Читать книгу: «Чисто римское убийство», страница 17

*****

Дверь открыл новый охранник Эвридики. Это был могучий германец, чье имя молодой человек за месяц так и не смог запомнить. На своей убогой латыни он пролаял что-то невразумительное, как только Юний переступил порог. Смысла сказанного юноша не разобрал, но на всякий случай неопределенно кивнул и громко, стараясь четко выговаривать каждое слово, справился о Фаиде. Германец выслушал его с болезненно-напряженным выражением лица и скрылся в глубине квартиры.

Как только охранник вышел, Юний опустился на стоявшую у стены скамейку. Его взгляд тут же уткнулся в легкомысленную картинку, изображавшую обнаженных купальщиц. Юний подумал, что, если он захочет сюда переехать, интерьер квартиры нужно будет сменить. Хотя, учитывая, что срок аренды истекал через две недели, возможно, стоит снять новое жилье. В более подходящим для его положения районе.

От грохота двери, ударившей в стену, Юний вздрогнул. Фаида ворвалась в переднюю так, словно за нею гнались дикие бритты. Пролетев через комнату и с ходу грохнувшись на колени перед молодым человеком, она обхватила его ноги и заголосила:

– Господин, умоляю, умоляю. Манн сказал, ты ее нашел. Где хозяйка? Что с ней? Не молчи, не молчи, господин. Скажи мне. Я уснула… С ней все в порядке?

Юний машинально отшатнулся и попытался вскочить, но тщетно. Пухлая рабыня вцепилась в него будто клещ. За ее спиной дверной проем перегораживала зверовидная фигура германца, а за ним маячили повар и еще одна служанка Эвридики.

Фаида, ни на миг не прекращала своих воплей. Если бы Юний и хотел дать ей ответ, у него не было ни единого шанса вставить, хотя бы слово. Схватив служанку за руки, ему удалось расцепить ее хватку и встать. Однако сразу после этого египтянка ухитрилась снова обнять его ноги, уткнувшись лицом в колени.

В таком положении было, впрочем, одно преимущество. Вопли Фаиды стали тише. Отказавшись от тщетных попыток освободиться, Юний выпрямился, насколько это было возможно в его положении, и произнес, стараясь придать своему голосу как можно больше уверенности:

– Госпожа в доме Луция Лоллия Лонгина, что на Высокой улице. Нужны носилки и два человека, чтобы принести ее тело домой.

При первых звуках его голоса Фаида умолка. Задранное кверху, пухлое лицо служанки выражало такую смесь ужаса и надежды, что Юнию захотелось пнуть ее прямо в ее дурацкую круглую физиономию. Но он сдержал свой порыв и вместо этого лишь процедил сквозь зубы:

– И заткнись, наконец. Лучше займись подготовкой к похоронам.

*****

– Господин философ, не может и дня прожить без бедного глупого Аякса? – увидев представительную делегацию во главе с Петронием гладиатор изобразил радость.

Статилий Тавр озаботился оставить четкие и недвусмысленные распоряжения относительно того, чтобы Петроний имел беспрепятственный доступ в камеру в любое время, когда ему это понадобится. В этот раз не потребовалось даже сопровождение Анфидия. Один из секретарей просто проводил всадника и его спутников на нижний этаж тюрьмы, передав дежурившему здесь новому надзирателю. На вопрос Петрония о том, куда подевался предшественник, тюремщик изобразил подобие улыбки на лице, обильно свисающем складками морщинистой кожи, и сообщил, что Альбин внезапно заболел.

Вопрос о болезни обезьяноподобного Альбина прояснился сразу. При виде нового надсмотрщика Аякс изобразил еще большую радость, чем при виде Петрония.

– А что с господином Альбином? Неужели эта царапина так сильно его беспокоит, что он не смог прийти? – сочувственно поинтересовался рудиарий.

Тюремщик бросил на него злой взгляд, буркнул: «Альбин встанет, сам у него спросишь», – и вышел из камеры.

– Буду молиться Асклепию за его здоровье, – крикнул ему вслед гладиатор, помахал на прощание рукой, на которой багровел свежий синяк и радушно произнес. – Мой добрый хозяин тоже здесь. И пращник-философ. Приятно видеть столько хороших людей в этом гостеприимном месте.

Лоллий возмущенно фыркнул, а Иосиф вежливо поклонился.

– Ты уже дважды отказывался со мной говорить, – констатировал Петроний.

