Читать книгу: «Занимательное артуроведение», страница 3
ГЛАВА 7
«…В самом деле, почему мед так нравился ему?»
(Из эпитафии)
– Чего рот раззявил? – оторвал меня от воспоминаний дребезжащий голос моего славного оруженосца. – Давай помогай!
Мы упаковали заново свои съестные припасы, добавив к ним то, что привезла Матильда, и принялись решать важную проблему: кто на ком будет ехать.
– Вот что, друзья мои, – решительно заявила Тиль. – Как хотите, но на этом хвостатом поеду я. Он помощнее Вадика будет. Только в седле. Дамам нельзя без седла.
Ломовоз Вадик, и правда, судя по всему, утомился нести на себе дородную сестричку. Сколько она весит – оставалось только догадываться (я ее, извиняюсь, не вешал).
– Да я не против, – ответил Кутя. – Надеюсь, обзывания ты оставишь при себе. А то – сброшу.
Он галантно припал на одно колено, дабы Тильда смогла на него взобраться (видимо, не хотел пачкать хвост, но это сугубо мое мнение). Но, так как колен, как и ног, у Штуши было шесть, то он не удержался и шлепнулся набок, с хрустом придавив несколько кустов. Мы захохотали.
– Дураки, – вздохнула Матильда, помогая животному подняться. Помогла столь рьяно, что Кутя опять шлепнулся, на этот раз – на спину. Тут бросился помогать и я. Причард не мог помогать. Он лежал на спине и трясся от хохота. Мы с Тиль, подняв Кутю, некоторое время ждали, пока закончится этот противный верещащий и икающий звук, а потом вывернули (с помощью Штуши) солидный кусок торфа и накрыли им мерзкого хохотуна. Смех прекратился.
– Я с вами потом поговорю, – сухо сказал бурый с зелеными пятнами Причард, вырвавшись из-под торфа, и отправляясь отмываться к ближайшему озерку. Стоило ему отойти на несколько шагов, как прорвало и нас. Даже Штуш, прислонившись для страховки к могучей сосне, дико хохотал, тряся головой и распахнув пасть. Отдышавшись, мы с Матильдой переделали седло Громобоя, чтобы ей можно было ехать на Куте. Тильда взобралась на хвостатого и сделала несколько пробных кругов по поляне.
– Шатает и мотает, – сообщила он, спрыгивая. – Но жить можно.
– Забавно смотрелось, – прокомментировал я. – Как тот мужик с картинки, что нам священник показывал. Помнишь, нет? Ну, на голове у него еще простыня была намотана, и он в домике сидел. В каком – в каком? Нужник знаешь? Вот…
– А причем тут я?
– Так он на такой же туше ехал! Только четырехлапой и с длиннющим носом! Там еще было написано, что она очень громко этим носом трубит и может срывать бананы.
– Что срывать?
– Бананы. Типа шишек, на пальмах растут.
– На чем растут?
– На пальмах. Типа сосен, только без иголок.
– А ты откуда про это знаешь? – прищурилась Тильда.
– Так я же говорю: священник показывал.
– Что за священник?
– А ты что – священника не знаешь? Из Эстора приезжал. Молодой такой. А умный! Я у него почти три дня просидел. А потом он уехал. По делам, сказал. Больше не приедет. А жаль.
– А звали его как? – встрепенулась Тиль.
– Вот запамятовал. Что-то с Римом связанное… Рем? Ромул? Нет, не вспомню.
Матильда явно казалась огорченной.
– А я где была?
– Где? Да за облепихой своей вшивой сказала по горам, как коза! Зато я видел тварь с носом, а ты нет! И про бананы знаю!
Но Тильда уже не отвечала, а, нахлобучив на голову рогатый шлем, пыталась меня забодать.
– Два удара – четыре дырки! – обещала она, с пыхтеньем наскакивая на меня. Я спасся от нее на дерево, где к своему счастью обнаружил пчелиное дупло.
