Читать книгу: «Лила Изуба: Голодные призраки», страница 8
Раз за разом, посещая Библиотеку, она сталкивалась с выбором. Она читала книги, но видела в них только то, что год за годом вкладывал в неё отец. И совсем не видела того, что хотел показать ей Пилат.
Ободранный знал все заранее. Ещё тогда, десять лет назад, читая маленькому детенышу вслух книжку о прекрасных принцессах и рыцарских замках, о драконах и битвах, он уже знал, кем она станет.
И зная будущее, все равно пытался его изменить. Пытался изменить до самого последнего момента – сегодняшнего дня.
А теперь её отец арестован за измену. Его казнь неизбежна. Саму Рокс тоже сожгут в печи крематория после допросов. И даже если она выберется за пределы квартала Абрафо, то её найдет безумный Алекс Багенге. И тогда она пожалеет, что не попала в топку.
Рокс понятия не имела, сколько времени провела за книгой о своем отце, впитывая в себя историю его предательства. Ведомая привычкой, она вернула книгу обратно на полку. Хотя это уже не имело никакого значения.
На всякий случай, она вновь осмотрела комнату, надеясь все же найти в ней оружие и припасы.
Разумеется, она ничего не нашла.
У неё оставался лишь единственный выход – отыскать Пилата Изуба и поговорить с ним. Возможно, ей удастся с ним договориться. Существуют и другие миры. В любом из них она сможет начать новую жизнь.
Под ложечкой засосало. По телу прокатилась дрожь. Рокс сунула ладонь в нагрудный карман и достала свою коробочку. Трясущимися пальцами вынула из неё ядовито-синюю капсулу, и, слизнув её языком, проглотила.
Спустя пару минут дрожь прекратилась. На неё навалилось чувство сладости и возбуждения.
Она им всем ещё покажет. И Пилату, и Тое Багенге, и ублюдку Тьеру. И вообще всему городу.
Рокс прикинула запасы оружия на складе Саблезубых, и ухмыльнулась.
Обострившееся от наркотика зрение позволило рассмотреть щель в двери. Окончательно остывшую после пожара, её в очередной раз перекосило и выгнуло.
Но теперь, кажется, её стало возможным открыть.
Она поднялась по лестнице и потянула дверь на себя. Та подалась, хотя и тяжело. Рокс навалилась на нее всем телом, упираясь ногами в стену.
Наконец, щель проема оказалась достаточной, чтобы псица смогла в неё протиснуться, пачкая свою коричневую шерсть сажей.
Оказавшись в зале, она ахнула и застыла.
Вокруг неё густыми хлопьями падал пепел. Толстый его слой на полу словно тлел, подсвечиваемый снизу загадочным источником освещения Библиотеки.
Пепел падал медленно и безмолвно. В зале не осталось ни единого стеллажа. Пространство казалось бесконечным.
Как красиво, подумала она.
И тут же, сквозь пелену падающего пепла, заметила чьи-то горящие глаза. А затем ещё одни. И ещё.
В не успевший обзавестись новыми стеллажами и новыми книгами зал уже проникли алые призраки. Они почуяли её сразу, как единственное живое существо.
Освежеванные от собственной шкуры, сочась кровью, гноем и сукровицей, вечно голодные, лишенные языков, они напали на Рокс и мгновенно разорвали её на куски.
Пилат Изуба наблюдал за её смертью, продолжая стоять у новой двери, в которую вошел полюбоваться черным снегопадом.
Призраки, которые когда-то давно, тысячу лет назад, были его друзьями и соратниками, его армией, которой он воевал против расы тери на стороне суи, опустились на густой покров и неторопливо стали насыщаться. Их уши с длинными кисточками довольно стригли воздух.
Что-то новенькое, подумал Пилат. Обычно они глотали жадно и бездумно, не в силах противостоять голоду. Возможно, они меняются. Или даже в их мертвый мозг проникла мимолетная красота этого места. Где бы найти им шкуры, чтобы прикрыться?
Для этого бы вспомнить вначале, где он нашел свою.
Пилат вздохнул, повернулся и вышел в раскрывшуюся перед ним дверь.
***
Лила кружила по небольшому залу, от которого лучами в разные стороны расходились коридоры со стеллажами. Она кружила по нему и ощупывала шкафы, отмахиваясь от рычащих на неё книг.
