Читать книгу: «Путь к свободе. О зависимости от вещей, людей и мнений», страница 2
Разрешение не грешить
Каким же должен быть первый шаг, если человек, осознав, что рискует «проспать» всю жизнь, захотел проснуться? Иногда – и очень часто – таким шагом, а точнее, толчком становится какое-то действие Промысла Божия, какие-то события или обстоятельства, которые определенным образом устраивает ради выведения человека из спячки Господь. Но если говорить о том, что зависит от самого человека, то начинать надо с разумного и осознанного прочтения Евангелия. Потому что это книга, в которой о жизни сказано все, что необходимо о ней знать. Евангелие, собственно говоря, и есть наша жизнь: благодаря ему можно по-настоящему увидеть и понять ее. И Евангелие, по большому счету, если человек его принимает сердцем, и полагает начало его освобождению от всего – от любой зависимости и от любой связанности.
При прочтении Евангелия должно происходить то, что произошло с несчастной женщиной, сгорбленной, которую, как сказал о ней Господь, много лет назад связал сатана. Но вот она встретилась со Христом и распрямилась, разрешилась от этих уз немощи (см.: Лк. 13, 10–17). И то же самое должно произойти с человеком, который знакомится с Евангелием, принимает его сердцем.
Помню, как я крестил одного молодого человека: он прочел какую-то часть Евангелия (может быть, одного евангелиста), мы с ним беседовали, и потом, когда он исповедовался перед принятием крещения, он сказал такую чудн!ую фразу: «Вот я грешил в жизни тем, тем и тем, а потом прочел Евангелие, и мне стало намного легче, потому что я понял, что можно не грешить». И я даже переспросил его, потому что мне подумалось, что я ослышался, – ведь, казалось бы, он должен был сказать, что из Евангелия узнал, что нельзя грешить, а он узнал из Евангелия, что можно не грешить, словно разрешение на это получил. Грешить, оказывается, не обязательно. До знакомства с Евангелием ему представлялось, что раз все грешат, все живут во грехе, то иначе и жить нельзя. И вдруг Евангелие ему открыло: нет, это не обязательно, это не единственно возможный образ жизни. Можно безо всего этого обойтись, и жизнь будет гораздо лучше. И он почувствовал себя благодаря этому свободным.
Чудн!о звучит, но Евангелие разрешает нам не грешить. Человек сегодня зачастую, кажется, ищет разрешения грешить, но на самом деле это разрешение предоставляет вся окружающая жизнь. Вся жизнь человека кричит: «Греши! Делай что хочешь, живи как хочешь, поступай как угодно!». А человек, в общем-то, и не хочет так жить, его душа-христианка противится этому, но сама жизнь как бы диктует ему подобный образ действий, образ поступков, образ мышления. И лишь Евангелие свидетельствует об обратном: о том, что грешить – не обязательно.
Форма вместо живой жизни
У человека, находящегося за пределами церковной ограды, зачастую складывается представление о Церкви не как о месте, где учат свободе, а, наоборот – как о месте, где едва ли не все запрещено, и само христианство представляется какой-то чудн!ой системой самых различных запретов. Более того: таково же, к сожалению, представление о христианстве и церковной жизни и у многих людей, в церковной ограде уже находящихся. Почему? Потому что – опять-таки, говоря о зависимости – человеку почти всегда хочется взять какую-то схему, под эту схему «подогнать» свою жизнь, и тогда, как ему кажется, у него все будет хорошо: есть форма, есть схема, и я по ней живу. А жизнь ни в какую схему и ни в какую форму не укладывается. И жить такой – настоящей – жизнью страшно, и человек пытается держаться за какие-то схемы, которые выпадают у него из рук, но он все равно цепляется за них. Из этого и рождаются пресловутые списки – того, что «можно», и того, что «нельзя»… Но это некая формализация отношения к христианству, которая носит совершенно неразумный характер.
