Читать книгу: «Проект «Тревожные Небеса»», страница 10
Но и это ещё не всё. Дальше – самое интересное. Программа «Тревожные Небеса» включала внешнюю и внутреннюю части. Внешнюю сообщали всем – это была маркетинговая часть, а внутренняя уже содержала информацию о селективных планах и она была доступна лишь избранным. Селективная вакцина предполагала три ранга носителя.
Первый ранг – избранные. Люди, живущие в убежищах первого класса, типа «Убежища 32». Это многоэтажные подземные торговые центры, гостиницы, офисы. Там люди оказывают услуги высшего порядка и наслаждаются жизнью. Селективная вакцина для граждан первого ранга лишь слегка угнетает умственную деятельность – чтобы не задавали лишних вопросов. А так же дофаминовые рецепторы. Последнее для того, чтобы люди стремились к их стимуляции. Они должны получать больше дофамина, чтобы поддерживать нормальное состояние психики. Чем больше удовольствий – тем лучше для правительства.
Второй ранг – обслуживающий персонал. Селективная вакцина должна была угнетать умственную деятельность, тормозить гиппокамп, чтобы повредить долгосрочную память. Эти люди населяют «Убежище 7». Они обслуживают технику, занимаются стиркой, уборкой и так далее.
Третий ранг – рабочий персонал. Им не нужно думать вообще. Это биороботы. Их тоже производили с помощью вакцины…
– Я не верю в это… – перебиваю я его. Андрей неохотно прерывается и смотрит на меня вызывающе, – Откуда ты всё это взял?
Он кивает в сторону Степана.
– Вот он. Работал в группе людей, вводивших селективные вакцины на стадиях частичной вакцинации.
Я смотрю в глаза Степана. Он опускает взгляд.
– Скажи, Вадим, что случилось с твоей женой? – снова продолжает Андрей, – Она же в «Убежище 32»? Ты не заметил изменений в её поведении? После какой-то из вакцинаций…
Я молчу. Мне нечего сказать – я не помню.
– Я видел, – вдруг начинает говорить Степан, – видел людей, которым ввели вакцину третьего ранга… через несколько дней после вакцинации они становились другими. Вакцины действовали постепенно, но и это было очень заметно. Чтобы друзья, родственники и сослуживцы не догадались, их разделяли – переводили в другие убежища, на другие работы. Говорили, что человеку стало плохо и его положили в больницу…
– Если твоя жена получила вакцину не первого ранга, Вадим, – продолжает Андрей, – то она уже не человек. Она биоробот. Её уже не спасти. Так же как и дочь. Детей второранговых и третьеранговых сотрудников прививали теми же вакцинами, что и родителей.
Я молчу. Степан поднимает взгляд и смотрит на меня пристально.
– И тебя я помню, – неожиданно говорит он, – Обе твоих вакцины помню… Дочка у тебя… Ты рассказывал…
Через несколько секунд я прихожу в себя. Дыхание сбитое. Из отрытого рта вырываются жуткие звуки и капает слюна. Капает прямо на красное от натуги лицо Степана. Я прижимаю его огромную тушу к полу, а все остальные тщетно пытаются меня оттащить. Я с трудом разжимаю красные от напряжения пальцы и поднимаюсь. Руки дрожат. Я вытягиваю их перед собой и смотрю.
Дочка у тебя… Ты рассказывал…
Дочка… руки дрожат от ярости и бессилия что-либо изменить…
—
Смотрю, как Роберт вкалывает мне препараты. В моих глаза уже нет слёз. Мне просто уже нечем плакать.
Бесконечная боль похожа на узел завязанный где-то глубоко в животе.
Ощущение, будто чёрная мразь внутри меня просунула руку в глотку, схватила язык и потащила его вниз через гортань, дотащила до самого живота и там привязала к кишечнику.
Я весь – просто ком бесконечного, больного, жгучего сожаления.
Хочу быть как он – овощем. Больше не чувствовать боль. Больше никогда не плакать. Больше ничего не помнить, не знать, не хотеть.
Звонок. Щелчок.
—
– Вадим, у меня есть разговор к тебе.