Двери в Эйоланд нигде не было.
Но все её чутье говорило о том, что дверь обязана быть именно здесь и нигде больше.
Их путешествие в Библиотеку закончилось. Она нашла историю Гладкого Флэта. И даже пролистала её. Не прочла всю – на это у неё не хватило сил. Но знала теперь достаточно, чтобы удовлетворить Тою Багенге.
Однако проклятая дверь выхода куда-то запропастилась.
Саймон сидел на полу, безучастный ко всему происходящему. Даже если она сейчас отыщет дверь, его придется затаскивать туда волоком. А если не отыщет – бросить здесь на съедение книгам. Вряд ли Саймон куда-то сможет уйти отсюда.
Она не заметила тени Вешателя, когда он подошел сзади, совершенно бесшумно, и накинул ей на шею свою веревку. Она почувствовала петлю лишь тогда, когда та затянулась.
И сразу нечем стало дышать.
Она попыталась повернуться и ударить Вешателя когтями, но тот надавил ей в спину коленом, заставив опуститься на пол.
Легкие разрывались.
Внезапно хватка ослабла. Давление со спины исчезло.
Лила упала на пол, изо всех сил стараясь вдохнуть кислород и содрать с себя извивающуюся удавку.
Сорвав веревку и отбросив её, она уставилась на Вешателя, на спине которого висел Тьер Хатано, полосуя его когтями.
Вешатель, заведя назад руку, легко содрал с себя Тьера. Перехватив его за шею, он с силой ударил его о пол. Раздался влажный хруст. Голова Тьера выгнулась на сломанной шее. Разбитые ребра прорвали плоть и вылезли наружу из-под бронепластин.
Тотчас три коротких автоматных очереди перечеркнули грудь Вешателя, заставив содрогнуться. Он нависал над дергающимися в агонии кровавыми останками Тьера Хатано, когда четвертая очередь заставила его упасть на колени.
Саймон вновь нажал на спуск, но автомат, выплюнув ещё одну пулю, щелкнул пустым затвором. Волк завозился, перезаряжаясь. Пальцы не сгибались. Глаза видели совсем плохо, сквозь мутную пелену. Когти зацепились за карман разгрузки, и он никак не мог вытащить новый магазин.
Вешатель легко поднялся на ноги. Раны на его теле уже исчезли. Лишенные век глаза уставились на Лилу.
Спустя секунду он повернул голову, словно прислушиваясь. Затем развернулся и исчез в боковом коридоре.
И тут же, спустя мгновение, из воздуха Библиотеки, в темном пятне рядом с самым большим книжным шкафом, соткалась черная фигура, и набросилась на труп Тьера.
Лила и Саймон с ужасом наблюдали, как черный худой волк вырывает пастью куски из раздавленного тела Тьера и глотает их, жадно, рыча.
– Пир мертвых, – произнес у них за спиной голос.
Ободранный встретил их своей дикой улыбкой, приподняв над головой цилиндр.
Казалось, он получал от их созерцания искреннее удовольствие.
Чавканье разрываемой плоти сменилось звуками отторжения проглоченного. Черная худая фигура выблевала из себя кусок плоти, с остатками одежды на ней.
И снова сожрала обратно.
Ободранный покачал головой в притворном смущении.
– Простите его великодушно. Он торопится, пока не набежали другие.
Лиле показалось, что ужас и проносящееся перед глазами безумие превратили её в старуху.
– Он собирается съесть его полностью?
– Ну да. Он всегда голоден.
В его голосе послышалась легкая грусть. С такой же легкой ноткой презрения.
– Но кто он?
– Он? – Ободранный посмотрел на Лилу очень и очень внимательно. – Ты действительно хочешь знать его историю?
– Нет, – прошептал Саймон, все ещё сидя на полу. – Не надо, Лила.
Но рысь его не слышала.
Она, широко раскрыв глаза, разглядывала, как черный волк, не останавливаясь, заглатывает раз за разом то, что его острые зубы отрывали от трупа.
Он глотал, давясь крупными кусками, не обращая внимания на царапавшие пищевод осколки кости. Его живот то набухал, то опадал, вновь прилипая к позвоночнику. Для него не существовало ничего, кроме еды. Он никак не мог насытиться.
