же счастливым я хотел сделать и Чарли, и уже никогда не отпускать его от себя. Меньше всего я хотел, чтобы его настоящие хозяева нашлись. Но, к сожалению, мои родители хотели обратного.
Последнее время я стал засиживаться за чтением допоздна, сидя при этом на табуретке в импровизированной кухоньке, отгороженной в комнате шкафом, создающим стену, чтобы свет не мешал родителям спать. Делал я это отчасти специально, чтобы просыпаться уже после их ухода на работу, дабы не выслушивать никаких нравоучений хотя-бы с утра. Если бы я знал, что это когда-нибудь сыграет со мной злую шутку, я больше никогда бы не спал.
Наступило утро десятого августа. Я разлепил глаза. На часах было без пяти минут одиннадцать, а значит родители уже ушли. «Чарли… », – сказал я сипло первым делом. В комнате звенела тишина. Чарли, иди ко мне скорее, – с тревогой громче сказал я. Но в ответ ничего не последовало. Я вскочил как ошпаренный. Я осмотрел всю комнату. Его нет! Его нет! В ушах стоял звон. К горлу подкатывал комок. Я выскочил в коридор в одних трусах, пробежался по двору. Это было глупо, но я недоумевал и совсем не понимал, куда тот делся. Но, словно разразившей меня молнией, наконец осознание дошло до меня. В груди я почувствовал резкую тяжелую боль. Так не болят внутренние органы, так болит душа. Забежав домой, на зеркале я увидел прикрепленный листок бумаги, незамеченный ранее:
«Сынок, прости, но так продолжаться уже не могло. Чарли пришлось увести без твоего ведома, иначе пришлось бы вырывать его у тебя с боем. В холодильнике суп, разогрей его. Мама.»
Обратив внимание на вешалку, я увидел, что поводка Чарли там нет. Я сполз по стене на пол. В глазах застыли слезы. Я рыдал и бил кулаками по полу. Я ревел как медведь, я хотел провалиться под землю, больше ничего не видеть и не слышать. Я просто хотел сгинуть.
Быстро накинув на себя шорты и майку, я вышел из дома и побежал на почту. Заплатив за три минуты разговора, я связался с рабочим номером склада, на котором работала мама. Объяснив, наконец, тугодумному человеку на том конце провода, кто мне нужен, я услышал заветное «алло».
– Куда вы его дели? Где Чарли? – кричал я в пластиковую трубку.
– Откуда ты звонишь? – последовал недоумевающий голос.
– Я спрашиваю, где вы его оставили? Отвечай мне, быстро!
Мой крик было слышно сквозь стекло телефонной кабинки. Все уставились на меня, но мне не было до этого дела.
– Ну, в районе вокзала. Мы шли на электричку, и отец отпустил его там. Сынок, он найдет хозяев сам, будь уверен.
В трубке послышались гудки. Время вышло. Со всех сил я ломанулся на вокзал. Я обыскал каждый угол, все близлежащие дворы и закоулки, пути, магазины. Опросил кого только можно: и продавщиц, и милиционеров, и цыганок – кто-то видел какую-то собаку, кто-то вообще ничего не видел, кто-то просто проигнорировал мои вопросы. В конечном итоге результата не было. Весь день я провел в поисках. В безрезультативных поисках.
Вернулся домой я под вечер, за несколько минут до прихода родителей, голодный и уставший. Я молчал. Попытки родителей выйти со мной на контакт не увенчались успехом. В конце концов в их разговоре я услышал фразу: «Ну ничего, перебесится», окончательно ознаменовавшую весь тот кошмар, который произошел в моей жизни. Поводок же вернулся обратно на вешалку.
Мир потускнел, а на город вновь спустилось адское пекло. Каждый день я ходил по городу. Нет, это были уже не экспедиции – это отчаянные поиски. Через несколько дней я понял, что это бессмысленно, что я больше уже никогда не увижу своего друга. Но жаль мне было тогда не себя, а его, так как я не знал, где он сейчас, в беде ли он, сыт ли он, жив ли он.
Пятнадцатого августа, превозмогая жару и бредя по дороге в магазин, в глаза мне бросился лист бумаги с большой надписью:
«В вашем городе пропал пес! Кличка Чарли. Порода – английский кокер-спаниель. Были в вашем городе проездом, собака осталась на станции во время остановки. Не заметили, что пес не вернулся в вагон. Нашедшего ждет вознаграждение. Звоните по телефону…»
Я перестал читать, уставившись на маленькую фотографию знакомой ласковой морды, напечатанной ниже. Мои руки затряслись в судороге. Ведь всего этого могло не быть. Ведь была надежда вернуть Чарли к хозяевам. Ждать оставалось совсем недолго. Видимо его хозяева, отчасти безответственные, не заметили сразу, что пес не в вагоне, хотя это не представлялось мне возможным. А мой храбрый Чарли удрал куда-то от платформы, испугавшись видимо единственного, что могло его напугать – стука больших колес поездов. Даже если хозяева и сорвали стоп-кран, что вряд ли, они уже не нашли бы его. А на следующий день кем-то привязанным к столбу нашел его я. На этом история Чарли закончилась, уникальным образом оставив за собой тот факт, что ведь его действительно звали так.
Естественно, звонить хозяевам и говорить, что собака несколько недель жила у меня я не стал, так как сказать, что мои родители его вновь бросили на вокзале, было бы очень глупо. В сердце моем не осталось более никакой боли, а в груди нарывала пустота. Родителям я ничего не сказал. Отужинав, мы вместе провели вечер за телевизором. Привычным образом я вел себя паинькой. Позже, по обычаю, были разложены диван и моя раскладушка, я пожелал им спокойной ночи и в комнате стало темно и тихо. Слышались лишь звуки соседей за стенами, но неотчетливо. Я лежал, прокручивая все в голове, и не мог поверить, что это действительно произошло со мной. Неужели все случилось в реальности? За что у меня отняли друга? Неужели я заслужил такой печальный опыт? Неужели Чарли, мой восхитительный Чарли, заслужил такой человеческой жестокости? С недоумением я осознавал, что такой поступок совершили самые близкие мне люди. Поступок, которому нет оправдания. Бездушный поступок. В один миг они окончательно погасили мою веру в людей, веру во все хорошее, оставив лишь пепел от остатка сгоревших чувств.
До трех часов ночи я не сомкнул глаз. Когда весь мир наконец полностью утих, я встал и вынул из шкафа имевшийся для ремонтных целей растворитель. Аккуратно и беззвучно я облил по кругу всю мебель и стены, лег в раскладушку и чиркнул спичкой.
