Читать книгу: «Принцесса Трои», страница 3
6
Майра заскулила, когда мы добрались до восточных ворот. Я потрепала ее за мягкие уши и дала мясистую косточку из корзины для пожертвований, которую сегодня несла в руках.
Проигнорировав угощение, она смотрела, как я ухожу. Однако, оказавшись в нескольких ярдах от ворот, я оглянулась и увидела, что она уже радостно вцепилась зубами в косточку.
Четверть часа спустя, немногим позже полудня, я добралась до священной рощи, где жрецы наводили порядок вокруг алтаря Гермеса, бога-посланника. Кивнув им в знак приветствия, я отправилась на поляну Аполлона. Стоило мне там появиться, как три ворона приземлились на статую бога.
Я поставила миску с солеными зелеными оливками на алтарь, затем опустилась на траву в глубоком поклоне. Мой голос был напряженным.
– Аполлон, защитник детей, молю тебя о прощении.
Никакого ответа.
– Если ты не хочешь простить меня, – взмолилась я, – хотя бы спаси остальных. Передай мой дар кому-нибудь другому, кто сможет предупредить моих родителей так, чтобы ему поверили.
Я ждала, но затем, заглянув в будущее, опять увидела пылающую Трою.
Его вороны закаркали:
Нет человеку дела до борьбы
И жизней блох и прочих мелких тварей:
Также и наши просьбы и мольбы,
Звук лиры Аполлона заглушает.
После Аполлона я оставила дары на алтарях Геры, Афины и Афродиты, трех богинь, которые явятся в пещеру к человеку по имени Парис. Я долго обращалась к каждой, рассказывая, как сильно я ими восхищаюсь, воспевая чудеса и красоты Трои, а также справедливость и мудрость моего царственного отца. После чего молила их оставить Париса в покое. Мне казалось, что это положит всему конец, хоть я и не знала наверняка почему.
Но никто не явился и не послал мне знак.
Я перешла к другим великим богам и богиням, оставляя им виноград, изюм, сушеный и свежий инжир, медовые лепешки, вяленую свинину и кувшины с козьим молоком. Каждого я умоляла заступиться за меня перед Аполлоном. Солнце уже начинало клониться к горизонту, а моим единственным ответом оставалась тишина, только более глубокая, чем обычно.
Звуки вернулись, когда я перешла к малым богам и богиням, чьи поляны располагались на самой окраине рощи. Там пели птицы и шелестели листья. У меня оставалось одно-единственное подношение – шерстяной сверток с тремя головками чеснока.
У алтаря Эвра, бога восточного ветра, я почувствовала освежающее движение воздуха. Именно он вчера успокоил меня и вернул к Аполлону. Из благодарности я положила сверток на его алтарь, рядом со статуей, изображающей бога. В отличие от других, она была деревянной, а не мраморной. Я бы села на скамью, но здесь ее не было, так что я просто встала в паре шагов от алтаря.
Насколько же он – или его статуя – отличался от прекрасного Аполлона. Красота Эвра была другой, грубой и суровой, его изобразили коренастым, с явно выделяющейся мускулатурой.
Бог стоял, широко расставив ноги и раскинув руки, словно для равновесия. Его густые волосы казались спутанными, подбородок скрывала кудрявая борода. Нос и щеки у него были круглыми, а левая бровь казалась немного выше правой, и эта асимметричность почему-то успокаивала.
Я собралась было уходить, так и не помолившись о помощи, потому что малый бог вряд ли смог бы повлиять на Аполлона, но, услышав за спиной смех, тут же обернулась. Живой бог сидел, скрестив ноги, на собственном алтаре и смеялся. Его туника развевалась на ветру, вот только я его не чувствовала.
Я побежала. Пусть он был малым, но все же богом.
Когда я уже приблизилась к местам, посвященным великим богам, ветер принес голос.
– Я глупец. Я не хотел тебя напугать.
Я остановилась, не зная, что делать.
Легкий бриз медленно кружился вокруг моей головы.
– Ты сделала мне подарок, а я тебя напугал. Поэтому я и глупец. Осел! Пустоголовый!
