Читать книгу: «Мой позывной «Вестница». Часть 2. Проект «Феникс»», страница 2

«Адмирал»

Был уже поздний воскресный вечер, почти ночь, когда закончился его рабочий день. Он вышел из служебной машины, отпустил ординарца и зашел в подъезд ведомственного дома. Дежурный вскочил при виде большого начальства и, приложив руку к виску, принялся рапортовать.

– Вольно, – не дослушав рапорт, коротко приказал он, и все-таки спросил, – надеюсь, все спокойно, – и, немного помедлив, – моя жена не приезжала?

– Никак нет, все спокойно, Ваша жена, товарищ адмирал, не приезжала, – отрапортовал на одном дыхании дежурный.

– Разумеется, – подумал он, – на даче в подмосковном Архангельском не в пример лучше, чем в прожаренной июньским солнцем столице.

Он взял ключи, поднялся по лестнице на свой этаж и отпер дверь. В прихожей было темно, но вместо теплой затхлости давно не проветриваемой квартиры, он почувствовал аромат вареной картошки и пряный запах селедки, заправленной постным маслом, с уксусом и репчатым луком.

Это был запах далекой юности, который он так прекрасно помнил и который неизменно встречал его, когда в редкие поездки в ближнее Подмосковье наведывался в заветную квартирку, о которой знал только он и еще две женщины.

Он быстро прошел в гостиную и, увидав на фоне светлого окна знакомый силуэт, но еще не совсем уверенный, негромко окликнул: – Аля?

Так меня называл только он – мой папа, адмирал, нарком Военно-морского флота страны.

Это был удивительный человек – большой, красивый, самый умный, самый добрый и родной на свете. Я с замиранием сердца следила за каждым его движением, когда он приезжал к нам с мамой сначала в Архангельск, откуда все мы были родом, а потом в Звенигород, где он выхлопотал для нас отдельную квартирку в стареньком домике над рекой.

Из рассказов мамы я помнила, что у них была большая любовь в юности, а потом обстоятельства воинской службы отца разлучили их, и он даже не знал, что родилась я. Когда он стал известным начальником и мама сумела отыскать его, он был уже женат. Однако он сразу признал меня за свою дочь и при встречах всегда заваливал подарками.

Я носила фамилию мамы, а в анкетах напротив фамилии отца писала, что отец погиб в бою в республиканской Испании, что могло быть правдой, потому что отец долгое время был в этой стране и даже участвовал в настоящих морских сражениях.

Я закончила школу с золотой медалью и собиралась поступать в Техническое училище имени Баумана.

Сегодня было воскресенье, 15 июня 1941-го, последний мирный выходной, до войны оставалась всего одна неделя…

– Аля, – снова повторил он уже более уверенно, – ты как здесь оказалась?

Я бросилась к нему, приобняла, одновременно пытаясь не очень сильно приближаться.

– Просто я захотела тебя увидеть, – ответила я заранее приготовленными словами, стараясь не вдаваться в подробности.

– Но как же ты сумела пройти мимо дежурного незамеченной? – не сдавался он.

Отец привык что везде и всегда должен быть порядок, и мое появление здесь было явным его нарушением. А тут налицо было двойное нарушение заведенного им порядка: мало того, что я заявилась в его квартиру, что было строжайше запрещено, но еще умудрилась проскользнуть мимо бдительного дежурного. Однако выяснение причин незаметного появления совершенно не входило в мои планы, поэтому я решила отвлечь его.

– Папа, а ты знаешь, что скоро начнется война? – задала я вопрос, на который он попросту не мог не ответить.

– А кто тебе об этом сказал? – вопросом на вопрос ответил он.

– Да все говорят, – пожала плечами я.

– А ты знаешь, что за распространение слухов тебя могут арестовать? – продолжал отец.