Христианство – это на самом деле взаимоотношения человека со Христом. И эти отношения строятся постепенно; со временем, живя в Церкви, человек понимает: вот это моим отношениям со Христом мешает, это их затрудняет, а это вообще делает их невозможными. И когда он начинает разбираться, что ему мешает, что затрудняет, что не дает идти за Христом, то оказывается, что все мешающее – и есть те самые грехи, о которых Господь говорит в Евангелии. Иными словами, личный опыт свидетельствует, что евангельские заповеди не являются какими-то внешними, произвольно установленными запретами или повелениями, их нарушение действительно разрушает человека изнутри – точно так же как это было с нарушением заповеди о невкушении плода с древа познания добра и зла. Ведь Господь не сказал Адаму: «Когда ты съешь этот плод, Я тебя умерщвлю». Нет, но – смертью умрешь (Быт. 2, 17), потому что, решившись добровольно впустить зло в себя и в свою жизнь, ты впустишь и смерть. Ты хочешь познать добро и зло? Но ты вместе с этим познаешь смерть. И любой грех приводит к своему закономерному результату – к тому результату, который заложен уже в нем самом: к умерщвлению души.
Все так ясно, так просто и вместе с тем живо и естественно… Но человеку хочется держаться за что-то внешнее и за ним укрыться от новизны, неповторимости, непредсказуемости жизни, и он предпочитает свою жизнь формализовать.
Вот это, к слову сказать, еще один вид зависимости и очень серьезный, и распространенный – от форм. Есть такой известный анекдот: человек опаздывает, ловит машину. «В аэропорт!» – «Довезу». – «Сколько?» – «Столько». – «Поехали!». Потом, уже сев в автомобиль, человек спохватывается и спрашивает: «А где у вас “шашечки”?» – на что водитель отвечает: «Вам “шашечки” или ехать?». Другими словами: вам надо доехать до места или вам нужно, чтобы все было по правилам?
Мне с детства запомнился мультфильм про лошадку с детской карусели, которая очень хотела стать настоящей лошадью. И вот она спрыгнула с карусели, пошла по городу и увидела такси, которое ей очень понравилось; и она нарисовала себе «шашечки» и решила работать в качестве такси. И вот попадается ей человек, который опаздывает на вокзал. «Ты – такси?» – «Да, я – такси!». Человек радостно вскакивает лошадке на спину, и она… начинает возить его по кругу, как привыкла. Вот два случая, пусть и анекдотических, выдуманных: у машины нет «шашечек», но она везет в аэропорт, а у лошадки с карусели «шашечки» нарисованы, но скакать она может лишь по кругу, а отвезти никуда не способна, потому что не умеет. В одном случае форма есть, но нет за ней того, что необходимо. А в другом – нет формы, но есть то, что человеку нужно. И жизнь – она такова.
Откуда фарисейство? Или откуда наше российское старообрядчество? «Вот сейчас создадим форму и будем держаться за нее как за спасательный круг – и все будет хорошо». Не будет. Надо жить. Совершенно свободно реагировать на то, что с тобой происходит, каждый день делать какой-то выбор, следовать голосу своей совести, искать воли Божией, которая в одной ситуации окажется такой, а в другой ситуации – иной, хотя, казалось бы, «по букве» таковой не должна быть. Но Священное Писание говорит, что буква убивает, а дух животворит (2 Кор. 3, 6) и жить надо не по букве, а именно по духу.
Часто, очень часто приходится слышать вопрос: а способен ли сам человек различить, где буква, а где дух, возможно ли это в принципе? Что тут сказать… Да, способен, и да, возможно. Верный в малом будет верен во многом (см.: Лк. 16, 10). Есть масса ситуаций, из которых буквально соткана вся наша жизнь, в том числе ситуаций простых, элементарных, в которых мы понимаем, как поступать – по духу, а не по букве. И если мы в этих ситуациях поступаем сообразно со своим пониманием, то в какие-то трудные, головоломные моменты понимание тоже приходит, поскольку, во‑первых, уже есть навык, есть стремление различать волю Божию и, во‑вторых, есть Господь, Который в этом помогает. Когда ты делаешь свои маленькие шажки, Он помогает тебе в случае необходимости сделать шаг семимильный, а если ты своих шажков не делаешь, то семимильного шага тоже не будет.
