Читать книгу: «Хроника событий местного значения (дни «совка»)», страница 9
Особенности жизни в очередях
В Москве я остановился у Зорика и поехал с отчетом о командировке в Министерство. В Управлении внешних сношений меня поздравили с успешной работой, сказали, что В. М. Апрелев умер. Видеть кого-либо, кроме него, в «кадровой» службе не хотелось, и я зашел сообщить о приезде лишь в свой «главк». Позже понял, что это было ошибкой – после успешной загранкомандировки Управление кадров включало специалиста в какой-то перспективный резерв. На одном лестничном марше я встретил Резуненко, он был также озабочен, безрадостен и лишь удивленно воскликнул:
– Вы вернулись?!
На заводе к этому времени сменилось почти все руководство, и мой приезд не вызвал явного интереса, я вернулся к своим обязанностям. Но не буду говорить, что для меня поездка в Югославию окончилась лишь приятными воспоминаниями и хорошими подарками семье.
Во многом я стал другим человеком, пожив в стране с образом жизни, отличающимся большей свободой действий, ценностью инициативы, широким освещением происходящих в мире событий. Там я обучился сербскому языку, прочел мемуары У. Черчилля, тома истории Европы, ставшую для меня настольной, книгу Э. Хемингуэя «По ком звонит колокол». Там я посмотрел неизвестные у нас фильмы М. Антониони, Ф. Феллини, И. Бергмана, А. Хичкока. Там я ощутил удовольствие от вежливого и быстрого обслуживания в гостинице, кафе, магазине. Там я увидел капитальные результаты неспешного, но эффективного и полезного для других труда индивидуальных предпринимателей.
Без рисовки скажу – я понимал, что этот удачный случай произошел благодаря тому, что страна дала мне возможность проявить себя. И когда вернулся в родные места, был обрадован многим, а удручен одним – очередями. К ним меня вновь вернули обстоятельства жизни.
Очередь в пять человек – эпизод, который может случиться везде, она принимается дежурно. Например, очередь на сдачу стеклотары. В ней случаются неприятности: вдруг объявят, что не принимают бутылки с узким горлышком. Тем, кто – с высшим образованием, это непонятно, но воспринимается без особых эмоций.
Стихийная очередь в двадцать человек уже вызывает склоки и распри. Например – в поликлинике при сдаче анализов, где услышишь: «вас не было. Вот бабушка сидит целый час, вас не видела».
Организованная очередь в тысячи человек – социально-экономическое явление. Свидетельством о нахождения в ней может быть номер на ладони и официальное извещение горсовета. В первом случае – на покупку автомобильных шин, во втором – на улучшение жилищных условий. Могут сказать, что очереди – признак здоровой экономики, спрос больше предложений, раскупается все, что изготавливается. Но это благодушные разговоры за рюмкой и в хорошей компании.
* * *
Многие реформы Н. С. Хрущева не дали должный результат, но одна была явно успешной – поточное строительство коммунального жилья.
Сейчас о пятиэтажных «хрущевках» говорят с сожалеющей улыбкой, но ютившимся тогда в тесноте коммунальных квартир, они показались пределом мечтаний. В малое по площади, но неплохое по планировке жилье можно было попасть по медленной и непонятно двигающейся очереди. И еще до поездки в Югославию, оценив свои возможности, мы замахнулись на двухкомнатную квартиру, общей площадью 27 квадратных метров в одном из первых кооперативных домов города.
Я начертил план квартиры, разместив на нем необходимую мебель и предусмотрев минимально возможные проходы от семейного ложа в сторону кухни и туалета.
Фундамент и стены нашего дома возвели довольно быстро, но потом из-за отсутствия чего-то стройка остановилась. Я приходил и видел кирпичные стены с наледью от ранних морозов. Неприятно удивляло все более уменьшающееся пространство будущего жилья.
За время остановки строительства дома удалось по очереди купить польскую кухню, чешский диван и стол с шестью стульями. Возник вопрос – где хранить все это до вселения в будущее жилье. Диван и стулья поставили в гараже у знакомых, упакованную в коробки кухню я разместил в коридоре нашей коммунальной квартиры, обеспечив скандальные разборки с соседями не менее чем на квартал.
Наконец, известили об установке отопительных батарей. Я прибежал на стройку и был поражен видом моего жилья. Массивные батареи почти на полметра выступали из ниш под окнами. В углу, где я с большим трудом поместил будущий бельевой шкаф, торчала труба, пригодная, разве что, для поддержки при выполнении маховых движений ногами.