И до Лилы дошло – насытиться он не способен. Сожрав Тьера, который при жизни был в полтора раза крупнее своего падальщика, черный волк поднимется с пола таким же голодным, каким бросился рвать труп на части.
А может, даже станет ещё голоднее.
– Так ты действительно хочешь знать его историю? – вновь переспросил Ободранный.
Он говорил мягко и насмешливо, словно наперед зная ответ. Его мертвая шерсть не давала блеска, а черный сюртук украшало на лацкане пятно гноя, капающего из лопнувшей за ухом шкуры.
– Она связана с Флэтом? – спросила она, тоже заранее предчувствуя ответ.
– Ну, разумеется, – изображая серьезность, кивнул Ободранный.
– Тогда рассказывай, – Лила не колебалась.
А Саймон, убрав бесполезный автомат, из которого он все равно не смог бы застрелить Ободранного, закрыл ладонью глаза. Он не желал слушать историю падальщика. Как и платить за нее Ободранному. Но его никто не спросил.
– Хорошо. Тогда слушай внимательно, маленькая библиотекарша. Потому что повторять я её не стану, – он кивнул на корчившуюся на полу фигуру. – Это случилось во время войны тери и суи. В самом её начале. Гладкий Флэт начал масштабную войну на истребление. Если суи желали только лишь покорить расу тери, то Флэт жаждал исключительно полного уничтожения суи, до самого последнего их представителя. А после – стереть с лица планеты все их следы. Однако не все тери воевали против суи. Нашлись и те, кто воевал вместе с суи против своих.
Лила перевела взгляд с Ободранного на черного волка.
– Он из тех, кто воевал за суи?
– Нет, конечно. Это я воевал за суи, – в глазах Ободранного заплясали огоньки. – И не спрашивай, зачем и почему. Скажу лишь, это было…увлекательно, скажем так. Под моим началом, между прочим, находилось немало тери. А воевали мы прекрасно. Суи учили нас, и гораздо лучше, чем милашка Флэт учил своих.
Но дураком Флэт никогда не был. Он организовал спецотряд, который занимался ликвидацией предателей. Они искали командиров тери, сражавшихся на стороне противника, и уничтожали их. Любыми средствами. Часто вместе с теми, кто не имел никакого отношения к предательству. Флэт никогда не разменивался.
Видишь ли, детка, Гладкий Флэт был не только военачальником или вождем. Он был куда большим. Да ты и сама прочла это в его истории. Флэта не просто любили. Ему поклонялись, хотя, к его чести, поклонение ему претило.
Но сам Флэт никого любить не мог. Он был способен лишь ненавидеть.
Спецотрядом, который организовал Флэт, командовал некий черный волк. Его жалкое подобие ты и видишь теперь вон там, в облике пожирателя падали.
Его имя забыто. Оно забыто даже мной. А я помню все прошлое и знаю все будущее. Я зову его – Тень.
Выслеживая предателей, он постепенно терял рассудок. Он пьянел от крови и власти. Убийства становились все более жестокими. Пытки стали нормой. В его отряде были только волки. И только черного цвета. Ими пугали детей обеих рас, их жестокость стала нарицательной.
И вот, настало время, когда Флэт начал выигрывать войну. А Тень нашел и убил всех предателей. Кроме одного. Ваш покорный слуга, Пилат, успешно от него ускользал.
Тогда Флэт передал Тени некий артефакт. Устройство из чужого мира. Точнее, из того мира, из которого к нам появился Флэт. Артефакт давал возможность телепортации. То есть, он мог мгновенно перенести своего хозяина туда, куда ему заблагорассудится. Но артефакт мог сработать только один раз.
Флэт был хитер. Он рассказал, что если провести определенный обряд и нажать комбинацию кнопок на артефакте, то можно научиться управлять пространством и временем. И очень просил не делать этого. А просил уничтожить артефакт сразу после того, как Тень меня убьет. Потому что управлять временем и пространством опасно.
Вот только убив меня и уничтожив артефакт, Тень и себя обрекал на гибель, очутившись в самом центре врага.
Он оказался трусом. И жаждал власти. Все, как и предполагал Флэт.