Что делает невозможное возможным
Как положить начало преодолению зависимости от страха перед жизнью, как начать жить по-христиански, не боясь, но зная и потому надеясь? Если возвращаться к лошадке с карусели: она бегает по кругу, потому что ничего другого не знает и не умеет. И человек, который не жил никогда по-христиански, не знает, как так можно жить, ему эта жизнь кажется невозможной. Трудно это… Но человеку необходимо для начала хотя бы немного поверить Богу – а кому нам еще верить, кроме Бога? – и услышать, что все Евангелие говорит о том, что жить иначе, «не как все», по-христиански возможно. Апостол Петр никогда не ходил по воде, но он тем не менее говорит: «Господи, скажи мне прийти к Тебе по воде!». И Господь отвечает: «Иди». И он идет по морю и не тонет (см.: Мф. 14, 25—32). Даже это возможно, не говоря уже обо всем остальном. Для этого нужно просто довериться Тому, для Кого нет вообще ничего невозможного.
Именно поэтому лишь верующий человек может и осознать свою несвободу, и избавиться от нее. А для неверующего путь к освобождению закрыт, потому что он находится в этом мире как в темнице, как в пожизненном заключении и, по большому счету, для него из этого заключения нет никакого исхода. А для нас это не темница – для нас это некая временная хижина, как говорит апостол Павел (см.: 2 Кор. 5, 1). Она разрушится, но разрушится для того, чтобы мы, словно птенцы, проклюнувшиеся из своей скорлупы, вышли из нее в новый, прекрасный, удивительный мир, в котором не будет ни страдания, ни времени, ни ограниченности, ни связанности человека чем бы то ни было.
Почему, если подлинную свободу человек обретает только в Церкви, так много людей, находящихся в ней, которые далеки от свободы, которые и здесь, по сказанному выше, держатся за форму? И опять же – уподобляются фарисеям, людям, которые превыше всего ставили Закон и его исполнение и часто забывали при этом о самой главной заповеди в нем – о любви к Богу и к человеку?
Если вчитаться в Евангелие, если посмотреть на земную жизнь Христа Спасителя, то мы увидим: притом что Господь пришел не нарушить, но исполнить закон (см.: Мф. 5, 17), Он в полном смысле этого слова ломает всю систему представлений людей о религии, о жизни, о взаимоотношениях, о ценностях – обо всем. Почему? Потому что Господь никогда не подходит к нам с какой-то линейкой или измерительным прибором, но в каждом случае у Него живое и непосредственное отношение к каждому человеку. Вот жена-грешница, которую по Закону надо камнями побить, а Он встречает ее с любовью (см.: Ин. 8, 7). Вот другая, не смеющая глаз поднять, потому что ждет осуждения от всех,– все осуждают, но только не Он (см.: Лк. 7, 37–48). Почему? Потому что Он не судит человека по тому, что человек в своей жизни совершил. Он не судит человека по тому, кем он формально является в глазах всех,– Он судит его по тому, каков есть человек в глубине своего собственного сердца. И именно это дает человеку возможность измениться – это отношение к нему со стороны Того, Кто его сотворил и Кому известно о нем все.
И, как правило, когда человек выбирается из страшной пропасти греха и приходит к Богу, у него гораздо больше способности к свободе: он знает себя, знает, чего он ст!оит, и не пытается выстроить жизнь из какого-то «суррогатного материала». Он воспринимает ее такой, какая она есть, и живет этой живой жизнью, имея удивительный опыт милости Божией, любви Божией и понимая, что если бы Господь к нему подходил «формально», по «схеме», то он должен был бы быть побит камнями и похоронен вне христианского места погребения. Должен был бы… Но ведь не произошло этого!