Этот бог ни капли не напоминал мне Аполлона. Я невольно задумалась, упрекал ли себя бог истины, хоть раз, хотя бы в те времена, когда он был действительно, а не навеки молод.
Я вернулась к алтарю Эвра.
Он расхаживал взад-вперед на том месте, где совсем недавно стояла его статуя.
– Она вернулась, и я наверняка снова сделаю что-нибудь до одури глупое. Она должна знать, что это я не со зла.
Все еще немного напуганная, я тем не менее сказала:
– Я больше не боюсь.
– Правда? – Его лицо мгновенно посветлело. Из-за широкой улыбки глаза превратились в маленькие щелочки, а круглые щеки стали еще круглее. Никогда прежде я не видела никого, кроме Майры, настолько счастливым.
Мой страх развеялся как дым, и я улыбнулась в ответ.
– О! – Его это явно удивило. – Ты улыбаешься.
Я не удержалась от вопроса:
– Вы с Аполлоном ровесники?
Он мотнул головой.
– Нет! Я – самый молодой ветер, немногим старше тебя. Ноту надоело дуть и на юг, и на восток, так что он попросил себе еще одного брата. Обо мне даже поэты еще не знают. Братья называют меня наименьшим богом.
Мы были равны, насколько только могут быть равны бог и смертная. Моя улыбка стала шире.
– Ты не наименьший!
Он выдохнул струю воздуха.
– Я же не поблагодарил тебя, отведав твое подношение. Глупец! Как я и говорил. – Отправив в рот головку чеснока, он несколько секунд жевал ее, а затем взмахом руки вызвал порыв ветра, отбросивший меня на некоторое расстояние.
К глазам подступили слезы. Я закашлялась, задыхаясь от ветра, в котором чеснока, кажется, было больше, чем воздуха. Ветер стих, и я снова смогла нормально дышать.
– Мне редко приносят дары. Этот был неплохим.
– Я рада.
– Почему ты делаешь подношения сегодня, хотя праздник был вчера? – Он наклонился ко мне.
Еще один порыв чесночного ветерка. Интересно, он любит мяту?
– Великим богам без разницы, что ты мне скажешь. И что бы ты ни рассказала, я не причиню тебе вреда. Ну как?
Он ведь может решить, что я заслужила наказание Аполлона. Может передумать, и тогда, где бы я ни оказалась, мне придется идти против его ветра.
– У тебя большая корзина. Должно быть, ты сделала немало подношений, прежде чем добралась до меня.
– Я принесу еще! Могу пойти прямо сейчас.
– Я не сержусь!
Вот только внешний вид его говорил об обратном.
Бог снова принялся расхаживать из стороны в сторону.
– Я бы не причинил ей вреда, даже если бы сердился! Я не сделал ей больно, когда привел ее к Аполлону. Разве она не заметила? – Он остановился передо мной. – Люди не обращают внимания на малого бога. Даже у бога вашей реки Скамандр есть несколько поклонников. Но думаете ли вы о нас, богах ветра, когда начинается буря?
Покраснев, я качнула головой.
– Вы думаете только о Зевсе и его молниях. Вам и в голову не приходит, что нам это может быть неприятно.
Мой рот приоткрылся от удивления.
Он закричал:
– Что Аполлон сделал с тобой? – Затем добавил, уже тише: – В смысле, если ты хочешь мне об этом рассказать.
Я снова улыбнулась. Эвр уселся на своем алтаре.
– У бога истины не хватает воображения.
Аполлон не смог представить, что я почувствую, когда увижу будущее Трои. Я объяснила богу ветра, что произошло.
– Я должна была понять, о чем он говорил, чего хотел.
– Это он должен был увидеть, что ты его не поняла.
– Из-за его проклятия ты не поверишь моим пророчествам.
– Аполлон не может околдовать меня. Наверняка он имел в виду только смертных.
Я не была в этом уверена.
– Между греками и троянцами разгорится война.
– Продолжай.
– Ты мне веришь?
– Войной сложно кого-то удивить.
Я переплела пальцы вместе. Не было похоже, что он именно верит.