Внутри меня всё падает. Последние месяцы не приносят хороших новостей. Любу после вакцины положили в реанимацию и я видел её только через стекло больничной палаты. Она бледная и потерянная. Светка в правительственном интернате, я видел её раз в две недели по четыре часа. Он хочет поговорить…
– Что? Плохие новости?
Молчит. Петька мой друг с института. Это он предложил мне работать на этих убежищах. Он трётся в руководстве. Если молчит, значит и правда плохие. Смотрю ему в глаза. Он отводит взгляд.
– Не сдай меня, Вадим. Ты же не подставишь меня?
– Нет. Ты знаешь.
– Знаю. Но… тут такое твориться у нас, что уже…
– Понимаю, Петь. Понимаю. Тяжело доверять людям стало.
– В общем, я за дочь твою. Если её не забрать, то с ней будет то же, что с Любой. Я тебе этого не говорил, если что. Иначе я труп.
– Ты что несёшь то, Петь? – я думаю, что гримаса которую я состроил похожа на улыбку, но это совсем не так.
– Слушай сюда и быстро. Если хочешь чтобы дочь была с тобой, то нужно забирать её и бежать. Лучше из страны даже бежать, я не знаю точно. Я похлопотал за выходной тебе и договорился, чтобы ты забрал её.
– Что, сейчас что ли?
– Да, Вадик, прямо сейчас. И не бери рабочую тачку – твой поло на ходу ещё?
– Да… – мой рот медленно открывается. Я пока не понимаю, верить своим ушам или нет.
– Отлично. Забирай её и дёру. Не возвращайся сюда. Не возвращайся в убежища вообще.
– А Люба?
– Вадим. – он стискивает зубы и берёт меня за плечо, – Тебе лучше не думать про Любу. Она… с ней всё хорошо, но она не будет с тобой.
– Что это значит? – я чувствую, что мои руки начинают дрожать.
– Вадик, ты веришь мне?
Я коротко киваю.
– Тогда просто спаси дочь и беги. Срочно. Прямо сейчас.
Он разворачивается и энергично шагает к лифту. Я смотрю ему вслед.
Через десять минут я уже лечу домой, чтобы забрать самое важное и потом в интернат – за Светкой.
Все наличные. Золото тоже на всякий случай. Всё, что было в холодильнике, консервы, немного крупы. Бросаю в черную спортивную сумку. Заехать бы ещё на дачу за оружием – всякое бывает. Документы, фотографии Любы и Светки. Чёрт… ключей от поло нет – наверное оставил в конторе.
Быстро забрать ключи в офисе, потом за Светкой и…
Я лечу в «Убежище 32». Там мой рабочий офис.
Проходная. Моё дыхание сбито. Я просто тороплюсь. Разве раньше я никогда не торопился, проходя тут? Охранник. Его все зовут Михалыч? Кажется так… или Михалыч другой? Смотрит подозрительно… Ну конечно – это его работа так смотреть.
– Привет, Михалыч!
– Здорова! Ты разве не в писят третьем убежище?
– Дали выходной – дочку увидеть! Вот только пару вещичек захвачу из офиса.
– Дочку – это святое! – улыбается Михалыч. Не ошибся значит с его именем. Хорошо.
Подхожу к лифту, нажимаю кнопку – руки дрожат. Дьявол. Успокойся. Дыши. Тише. Минус пятый этаж. Дверь медленно закрывается. Кто-то бежит к лифту. Чёрт… Черт.
– Простите… – заходит женщина, – Вам минус пятый? А мне повыше – минус третий.
Она улыбается. Я тоже. Пытаюсь. Моё дыхание дрожит. Минус третий этаж. Двери медленно открываются. Она выходит. Сейчас закроются. ДА… да… Вниз. Ещё немного. Мой этаж.
Я выхожу и сдерживаюсь из последних сил, чтобы не побежать. Не беги. Нельзя. Моя дверь в конце коридора. Ещё три шага. Два. Один. Я протягиваю ладонь к ручке. Дверь открывается сама.
– Мохов? Ты откуда здесь?
– Я? – не дышу. Я растерян. Мой начальник смотрит с интересом, – Мне выходной дали, – отвечаю ему через несколько мгновений, – дочь увидеть.