Традиции мертвые и живые
Когда мы говорим о формах, схемах, то неизбежно возникает вопрос о традициях, в первую очередь, разумеется, традициях в жизни церковной. Как определить для себя: когда следование традиции полезно, а когда оно превращается в препятствие, в помеху для движения вперед? Тут трудно не вспомнить слова апостола Павла: Все мне позволительно, но не все полезно (1 Кор. 6, 12). То, что нас назидает и созидает, однозначно полезно и хорошо, а то, что тормозит наше развитие, приводит к нашему разрушению, – однозначно плохо. Что касается традиции, то под ней мы чаще всего подразумеваем некую общепринятую форму, которая появилась, выработалась не вследствие случайного стечения обстоятельств и факторов, а потому, что это было наиболее приемлемо, удобно, приводило к лучшему результату. И настоящая традиция – вещь достаточно живая и динамичная: она постепенно видоизменяется; есть традиции, которые уходят, и им на смену приходят другие. Вот, например, уже упомянутое нами старообрядчество: это действительно самое настоящее обрядоверие, когда люди держались за привычную для них форму, и она представлялась им самоценной, то есть имеющей ценность сама по себе. И это заставило их пойти фактически на разделение единого церковного тела. Они возвели внешнее в разряд непогрешимой догмы, и это стало их реальностью, той, за которую они были готовы и на смерть идти.
Вне всякого сомнения: человек, сознательно ниспровергающий традицию, противящийся традиции,– это человек, который идет путем гордости, путем бунта, восстания, разрушения, и это само по себе зло. Традиции не надо ни разрушать, ни отвергать – их надо уважать. И в этом есть некое смирение: мы приходим в чей-то дом, в этом доме есть какие-то порядки, какие-то установления и какие-то традиции, и мы естественным образом их воспринимаем, если уважаем владельца этого дома. То же самое происходит в Церкви. Но традиции не являются в Церкви чем-то главным. Полагается, например, чтобы женщина была в храме в юбке или в платье, а не в штанах или джинсах. Значит ли это, что мы женщину, пришедшую в «неположенном» виде, не должны пускать в храм? Нет, разумеется. Потому что главное – то, что она должна быть в храме, а как она выглядит, это уже вторично. Потом, спустя некоторое время, с ней имеет смысл об этом говорить – деликатно, вежливо, объясняя, что нужно все же постараться изменить в своем облике.
В Азии есть местная традиция: заходя в буддистский храм, разуваться. И когда там появляются православные храмы, эта традиция в них тоже соблюдается: люди, входя в храм, снимают обувь, что вряд ли возможно у нас. Я привожу этот пример, чтобы показать: все это носит настолько незначительный характер, что может быть так, а может быть иначе. По большому счету, и креститься тремя перстами или двумя перстами – это тоже вопрос традиции, а ни в коем случае не чистоты веры.
Быть живым – трудно
Человек склонен давать второстепенным вещам первое место главным образом по одной причине: так проще. Какими были взгляды, мироощущение учеников до распятия Христа, до Его Воскресения, до Пятидесятницы? Очевидно, что апостолы тоже пребывали в плену тех или иных ложных представлений, и Господь день за днем эти представления разрушал. Как, например, в ситуации с сирофиникиянкой, которая шла за Христом и Его учениками, прося исцелить ее дочь. Ради нее ли Господь говорит эти слова: Нехорошо взять хлеб у детей и бросить псам (Мф. 15, 26)? Скорее всего, Он говорит это ради Своих учеников, чтобы они увидели, как она на эти слова откликнется. И они видят, и это ломает их привычные представления: прямо при них Господь, слыша от нее ответ – и псы едят крохи, которые падают со стола господ их (Мф. 15, 27), говорит ей, язычнице: Женщина! Велика вера твоя, в то время как их, Своих учеников, Он постоянно упрекает в маловерии: «Маловерные, почему усомнились?» (см.: Мф. 14, 31; Мк. 4, 40).