– Было дело. Не поверишь, господин, я так сожалею. Для меня все плохо закончилось. – Аякс сокрушенно покачал головой.

– Не только для тебя.

В глазах гладиатора мелькнула заинтересованность.

– Что, у меня появится сосед?

Петроний покачал головой.

– Это касается Эвридики, – сухо уточнил он.

Если гладиатора и встревожило упоминание имени куртизанки, то он не подал вида. Он откинул голову назад и пожал плечами.

– Было дело. Я служил у нее пару месяцев. Хорошая девчонка. Если ты считаешь, что Меланхета зарезала она, ты не такой уж Сократ, как можно подумать.

– Неважно, что я думаю. Важно, что она умерла.

– Господин хочет сказать, ее задушили, – добавил Иосиф.

– Ее тело нашли в моем саду, – сварливо уточнил Лоллий.

Аякс резко, одним рывком сел. Насмешливое выражение исчезло с его лица, словно кто-то провел по нему губкой. И само лицо неуловимо и в то же время разительно изменилось. Добродушный хитрец, неумело прикидывающийся простаком, исчез. Перед всадником сидел хищник.

Некоторое время гладиатор молчал, затем коротко бросил:

– Ты можешь спрашивать, господин. Я отвечу.

– Мне говорили, что между тобой и Меланхетом не было добрых чувств. Что свело вас вместе?

– Сам не пойму. Веришь? – Цепи Аякса зазвенели, когда он попытался развести руками. Гладиатор поморщился. Теперь, когда глаза привыкли к полумраку можно было разглядеть, что кандалы уже успели оставить следы на его запястьях. – Ты наводил справки, значит знаешь как мы с ним получили свои деревянные мечи? – Петроний молча кивнул. – После этого мне нужно было в Тицин. Личные обстоятельства. Мы встретились в гостинице, недалеко от Вероны. Сначала хотели закончить то, на чем остановились, а потом вдруг выяснили что нам по пути. И решили поехать вместе. Так уж оно бывает. Людская натура переменчива.

– Что Меланхету было нужно в Тицине?

– Не в Тицине. Он ехал в Помпеи. Это маленький городок между Тицином и Медиоланом, – пояснил Аякс и, упреждая новый вопрос, добавил. – И о его делах в Помпеях, мне тоже ничего неизвестно. Позже до меня, правда, дошел слух, что там сгорел трактир. Вместе с трактирщиком. Но, я уверен, что такой благородный человек как Меланхет не мог иметь к этому никакого отношения.

– А потом?

– Меланхет приехал в Тицин. У меня к тому времени кончились и дела, и деньги. Решил попытать счастья в Риме. Ему было чем платить за дорогу, а у меня было место, где мы могли остановиться, – по лицу Аякса скользнула тень. – Так что сюда мы приехали вместе. Потом я искал работу. Меланхет… Тоже чего-то искал.

– Что вам было нужно в доме Лоллия Лонгина?

– Меланхет хотел встретиться с одним человеком и не хотел, чтобы их встрече кто-нибудь помешал. Поэтому ему нужен был надежный друг, который мог бы впустить его в усадьбу ночью.

– А в чем был твой интерес?

– Ну как же. А священный долг дружбы, по-твоему, для меня ничего не значит? – картинно возмутился гладиатор. – Ну и пять сотен, которые Меланхет обещал за эту работенку тоже сыграли определенную роль.

– У Меланхета были лишние деньги?

– У него оставались призовые, – Аякс пожал плечами. – А потом он вдруг разбогател. Тогда он и обратился ко мне. Заплатил сотню авансом и обещал еще четыре после дела. Я не знаю, откуда у него взялись деньги. У меня их не было, но было свободное время. И тут, как раз, нам подвернулся Корвин с его оскорбленными чувствами.

– Корвин? При чем тут Корвин? – с подозрением переспросил Лоллий.

– Как же. Корвин благородный человек и не приучен прощать обиды. Некоторое время назад с ним произошла история, из-за которой, как я слышал, этот достойный гражданин стал всеобщим посмешищем.

– Мы знаем, – кивнул Петроний.

– А о том, кто был виновником?

– Молодой Юний.

– Сеющий ветер, пожинает бурю, а посеявший распрю сполна вкусит плоды ее, горькие на вкус, – заметил иудей.

– Ага примерно так все и было, – Аякс яростно почесал грудь. – В общем Корвин искал человека, который согласился бы пересчитать Юнию ребра. Банальная месть. Никакой изобретательности. Мой план был лучше. Вернее, план был Меланхета, но предложил его я. У моего друга, видишь ли, были причины избегать Корвина.