Разумеется, ничего подобного артефакт не позволял сделать. Он был лишь экспериментальной бомбой для уничтожения пространства. Его создали, но не успели опробовать. А Флэт его потом нашел. И взял с собой сюда.
Тень провел свой обряд. Он подвесил меня за ноги, и заживо содрал шкуру. Потом облил напалмом и поджег. И привел в действие артефакт.
Бомба оказалась очень мощной. Она не только стерла с лица планеты целиком весь мегаполис, вместе с его жителями-суи, с их армией и заводами. Она образовала колодец сквозь большинство миров. Тот быстро заполнился разным мусором, осколками и хламом.
– Из них сформировалась она, – Ободранный обвел руками зал. – Библиотека.
И мы тоже оказались здесь. Я в роли охранника. Тень – в роли падальщика, пожирающего трупы живых.
Такова история Тени, маленькая рысь.
Однако ваша сегодняшняя история в Библиотеке тоже заканчивается. Насколько я знаю, где-то здесь должна быть дверь для выхода в квартал Абрафо. Но где же она? Хм… А, ну конечно! Мы ведь совсем забыли про плату, детка. Тебе необходимо заплатить. И твоей платой за истории Гладкого Флэта, Тени и Алекса Багенге станет вот этот симпатичный волк. В качестве бонуса я оставлю тебе ещё историю Млата Саеда. Волк того стоит, поверь. Саймон, можешь не собирать вещи, не утруждай себя.
– Нет! – закричала Лила. – Нет! Не смей!
Она бросилась к Пилату. Взметнулись когти, готовые распороть ему горло.
Библиотекарь легко поймал её за запястье и вывернул. Он продолжал улыбаться, снисходительно и жутко, как всегда улыбался своим разрезанным ртом.
– Отпусти её! – Саймон все же смог подняться с пола и, шатаясь от слабости, шагнул к ним.
Пилат в картинном удивлении вскинул брови.
– Ищешь свою дружбу, волк? – он покачал головой, продолжая удерживать Лилу, стонавшую от боли. – Ты ищешь её не здесь.
– Да откуда тебе знать?
Саймон попытался вцепиться зубами в руку Пилата. Тот легонько – так показалось Лиле со стороны – ударил его локтем свободной руки под нижнюю челюсть.
Волк упал и больше не двигался.
– Ты убил его! Убил, ублюдок!
Лила продолжала извиваться, но Пилат держал её слишком крепко.
– Джон! – позвал Пилат.
Из сумрака стеллажей к ним шагнул Вешатель. Монстр на побегушках у чудовища. Безмолвный и вывернутый наизнанку.
Пилат кивнул Джону на волка.
Вешатель взял Саймона за шею, как мертвого щенка, легко и непринужденно. Лапы волка бессильно волоклись по полу. Вешатель исчез вместе со своей ношей, так же бесшумно и безмолвно, как возник несколькими секундами раньше.
Пилат отпустил рысь, и та упала.
– Ублюдок! Сволочь! – Лила корчилась на полу. – Он ведь не должен был платить тебе за выход, он ведь ничего не прочитал и ничего не сделал!
– Ты не поняла, детка, – мягко ответил ей Пилат. – Ты сама принесла его в жертву, как оплату за выход. Ты оплатила нужную дверь его жизнью. Оглянись.
Продолжая вздрагивать, рысь мутным от раздирающей её душевной боли взором прошлась мимо Тени, который заканчивал доедать Тьера. И уперлась взглядом в тяжелую дверь, возникшую, казалось, из ниоткуда.
– Значит, я могу идти? – прошептала она. С отвратительным для самой себя облегчением.
– Нет, – покачал головой Пилат. – К сожалению, не можешь.
Он шагнул вперед и рывком содрал с неё рюкзак. Лила отчаянно вцепилась в его лямки, но Пилат стряхнул её обратно на пол, как котенка.
Хоть и мертвые, но его когти вспороли тряпку, словно гнилую. Содержимое рюкзака рассыпалось по полу.
Пилат отбросил рюкзак в сторону, и поднял с грязного бетона книгу. Картинно дунув на переплет, якобы счищая с него пыль, он поплевал на ладонь и протер его.
– «Шим Изуба: Бункер», – прочитал он.
Подняв брови, он взглянул на неё с отеческой улыбкой, как смотрят на нашкодившего детеныша.