Все общение апостолов со Христом – постоянная ломка их привычных представлений. Кто же может спастись, если удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царствие Божие? (Мк. 10, 25). Есть представление о том, что богатство – это свидетельство благоволения Божия к человеку, что достаток – это то, к чему каждый человек естественно стремится. И вдруг оказывается, что это не только не ценность, но вообще колоссальное препятствие. И у апостолов возникает вопрос: кто же может от этого отказаться? А раз никто отказаться не может, то кто же может спастись? И Господь ломает эту опору, ломает это представление, чтобы человек от него освободился. Но когда Господь разрушает такие опоры, Он не ввергает человека в растерянность, но дает ему взамен совершенно иную систему представлений, отношения ко всему, что есть в мире,– свободную, живую, динамичную и вместе с тем очень стройную, очень простую и очень устойчивую. Единственно верную.
То же должно происходить с нами. Евангелие, когда мы открываем его для себя, должно, с одной стороны, ломать наши прежние представления о жизни. С другой стороны, мы все-таки живем в мире, в котором Евангелие уже прозвучало, он уже вобрал, впитал в себя евангельское слово, а потом в значительной своей части начал его отторгать. Но, даже отторгая Евангелие, мир не может его пережить – оно будет звучать, пока мир существует. И сегодня на самых разных уровнях – на культурном, на бытовом, даже на генетическом – Евангелие в нашей жизни присутствует, и поэтому когда мы начинаем его читать, то что-то в нем переворачивает наше сознание, а что-то в нем мы вдруг узнаём как свое, – как будто мы всю жизнь с этим жили, как будто нам кто-то все это уже говорил.
Другими словами, Евангелие неожиданно оказывается для нас уже знакомым, не чужим.
Глава 2. «Мое, не отдам!». О зависимости от мелочей
Пост: можно пренебречь?
Мы уже коснулись вкратце темы поста как простейшего самоограничения, которое может подготовить человека и к самоограничению в большем. Но стоит поговорить об этом чуть подробнее.
Пост – это действительно самый элементарный, первичный опыт отказа от того, что доставляет удовольствие, и этот опыт позволяет нам научиться отказываться от того, к чему мы, возможно, привязаны в еще большей степени, чем к пище, и что, доставляя нам удовольствие, вредит притом нашей душе. Так малый опыт отказа, опыт поста полагает начало освобождению от зависимости. Поэтому у святых отцов мы видим отношение к посту очень серьезное – вплоть до утверждения, что без воздержания в пище невозможно преуспеть в духовной жизни. И в то же время современные люди зачастую, напротив, с недоумением спрашивают: «Как связано содержание моего желудка и состояние моей души? Неужели Богу это важно?». Что на это ответить, помимо сказанного уже выше?
Смирение перед опытом Церкви
Сегодня трудно найти человека, который, пользуясь Интернетом, так или иначе не соприкасался бы с такой его частью, как Youtube, где можно найти все, начиная от лекций по догматическому богословию и заканчивая советами, как сшить ботинки в домашних условиях. В частности, там собрано колоссальное количество советов от спортсменов, ведущих тренеров, диетологов о том, какой образ жизни нужно избрать для того, чтобы добиться определенного результата: питание, распорядок дня, расписание тренировок. Люди, которые хотят добиться примерно таких же результатов, как они, или просто результатов хороших, с огромным вниманием относятся к этим советам: подобные видео собирают десятки и сотни тысяч, иногда даже миллионы просмотров – так велики у аудитории желание и готовность учиться у того, кто знает как. А речь идет всего лишь навсего о здоровье, о спортивных достижениях, о физической форме человека – о достаточно скоропреходящих вещах, хотя для кого-то, может быть, и очень важных.