Хотя, возможно, все было совсем наоборот. Мои сестры начали спорить с моим предсказанием о том, что Миртес сыграет нам сегодня, а ведь это происходило каждый день, и шансы были велики.
Я рассказала ему все, включая разговор с Геленом.
Каким-то чудом мне удалось сдержать слезы. Однако, к моему удивлению, услышав рассказ о моей смерти, Эвр обхватил голову руками и зарыдал. Я разжала пальцы. Передо мной находился бог, который не считал страдания смертных ничтожными. Напряжение в груди отступило.
Помедлив, я рискнула сесть рядом с богом. Теплый воздух, казалось, нагрелся еще больше. Я не знала, как его утешить, но все же попыталась:
– Я спасу свою собаку.
– Я рад. – Голос у него все еще дрожал, и руки по-прежнему сжимали голову.
– Это был бы хороший дар, если бы не проклятие. Я была бы рада возможности предупредить людей, – я сомневалась, что он способен на это, но все же спросила: – Ты можешь заставить других поверить моим пророчествам?
– Нет, – он посмотрел на меня, в его глазах до сих пор стояли слезы. – Я управляю только восточным ветром. Если я попробую выполнить твою просьбу, это наверняка вызовет гнев Аполлона. Тот может попросить Зевса низвергнуть меня, а повелитель богов ему не откажет. Тогда я не смогу поднять даже самый легкий ветерок и не принесу тебе никакой пользы.
– А если ты поможешь мне совсем немного?
– Не знаю. Возможно.
Как?
– Я не поняла самое начало, ту сцену в пещере с человеком по имени Парис. Боги и богини в моих видениях остаются незримы, и я не вижу ближайшее будущее других провидцев, включая свое собственное.
– Возможно, я могу объяснить кое-что из того, что произойдет в той пещере.
Я резко обернулась к нему.
– Прошлой ночью смертный король и морская нимфа играли свадьбу на Олимпе. Закатили настоящий пир. Я тоже был там, хотя к малым богам всегда пренебрежительно относятся на таких мероприятиях. – Он пожал плечами. – Но еда была превосходной, – бог ухмыльнулся. – Не только чеснок.
– Я принесу другие подношения!
– Нас угощали курицей, ягненком и бараниной. Сочными и прекрасно приготовленными.
Он в деталях описал каждое блюдо. Тени стали длиннее.
Наконец он сказал:
– Пир закончился, как всегда, распитием амброзии.
Амброзия была медовым напитком богов.
– Когда мы опустили наши кубки, на праздник ворвалась Эрида.
Богиня раздора, мастерица по созданию распрей и ссор.
– Эрида улыбалась, от чего у меня угощение поперек горла встало. Никто ее не приглашал. Да и кто бы стал это делать? Она бросила на стол золотое яблоко и умчалась прочь. Когда яблоко остановилось возле блюда с бараньими косточками, я увидел вырезанное на нем слово «Прекраснейшей». Все сразу захотели его получить. Даже я. Моя красота отличается от сиятельного величия Аполлона, но для внимательного взора прелесть моих фигуры и черт способна затмить всех прочих. – Спрыгнув с алтаря, бог встал в позу, наклонившись вперед и играя мышцами, бугрившимися у него на руках. – Как ты считаешь?
Я не засмеялась. Он был далеко не уродлив. В отличие от старших богов, его переполняла энергия, находившая отражение в его облике. Он воистину был полон сил!
И все же он был далек от абсолютной, совершенной красоты великих богов.
– Э-эм… – На помощь мне пришла вежливость, унаследованная от матери. – Сравнивать тебя с другими богами – все равно что искать сходство и различие между инжиром и грушей. И то, и другое очень вкусно.
– Вот именно! – Бог рассмеялся. – Эта Эрида! Но ты понимаешь.
Его смех поднял поток ветра, подхвативший мои волосы.
Он засмеялся еще громче.
– Нам даже не было нужно это ее яблоко. Гефест мог бы сделать золотой плод с такой надписью для любого из нас.
Гефест был богом кузнецов и скульпторов.
Начали сгущаться сумерки. Я уже с трудом могла различить лицо Эвра.