Я в панике заметался по дому и наткнулся в квартире, подобной моей, но – этажом ниже, на остроносого гражданина с блокнотом и ручкой.
– Видели?! – крикнул я ему, – Здесь должен был стоять шкаф, здесь – стол! А сейчас – все пропало!
– Я не видел ваших вещей, товарищ, – испугался он, – я тут проверяю выполнение сантехнических работ.
– Так вы – проектант этого безобразия?! – пропел я.
И последующие пятнадцать минут нервно объяснял свою ситуацию. Остроносый сантехник слушал меня внимательно.
– Попробую чем-нибудь вам помочь, – неуверенно произнес он.
– Сделайте это, товарищ, – растроганно попросил я.
Проектант сдержал слово. Батареи утопили в ниши, трубу перенесли ближе к окну. Мы прожили год, ощущая поток холода из угла, где она стояла раньше. Не спасал и большой слой газет, наклеенный под обои.
Весной в этом углу появилась трещина, она шла по всей высоте дома. Приехала комиссия разбираться с причиной случившегося. Строители молчали, члены правления кооператива смотрели в землю, проектант, потрясая папкой с документами, кричал:
– Несанкционированное изменение теплового режима дома!
Трещину укрепили стяжками и сказали – дом простоит лет тридцать – межремонтный период, это нормально. А потом по очереди нашего кооператива мы перебрались в квартиру большей площади, и я уже с юмором мог рассказывать о своей роли в тепловом усовершенствовании нашего дома.
* * *
После защиты диссертации и назначения меня главным металлургом завода, появились какие-то деньги, и я начал думать о машине. В это время Волжский автомобильный завод уже делал несколько моделей малолитражек по лицензии итальянской фирмы «Фиат».
По заводской очереди на покупку машин мне предложили дорогую по тем временам шестую модель. Машины по более доступной для меня цене достались назначаемым передовикам производства из рабочих или людям, близким к месту распределения благ на заводе.
Я решил просить замену машины на ту, которая мне была по деньгам.
Мой вопрос можно было решить в Управлении торговлей города, оно находилось в старинном особняке на набережной Невы. От входной двери к кабинету нужного мне начальника вела мраморная лестница под красной ковровой дорожкой. Начальнику с фамилией Каштелян обо мне что-то сказал его родственник, работавший вместе с моим другом Владиком Гаврило в Институте Арктики и Антарктики.
Прождав полчаса в приемной, я зашел в кабинет, большое помещение с высокими окнами, резными деревянными панелями стен и камином под белой мраморной плитой.
За массивным столом сидел красивый мужчина, он держал в руке и разглядывал листок моего заявления. Это сразу очень впечатлило, я опасался, что придется долго объяснять – кто я и зачем пришел. Каштелян кивнул на мое приветствие и нажал кнопку звонка. В кабинете появился человек с озабоченным выражением лица. Это – единственное, что я отметил, остальное в нем было таким серым и незаметным, что оскорбляло величественный вид кабинета.
– Степаныч, – обратился Каштелян к этому человеку, – вот парню дали хорошую машину, а он хочет похуже. Посмотри, как ему помочь.
От его слов спазм благодарности сдавил мне горло. Вот так решают вопросы чуткие к людям масштабные руководители! А мы говорим…
Увидев прощальный кивок Каштеляна, я последовал за Степанычем. Он мелко перебирал ногами, держа папку с моим заявлением.
Сейчас, думал я, он выдаст мне какую-нибудь трафаретную справку, и я поеду с ней в магазин, а после буду рассказывать, как решил эту проблему людям робким, но вечно осуждающим нашу власть.
Мы зашли в узкое помещение с тремя столами. За одним из них по клавишам пишущей машинки стучала пожилая дама. Степаныч вынул из папки заявление, положил его в самый нижний ящик своего стола, и, подняв на меня строгие глаза, сказал:
– Все, ждите…
Управление торговли я покинул в размышлениях. Зацепка была, но…
Несколько раз я звонил Степанычу. Он постным голосом сообщал:
– Ваш вопрос решается.
Подошло время выкупа машины. Если бы я это не сделал в срок, она доставалась другим покупателям. Нужно было действовать.
Заготовив впечатляющие фразы, я ворвался в комнату к Степанычу. Я сказал, что к Каштеляну попал от влиятельных людей, что не хотел бы тревожить их еще раз, но из-за бюрократии – придется, что…
На лице Степаныча появилось выражение тревоги и разочарования. Он молча вынул из ящика бумагу и, глядя в сторону, сунул ее мне. На ней было подписанное месяцем ранее разрешение Каштеляна.