Нечто подобное Петроний предполагал. План мести, который придумал для Корвина Меланхет, заключался в том, чтобы заманить Юния в гости и оставить заночевать. Потом, после пира, дождавшись, когда дом уснет, Аякс должен был прийти в спальню молодого человека и проделать с ним кое-что из того, что Корвин прежде проделал с Эвридикой.

В этом плане нашлось место даже пантомиме. Для постороннего наблюдателя все должно было выглядеть так, будто юнец распалился от непристойного зрелища и нашел приключения в доме, который оказал его гостеприимство.

Любой разумный человек увидел бы в этом плане множество изъянов и несомненно заподозрил подвох. Любой, но не Корвин с его высокомерием.

– В моем доме? Вы хотели все это проделать в моем доме?

В тусклом свете фонаря на щеках щеки Лоллия проступили недобрые алые.

– В своем он не мог. Беспокоился о репутации, – Аякс изобразил виноватую улыбку. На вкус Петрония не слишком убедительную.

– О репутации! А мой дом! Моя репутация! – Лоллий задохнулся от возмущения.

Аякс покаянно сложил руки.

– Прости, господин. Если бы тогда я знал обо всех твоих прекрасных достоинствах… Я бы все равно это сделал. Ничего личного. Но мне нужно было попасть в твой дом. А Корвин готов был помочь. И даже выплатил мне три сотни в качестве аванса. Обещал столько же, после того как дело будет сделано. Мелочный человек. Уверен: он бы меня обманул. Поэтому, господин, не стоит тебе так переживать. Я все равно не собирался выполнять свою часть сделки. Хочу сказать, я не против проучить Юния. Не так затейливо, но не против. Я бы даже мог сделать это бесплатно. Но Эвридика, не знаю почему, как принято говорить, питала добрые чувства к этому ублюдку. Мне не хотелось ее огорчать.

– Значит, той ночью ты впустил Меланхета в дом? – спросил Петроний.

– Нет, – ответил Аякс. – Все переменилось в последний момент. Меланхет, сказал, что нашел другой способ. Надежнее. Сказал, чтобы я не высовывался и что я могу оставить аванс себе. Пять сотен лучше, чем одна, но, с другой стороны, сотня – лучше, чем ничего. Особенно если не нужно ничего делать.

По словам Аякса, обнаружив исчезновение Меланхета, он решил провести собственное расследование. Уверившись, что труп покоится под статуей Вакха, начал действовать, чтобы напугать убийцу.

– Подумал, что негодяй должен заплатить за смерть моего дорого друга, – Аякс ухмыльнулся. – Дорого заплатить. Я присмотрел небольшую ферму возле Тицина. Двадцати тысяч должно было хватить. И столько же Эвридике.

По словам Аякса в день своей смерти куртизанка пришла в дом Лоллия чтобы разведать обстановку. Гладиатор дожидался подругу по соседству, но вынужден был покинуть свой пост, наткнувшись на людей Батиата.

– Наивный план, – заметил всадник, когда Аякс закончил. – Почему ты решил, что кто бы то ни было станет платить такие деньги, за то, чтобы скрыть убийство гладиатора?

Аякс покачал головой.

– Не за убийство, мой господин. – Он картинно округлил глаза и понизил голос до драматического шепота. – За тайну. Зловещую тайну злополучной судьбы Гая Волузия Арарика. И за то, чтобы эта тайна умерла вместе с ним.

– Как?

Петронию показалось, что он ослышался, но собеседник истолковал этот вопрос по-своему.

– Арарика. Гая Волузия. Так звали Меланхета в прошлой жизни, – уже вполне будничным тоном повторил гладиатор.

Потрескивание пламени в висящем на стене светильнике было единственным живым звуком, нарушавшим тишину тюремной камеры после этих слов Аякса. Если бы гладиатор назвал Меланхета чудом уцелевшим Цезарионом⁷⁴, наверное, и в этом случае его слова не имели бы такого эффекта. Первым опомнился Иосиф.

– Если я не ошибаюсь, господин, он имел в виду твоего родственника? – вежливо поинтересовался он у Лоллия Лонгина.

– Арарик умер, – выдавил из себя Лоллий.

Аякс ухмыльнулся.

– Конечно, умер. За двенадцать лет, что я провел в казармах мне не приходилось встречать человека, который бы воскрес месяц пролежав в могиле.