– Но никто об этом не подумал. – Его смех затих. – Боги и богини принялись кричать друг на друга. Стол перевернули. Жених с невестой сбежали. Арес ударил Посейдона. Началась потасовка.
Арес был богом войны, а Посейдон – богом моря.
– Наконец, мы обратились к Зевсу. Он отказался выбирать победителя, но сузил круг претендентов до трех богинь: Афродиты, Афины и Геры.
Афродита была богиней любви и красоты, но люди говорили, что Гера, жена Зевса, была еще прекраснее. Я никогда не слышала, чтобы кто-нибудь превозносил красоту Афины. Она была покровительницей города, а также сводной сестрой Аполлона. Ее статуя в чем-то походила на его, хотя щеки богини были чуть пухлее.
Эвр продолжил:
– В качестве судьи Зевс назначил смертного – Париса, – потому что тот вынес честный приговор в состязании быков.
Ага. Это объясняло, почему Парис называл их имена.
Эвр фыркнул.
– От быков до богинь. Неужели он не подумал, что это разные вещи? Этот день и часть завтрашнего богини проведут, прихорашиваясь и подчеркивая свою красоту. Затем они собираются вместе посетить Париса.
Головоломка начала складываться воедино. Парис наверняка навлечет на себя гнев двух богинь, которых не выберет.
Но какое отношение он имеет к Трое?
– Я знаю, кто такой Парис, – сказал Эвр, – но уже темнеет, и тебе следует вернуться домой. Это я расскажу тебе завтра.
Может, он мог бы дать мне подсказку?
– Завтра, – повторил бог.
Он хотел убедиться, что я вернусь! Я едва смогла скрыть улыбку.
Эвр крикнул мне вслед:
– Я снова буду голоден!
В этот раз улыбку я не сдержала.
7
Уходила от Эвра я в весьма приподнятом настроении. С помощью бога, пускай и малого, мы точно сможем развернуть ужасный корабль судьбы.
В сумерках я споткнулась о большую ветвь, упавшую поперек тропинки, которая выходила из священной рощи. Подняв ее, я отломила часть и забрала с собой.
Ждавшая у ворот Трои Майра при виде меня тут же вскочила на лапы и опустила голову. Я бросила ей найденную палку, когда мы ступили на Путь Бессмертных. В темном небе над нами сияли звезды, виднелась четвертинка луны. Майра уронила найденную ветку и бросилась прочь.
Заглянув в ближайшее будущее, я увидела ее рядом с моим братом Гектором. Вскоре я различила впереди высокую фигуру и еще одну поменьше, прыгающую вокруг первой. Гектор тоже направлялся домой. Я побежала следом за ним. Мы с Эвром спасем его!
Брат выпрямился, перестав гладить Майру, и мы обнялись. Каким твердым и непоколебимым он казался!
Когда я говорила с Геленом – еще до того, как узнала, что тот предаст Трою, – мы с ним едва соприкоснулись руками.
Через некоторое время мы с Гектором разжали объятия и продолжили путь. Майра шла рядом с братом, потому что тоже любила его. Ее когти звонко клацали по камню, а подошвы наших сандалий издавали приглушенный стук.
– Брат! Почему ты так поздно возвращаешься домой?
– Я сажал деревья в новом саду. Овца упорно шла пастись именно туда, где я собирался посадить росток, и порядком меня замедлила. – Он рассмеялся. – Я раз за разом уступал ей право первенства.
Он был добр ко всем, даже к надоедливой овце.
Троя расширяла свои оливковые сады – это дело отец затеял год назад. Все мои братья помогали, но Гектор был самым преданным.
– А почему отважная канефора бродит в темноте по Трое?
– Бывшая канефора.
– Но все равно отважная. Поэт напишет песнь и назовет ее «Царевна и камешек».
– А овца напишет книгу под названием «Царевич и вредная овца».
Гектор рассмеялся.
– Наверняка она прямо сейчас бебекает избранные отрывки своему стаду.
Как же мне нравилось проводить с ним время, даже просто быть рядом. К горлу подступил комок.
Мы пересекли площадь и поднялись по ступеням дворца. Внутри, среди колонн, мелькали огни зажженных ламп. Мы стояли бок о бок, и я верила, что брат тоже не спешит расставаться.