Вместо ответа я совершенно неожиданно для него сняла парик, который в точности копировал косу, которая была у меня в девятнадцать лет, щелкнула выключателем и превратилась в такую, какой была уже довольно давно – в женщину около пятидесяти лет.

От неожиданности отец даже отшатнулся от меня и схватился за кортик, который был на ремне его морской портупеи.

– Кто вы? – ледяным тоном выкрикнул он, – и что вы здесь делаете?

– Папа, я твоя родная дочь, – как можно более убедительно попыталась разъяснить я, – только я вернулась к тебе из далекого будущего такой, какой буду через тридцать лет.

Ты еще увидишь меня в таком возрасте, например, в 1973 году, а вот я тебя таким, как ты сейчас, больше не увижу…

– Вы мне сказки не рассказывайте,– продолжал он все тем же враждебным тоном, выставив кортик – сейчас я сдам вас дежурному, а в НКВД разберутся, какая вы «гостья из будущего».

– Папа, я пришла к тебе для того, чтобы предупредить: в ночь на 22-е число Гитлер нападает на Советский Союз. Папа, через неделю начнется война! Ты слышишь меня?

Слово «война» произвело на отца сильное впечатление, но он и не думал сдаваться.

Прошло несколько минут тяжелого, я бы сказала, зловещего молчания. Наконец он принял решение.

– Докажите, что все, что вы говорите является правдой и вы не вражеская шпионка.

– Знаешь, папа, я всегда была уверена, что ты самый умный человек из всех, кого я знаю. Поэтому ты поймешь и правильно оценишь ту информацию, которую я обязана тебе предоставить.

Наверное, ты читал фантастические романы о путешествии во времени. Но оказалось, что это совсем не фантастика, и я, твоя дочь, действительно, обладаю уникальной способностью перемещаться в разные эпохи. В далеком будущем люди в разных странах осознают, насколько важна роль нашей страны для судеб мира и создадут программы для оказания помощи в переломные моменты нашей истории. Сейчас наступает один из таких моментов, и судьба нашей страны висит буквально на волоске.

– Ну, положим, вы несколько преувеличиваете.

– Нисколько, это вы, все руководство страны, безрассудно преуменьшаете грозящую опасность.

Я повторяю, война начнется в ночь на 22 июня. Только в первые дни войны фашисты уничтожат 1200 наших самолетов, причем 900 из них прямо на земле.

– А чем вы докажите, что это не провокация?

– Хорошо, – сказала я, и достала из сумочки продолговатый предмет, похожий на небольшую записную книжку.

– Это прибор, который появится только в начале XXI века. Называется он «смартфон». А этот экземпляр изготовлен в 40-ые годы следующего столетия. В нем находится программа «Щит», подготовленная для оказания помощи СССР.

Я прикоснулась пальцем к экрану, и он ожил, высветив на голубом фоне огненными буквами слово «Щит».

– Я «Вестница», – сказала я, – пожалуйста, выступление Молотова, – и тотчас же в тишине квартиры зазвучал его голос.

«Граждане и гражданки Советского Союза! Советское правительство и его глава товарищ Сталин поручили мне сделать следующее заявление: Сегодня, в 4 часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны, германские войска напали на нашу страну…»

– Надеюсь, ты узнал голос Народного Комиссара? – спросила я.

– Но почему не выступил Сталин? – недоуменно спросил Адмирал.

– Он выступил только 3 июля. Слушай.

– Будьте добры, выступление Сталина, – скомандовала я.

«Товарищи! Граждане! Братья и сестры! Бойцы нашей армии и флота! К вам обращаюсь я, друзья мои!

Вероломное военное нападение гитлеровской Германии на нашу Родину, начатое 22 июня, продолжается, несмотря на героическое сопротивление Красной Армии, несмотря на то, что лучшие дивизии врага и лучшие части его авиации уже разбиты и нашли себе могилу на полях сражения, враг продолжает лезть вперед, бросая на фронт новые силы. Гитлеровским войскам удалось захватить Литву, значительную часть Латвии, западную часть Белоруссии, часть Западной Украины. Фашистская авиация расширяет районы действия своих бомбардировщиков, подвергая бомбардировкам Мурманск, Оршу, Могилев, Смоленск, Киев, Одессу, Севастополь. Над нашей Родиной нависла серьезная опасность».