– А твоя дочь не здесь, ты в курсе? Тут офис, а не детский сад! – он смеётся, – Это здорово, что ты приехал – я как раз думал тебя сюда командировать на один день.
Я смотрю ему в глаза и начинаю понимать, что сейчас произойдёт нечто ужасное.
– Да, я хотел просто… забрать ключи от машины.
– А что рабочая сломалась? – он на секунду задумывается, – Хотя не важно, заберёшь ключи – я тебя совсем ненадолго отвлеку. Десять минут займёт и езжай к дочери, хорошо?
Я беззвучно киваю.
– Идём в лабораторию.
– Зачем?
– Зачем-зачем? Что вы заладили все? Первый раз что-ли?
– Что первый раз? – я правда не понимаю, о чём он.
– Вакцинация у нашего отдела – вот что.
– Так ведь… в следующем месяце должна быть? – я смотрю на него и чувствую, что во рту у меня совсем сухо.
– Так, Вадим, не обсуждается. Медицинскому департаменту виднее, когда кого прививать. Сказали сегодня, значит сегодня. Идём.
Я топаю за ним. Мы спускаемся на минус двенадцатый этаж.
Я сижу на пластиковом стуле. Ко мне подходит грузный высокий мужчина с улыбающимся лицом. Я читаю имя на пластиковой табличке.
«Степан Чижов».
Он вводит иглу.
Нажимает на поршень.
Улыбается.
Я рассказываю ему про Светку. Про то, что сейчас поеду к ней.
Дочка у тебя…
Дочка…
—
В моей руке лопата. После двух ударов сосед по даче медленно сползает по белому крылу моего видавшего виды поло заляпывая его кровавыми разводами…
Глава 21
Мы выходим из избы для собраний. Я никому не смотрю в глаза. На улице уже ночь. Впереди меня идёт Степан. Его плечи подрагивают. Не от холода – я уверен, что он беззвучно плачет.
Я бы тоже плакал.
Люди расходятся по своим землянкам и бытовкам. В небе за облаками плывёт луна. Ночь полна теплом и стрекотом сверчков.
Догоняю Степана. Кладу руку на плечо.
– Ты прости, брат… – ещё секунду назад мне казалось, что я знаю, что сказать. Но сейчас… – Я это… не со зла…
Он оборачивается. Лицо красное. Губы расплываются в болезненной улыбке.
– Ты меня прости. Как я мог всё это делать?
Слеза скатывается по его красной небритой щеке. Я думаю о том, что никогда в жизни не видел, как плачет такой человек. Мне казалось, что ребята, которые выглядят как хрестоматийный мясник, толстые, красные, умеют только улыбаться. А этот плачет.
– Я не знаю… – пожимаю плечами, – Это уже не важно.
– Как это не важно? Как? – он останавливается и смотрит на меня, – Что значит не важно?
Я собираю все свои силы чтобы не отвести взгляд. Я должен выдержать этот болезненный вопрос в его глазах.
– Вот так, Степан. Что было – того уже не изменишь. Зато, ты можешь изменить то, что будет. Это сейчас зависит от наших общих усилий.
Он задерживает очередной всхлип и его лицо начинает меняться. Он неожиданно расправляет плечи, сжимает губы.
– Ты прав, – он вдруг отворачивается и смотрит на луну скрытую облаками, – Да. Что было, то было. А вот что будет… Ты слышал про Рай?
Я удивлённо поднимаю брови.
– Да, слышал как-то однажды…
– Угу… – он как-то растерянно кивает, – Андрей говорит, что Рай возможен только на Небесах. Что только Бог решает, кто попадёт в Рай, а кто нет…
Я делаю вдох, чтобы ответить что-то, даже не зная, что именно… Я бы хотел успокоить его, дать хоть малую надежду на счастливую жизнь здесь, на этой земле, но…
– Подожди, не перебивай меня пожалуйста, – продолжает он, – я хочу сказать, что… я не верю всему, что говорит Андрей. Его тут все очень уважают, он хороший человек. Но я верю, что есть этот Рай. Верю, что есть место, где люди могут жить свободно и разве Бог будет против, если мы сможем жить счастливо на земле?