Лоллий замотал головой так энергично, словно хотел вытряхнуть из нее слова гладиатора.

– Арарик умер шестнадцать лет назад. Он покончил с собой. Все это знают.

– Он хотел, чтобы об этом все знали, – Аякс с довольным видом кивнул. – Не хочу выглядеть неблагодарным, но даже гостеприимство добрейшего Статилия Тавра начинает меня немного тяготить. В Мамертинской тюрьме, наверное, хуже. Особенно если нет шансов выйти оттуда на своих ногах. А у Арарика их было не много.

– Ты не ошибся? Ты уверен, что это Арарик?

Гордость Петрония была уязвлена самым жестоким образом. Сверкающий дворец его логических построений, как, оказалось, стоял на песке заблуждений и ложных догадок. Не подозревающий о разочаровании всадника Аякс, равнодушно пожал плечами.

– По крайней мере, так он назвался. Когда просил о помощи. В казарме он не козырял этим именем. Сказал, что инсценировал смерть и сбежал из Рима, спасаясь от ложных обвинений. Сказал, что стал жертвой «гнусной клеветы» и «подлого предательства». Сказал, что человек, который разрушил его жизнь, должен заплатить за это.

– Он назвал имя человека, которому хотел отомстить? – спросил всадник.

Аякс с сожалением покачал головой.

– Меланхет был не из тех, кто раскрывает душу. Даже таким надежным друзьям как я. Но, когда его план провалился, я немного пораскинул мозгами. Я подумал, что лучший кандидат на эту роль – это тот, кто донес о заговоре. Потом я подумал еще раз и меня осенило. Я вспомнил, кто больше всех выиграл от того, что у наследства Арариков не осталось наследников. Кто получил прекрасную усадьбу в Риме и все эти поместья в Кампании.

– Я понимаю, о ком ты…, – медленно проговорил всадник.

– А я нет! Не понимаю. Не хочу понимать! – взорвался Лоллий. – Это абсурд. Бред. Дядя…

– Лоллий, успокойся, – бросил Петроний. – У нас будет время, чтобы все обсудить.

– Я не собираюсь молчать, когда о моем дяде… Когда его обвиняют, – Лоллий запнулся, не желая произнести вслух то, на что намекал гладиатор.

– Ты можешь спросить у родственника, мой господин, – насмешливо предложил гладиатор. – Не сомневаюсь, что у него найдутся ответы.

– Обойдусь без твоих советов, – рявкнул Лоллий и, оттолкнув надзирателя, вылетел в коридор.

Глава 18

Подозрения

Пройдя старые Колинские ворота, Лоллий-старший вскочил на коня, которого сопровождавший его слуга до этого вел в поводу. Сам слуга тут же последовал примеру хозяина. Собираясь в дорогу, Лоллий-старший ограничился всего одним сопровождающим. Десятилетия мира превратили окрестности Города в благодатный и тихий край. Времена, когда шайки дезертиров, беглых рабов и бывших гладиаторов совершали свои злодеяния едва ли не у самых городских ворот, давно ушли в прошлое. Теперь одинокий путник мог чувствовать себя здесь даже в большей безопасности, нежели в некоторых районах самого Рима.

День близился к вечеру, и дорога, а правильнее сказать улица, по сторонам которой раскинулись пышные садами усадьбы, была практически пуста. После того как Лоллий свернул с Номентанской на Соляную дорогу окружающий пейзаж не слишком изменился. Те же сады и те же усадьбы, перемежавшиеся, время от времени многочисленными надгробиями и роскошными склепами. Близость прожорливого, вечно голодного римского рынка обеспечивала здешних землевладельцев стабильными, а временами даже избыточными доходами. Местные поместья богатели, росли как на дрожжах, поглощая близлежащие к ним участки с жадностью свиньи, дорвавшейся, наконец, до корыта.

Немного не доезжая до каменного моста через Анниен, Лоллий свернул с дороги влево, направившись к Антемнам. Этот древний сабинский⁷⁵ городок, связанный с Римом материнскими узами, ныне превратился в крохотное и сонное поселение. Здесь искали убежища те, кому, дела не позволяли надолго отлучаться из Рима, но кто при этом не желал терпеть сутолоку, шум и многолюдство Вечного города либо был не в состоянии платить за жилье жадным римским домовладельцам. За последние пару месяцев Лоллий-старший так часто здесь бывал, что изучил крохотный городок и его окрестности не хуже, чем свою виллу в Кампании. Сегодня он надеялся наконец покончить с делом, ради которого ему пришлось приехать в Рим.