Конечно, отец узнал голос Молотова, и, тем более, голос вождя. Он уже ясно понимал, что это не могло быть провокацией. И то, о чем говорили вполголоса, с оглядкой, подозревая, что это могло случиться, скорее всего должно было случиться, но все-таки надеялись, видя уверенность Сталина, может быть только кажущуюся, но тем не менее публично демонстрируемую, – сейчас это стало для него достоверным фактом.

И от глубины той страшной пропасти, которая внезапно открылась перед этим большим и сильным человеком, он разом как будто осунулся и постарел на несколько лет. Таким я видела отца через несколько лет после войны, когда он неожиданно был снят с должности и предан суду Военной Коллегии.

– Но этого мало, – продолжала я.

– Уже 8 сентября фашисты окружат Ленинград, блокада которого продолжится 872 дня и будет стоить жизни почти миллиону его жителей. А 30 сентября немцы будут уже под Москвой, и битва за столицу продлиться почти полгода.

– Надеюсь, Москву они не возьмут? – с трудом переводя дух, спросил мой Адмирал.

– Нет, ни Москву, ни Ленинград, ни Сталинград фашистам захватить не удастся, но они захватят, разграбят и уничтожат сотни других советских городов.

– А когда же придет день победы? – снова спросил отец.

– 9 мая 45 года. Но победа достанется советскому народу страшной ценой. Война унесет жизни почти 30 миллионов наших граждан.

Опять наступило продолжительное молчание. Но во взгляде Адмирала я больше не чувствовала враждебности. Кортик он тоже незаметно вложил в ножны.

И на этот раз первым начал говорить он.

– Вы извините, что я не буду называть Вас дочерью – для меня это слишком разительный контраст между юной девушкой, еще почти ребенком, и Вами, зрелой и мудрой женщиной. Умом я понимаю, что и она, и Вы, скорее всего, один человек, но привыкнуть к этому я еще не могу. Я Вам скажу то, что не рассказывал еще никому: вчера я был с докладом у Сталина, в котором привел данные о том, что немцы выводят свои корабли из советских портов, что, по моему мнению, является признаком приближающейся войны. Я просил дать разрешение, также вывести наши торговые суда из портов Германии, на что «Хозяин» в категорической форме запретил это делать, заявив, что это наши враги и ложные друзья пытаются стравить его с Гитлером в своих интересах. Это какое-то наваждение или необъяснимый сеанс массового гипноза: видеть, понимать, но не иметь возможности сказать это слово, которое и без этого у всех на устах – «завтра война».

– Думаю, что, кроме нашей самонадеянности, это была и блестящая работа немецкой разведки, возможная только при условии, что все решения за всю страну принимает один человек. Позже такое положение назовут «тоталитаризмом».

Ну, да дело сейчас уже не в этом. Война – практически свершившийся факт, и в этом все убедятся уже через неделю. А сейчас здесь об этом знаем только мы с тобой. Понимаешь, папа, реальность устроена таким образом, что практически одновременно существует множество времен: и мы, живущие за неделю до войны, которую скоро назовут Великой Отечественной, и время до нас, и после нас – их великое множество. Реальности, в которых мы существуем, похожи на нарезанные равными дольками кусочки арбуза. Каждая существует сама по себе, но все переходят одна в другую, начинаясь с того самого момента, на котором закончилась предыдущая реальность.

– Папа, – сказала я, – позволь, я тебя хоть немного покормлю.