– Я не знаком в Богом. Но слышал, что он как-то связан с Любовью…
– Да… если он любит нас – детей своих, то даст нам всего один шанс попасть туда, где не будет расстрелов, карателей, постоянного выживания… Ты согласен? – он внезапно поворачивается ко мне.
– Согласен.
Он кивает.
– Да. И ты согласен со мной. Доброй ночи.
—
– Вадим, ты был в «Убежище 32», был в «Технопарке», расскажи нам про систему охраны.
Андрей смотрит на меня немного вызывающе. Я не хочу играть с ним в гляделки – бросать вызов инвалиду-колясочнику, возомнившему себя религиозным и военным лидером… Не моё это. Я опускаю взгляд.
– Система охраны… я не то чтобы специалист по этим вопросам, – наглая ложь. Вообще-то я специалист. Не совсем по охранным системам, но и ими приходилось заниматься.
– Понимаю, что не специалист, но ведь ты заметил, как у них что устроено?
– Я уже рассказал как всё было, мне врать незачем. Но вот для чего вам это? Вы хотите напасть на убежище? Вы понимаете, что это безумие?
– Что безумие для человека, то подвластно Богу, – он разводит руки и оглядывает собравшихся. В избе собрались пятнадцать человек приближённых Андрея. Все мы сидим за большим столом. Перед Андреем лежит карта города. Старая, чуть ли не советских времён, с нанесёнными синей ручкой новыми объектами и дорогами.
– Богу всё подвластно, – кивает бородатый мужик в подряснике рядом в Андреем. Похоже священник, – Но разумность действий – это всё таки ответственность человека. Не так ли, Андрей?
– Всё так, отец Варсанофий. Потому мы и пытаемся узнать у Вадима, – он бросает в мою сторону колючий взгляд, – как разумнее нам поступить.
– Разумнее всего, на мой взгляд, – я по очереди смотрю на всех присутствующих, пытаясь понять, что думает каждый из них, – это убежать подальше. Нападать на убежище – самоубийство. Кроме того, скоро начнутся поставки вируса.
– Какого ещё вируса? – Андрей ухмыляется.
– Баллоны, которые я вёз. Они для биологического оружия. Поставка ожидается с недели на неделю. Как только вирус прибудет, они начнут его распыление.
Он вперивает в меня злобный взгляд.
– Ты лжёшь.
Я удивлённо открываю рот.
– Мне незачем лгать. Я говорю лишь то, что рассказали мне. Весь технопарк создан для обслуживания машин, которые в том числе должны распылять вирус.
Повисает тишина. Люди за столом начинают тихо перешёптываться. Андрей пристально смотрит на меня. Я не понимаю как мне себя вести. Глупая ситуация.
– Так, – он снова оглядывает всех, – Вадим, ты мог бы подождать пару минут снаружи?
Я коротко киваю. Конечно я могу. Отодвигаюсь от стола и выхожу из избы. На улице уже почти никого нет. Я с удовольствием вдыхаю тёплый воздух летней ночи.
– Вадим, – раздаётся откуда-то сзади, – эй!
Я поворачиваюсь. Это Степан, но он почему-то прячется в кустах.
– Подойти на минутку, – он машет мне рукой.
Я смотрю на дверь избы. Наверное, меня позовут, когда я буду нужен? Иду к Степану. Он вжался в куст сирени и ведёт себя странно. Хватает меня за плечо и прижимается губами к самому уху:
– Вадим, ты хочешь попасть в Рай? – шепчет он, – Хочешь этого настолько сильно, чтобы решиться на нечто страшное?
Я поворачиваюсь и смотрю ему в глаза. Он встревожен. Даже, наверное, напуган. Что может напугать человека в его положении? Что может пугать людей, которые каждый день видят смерть?
Я коротко киваю. Да. Я готов на всё, чтобы узнать где этот чёртов Рай и вывезти туда близких мне людей.
– Я знаю одного человека, который был в Раю. Я знаю где его найти.
– Где найти Рай?
– Нет. Человека. Он расскажет.
– Это хорошо, – я улыбаюсь, – Тебе нужна моя помощь какая-то?
Сзади раздаётся скрип открываемой двери.