– Ура! – крикнул я сверху. – Мед!
– Я же говорила, что нюхом чую! – обрадовалась сестра.
– Тиль, тащи скорее флягу!
Матильда тут же забыла о намерении пропороть меня в четырех местах и кинулась к багажу. Тут ужасно некстати вмешался Кутя, до тех пор мирно топтавшийся на другом краю поляны и разминавший лапы.
– Слушайте! – ликующе возгласил он. – Я тоже могу носом трубить!
И он издал ТАКОЙ звук, что я мигом слетел с дерева, а Тильду стало на бегу мелко-мелко трясти – Кутин рев срезонировал внутри ее шлема. Как она мне потом описывала, ощущение было такое, будто ей в уши засунули штырь, дали по нему молотком и в то же время медленно проворачивали. Мне сразу же пришли на ум строки «И в ухи я успел воткнуть и там два раза провернуть мое орудье…", однако делиться ими с сестрой я даже и не подумал.
Самое противное – то, что от вопля нашего маленького трубача прорезались пчелы. Может, проснулись, может, разозлились, может – и то, и другое. Факт в другом. В том, что в следующее же мгновенье я уже мчался, ломая ветки, к озерцу и рухнул туда, обдав фонтаном мутной воды только что вытершегося насухо Прича. Выяснилось, что сделал я это вовремя – рой в рассуждении кого бы покушать ринулся на него. Бравый оруженосец с медвежьим ревом опять бухнулся в воду. «Голодный, но тяжелый», мелькнуло у меня в голове, так как Прич буквально вдавил меня в дно пруда. Когда я уже начал задыхаться, мой убийца резко перестал меня давить и исчез. Спустя миг и я оказался над водой, глотая ртом воздух. Спасительницей оказалась Тиль – она, грозно нахмурившись, держала нас за шиворот, а мы висели в ее руках, мокрые и грязные, как нашкодившие котята.
– Где пчелы? – отлаявшись от воды, спросил я.
– Я их прогнала, – пожала плечами сестра. – А он – вон чего…
И Тильда мотнула головой в сторону меланхолично жующего Кути.
– Так ты, выходит, муравьед? – удивился я.
– Не, – помахал головой Штуш. – Я пчелоед. И пчелолюб.
– И вот с этими рыцарями без страха и упрека мне придется путешествовать аж до самого Камелота, – и Матильда, громко вздохнув, пошла к лагерю. Ну, то есть, к тому месту, где мы оставили лошадей и поклажу. Мы поплелись я за ней. Я по дороге усиленно размышлял – а ведь, правда, почему эту мерзавку Тильду никогда не кусают пчелы? Тайна, покрытая мраком…
ГЛАВА 8
«Одна вон довыбиралась – нарвалась на колдунчика!»
(Из выступления скоморохов)
Переночевав на гостеприимной поляне, мы тронулись в путь только с утра. Я уже смирился и даже был доволен, что Тиль отправилась с нами. Во-первых, у нее оказался прирожденный организаторский талант. Вчера вечером мы под ее чутким руководством соорудили небольшое лежбище, развели костер, поужинали и легли спать, договорившись по очереди дежурить у костра. В результате этой хитрой акции Штуше пришлось отстоять две смены – свою и Прича. То есть сначала-то Причард, конечно, уселся сторожить и даже изображал из себя старого вояку, воинственно грозя выломанной наспех дубиной близь растущим кустам. Но потом сказал Куте, который только укладывался, что ему надо попудрить нос, отошел в кусты, но вскоре вернулся. Охая и приседая, он пожаловался, что угодил задом в репейник и, как человек раненый, нуждается в полном покое. После чего без зазрения совести лег и задрых.