* * *
Садоводство в СССР было и хозяйственным решением правительства, и самодеятельностью граждан, желающих обеспечить себя овощами и фруктами. Участки для садоводства выделяли предприятиям, обычно – на заболоченной пустоши без дорог, электричества и водоснабжения. Дальше милостиво допускались всевозможные инициативы внизу. Подобным образом, через добровольное общество содействия армии и флоту, можно было получить в аренду участок земли для гаража.
Я получил участок на 74 километре Мурманского шоссе в местности, которую одни называли Синявинскими высотами, другие – болотами. «Безлошадные» садоводы добирались туда на автобусе, привозя все, что могли нести в руках и на спине. Жили в палатках, готовили пищу на костре, нанимали бригады с госпредприятий для прокладки дорог, подводки электричества и труб водоснабжения.
Но постепенно дикий прежде край преображался. Образовывались улицы домов из рам и дверей, выброшенных на свалку, из бетонных панелей, непонятно как привезенных из города, из шифера и фанеры. Были там и рубленые избы, собранные из спиленных деревьев. При всем этом на второй год в самодельных парниках выращивали разные овощи и клубнику, а весной расцветали яблони и вишни.
Спилив деревья и выкорчевав пни, я приступил к возведению жилья на участке. Двое постоянно пьяных работников соорудили каркас и крышу постройки. На заводе мне разрешили купить доски и брусы от сносимой крыши ремонтируемого цеха. Была поздняя осень, их доставку на участок затрудняло бездорожье, но упускать такой случай приобретения ценного материала было бы глупостью.
Наш грузовик безнадежно застрял в жидкой колее дороги, не доезжая километра до моего участка. Пришлось бросить драгоценные доски без надежды обнаружить их на следующий дачный сезон. Но весной, добравшись до оживающего садоводства, я с радостью увидел свой строительный материал нетронутым, хотя он явно мешал проезду транспорта. Я был настолько растроган благородством людей, не позарившихся в такой ситуации на чужое, что написал очерк о трудовых подвигах садоводов в районную газету. Редакция сообщила мне о его опубликовании, но в их статье о героизме наших садоводов было сказано мало, больше – о дооборудовании Мурманского шоссе двумя автобусными остановками в будущем году.
Машина способствовала ценному знакомству с одним из покорителей Синявинских высот (болот). Однажды, возвращаясь в город, я подвез молчаливого парня с цепким взглядом. Он оказался рубщиком мяса в магазине на Петроградской стороне. В те времена это было знаковым событием. Тогда в мясных магазинах можно было купить синеватых цыплят. Реже – свинину или говядину и потребительская ценность их кусков зависела от схемы разрубки туши. Рубщика звали Володя, я подбирал его на шоссе, привозил на участок и вез в город. А он…
В то время покупать отборное мясо у задней двери магазина мог лишь человек с большими связями. Мое благополучие длилось два месяца. Потом Володя купил машину, и это удачное знакомство прекратилось.
Мне случалось наблюдать и более организованную покупку продуктов некоторыми людьми нашей страны. При командировках в Москву я останавливался у Зорика Черняка. Его отец, приветливый, веселый и добрый человек, работал референтом в значительном учреждении. И однажды Зорик взял меня помочь привезти продукты, которые они покупали в «одном месте, где все есть».
Говорят, при И. В. Сталине был организован единственный в столице распределитель продуктов и вещей для «номенклатуры». А во время, о котором рассказываю, избранные люди страны покупали продукты и вещи в распределителях многих министерств и других органов власти.
Мы приехали на тихую улицу Москвы, где был просто выглядящий зал, и в креслах сидели молчаливые или тихо беседующие люди. Они по сигналу подошедшего работника этого учреждения поднимались и скрывались за массивной дверью. За эту дверь пригласили и Зорика.
Содержание и стоимость его покупок меня удивили и восхитили.
Такая система избирательного снабжения складывалась годами, но еще в правлении Н. С. Хрущева не вызывала нервного раздражения у людей. Принималось, что вклад руководящих кадров в строительство светлого будущего достоин такого поощрения. И в то время «власть имущие» старались публично не демонстрировать свои возможности в приобретении «дефицита» или каких-то других благ.
Обстановка стала быстро меняться во время правления Л. И. Брежнева. Кумовство, трата государственных средств на приемы вышестоящих и «нужных» людей, стало обычным на всех уровнях управления, что привело к расслоению общества по доходам, интересам, настроениям.