Мы прошли на кухню, где так же, как и во всей квартире, корпусная мебель была затянута в белые холщовые чехлы. Ловким движением фокусника я смахнула со стола салфетку, и перед ним предстали именно те закуски, наличие которых он почувствовал еще при входе в квартиру. В заключение я слегка подогрела томленую в сливочном масле молодую картошечку и достала из новенького холодильника запотевший графинчик с анисовой, которую он весьма уважал, хотя и не злоупотреблял спиртным никогда. Этот холодильник ХТЗ-120 был предметом особой гордости отца, всегда питавшего слабость к техническим новинкам.

Несколько минут отец сосредоточенно ел, а я сидела напротив и смотрела на него, стараясь запомнить его таким, каким он был сейчас: на вершине своей карьеры, молодой, красивый и полный нерастраченных сил.

Наконец отец закончил есть, выпил пару лафитников водки в начале и в конце еды и решительно отодвинулся от стола. Здесь за столом появился пузатый самовар и накрытый разукрашенной ватной бабой заварочный чайник с дегтярного цвета чаем. К ним прилагались сахарница с колотым белоснежным сахаром и солидный запас флотских сухарей.

И опять я с удовольствием смотрела, как он расправляется с крепчайшими сухарями, с легкостью дробя их крупными белыми зубами.

– Зубы у меня в него, – подумала я, – до сих пор все до одного целые, а вот фигурой я пошла в маму. Тоже высокая, в юности была тонкая, а сейчас, пожалуй, сухопарая.

– Ну, уважила ты меня, дочка, – сказал Адмирал, – такой ужин приготовила, а я уж думал, что придется по-холостяцки чаем с сухарями обходиться, а затем добавил, – рассказывай: зачем пришла ко мне в таком виде?

– Если я скажу, что просто захотелось тебя увидеть, ты, конечно, мне не поверишь. Нет, я пришла не просто предупредить тебя о начале войны.

В программе «Щит», о которой я тебе говорила, заложена вся возможная информация обо всех больших и малых сражениях на суше и на море. Большой раздел посвящен развитию техники, прежде всего военной, но также гражданской и, так называемого, двойного назначения. Именно, начиная с этой войны, новинки военной техники начнут играть решающую роль в достижении победы над врагом не только в отдельных сражениях, но и в исходе всей войны.

Еще во время войны станет ясно, что Германия работает над совершенно новым видом оружия – атомной бомбой. Если бы она была завершена несколькими месяцами раньше – еще не известно, кто вышел бы из нее победителем. Разработками гитлеровцев сумеют воспользоваться американцы. Они возвестят начало новой эры двумя взрывами атомной бомбы над городами Японии. Эти взрывы будут практически бесполезны в военном отношении, но явятся прекрасным средством устрашения и запугивания. Эти взрывы японцы будут помнить многие десятилетия и не только не станут осуждать «янки», но будут бояться даже называть имя агрессора. И беспрекословно ему подчиняться.

Вся необходимая информация о создании атомной и еще более мощной водородной бомбы находится в этом «смартфоне». Вы сможете воспользоваться ею в любой момент.

Но дело даже не в секрете формулы расщепления урана, а в том, что для освоения новых технологий необходимо разработать множество новых материалов, создать с нуля огромное количество производств, организовать кооперацию нескольких министерств. Это станет возможным только после того, как в Советском Союзе осознают жизненную необходимость форсирования работ по созданию бомбы. Такой приказ может отдать только Верховный Главнокомандующий – Сталин.

Аналогичная ситуация сложилась и с разработкой ракетного оружия. Очень много вреда принесла стране начатая с средины 30-х годов борьба с «врагами народа». Тоталитарное государство само душило передовую науку, и нужна была сильнейшая встряска, для того чтобы положение коренным образом изменилось.

Такой встряской для страны станет Великая Отечественная война.

Но теперь все изменится, и важно, чтобы в руководстве страны появился хоть один, а лучше если группа разумных людей, способных не только трезво взглянуть на вещи, но и воспользоваться возможностями программы «Щит».