Если же мы говорим о христианской жизни, о борьбе со страстями, о стремлении к христианскому совершенству, то естественно, что задавать вопросы «как этого достичь?», «как победить свои страсти?», «как жить по-христиански?» надо тем людям, которые более всего преуспели в этой жизни, – в той, к которой мы всё никак не можем, а только мечтаем приступить. И этими людьми оказываются святые отцы, посредством своей жизни, своего подвига, своей борьбы со страстями достигшие святости, стяжавшие благодать у Бога. И никто, кроме них. Они знают, каков путь к этому, от чего на этом пути надо отказаться, а что, наоборот, на этом пути обязательно нужно приобрести. И очень смешно и жалко выглядят те, кто отрицает опыт святых отцов и пытается изобрести какие-то «новые» способы поста, подвига, жизни христианской как таковой. Это люди, которые в каком-то смысле изобретают христианство, приспособленное под себя.
Опыт святых отцов не является для нас неким «регламентом» в отношении всей нашей жизни – скорее это принцип, который мы берем за основу и которого стараемся держаться. И когда заходит речь о том, что не важно, вкушаешь ли ты или не вкушаешь то, что оговорено Типиконом, – важно, чтобы ты просто чувствовал, что ты постишься, то возникает такое двоякое ощущение… С одной стороны, да, может быть, это правильно, но, с другой стороны, почему мы постоянно должны быть умнее – и Церкви, и святых отцов, и того же самого Типикона? Почему мы настолько хорошо о самих себе думаем? Тут, мне кажется, надо мыслить все же несколько иначе.
Типикон – это некий образец, которого так или иначе придерживались все подвизавшиеся: кто-то постился строже, чем оговорено в Типиконе, кто-то – чуть мягче, но все держались его как ориентира. Совершенно естественно, что и мы не должны от этого ориентира отказываться, не должны от него отступать. Если состояние нашего здоровья того решительно требует, то мы можем идти на необходимые уступки своей плоти, и только лишь так. А менять отношение к посту в принципе, утверждая, что питание – это нечто неважное, мы ни в коем случае не должны. Ведь «нормы» поста родились не каким-то случайным образом – это реальный опыт.
Одно дело, если человек призывает других делать так, как он считает правильным, не имея ничего для обоснования своего мнения. И совсем другое дело, если у него есть личный опыт, подтверждающий, что такие действия приводят к определенному результату, и если, действуя так же, к этому результату, кроме него, приходили сотни и тысячи людей на протяжении многих веков. К этому опыту надо прислушаться. И Церковь в этом отношении заслуживает внимания и уважения, потому что в Церкви мы находим сотни и тысячи людей, которые поступали в отношении поста так, и это приносило пользу и приводило к определенному результату. У нас нет никаких оснований в данном случае Церкви не доверять.
Есть вещи, носящие характер традиции, к которым можно относиться достаточно гибко,– это касается, например, каких-то обрядовых различий между Поместными Церквами. Но есть вещи, которые одинаковы у всех: и в Японии, и в Греции, и в Сербии, и в Болгарии, и в России, и в Русской Православной Церкви за рубежом, потому что они являются базовыми. И отказываться от них или пытаться их видоизменить, говоря, что это не важно, – это, конечно, огромное неразумие. И, по большому счету, то, что не дает человеку последовать за Церковью в данном случае, не дает просто принять то, что принято ею, – это тоже некая маскируемая таким образом зависимость.
Скажем, человек настолько привык есть йогурт, что не может без него прожить в течение Великого поста. Он может потерпеть отсутствие на своем столе мяса, но к йогурту привык до такой степени, что начать утро без него уже не в состоянии. Хотя этот йогурт может содержать массу отнюдь не полезных красителей и добавок, так что необходимость его употребления Великим постом ради здоровья желудка – крайне сомнительный аргумент. И отказ от него, может быть, напротив, принес бы человеку пользу. Но тем не менее человек настаивает: «Без йогурта не могу!». И таких примеров, во многом нелепых, смешных, – хоть отбавляй.
То есть человек не дает самому себе даже поставить ногу на первую ступеньку лествицы духовного восхождения. И, как следствие, никакого восхождения не получается.