– Вадим? – высунувшийся человек щурясь вглядывается в темноту, – Ты где? Андрей зовёт тебя.
Степан ещё больше вдавливается в куст сирени.
– Я иду, – машу человеку в двери, – Расскажешь когда вернусь, – говорю я уже Степану. И отправляюсь в избу для собраний.
Я сажусь на своё место и сразу чувствую, что атмосфера накалилась. Андрей смотрит на меня с недоброй улыбкой. Несколько человек явно тушуются. Отец Варсанофий зарылся в бороду и хмурится. Человек, который звал меня в избу вопросительно смотрит на Андрея. Андрей кивает ему и тогда он встаёт и уходит.
– Вадим, – начинает Андрей, – расскажи, чем ты занимался до закрытия гермоворот?
– Я работал в Канаде.
– И прилетел только перед закрытием? – его улыбка становится всё шире.
– Да.
– А откуда у тебя полный набора вакцин «благонадёжного»? Тебя прививали в Канаде?
– Да… вроде, нет, – я начинаю тревожиться и сомневаться, – А откуда ты знаешь, что у меня полный набор вакцин?
– Чип выдал нам всю информацию, это не сложно проверить при наличии примитивных приборов. У нас они есть.
Сзади скрипит дверь. Я оборачиваюсь. В избу входят четыре человека с автоматами.
– Андрей, ты думаешь, что я ваш враг? Шпион? Что происходит-то?
– Я не знаю, – он говорит это чуть ли не с нежностью, – но я очень опасаюсь за вред, который ты можешь нам причинить, потому…
Он оглядывает всех присутствующих с улыбкой.
– Потому, мы, наверное, тебя расстреляем, – он делает паузу, – На всякий случай. Как правильно сказал сегодня отец Варсанофий, разумность действий – ответственность человека. Доверять тебе – неразумно. Уведите его.
Я испуганно выпучиваю глаза.
– Андрей, мне незачем причинять вам зло. Вы спасли меня…
– Уберите его, – в голосе этого самонадеянного фанатичного калеки появляются стальные ноты. Он не шутит. Меня правда хотят расстрелять. Просто потому… что не верят мне.
– Андрей…
Меня хватают за предплечья и поднимают со стула. Я судорожно думаю, что ещё сказать. Как ещё воззвать к разуму и логике собравшихся, но голова пуста. Скрипит дверь. Сильные руки выволакивают меня наружу.
Сердце бешено колотиться. Мы идём по улице. Чёрт. Я не могу сейчас умереть. Нельзя мне. Впереди за бытовками и землянками маячит чёрный лес. Проклятье.
– Ребят, ну что за бред-то. За что меня?
В ответ тишина. Двое тяжело дыша держат меня за руки. Ещё двое – на мушке.
– Здесь давай, – командует один, очевидно главный. Мы останавливаемся. Двое конвоиров отпускают меня и расходятся по сторонам. Старший достаёт сигареты и закуривает, – Будешь курить?
Он протягивает мне прикуренную сигарету. Я мотаю головой. Сейчас, когда по всему телу пробегают судороги, а сердце колотиться как сумасшедшее – меня начинает тошнить от одной мысли о табачном дыме в моих лёгких.
– Ну как хочешь. Больше ничего не смогу тебе предложить. Ребята, готовы?
Он оглядывает своих коллег. Они поднимают автоматы и снимают их с предохранителей.
– Если тебе так проще, то можешь бежать, – он усмехаясь показывает рукой в которой зажата сигарета в сторону леса, – это всё равно не поможет, но… – он с очевидным наслаждением затягивается, – некоторым так проще умереть.
Я смотрю на него и не могу пошевелиться. Мне кажется, что если попробую бежать, то просто сразу упаду – ноги меня не слушаются. Чёрт, что за глупая смерть?
– Нет, – я мотаю головой, – мне… э… – запинаюсь и молчу.
– Хочешь смотреть в глаза своей смерти? – он снова ухмыляется, – Твоё право. Кто-то считает, что так благороднее. Благородство, – он начинает смеяться, – Что это за хрень вообще? Ты готов?
Он смотрит на меня. К такому нельзя подготовиться. Как я могу быть к этому готов?