При бесчисленных постановлениях пленумов ЦК КПСС по подъему сельского хозяйства и бравурных отчетах о своевременных посевах и уборке зерна и овощей страна покупала пшеницу за границей, а в овощных магазинах не редкость была гниловатая картошка и морковь.
В столицу и крупные города из провинции отправляли «гонцов» для покупки вскладчину нужного для праздничных столов. Конечно, были поставки фруктов, консервированных овощей, парфюмерии, одежды из стран социалистического лагеря. В Ленинграде, при приграничной торговле с Финляндией, случалось купить женские сапоги и мужской костюм выделяющегося качества. Аналогично, при командировке в Хабаровск покупали японские зонтики, красивые резиновые сапожки. Сейчас трудно объяснить, почему в богатейшей стране мира могло быть такое. Прошли времена, когда «приоритет средств производства над продуктами потребления» был первично важен.
Не было и вредительств. Много тратилось на «защиту от агрессивных сил капитализма». Но техническая мощь страны, уровень инженерных и рабочих кадров, позволяли успешно решать все проблемы. Приходит мысль, что дефицит продуктов или вещей, определяющих уровень жизни людей, можно объяснить равнодушием благополучных «верхов», корыстными действиями работников торговли и присущей для управляемой «сверху» экономики бесхозяйственностью.
* * *
После одного из совещаний по проблемам сельского хозяйства было принято решение закупить в США для производства у нас установок автоматизированного полива полей в засушливых районах страны. Это поручили нашему министерству в порядке «нагрузки» к выпуску товаров народного потребления. В США отправили группу инженеров для ознакомления с работой установок и их изготовлением. Получили несколько установок для оценки возможности их воспроизводства из отечественных материалов на наших заводах. От какого-то отдела ЦК КПСС появился куратор этой темы, Сергеев. На одном из совещаний по организации изготовления этих установок он сказал:
– Как я понял американская установка – это труба на колесах с сотней распылителей. Двигается и орошает поле под водяным давлением из артезианской скважины. Что, до такого мы сами не могли додуматься и потратили миллионы долларов? Нас не поймут…
Все согласились с этим тезисом, и решили, что трубы, распылители будут как у американцев, а привод автоматизируем – у нас хуже с артезианскими скважинами и поливать нужно зерновые, овощные, не только по кругу, но и фронтально. Быстро создали специальное конструкторское бюро, базу сборки и испытаний изделий, определили их изготовителей. Работа завертелась, привлекая все больше средств.
Руководителем работ назначили человека опытного, исполнительного, а главным конструктором – молодого инженера Снегирева, он хорошо проявил себя при выполнении важного заказа в Нижнем Новгороде, и был переведен на работу в Ленинград. Снегирев служебным ростом гордился, рассчитывал его продолжить и активно принялся за дело.
При разработке проекта установки орошения проявились проблемы. В стране не делали насосы и гидроцилиндры требуемых размеров, были сложности с поставкой комплектующих для системы автоматики.
Решили для первой установки использовать то, что можно было найти у наших поставщиков. Опытный начальник Снегирева сказал:
– Пусть задвигается в срок, а усовершенствовать можно без конца…
Началась отладка работы механизмов и системы управления опытной установки на испытательном полигоне. Снегирев решил съездить в места применения орошения, чтобы проверить условия эксплуатации и содержания создаваемого изделия. Приехал в совхоз, руководитель которого был известен успехами в выращивании зерновых. Совхоз понравился аккуратными домами, школой, клубом для культурного досуга и самодеятельности сельской молодежи. Председатель совхоза устроил гостю баню и между ними случился такой разговор:
– Павел Никифорович, – спросил Снегирев, – меня интересует, как вы относитесь к нашим установкам, вы же были на защите проекта.
– К установкам «сверху» нужно относиться с уважением, – рассмеялся хозяин, – но если серьезно, за свои деньги я бы их не купил. Они сложные, где в селе найти специалистов для их обслуживания? У этих американцев много всякой техники, а их установка собирается из того, что можно найти всегда и везде.
В это время произошло очередное совещание по выполнению работ. Опытный руководитель темы заболел, с докладом поехал Снегирев. На совещании присутствовал Сергеев. Выслушав доклад, он спросил:
– Значит, постановление партии и правительства выполним, к пленуму в марте следующего года десять установок для полива будут на полях?