Который нашкодил настолько сильно, что наказание теперь неизбежно.
– Ну надо же, а?
– Прости, Пилат…
– Конечно, я прощу, ты не переживай, – успокоил её Пилат. – Тебе ведь есть, чем мне ещё заплатить, правда?
– Конечно, Ободранный, – устало ответила она. – Мне есть, чем заплатить. Но знай, я больше никогда сюда не спущусь.
Ободранный неторопливо и довольно потянулся. Его шкура лопнула сразу в нескольких местах и лохмотьями осела на пол. Хвост вытянулся костяными сегментами, превратившись в длинную белую плеть с жалом на конце.
– Спустишься, – ласково ответил он ей. – Ты вернешься сюда не раз, поверь мне. Я точно это знаю.
Его улыбка растянулась, и шкура на черепе слезла, не силах удержаться на остатках мертвой плоти.
На Лилу Изуба глядел жуткий оскаленный череп. Совсем не похожий на рысий.
Пасть Пилата распахнулась, обнажив многорядье зубов.
Он шагнул к ней.
Лила закрыла глаза.
Будет больно, подумала она. Очень больно.
Она оказалась права. Это было очень больно.
***
Он взял пульсирующий том в руки. Огромный, тяжелый, тот переливался волнами красного, словно свежая кровь. На титульном листе в буквальном смысле горел, разгоняя сумрак, желтый крест. Язычки пламени вырывались наружу, но бессильно опадали, соприкоснувшись с пространством Библиотеки.
Библия. Книга вечности и цикла всех миров. История, повторяющаяся вновь и вновь.
Пилат погладил её, чувствуя исходящий от неё жар.
Она была гораздо, гораздо больше той книги, на которой молились в её родном мире.
Потому что была настоящей.
На самом деле Пилат абсолютно точно знал: ведай распятый философ то, что сотворят с его учением, он бы залез на крест обратно и больше бы не воскрес.
Он нес свет и творил чудеса. Но из него сделали тьму, под именем света. И написали совсем другую историю. Искусственную, чужую, и совсем его не достойную.
Пилат вновь погладил книгу. Он знал её от буквы до буквы. От первого вздоха философа при его рождении, и до последнего при его истинной смерти.
Библия всегда напоминала ему о Флэте.
Пилат Изуба, несколько вечностей назад, был его единственным другом. Больше чем братом и единомышленником. Самым близким ему существом.
Их дружба помогала Флэту жить, в его ненависти ко всему сущему. И помогала ему любить свое творение – расу тери. Это было ещё до Войны, и до того, как в его сердце проникла Ниана Камо.
Однажды, перед самом началом войны, Флэт позвал к себе юного Пилата для серьёзного, как он сказал, разговора.
– Я расскажу тебе историю, Пилат, – сказал он. – Древнюю историю. Расскажу так, как её знаю. Потом, позже, тебе станет известна её истина. Мне она сейчас недоступна. В том мире, в котором её рассказывают чаще всего, она не совсем правдива. Но, основные действующие лица и их поступки изложены верно.
Флэт рассказал Пилату историю философа, принявшего смерть на кресте. Рассказал историю друга, его предавшего. И историю того, кто вынес философу приговор.
– В каждом мире происходит одно и то же, Пилат. Меняются декорации, обстоятельства, и даже меняются местами персонажи этой вечной истории. Пришел и наш черед. Я сделаю единственное, что в моих силах: не допущу превращения нашей истории в священную книгу. Ты сам позже поймешь – такие истории никогда не излагают верно. Так как истинной их подоплеки никому понять невозможно, кроме самих её главных героев.
Ты, Пилат, будешь философом. Но в глазах других ты станешь предателем. А если нашу историю перескажут тысячу лет спустя, тебя назовут правителем царства смерти, потерпевшего поражение от царства света. Тебе в нашей истории отведена самая важная роль. Ибо наше спасение без тебя невозможно. И тебе, как философу, предстоит собой пожертвовать.
Твой друг волк станет предателем. Он об этом не знает, и не узнает вплоть до самого предательства. Я вижу в нем эту порчу, тонкую и почти незаметную. Но она существует. И в самый последний момент он предаст. В глазах других философом станет именно он. И спустя тысячу лет его назовут моим сыном, боровшимся с тобой, владыкой тьмы, и принесшим себя в жертву ради других.