Двое автоматчиков направляют стволы мне в грудь. Я хочу сглотнуть слюну, но вместо неё во рту сухой песок. Секунда. Я пытаюсь рассмотреть их лица, но не вижу. Ещё секунда. Время такое тягучее. Воздух такой сладкий.
– Иван! Ива-а-а-а-ан! – раздаётся где-то за плечами моих убийц.
Главный поворачивается.
– Чего ещё? Дайте одно дело закончить, потом уже о другом поговорим…
– Стой, погоди! Андрей простит притормозить! – кричит кто-то невидимый в темноте.
– Чёрт, – старший сплёвывает, бросает на землю недокуренную сигарету и со злость начинает её топтать, – опять он не может определиться! Сколько можно-то?
– Подожди, – из темноты вдруг появляется запыхавшийся Степан, – Вот!
Он передаёт главному в руки какую-то бумажку и переглядывается с автоматчиками.
– Андрей слишком часто меняет свои указания, – бухтит руководитель расстрельной команды раскрывая бумагу, – с таким каши не сваришь… стой, а тут нет ничего… – он хочет поднять взгляд на Степана, но тот уже занёс здоровую дубину чтобы со всей дури долбануть его по голове, – Чёрт… ай…
Он без сознания падает на землю. Степан смотрит на конвоиров.
– Ребята. Он наша последняя надежда, – кивает в мою сторону, – Он может найти дорогу в Рай.
– Андрей сказал, что он предатель, – отвечает один из автоматчиков так спокойно, будто то, что сейчас произошло для него обычное дело.
– Андрей больной фанатик, или ты не знаешь? – переходит на шёпот Степан.
– Ну допустим знаю, – соглашается автоматчик, – Что скажете, ребята? – он смотрит на своих коллег. Они кивают и поворачиваются ко мне.
У меня во рту такая сухость, что я не могу говорить. Я открываю рот, чтобы сказать «да», но ни одного звука не выходит наружу. Тогда я тоже просто киваю.
Да. Я могу найти Рай. Да, Андрей – сумасшедший и погубит их всех. Да. Я ещё жив. И благодарен за это.
—
Я сижу за рулём старого УАЗика. Рядом со мной Степан. На заднем сидении автоматы, еда и вода на три дня, базовый набор лекарств, боеприпасы. Как только мы заведём двигатель, придётся действовать очень быстро. Я смотрю ему в глаза. Потом тем ребятам, что остаются. И поворачиваю ключ.
Рев мотора. Педаль газа. В бытовках загорается свет. Мы пролетаем открытый блокпост и сразу за этим ребята автоматчики, которые десять минут назад выпустили несколько залпов в воздух, задвигают на дорогу бетонные блоки, чтобы задержать возможную погоню.
Верят ли они, что попадут в этот призрачный Рай на земле? Они готовы на многое лишь для того, чтобы узнать что он наверняка где-то есть. Они готовы бороться хотя бы за один шанс из тысячи жить свободно и открыто.
Пятна света выхватывают из темноты кусты и стволы деревьев.
– Ща налево, – орёт рядом Степан. Я резко выворачиваю руль, жуткая яма ударяет в подвеску как сто килограммовый молот по наковальне. В голове раздаётся звон. Мы вылетаем в поле, – Жми-и-и-и-и-и-и! – раздаётся рядом радостный визг.
– Да-а-а-а-а-а-а! – ору я вместе с ним, – Да!
Рёв двигателя, ночной воздух, луна между рваных туч. Как будто в юности мы тайком угнали дедову машину и летим с пацанами купаться на дальний пруд. Как же это… потрясающе! Я вдавливаю педаль что есть мочи. Через десять минут мы уже выезжаем на трассу.
—
– Кто тот человек, который был в Раю и вернулся сюда? И как нам его найти?
Абсолютно пустая тёмная трасса. Ветер в салоне гудит так, что приходится кричать.
– В этом и есть главная проблема, – Степан красный и встревоженный наклоняется поближе ко мне, чтобы я расслышал, – Почему он вернулся я понять не смогу, наверное, никогда. А то место, где мы сможем его найти… оно в общем…
– Что за место?
– Не самое приятное.
– Где он? Не томи, – я смотрю на него пристально.