Он посмотрел на меня сверху вниз и улыбнулся.
– Гелен заглянул в сад во второй половине дня. Он не стал работать, но сообщил мне хорошие новости. Завтра меня ждет чудесный день.
Я проверила его слова. Так и было.
– Он сказал, что может видеть будущее и что завтра я встречу свою будущую жену.
Гектору было двадцать пять, на одиннадцать лет больше, чем мне.
Я кивнула.
– Андромаху. Она приедет из Фив со своим отцом и братьями. – Фивами назывался город к востоку от нас. – Ее отец хочет больше торговать.
– Гелен и тебе рассказал об этом?
О! Я могла бы воспользоваться неоскверненным даром Гелена!
– Он сказал, что вы будете очень сильно любить друг друга. Сказал, что она столь же мила, как и ты сам.
Его улыбка стала шире.
– Он сказал мне, что она красива.
Я опустилась на скамейку между двумя колоннами, Майра устроилась у моих ног, насторожив уши. Гектор сел рядом со мной.
– У вас родится сын.
– В самом деле? Он так сказал?
– Да.
В голос брата закралось сомнение.
– Но родиться может и дочь.
Видимо, мой план был обречен. Сказанному мной, даже если я заверяла, что первым эти слова произнес кто-то другой, никто не верил. Однако, не желая сдаваться, я добавила:
– Не все из рассказанного им было радостным. Также Гелен поведал мне, что ты умрешь молодым. – Мои губы задрожали. – В битве против греков.
Гектор долго смотрел на меня.
– У меня было предчувствие, что я умру молодым, но теперь мне кажется, что мне предначертано состариться.
Люди настолько не верили мне, что выбирали ровно противоположное сказанному!
– Гелен напугал меня, – я попыталась добиться хоть чего-то. – Если начнется война, пожалуйста, пообещай быть осторожнее и не рисковать собой, когда удача окажется не на нашей стороне. Андромаха захочет сохранить своего мужа!
– Вот уж надеюсь! – Он рассмеялся. – Но она еще не вышла за меня замуж. В конце концов, я люблю поесть и не слишком аккуратен за столом. Она может счесть меня омерзительным.
– Ни за что на свете!
Он тряхнул головой, словно приходя в себя.
– Ты просишь меня быть трусом? Нет. Но войны не будет. Внимательнее выбирай, чему из сказанного твоим близнецом стоит верить, – с этими словами Гектор поцеловал меня в лоб и поднялся на ноги.
Я не хотела, чтобы он уходил.
– Ты слышал когда-нибудь о человеке по имени Парис? – Гектор много путешествовал, он добрался до самой Мигдонии во Фракии. Он многое знал о мире.
Гектор снова сел, и на этот раз голос его был напряженным.
– Он был нашим братом.
Был?
Брат, о котором я никогда ничего не слышала?
– Откуда ты знаешь его имя?
Я снова солгала:
– Гелен упоминал его, но толком ничего не объяснил.
– Интересно, как он узнал, – Гектор погладил Майру по загривку. – Когда все произошло, я был слишком мал, но с возрастом до меня дошли слухи. Наконец я решился спросить об этом мать. Ты когда-нибудь видела ее страдающей?
Я качнула головой. Только в будущем.
– Парис родился через три года после меня. Провидец предупредил, что этот ребенок разрушит Трою, когда вырастет, и сказал, что нашим родителям лучше его убить.
Я невольно прижала руку к груди и почувствовала, как часто бьется мое сердце.
– Они поверили, – Гектор поднял глаза к потолку, на котором были изображены лебеди Афродиты на фоне голубого неба, – но не смогли заставить себя сделать это и велели своему главному пастуху убить мальчика. Он забрал ребенка, а затем принес им его язык. Мама рассказала мне, что оплакивала его целый год.
Я нервно сглотнула.
– Нет! Мать и отец ни за что не пошли бы на такое!
Гектор погладил меня по спине.
– Но это правда.
Майра лизнула мою руку. Я рассеянно потрепала ее по голове. Брат мрачно улыбнулся.