Ночь прошла без приключений. Утром мы свернули лагерь и двинулись в путь. Возглавляла процессию Матильда верхом на Куте, следом ехал я на Вадике, замыкал же шествие, как вы понимаете, Прич Свирепый на губошлепе Бозо. Несколько дней не происходило ничего любопытного, поля сменялись лесами, горы – долинами. Не считая мелких недоразумений, все шло отлично… Что за недоразумения? Конечно, я вам про них расскажу, если интересно. В своем путевом дневнике я кое-что записал, довольно коротко, но так уж получилось:
«Понедельник. Скучно.
Вторник. Проезжали мимо красивой пещеры. Матильдушка зачем-то полезла в нее и была покусана летучими мышами. Промывание желудка и хинин.
Среда. Причарда прихватил понос. Вероятно, обожрался каких-то ягод. На заметку: хорошо помогает отвар тысячелистника. Запретить Причу жрать всю ту гадость, которую он находит по дороге. Ягоды мыть в кипяченой воде. Зачем? Тильда сказала – надо. В сырой воде могут водиться всякие миазмы и палочки.
Четверг. Разнимал Тильду и Прича. Мой невероятный оруженосец раскопал в котелке с взваром какой-то корявый сучок и стал вопить, что он нашел палочку! И что эту палочку Тильда нарочно ему подбросила. Несмотря на неоднократные предупреждения, не унимался. Отказывался пить отвар. Кутя прижал его к дереву, а Тиль заливала лекарство силой. Прич лягался. Теперь Штуш хромает на правую заднюю ногу. Зато Причард не носится каждый пять минут в кусты и не орет оттуда, что он умирает, и что, не кажется ли нам, что лучше просто его прибить. Честно говоря, я бы – с радостью!
Пятница. Скукота!».
Вот как раз в пятницу вечером и произошла с нами эта история. Мы тихонько ехали по проезжей дороге, выглядывая по сторонам местечко для ночлега, как вдруг Штуша приподнял уши.
– Что? Опять скачут? – спросил я, так как уже доверял его чутью и слуху.
– Нет, никто не едет, – сказал озабоченно Кутя. – Плачет кто-то.
Проехав еще с милю, и Причард приподнялся в стременах.
– Точно! – сказал он обеспокоено. – Только не плачет, а вопит во всю глотку! Вон там!
И он показал на виднеющуюся вдали опушку очередного леса.
– Проедем мимо или спасать будем? – осведомился я.
– Я бы проехал мимо, – хмыкнул Прич.
– Я – пострадавшая, меня уже покусали, – сказала Тиль.
– Ну-у-у, – протянул Штуша. – Я – как все.
Все (не считая меня и Кути) хором сказали:
– Ты – рыцарь, тебе и спасать.
– Понятно, – вздохнул я, толкая коня и направляясь к опушке.
– Я с тобой! – вызвался Штуш. – Спасать – это интересно! Я еще никого никогда не спасал! А во-вторых, – шепнул он мне на ухо, – если что, я и тебя спасу.
Я с чувством потрепал его по уху. Не то, чтобы я сильно боялся, просто с таким защитником идти на дело куда спокойнее. Я перехватил поудобнее дубинку и, махнув Штуше, помчался на защиту обиженного.
…Обиженный скоро нашелся. Он лежал на просеке, раскинув руки, и увлеченно кричал. На груди его сидело нечто, похожее на кошку, только с белым хохлом на голове, и точило когти о грудь обиженного.
– Помощь требуется? – постарался я перекричать дикие вопли.
– Помогите!!! Спасите!!! ОГОГО!!! Уйди отсюда, мальчик, не мешай. Спас… Что?
– Я говорю, вам помощь нужна?
– Нет, я просто отдыхаю, – сварливо отозвался неизвестный, вздергивая седую бороду. – Что, сам не видишь?
– Так в том-то и дело, что не вижу, – вздохнул я.
– Хорошенькое дело! – возмутился старик. – Меня, можно сказать, уже почти съели, а он не видит ни шиша!
– Так вы вот на это жалуетесь? – я осторожно толкнул концом дубинки заурчавшую «кошку».