А я, Пилат, в глазах тери навсегда останусь Создателем. Я поведу силы света на тебя, и одержу победу. Спустя тысячу лет мне станут поклоняться. В честь меня будут убивать и пожирать друг друга.
Но правда в том Пилат, что я изменю наше будущее. О нас троих никто не вспомнит. О нас забудут. В этом мире никто никому не станет поклоняться. Мы разыграем свои роли и уйдем со сцены навсегда. Ты так и останешься владыкой тьмы. Чем на самом деле закончится твоя история, никому не дано будет знать. Даже тебе.
Я, в свою очередь, исчезну. Сразу ли после того, как закончится Война, или чуть позже, но исчезну. Вначале как следует подчищу наши следы. А затем уйду. Есть ещё много других миров, Пилат. Думаю, я где-нибудь найду себе приют.
Понятия не имею, куда денется волк, после того, как предаст нас. Но его имя забудут все. Даже мы с тобой. Не обижай его Пилат, даже после того, как станешь владыкой тьмы. Ну, это я образно выражаюсь, про тьму и все такое. Я думаю, после смерти у тебя будет много работы, и ты не станешь всех ненавидеть, как я.
– А если он не предаст нас? Мы победим в войне, Флэт?
– Конечно, победим, – улыбнулся Флэт. – И ты не станешь владыкой тьмы.
Он шагнул вперед и порывисто обнял Пилата, стиснув его.
– Как бы я хотел, чтобы так и случилось, Пилат.
Пилат абсолютно точно знал, что Флэт до сих пор, спустя десятки, сотни и тысячи лет – хотя по ощущениям самого Флэта времени прошло куда меньше – мучается совестью. И до сих пор дорожит их прошлой дружбой.
Пилат очень скучал по нему.
И твердо знал ещё несколько вещей.
Они обязательно встретятся. И сыграют в шахматы. И Пилат проиграет, хотя будет стараться победить изо всех сил.
***
Тень прекратил есть. Не потому, что наелся. А потому, что есть стало больше нечего.
Никто из других падальщиков не успел добраться до трупа Тьера раньше, чем его пожрал Тень.
А Тень очень старался. По счастливой случайности на ближайших стеллажах не оказалось хищных книг. Тех нескольких, которые осмелились приползти на его пир, он раздавил. Но будь их больше, они легко отобрали бы его добычу.
Тень прекратил есть потому, что еды больше не осталось. При жизни Тьер весил больше черного волка, но тот сожрал его целиком.
И стал только голоднее.
Голод терзал и мучил его всегда, каждый миг его существования после смерти. Лишь временно он отступал на период шахматной партии, но с каждым проигрышем накатывался на него снова.
За тысячи лет Тень ни разу не смог ни выиграть у Ободранного, ни наесться.
Он ненавидел Ободранного за это. За свой голод, за проигрыши в игре и за обидные слова, которыми Ободранный награждал его, Тень, когда тот начинал жаловаться. Ненавидел за то, что Ободранный не говорит ему настоящего имени, делая вид, будто бы забыл его.
Ненавидел за то, что именно Ободранный стал Библиотекарем. При жизни Пилат Изуба был трусливым предателем, воевавшим на стороне врагов. Тень убил его. И что получил взамен?
Смерть превратила его в ничтожество, а Пилата в божество. Разве это справедливо?
Тень знал: Пилат мог помочь ему справиться с голодом, когда Тень в первый раз стал падальщиком. Тень не сумел превозмочь себя, и жадно накинулся на труп, ещё болтающийся в петле Вешателя.
И после этого стал проклят. Пилат, которого он, Тень, ободрал от шкуры и сделал Ободранным, обрек его на эти муки.
Сильнее Ободранного Тень ненавидел только Флэта Гладкого, который подсунул ему в руки артефакт.
Волк задрал к сумеречному потолку свою вытянутую морду и завыл, вымещая свою безысходность.
Внезапно он остановился. Морда опустилась вниз, ноздри затрепетали, жадно втягивая воздух.
Кажется, в зале SF кто-то только что умер.
Черная фигура метнулась по коридору, на бегу тая в воздухе черным облачком.