– Я рад, что в этом предсказании не говорилось еще о ком-то из нас.
Я едва могла дышать.
– Я простил их. Уверен, принимая решение, они думали обо мне, своих нерожденных детях и всех остальных жителях города.
– Но разве нельзя было сделать что-нибудь еще? Принести жертву Зевсу? Отправиться в Дельфы и спросить, возможно ли умилостивить кого-то из богов, чтобы они спасли и его, и нас?
– Вероятно, они принесли жертвы всем богам и отправились в Дельфы, но это не изменило пророчества. – Он помолчал, затем тихо спросил: – Сможешь ли и ты простить их? Они любят нас.
Когда нам с Геленом было по шесть, и мы месяц страдали от лихорадки, мама ни на минуту не отходила от нас. Она разрешала нам есть медовый пирог по три раза в день, если мы были способны проглотить хоть кусочек. Отец тоже часто проведывал нас, надолго задерживаясь, чтобы рассказать древние истории о Трое.
– Думаю, что смогу простить их. Но… – Мне в голову пришла одна мысль, и я умолкла.
Как тогда возможно, что Парис до сих пор жив?
Гектор ушел. Мы с Майрой поднялись по лестнице в женские комнаты.
Этот наш брат, Парис, приведет в ярость двух богинь. Если он зол на родителей из-за того, что те пытались его убить, попробует ли он направить гнев богинь на Трою?
Наверху мама оказалась единственной, кто еще сидел за ткацким станком. Я остановилась прежде, чем она заметила меня. У ее ног стояла горящая лампа и поднос с ужином, который она приберегла для меня, включая два толстых ломтя медового пирога. Как добра она была ко мне и моим братьям и сестрам! Как, должно быть, она ужаснулась, когда услышала пророчество провидца много лет назад. Я слишком сильно любила ее, чтобы осуждать.
Мама подняла глаза.
– Ты все это время была в священной роще?
– Еще я успела поговорить с Гектором.
– Мои достойные дети. Пожалуйста, съешь весь пирог сама, не отдавай ничего Майре. Твоя гончая уже вполне упитана, а вот ты слишком худая.
Я обняла маму и уткнулась лицом в ее плечо.
Она сказала, что завтра я могу вернуться в священную рощу.
– Ты можешь ходить туда, когда захочешь. Родителям женихов нравятся благочестивые девушки, но не пренебрегай и работой у станка. Мастерство они тоже хотели бы видеть в будущей невестке, – Она рассмеялась. – Самих женихов не слишком заботит мастерство или благочестие, если речь идет о настолько хорошенькой девушке. – Она легко прикоснулась к моему подбородку, поднимая лицо. – Еще и с такой улыбкой, как у тебя.
Мне удалось улыбнуться в ответ.
На следующее утро я целый час проработала за ткацким станком, а затем заглянула в кладовку рядом с кухней и наполнила корзину подношениями и еще одной мясистой косточкой для Майры. У ворот она выглядела скорее довольной угощением, чем опечаленной тем, что я снова ее покидаю.
Добравшись до священной рощи, я поставил чашу с миндалем на алтарь Аполлона и снова попросил прощения за то, что обидела его.
– Пожалуйста, позволь мне повернуть корабль судьбы.
Тот так и не появился.
«Значит справлюсь без тебя», – подумала я.
Стоило мне направиться к поляне Эвра, как в спину подул ветер, подгоняя вперед.
Бог уже ждал меня, сидя на своем алтаре.
– И все это – мне? – Он широко улыбнулся, глядя на корзину.
Опустив ее на траву, я отошла в сторону.
Бог склонился над подношениями, вытаскивая одно лакомство за другим и называя каждое.
– Ячменная лепешка. Овечий сыр, завернутый в листья. Сладкий лук, размятый с чечевицей.
Я скрестила руки на груди. Меня мучил вопрос и мне не терпелось его задать.
– Маринованный угорь. Я не пробовал его шесть лет и двенадцать дней. М-м. Грецкие орехи. Что это? – Он посмотрел на меня, держа последнее угощение. – Целая запеченная курица? Для меня? – Оторвав куриную ножку, он впился зубами в сочное мясо и добавил с набитым ртом: – Присоединяйся.