– Между прочим, юноша, «это» – самый настоящий дракон! Только маленький, – разъяснил старик и вдруг заорал: дракон впустил когти поглубже.
– Насколько я знаю кошек, – осторожно сказал я, – вы ему нравитесь.
– А он мне – нет, – отрезал старец. – Кошки – источник заразы! То есть, драконы.
– Ох! – сказал Штуша. – ОХ! Как чешется в носу!!! – и вдруг оглушительно чихнул. Дракончика со старческой груди как ветром сдуло. Мощный поток воздуха унес его вместе с несколькими вырванными из земли кустами в необозримую даль. Старец вопил, держась за землю, пока остатки Штушиного чоха не улеглись. Тогда он перевернулся на спину, поднялся, сделал несколько наклонов, хрустя суставами, а потом, вспомнив что-то, бухнулся на колени да пополз к нам, тряся головой и выкликая:
– Спасители! Благодетели! Ух, вы, мои хорошие! Ух, вы, мои радостные!
– Вы чего, дедушка? – опасливо спросил я.
– Родненькие! – причитал старик. – Дайте-ка я вам, по старой памяти, расцелую ланиты!
И он припал к моим сапогам.
– Мне казалось, ланиты несколько не здесь, – заметил я.
– Ох, как чешется! – не унимался Кутя. – Свербит-то как!
Шестиногий друг приготовился было чихнуть еще раз, но старец быстро вскочил, щелкнул у его носа пальцами, и Штуш осовело замолчал, шевеля носом.
– Не чешется! – наконец сказал он. – Колдун?
– Колдун, – кивнул старик. – Точнее, маг. Волшебник. Магистр тайных сил. Чародей. Повелитель непознанного. Варлок.
– Барлог? – перепугался я. – А ну, как жечься начнешь?
– Варлок, – терпеливо повторил старец. – Чернокнижник, то есть.
– А чего свербело-то так? – жалобно спросил Кутя.
– Как это что? – удивился бородач. – Табак. А, вы не знаете, вам не понять.
Как раз я-то про табак знал. Средний Джо курил большие табачные палочки, и еще рассказывал, будто где-то за морями, за горами, в землях далеких и опасных, живет народ краснорожий, но не потому, что в баню любит ходить, а потому что порода такая. И курит он только трубки, причем мирные, не драчливые.
Волшебник тем временем подобрал с земли серебряную табакерку с затейливым вензелем на крышке оной.
– Хороший был табачок, – с укоризной сказал он, глядя на смутившегося Штушу. – Капитанский.
Он вздохнул и вытащил из-под полы своей хламиды гнутую трубку. Я закрылся руками – может, только у краснорожих трубки незлобивые, а ну, как плюнет чем-нибудь? Но маг, видимо, знал как обращаться со строптивцами, и принялся набивать трубку остатками капитанского табака. Я же, пользуясь случаем, как следует рассмотрел спасенного. Выглядел он, как и полагается волшебникам, внушительно: в черной хламиде, черном же плаще, расшитом звездами, остроконечном колпаке (опять-таки черном) и с посохом, заткнутым за пояс. Внешность же у него была самая не располагающая. Сивая борода, желтые от табака усищи, крючковатый нос и маленькие, подозрительно щурящиеся глазки, утопающие в сети морщин.
Маг же в это самое время разглядывал меня и также явно не был в восторге.
– Ну, как тебя звать-то, спаситель, – вымолвил, наконец, он.
– Герман. Рыцарь Фараморский. Сын Фенриха Маститого.
– О! – оживился старик. – И оруженосец у тебя, конечно, есть?
– Ну а как же? – немного обиделся я. – Как и у всех рыцарей. Я от формы не отступаю. Только он нас на дороге дожидается – животом скорбен.
– А откуда ты его знаешь? Наверняка подобрал по дороге?
– Да он наш сосед.
– У! – волшебник был разочарован и не пытался этого скрывать. – Да… Гм… А куда вы идете?
– В Камелот. Только нас там могут не принять. У меня меча нету.