Он ещё мог успеть на пиршество.
***
Улисс махнул рукой Фору и Таэль, которые проводили его обратно до поляны, и теперь стояли неподалеку, обнявшись и глядя, как он приближается к двери. Они помахали ему в ответ. Повернувшись, он распахнул створки и шагнул в проем, не колеблясь. Его палец твердо лежал на спусковом крючке пистолета.
Теперь Улисс был твердо уверен, что его пистолет станет стрелять.
Улисс чувствовал себя более живым, чем даже до того самого боя с Алексом Багенге.
Перешагнув через порог, он остановился на несколько секунд, высматривая алых призраков. Но никого вокруг не оказалось.
Обернувшись, он не увидел и двери, в которую вошел. Она беззвучно исчезла, как исчезает наваждение. Не оставив после себя ничего. Даже следов на пыльном полу.
На полу лишь четко различалась цепочка их с Алас отпечатков, обрывающихся в никуда. Словно они шли по коридору и внезапно растворились в воздухе.
Возможно, так оно и произошло.
Улисс принюхался. Пахло бумагой и кожей, пылью и ржавчиной. И где-то на самой грани обоняния – гарью.
Улисс улыбнулся и прикинул, не стоит ли поджечь Библиотеку ещё раз. Идея снова встряхнуть эту помойку показалась ему вдохновляющей.
– Не стоит, – произнес рядом знакомый голос.
Улисс поморщился, как будто втянул ноздрями уксус. Он опустил пистолет, и вновь повернулся туда, где ещё пару секунд назад никого не было.
Разумеется, там стоял Пилат Изуба. Его жуткая улыбка вновь протянулась от одного уха к другому.
Впрочем, подумал Улисс, она не исчезнет никогда. Но вслух спросил иное:
– Ты умеешь читать мысли?
– Естественно, – попытался состроить серьезную мину Пилат. – Я же властелин Библиотеки, ты забыл? Я всесилен.
Но его оскал тут же стал ещё шире, чем был до этого.
– Шучу. Никто не умеет читать мысли. Просто у тебя на морде все написано. Сжечь всю эту гнусность на хер, вместе со мной, книгами и призраками. Извини, енот, ничего не выйдет. Я даже сам в свое время пробовал. Ничего не получилось, только зря истратил свою единственную зажигалку.
Улисс подумал. На языке вертелся только один вопрос, казавшийся ему важным. Но спросил он совсем о другом:
– А те книги, которые сгорели в пожаре, они навсегда…?
Пилат понял вопрос правильно.
– Ха! Нет. Историю нельзя уничтожить. Погибло лишь её материальное воплощение. И оно появится вновь. Но ты хотел спросить о другом, енот. Ты хотел спросить, какова теперь твоя цена за выход, когда ты вновь стал живым. Верно?
Улисс лишь кивнул.
– С тебя не за что брать плату, Улисс. Ты пришел сюда не для себя. Ты пришел сюда за ним.
Внезапно оказалось, что рядом с Пилатом стоит Вешатель. Одной рукой он сжимал шкирку худого серого волка. В другой держал свою веревку. Её свисающий конец двигался, словно змея, из стороны в сторону, будто выискивая жертву. Готовясь обвить чью-то шею и сдавить, удерживая конвульсии предсмертной муки.
Джон, которого когда-то звали вовсе не Джоном, лишенными век глазами взирал на Улисса. В них не отражалось ничего. Ни капли разума или эмоций.
Он мог двумя пальцами сломать волку шею и оторвать ему голову так, как когда-то, очень и очень давно, будучи ребенком, срывал в поле цветы.
Но теперь его единственной целью стало только одно – ловить и вешать. Всех, кто приходил в Библиотеку и нарушал её правила. Сотни и сотни существ, день за днем, час за часом. Во всех подпространствах Библиотеки.
Некоторые из них забирались очень глубоко. Джон не ходил за ними. Внизу, там, где книги начинали кривиться переплетами от жара, таились другие твари. Их активности вполне хватало, чтобы искатели истины не выходили обратно.
Джону доставало работы и здесь, повыше. Он физически ощущал вторжение чужаков. Острой болью в нем отдавались их попытки унести с собой книги.
Вешая нарушителей, он испытывал удовлетворение от хорошо проделанной работы.