– Этот человек живёт на полигоне…
В глазах Степана я вижу неясный страх. Я уже не первый раз замечаю как разные люди так относятся к полигону.
– Что плохого в этом полигоне? Почему его так боятся?
– Что плохого? – он недобро усмехается, – Сложнее сказать, что там хорошего. Там всё плохое. Ещё до всех этих историй с убежищами и вакцинами там пропадали люди, дети. Иногда пропавших находили истерзанными и замученными насмерть на полигоне. Говорят, что там живут дьяволопоклонники.
Он многозначительно кивает.
– Я почти уверен, что если это и так, то они не сильно отличаются от Андрея с его безумным культом.
– Кто знает? Один человек рассказывал мне, что видел там и самого дьявола… Я уж не говорю о том, что правительство свозило туда трупы тысячами, чтобы не захоранивать убитых. Это грязное место. Жуткое.
– Насчёт грязное – это точно, и кое-каких «поклонников» я там встречал. Однако объект их поклонения – вовсе не дьявол.
Минут через десять мы будем на месте и страх, который я замечаю в словах и глазах Степана, не лучший спутник в нашем деле.
– Ты бывал на полигоне? – Степан так сильно удивлён, что кричит мне прямо в ухо, забрызгивая мою щёку слюной.
– Да! И, как видишь, жив и здоров. Провёл там чуть больше суток и не нашёл ничего такого, что заслуживает нашего с тобой испуга.
Он откидывается на спинку кресла, явно обдумывая мои слова. Справа от нас появляется указатель съезда. Я очень рассчитываю, что получится попасть на полигон через тот пролом. Главное не встретить военных, которые тоже, очевидно, пользуются этой дорогой.
Съезд с трассы. Мы летим по асфальтированной дороге, проложенной к какому-то очередному дачному посёлку, который заброшен и забыт. Где-то тут должен быть спуск в поле. Вот он. Я сворачиваю и выключаю фары. До леса рукой подать.
Хорошо ехать по открытому пространству – любая встреча не станет неожиданностью, машину или человека в лунном свете видно издалека, даже с выключенными фарами. Я подъезжаю к деревьям и вижу две колеи уходящие в темноту.
Что-то подсказывает мне, что не стоит туда сейчас соваться. Я сворачиваю с дороги и ныряю между деревьев. Кусты хрустят так громко, что должны были проснуться все жители окрестных убежищ.
– Ты что творишь-то? – орёт рядом со мной Степан.
– Тихо… – шепчу я и глушу мотор.
Через несколько секунд на нас падает ночная тишина.
– Мы сюда зачем приехали? – злобно бубнит мой напарник, – В кустах постоять?
– Подожди немного. Затаимся, послушаем, – отвечаю ему. Предчувствие сильная вещь, я верю своей интуиции, – Просто этой дорогой военные ездят. Не хочу с ними столкнуться лоб в лоб.
Он понимающе кивает и тоже начинает слушать. Сначала аккуратно и понемногу возвращаются звуки природы. Просыпаются сверчки. Где-то неподалёку гукает сова. Потом проявляется далёкий и еле заметный гул города, втиснутого в границы убежищ. Здесь ночь не такая, как в лагере неблагонадёжных. Она более тревожная, более ранимая. Даже луна, выглядывая из-за рваных тучек, смотрит с некоторыми боязнью и осуждением.
Я не слышу посторонних звуков, но ощущение – оно никуда не девается. Степан, очевидно, начинает терять терпение.
– Долго ещё будем слушать?
– Тихо… – ощущение начинает обретать очертания. Я снова прислушиваюсь.
Оно становиться всё более и более физическим и оно… движется к нам со стороны леса. Степан тоже начинает это слышать и удивлённо выпучивает глаза.
– Чёрт, – он тычет пальцем в ту сторону, с которой слышен звук двигателя.
Я молча киваю и прикладываю палец к губам. По лесной дороге навстречу нам едет машина. Через несколько секунд в темноте леса становятся различимы всполохи прыгающих по кочкам фар. Я почти уверен, что это военный тигр. А в нём двое отбитых орков с пакетом грибов для торчков из «Убежища 32». Даже в слабом свете луны я вижу капли пота выступившие на лбу Степана. Держись. Они не должны нас заметить.