– И ты с дубиной хочешь верно служить королю Артуру? Хо-хо-хо!
– Да это так, временно, – виновато развел руками я. – Вот послушай, какой со мной несчастный случай приключился…
И я попытался, как можно кратче, описать событие, в результате чего…
– Вот так я и остался без меча, – закончил я.
– Не беда, я добуду тебе меч, – рассеянно пообещал волшебник, думая о чем-то своем и ловко лавируя между деревьями. Мы с Кутей в легком недоумении следовали за ним.
«Откуда он знает, куда идти нужно?», размышлял я. Впрочем, вполне возможно, что его сверхъестественные возможности подсказали ему дорогу.
– А! – встретила нашу компанию Матильда. – Явились! Убитых, раненых не предвидится? А это что за старый пень?
– Позвольте представиться, – напыщенно, но несколько сухо ответствовал старец. – Великий волшебник Мерин!
Прич фыркнул. Тильда улыбнулась. Штуша захохотал. Мне тоже было смешно, но я крепился, уважая седины волшебника.
– Чего? – окрысился старик. – Чего смешного? Зовут меня так. И очень просто. У нас одного чародея вообще звали Карим-Абдул Джафар!
Тут и я засмеялся. Напряжение спало. Когда все отсмеялись, волшебник орлиным взором окинул все наше сборище.
– Это, как я понимаю, оруженосец, – и он указал длинным корявым ногтем на Прича.
– Он самый, – вздохнул я. – Причард Калидомский, оруженосец без оружия.
– К вашим услугам, – шаркнул ножкой Прич.
– Ох, какие уши, – и маг повернулся к Матильде: – Юная леди? – слегка поклонился он.
– Моя сестра, – буркнул я.
– «Сестра», – скроила рожу Тиль. – Матильда Фараморская, младшая дочь Фенриха Маститого!
– Ну, так сестра же, – пожал плечами я.
– Старшая! – ожгла меня взглядом Тильда и присела в книксене перед магом.
– Чрезвычайно приятно, – кисло сказал старец, дергая бородой.
– Меня вы уже знаете, а этот великан – наш попутчик, компаньон и тягловая сила Кутольд Ван Штуш-и-Кутуш. Из древнего рода, между прочим.
Волшебник бросил взгляд на Штушу, но ничего не сказал.
– Тронулись, что ли? – буднично молвил он. – Мне тоже в Камелот. По случайности наши пути пересеклись. Не знаю уж, по счастливой или нет.
– Вы мне меч обещали, – напомнил я.
– В курсе, – холодно ответил Мерин. – И будь добр, обращайся ко мне на «ты». К нам, великим и могучим волшебникам, на «вы» как-то не принято.
ГЛАВА 9
«– А ты что же, не любишь орехов?
– Люблю, но у папы ладонь больше»
(Из народного юмора)
– А кстати! – как всегда некстати вмешался любезный Причард. – Вот я слышал, что в Камелоте самый главный волшебник – Мерлин. Вы ему не родственник, случайно?
– Случайно не родственник, – хмуро ответил старик. – Случайно это я сам.
– Так ты же говорил… Э-э-э…
– Ну да, Мерин. Я тут поколдовал неудачно, вот буква «Л"* и затерялась. Мне теперь этих букв знаешь, сколько надо? А, куда тебе, – и Мерин махнул рукой. Мне стало немного стыдно за своего оруженосца.
*Латинская буква «Л» – обозначение фунта стерлингов. Почему не «Ф» и не «С» – объяснение очень длинное, зато нудное, и приводить его здесь мы не будем. – Прим. авт.
– А что же ты, такой могучий волшебник, от такого мелкого дракотика отколдоваться не смог?
– Возвращаясь к вышесказанному, – оборвал волшебник и посуровел. – Позолоти ручку!
Кончик его колпака на петельках откинулся в сторону, обнажая прорезь в колпаке, как в копилке.