Услышав это, Снегирев похолодел. Нельзя было сказать «да» и «нет». После минутного замешательства он решился произнести:
– Установки работоспособны, но для изготовления партии потребуются некоторые комплектующие, думаю, что их поставят в срок…
В помещении возникла тревожная тишина. Сергеев, явно взвинчивая себя, гневно выкрикнул:
– Вы отдаете себе отчет в том, что говорите?!
Через неделю Снегирева отстранили от работы. Он спросил своего опытного руководителя:
– Почему вы не сказали, что есть задание сделать десять установок в такой срок?
– Я сам не знал, – ответил тот, – это – инициатива Министерства. Не надо так переживать. Соберем пару установок, дальше будет видно. Этой темой мы не решаем проблему продовольствия в стране. Поработаешь пока ведущим инженером, кампания кончится, все вернется на место.
Но Снегирев очень переживал изменившееся положение в коллективе, неудачу в работе, ожидая от нее перспективу и дальнейшие успехи. Он похудел, сник, не находил, с кем обсудить свои мрачные мысли, к тому же, у него не было еще круга близких людей на новой работе.
В один из дней Снегирев не вышел на работу. Телефон не отвечал, потом позвонили из милиции, сообщили: у железнодорожной станции в пригороде под поезд попал человек, по документам – ваш работник, нужно приехать, опознать. Похоронили Снегирева почетно.
* * *
Конечно, в стране не все было так мрачно с очередями и продуктами. Большая часть населения помнила времена и хуже, была довольна тем, что имела, а общие заботы объединяют и мобилизуют.
В 1988 году мы с дочкой Таней отправились на машине в поездку по Прибалтике. Маршрут включал посещение Таллинна, Риги, Вильнюса и популярных мест отдыха в Игналине, Зарасае. Володя Касаткин, мой товарищ по институту, уже директор завода в Каунасе, обещал помочь с устройством на отдых.
Приезжая тогда в Прибалтику, ленинградцы приобщались к жизни без «дефицита». Уже переехав мост между Ивангородом и Нарвой, они удивлялись свободным кафе, широкому выбору продуктов и товаров в магазинах, необычному спокойствию в поведении людей. Счастливое настроение вызывала поездка по шоссе Вильнюс – Каунас, где не было перекрестков и посещение изумительно красивого Тракайского замка.
Погостив в Каунасе, мы поехали в Клайпеду. Касаткин позвонил туда администратору городской филармонии с просьбой содействовать нам в посещении Куршской косы. О ней, закрытой для посещения многим, говорили, как о волшебном оазисе обеспеченной жизни и сервиса.
Видимо с трудом получив туда пропуск, администратор обратился ко мне с просьбой, которая смутила и обрадовала.
– У нас выступала Майя Кристалинская, – сказал он, – она попросила показать ей Куршскую косу, а подходящего транспорта у меня нет. Могли бы вы взять ее в однодневную экскурсию?
Я сказал об этом Тане, мы навели для спутников порядок в машине.
«Вживую» Майя Владимировна оказалась такой же, как и на экране телевизора, обаятельной женщиной с милой, грустноватой улыбкой. С ней был муж, архитектор Э. М. Барклай.
Когда мы подъехали к причалу парома, чтобы переправиться через залив, там уже стояла очередь из нескольких машин. А от Клайпеды подъехала колонна военных грузовиков, и стало понятно, что их будут перевозить первыми. Для нас это была единственная очередь в Литве, но оказавшаяся очень некстати и грозившая срывом столь приятного путешествия. Я подошел к офицеру воинской части и сказал ему:
– У меня в машине Майя Кристалинская, у нее день, чтобы посмотреть Куршскую косу, а тут – такая очередь. Помогите, пожалуйста.
Молодой лейтенант недоуменно оглядел меня и переспросил:
– Кристалинская? Не врешь? Откуда она здесь?
– Пойдемте, убедитесь, – с достоинством ответил я.
Увидев известную певицу, офицер смущенно пробормотал что-то о приказе доставить военный груз вовремя. Потом, улыбнувшись, сказал:
– Может, вы споете нам что-нибудь? Такой редкий случай…
Обворожительно улыбнувшись, Майя Владимировна ответила:
– Согласна, но на той стороне переправы!
На косе мы ехали сосновым лесом, где на нас спокойно смотрели косули, за песчаными дюнами открывался простор моря, во всем чувствовалось вековое спокойствие и предупредительное отношение ко всему, что могло заинтересовать и обрадовать побывавшего здесь.
С приятными воспоминаниями об этой поездке мы возвратились к нашей обычной жизни в Ленинграде.
А вскоре у нас в семье появилась еще одна дочь, Наташа.