Ободранный не создавал его бездушным. Когда Пилат Изуба встретил у выхода из Библиотеки Джона, которого тогда звали вовсе не Джоном, с набитым книгами рюкзаком, он проявил во всей красе свое чувство юмора.
За это Джон его ненавидел. Как ненавидел Тень, который сожрал его язык.
Пилат прекрасно знал о ненависти к нему Джона. Он находил её забавной и неблагодарной. Поэтому он ею наслаждался.
Вешатель оставался одним из немногих обитателей Библиотеки, кто все ещё являлся немножко живым. Несмотря на изуродованное тело и наполовину удаленный мозг, утыканный электродами и перемычками. Несмотря на пересаженные глаза, когда-то принадлежавшие его жене, погибшей в Библиотеке – куда они, давным-давно, пришли за книгами, в надежде разбогатеть.
Жену, правда, он не помнил. Здесь эксперимент Пилата провалился.
– Отдай ему волка, Джон, – велел Пилат.
Джон бросил свою жертву под ноги Улиссу, так, как отбрасывают от себя грязную ветошь.
Клацнули о пол зубы. От удара волк очнулся и глухо застонал. Изо рта потекла слюна. Руки судорожно задергались. Глаза открылись и попытались проморгаться, сверкая белками.
Улисс опустился рядом, помогая волку сесть. Тот, почуяв живого и теплого, вцепился в него, страшась, что тот исчезнет.
– Кто он и откуда здесь? – спросил Улисс.
– Он из Эйоланда. Его принесли в жертву, как плату за выход.
– И ты принял её?
Пилат шагнул вперед и тоже опустился рядом с ними на корточки, оставив позади себя безмолвного и недвижимого Джона.
– Разумеется, принял. Я же божество. Такие, как я, Улисс, обязаны брать жертвы. Божество, Улисс, это тот, кто питается жертвами других.
– Ты снова смеешься надо мной?
– Конечно. А что мне ещё остаётся? Поверь, существовать мертвым без чувства юмора и сохранить при этом разум не выйдет. В любом случае, енот, я не монстр. Чтобы ни думал ты, или другие. Или вот Джон, например. Волка везде ждала смерть, если бы я его не забрал. Но ему нет причины умирать, ни здесь, ни в Эйоланде.
– Хочешь сказать, ты спас его?
– Нет, разумеется. Его спасешь ты. Я не могу сам вывести его из Библиотеки. А ты можешь. И ты вернулся сюда именно за ним.
– И куда мы попадем отсюда?
Пилат лишь ухмыльнулся.
Как-то слишком уж гнусно ухмыльнулся, подумал Улисс. Слишком гнусно даже для себя, Пилата Изуба.
***
Лила помедлила, прежде чем подняться по лестнице, ведущей к кабинету триумвирата. Затем и вовсе замерла на месте.
Пахло кровью.
Бетонный пол сиял вымытой чистотой и отдавал дезинфектантом. В прежние времена Лила прошла бы мимо подобного пятачка, даже не останавливаясь. Даже не обратив внимания.
Но не сейчас. Сейчас она чуяла кровь на полу. А принюхавшись внимательнее, ощутила терпкий тигриный запах, смешанный с ароматом оружейной смазки и пороха. Здесь стреляли. И в кого-то попали. И это были тигры из спецподразделения.
Кровь отдавала псиной. А легкий кислый запах с оттенком падали говорил о присутствии здесь самки леопарда. Принюхавшись тщательнее, она распознала знакомый ей запах Тои Багенге.
Обострившееся обоняние удивило Лилу.
Погоняв туда-сюда в носу запах крови, она все же поднялась по лестнице и направилась к двери.
Коротко постучав и услышав приглашение войти, она толкнула дверь и оказалась в кабинете триумвирата.
Освобожденный от бумаг, он выглядел на удивление просторно. Пустые столы Правого и Левого смотрелись так, будто за ними сидели их хозяева. Неважно, что Левого себе Тоя так и не назначила. Его абстрактное присутствие ощущалось буквально физически.
Стены и даже часть потолка покрывали рисунки. Сплошь и заходя друг на друга. На данный момент преобладала расчлененка, с Алексом Багенге в главной роли, покромсанным разнообразно и со вкусом.