Звук всё ближе. Прыгающие фары уже слепят и сбивают с толку. Степан тянет дрожащую руку на заднее сидение, чтобы взять автомат. Я перехватываю его кисть. Машина уже совсем рядом – грохот двигателя такой, что кажется от него можно оглохнуть. Степан смотрит на меня в упор. В его глазах вопрос:
«Ты сошёл с ума?» – говорит его взгляд, – «они же убьют нас!»
Я мотаю головой. Автомобиль с рёвом проносится в двух метрах от нас и летит в сторону асфальтированной дороги. Краем глаза я замечаю на месте штурмана солдата жующего зелёное яблоко.
Степан медленно выдыхает. Я отпускаю его запястье. Он вытирает пот со лба.
– Не заметили…
Я молча киваю. Военный тигр выруливает на дорогу и мчит в сторону трассы. Мы сидим в тёмной машине ещё минут тридцать. Мои ощущения говорят мне, что можно ехать – дорога чистая, но я вижу, что Степан ещё не готов. Он смотрит в небо. Наверное молится.
—
Пролом всё там же и в том же состоянии. Мы аккуратно переезжаем поваленную бетонную плиту и попадаем в чёрное царство мусора. Запах, который на подъезде был ужасным, тут становится просто невыносимо мерзким. Степан морщится и сдерживает рвотные позывы. Я знаю, что скоро мы привыкнем.
Какое-то время мы едем по дороге накатанной военными тиграми. Фары выхватывают из темноты горы мусора собранные ветром и случаем в причудливые и пугающие фигуры.
Степан напряжён как струна. Я же уверен, что сейчас это чуть ли не самое безопасное место во всей округе. За исключением, разве что, мифического Рая, будь он неладен. След армейских машин становиться все более слабым, а рельеф местности всё более крутым – нужно искать место для парковки.
Хорошо бы встать так, чтобы не бросаться в глаза тем, кто может приехать вслед за нами. Я пытаюсь объехать одну из мусорных гор, чтобы спрятать машину за ней.
– Куда мы? – Степан напряжён и скуп на слова.
– Спрячем машину и найдём место для ночлега.
– Ночлега? Ты с ума сошёл? Тут спать? – он морщится и снова еле сдерживает рвоту.
– Да.
Я глушу мотор и выхожу из машины. Спать в ней опасно. Не стоит оно того. Нужно расположиться неподалёку и ждать.
– Вадим! Вадим, подожди, – Степан тоже выпрыгивает из машины и бежит за мной, – Может внутри поспим? Не в мусоре же нам?
– В ней тебя найдут и прикончат.
– Тогда давай лучше начнём искать…
– Искать человека ночью тут бесполезно. А к утру нас сами найдут местные.
– Местные? Ты бредишь?
– Автоматы и еду захвати.
Я слышу, что Степан встал где-то за моей спиной. Пусть. Я продолжаю идти. Я ему не мама. Если он человек разумный, то прислушается. Впереди вижу какой-то здоровый ящик. Наверное холодильник. Точно. Подхожу к нему – целый. За ним можно спрятаться и поспать. Нахожу палку и начинаю подгребать к нему мягкий мусор со всех сторон. Через минуту пыхтя и отдуваясь возвращается Степан.
– Вот. – он вываливает на уложенный набок холодильник автоматы, патроны, аптечку и еду.
– Спасибо. Есть в машине одеяла? Ляжем тут.
Он кивает и снова уходит. Я укладываюсь в мусор поближе к холодильнику и смотрю в небо. Некоторое время нужно будет поворочаться – чтобы найти удобное положение… но в целом мусор – мягкая постель. Возвращается Степан. Даже в темноте я вижу нескрываемое отвращение на его лице.
– Ложись. Если мы хотим найти Рай, то придётся потерпеть.
Он кивает. Оно того стоит. Я последний раз смотрю на луну, ползущую в рваных облаках над горой мусора и закрываю глаза.
Надеюсь, что блаженные дети Валоóрдена найдут нас раньше, чем военные орки. Как жаль, что нам не остаётся ничего, кроме надежд…