*****

Известно, что хороший слуга должен понимать настроение своего господина, лучше, чем он сам. Хозяин слегка хмурит бровь, а лицо раба искажает злобная гримаса. Господин бросает в чей-нибудь адрес презрительное слово, а его клиенты немедленно начинают травить несчастно без устали и жалости, подобно псам Актеона, загоняющим оленя. А бывает и так, что недовольных взглядов, которыми два патрона обменялись на форуме, довольно чтобы начать кровавую вражду между их свитами. Ведь именно так, полстолетия назад, перебранка двух рабов на проселочной дороге положила начало кровавым событиям, которые едва не погубили Республику.

Раб, не вырастивший у себя органа чувств, способного улавливать самые ничтожные колебания переменчивого настроения хозяина, может очень скоро переместиться из уютного римского дома в сельскую усадьбу в какой-нибудь Кампании и провести немногие оставшиеся ему годы за пахотой, сбором оливок или подвязыванием виноградных лоз.

У привратника Сирпика этот орган чувств был. И, судя по тому, как поджались губы раба при виде Петрония и его управляющего, всадник не пользовался расположением внука погонщика мулов. Впрочем, и стать здесь персоной нон-грата Петроний еще не успел: прежде чем захлопнуть окошко, привратник с некоторым сомнением пообещал, что доложит о визитерах хозяину.

*****

– Даже трижды мертвый он не оставляет нас в покое. Он как проклятье, как демон, как болезнь снова и снова возвращается, чтобы нести зло. – Эгнация сцепила пальцы с такой силой, что ее ногти глубоко впились в кожу. – Почему, почему ты не избавился от него еще тогда? Почему ты был таким легкомысленным? Почему ты думал о своей мести больше, чем о своей семье? И почему ты не рассказал мне сразу?

Эгнация подняла голову. Муж, нелепый в своей пышной тоге, которую он не снимал даже дома и которую так и не научился, как следует носить, стоял напротив нее с глазами, опушенными к полу.

– Моя ошибка. Прости, – наконец выдавил Варий-старший, удивительно похожий в этот момент на их сына.

У Вария-младшего вчера было в точности такое же лицо, когда он, точно так же нехотя, но искренне, просил у матери прощения. Эгнации внезапно до пронзительно-щемящей боли в животе стало жалко мужа, сына и себя саму. И чтобы не расплакаться от этой жалости она подалась вперед, хватаясь за руку Вария, как утопающий хватается за соломинку.

– Ты прости меня, – Эгнация запнулась. Прежде чем она смогла сформулировать, за что именно просит прощения в дверь аккуратно, но настойчиво постучали.

Эгнация отпрянула от мужа, словно это ее прикосновение было чем-то запретным и недозволенным. Варий повернул голову к двери и раздраженно, но в, то, же время как будто с облегчением рявкнул.

– Да. Кто еще там?

Все домочадцы были прекрасно осведомлены, что сколь бы ни был суров Гай Варий Сирпик, в присутствии жены он не позволит себе жестокости или несправедливости. Поэтому, проскользнувший в комнату слуга, скорее изображал, чем на самом деле испытывал трепет перед хозяином. Но делал это честно: ссутулившись, чтобы казаться ниже ростом, часто кланяясь и, то и дело, запинаясь, он, доложил, что некий Марк Петроний Урбик вновь позволил себе нарушить покой обитателей дома.

– Он еще не наговорился? – Тон и стремительно багровеющее лицо Вария не оставляли никаких сомнений относительно его желания встречаться с посетителем.

Слуга поклонился:

– Я передам, что вы не можете его принять.

Он готов был уже покинуть комнату, когда Эгнация внезапно поднялась с кресла.

– Проводи его в атрий. Мы скоро придем, – распорядилась она голосом, не допускающим возражений.

Раб перевел взгляд на хозяина, но тот, не желая в присутствии слуги вступать в спор, суливший ему неминуемое поражение, лишь кивнул, утверждая распоряжение жены.

– Эгнация, во имя Юпитера, зачем? – как только раб выскользнул за дверь, Варий в изумлении развел руками.

– Мы ведь не сможем прятаться всю жизнь, а отказываясь от разговора только навлечем на себя новые подозрения. Если хочешь, я поговорю с ним сама.

Варий дернул подбородком, словно собираясь возразить, но лишь тяжело вздохнул.

– Ты моя Гайя, а я твой Гай.