Я откусила маленький кусочек лепешки.
– Может ли твой ветер унести меня на гору Олимп? – Если Зевс окажет мне милость, все закончится, так и не начавшись.
Эвр запрокинул голову, я почувствовала дуновение ветра.
– Без приглашения? Зевс так разозлится, что создаст нового Эвра мне на замену.
Ох.
Я позволила его ветру унести прочь мое разочарование. Придумаю что-нибудь еще – сама или вместе с Эвром.
– Я узнала, кто такой Парис. Но как могло получиться, что он все еще жив?
Эвр поднял палец, давая мне знак подождать. Доев куриную ножку, он попробовал угря и закрыл глаза, смакуя угощение.
Наконец он вытер руки о тунику и произнес:
– Мой ветер летает повсюду. Подобно твоим родителям, главный пастух не смог убить младенца собственноручно, так что оставил его на горе умирать от холода или когтей и клыков диких зверей. Вот только малыша нашла и пригрела медведица. Когда пастух обнаружил, что Парис все еще жив, то сдался и вырастил его, – Эвр ухмыльнулся. – Царевич Трои, воспитанный как пастух!
– А как же язык, который пастух принес моим родителям?
– Язык оленя, – Эвр пожал плечами. – Хотя у оленей большие языки. Наверное, это был язык олененка.
– Парис знает, что он урожденный царевич?
– Его жена рассказала ему, – Эвр поведал, что мой брат женился на Эноне, горной нимфе, которая также была провидицей.
Нимфы были божествами, но не обладали бессмертием, хотя их жизнь могла длиться сотни лет. Я никогда раньше не видела нимфу. В нашей священной роще не было их статуй, а Эноны не было в моих видениях, потому что та была одновременно и богиней, и прорицательницей.
Эвр добавил:
– Парис строит из себя невесть что, но на деле он не так уж и хорош. Трус. Ленивый. Он позволил волку задрать ягненка, когда присматривал за стадом.
Я заглянула в будущее, которое наступит через час. Парис возлежал на кушетке в пещере, которую я впервые увидела, когда получила дар Аполлона, вот только в этот раз он, кажется, был один. Неужели суд уже закончился?
Заглянув еще на час вперед, я увидела в пещере вместе с ним мальчика. Еще через час произошла сцена, которую я наблюдала у конюшен после ссоры с Геленом. Видимо, именно тогда Парис и вынесет свой вердикт.
– Эвр? Может ли твой ветер донести меня до горы Ида?
– Да я донесу до нее целого быка!
Я рассмеялась, представив, как он поднимает на ладони огромного быка.
– Бык не стал бы пытаться спасти Трою. – Я пожала плечами. – Хотя о том, как это сделать, я знаю не больше него.
Я не понимала, какое отношение выбор прекраснейшей богини имеет к Елене – женщине, из-за которой, по словам моего близнеца, начнется война.
– Идем! – Эвр зашагал прочь, направляясь по тропинке к дальним воротам рощи, которые выходили на восток.
Я последовала за ним, подгоняемая ветром. За воротами раскинулись наши поля.
Бог остановился и присел на корточки. Ветер утих.
– Держись крепче за мою голову.
Его кудри были мягкими, как перышки.
– Обхвати меня ногами за талию. Готова? – Он подпрыгнул в воздух, не дождавшись ответа.
Вокруг нас закружился вихрь. Я услышала голос Эвра:
– Нельзя ее уронить.
Священная роща отдалялась, словно это она падала, а не мы поднимались. Меня дернуло вперед.
– Держи ее крепче, глупец! – обругал себя Эвр.
Только бы пережить эту поездку верхом на ветре!
Я прижалась к богу так крепко, как только могла, но ветер дул все сильнее и сильнее. В какой-то момент моя хватка ослабла, и нас раскидало в разные стороны.
За пределами потока, несущего бога, воздух был спокоен. На мгновение я словно повисла в пустоте. В этот миг перед глазами пронеслись образы матери, отца, Гектора, Гелена, Майры. Я начала падать.
