Цитаты из книги «Человеческое, слишком человеческое», страница 11
Является, во всяком случае, опасным признаком, когда на человека нападает трепет перед самим собой...
Можно говорить человеку что угодно дурное про него; но в способе, как это говоришь, надо уметь снова ободрить его тщеславие.
Высказывающий законченную похвалу ставит себя выше хвалимого, он как бы обозревает его.
Нас, органические существа, первоначально интересует в каждой вещи только её отношение к нам в смысле удовольствия и страдания.
Сократ и Платон правы: что бы человек ни делал, он всегда поступает хорошо, то есть делает то, что кажется ему хорошим (полезным), смотря по развитию его интеллекта, по степени его разумности.
Многие образованные люди полагают, что победа христианства над греческой философией есть доказательство большей истинности первого — хотя в этом случае лишь более грубое и насильственное одержало победу над более тонким и духовным.
Заблуждение сделало человека столь глубоким, нежным, изобретательным, что он вырастил
такие цветы, как религии и искусства. Чистое познавание было бы не в состоянии сделать это. Кто открыл бы нам сущность мира, тот причинил бы нам
всем самое неприятное разочарование. Не мир как вещь в себе, а мир как представление (как заблуждение) столь значителен, глубок, чудесен и несет в своем лоне счастье и несчастье. Этот результат ведет к философии логического отрицания мира, которая, впрочем, столь же хорошо соединима с практическим утверждением мира, как и с его противоположностью.
Человек среди природы сам по себе есть всегда дитя.
Зверь в нас должен быть обманут, мораль есть вынужденная ложь, без которой он растерзал бы нас. Без заблуждений, которые лежат в основе моральных допущений, человек остался бы зверем. Теперь же он признал себя чем-то высшим и поставил над собой строгие законы. Поэтому он ненавидит более близкие к зверству ступени; этим объяснимо господствовавшее некогда презрение к рабу, как к нечеловеку, как к вещи.
Кто унижает себя самого, тот хочет быть возвышенным.