Прич поглядел на меня, потом на Матильду, понял, что ему не отвертеться, вздохнул, вынул из кармана монетку и кинул ее в прорезь. Колпак мелодично заиграл: «Ах, мой милый Августин!», а колдун заметно повеселел.
– А потому…
– Стоп!
– Кто это сказал? – с раздражением спросил Мерин.
– Я! – крикнул Штуша. – Я забыл, какой был вопрос!
– Позолоти.
– Рад бы, да нечем, – развел лапами Кутя. – Седло – и то не мое.
– А на желание! – торговался старик. – Если скажу, потом желание выполнишь!
– Трудное небось?
– Какое получится. Да не бойся, ничего страшного, так, что-нибудь по хозяйственной части…
– Давай соглашайся, – дернула Штушу за хвост Тильда. – «Августина» охота послушать!
Кутя кивнул, мы прослушали музыкальное сопровождение, и старец торжественно сказал:
– Как и было оговорено, сперва вопрос: «А что же ты, такой могучий волшебник, от такого мелкого дракотика отколдоваться не мог?». Теперь ответ. Как раз из-за этой поганой буквы «Л». Вместе с ней у меня улетучилось энное количество волшебной силы.
– Какое количество? – опять вмешался Кутя. Мерин молча показал на колпак. Штуш зажал себе рот лапами и отступил.
– И теперь мое могущество прямо пропорционально вот этому, – закончил отвечать колдун и потряс головой. В колпаке зазвенело.
– А я слышал, что у волшебников вся сила в посохе, – робко сказал я.
– В общем-то, вся сила – в волшебном порошке, – строго заметил Мерин. – С его помощью можно разнести любых врагов, и тогда проблем не будет. Но вот остальная сила – в заклятьях. А посох… Враки.
Он с кряхтеньем взобрался на посох, и тот, закряхтев не хуже Мерина, полетел по дороге. Мы пришпорили лошадей и Штушу и еле нагнали его возле моста через речку. Переправившись, некоторое время мы ехали в молчании. Потом наш нежданный попутчик неожиданно завел заунывную песню.
– О-он зарезал сам себя-а! – нудел он. – Ве-я-селый разгово-ор!
– Почему веселый? – не удержалась Матильда. – Зарезал же! Убийство!
– Позолоти ручку! – хитро подмигнул Мерин.
На «веселый разговор» лишних денег не было, и вопрос так и остался открытым. Волшебник же не унимался. Далее из его вокализов мы узнали, что «в одной эскадрилье служили друзья», «тяжелым басом гремит фугас», «лыжи у печки стоят» и что «здесь вам не равнина, здесь климат иной». На наши наводящие вопросы он отвечал только скабрезным подмигиваньем и своим вечным «позолоти ручку». Некоторое время мы развлекались тем, что выдавали свои варианты слов «фугас», «эскадрилья» и «Домбай». Меня же больше всего зацепила загадочная «страховка», на которую Мерин призывал молиться. Сплюнув, на всякий случай, через левое плечо, я пришпорил Вадика и проехал вперед, где и продолжил путешествие. Но и здесь до меня долетали вопли Причарда, который, на пару с Мерином, надсадно потягивал: «Како-ое нам дело до все-ех до вас! А ва-ам – до ме-ня-а-а!!!».
Посовещавшись с Тильдой, мы выделили, наконец, Мерину небольшую сумму в обмен на то, чтобы он какое-то время не пел, а заодно и рассказал нам все про «страховку». Однако из его объяснений лично я не понял ничего, кроме того, что «у этого термина есть два, абсолютно разных значения, кои сейчас вам и будут изложены в надлежащем порядке»
– Да за эти деньги, – кипятилась Матильда, – он нам и про «эскадрилью» с «лыжами» объяснить должен!
Но Мерин разводил руками, намекал на какие-то «тарифы» и «расценки», после чего пришел в совсем хорошее расположение духа и выдал следующую порцию народного творчества, звучащую чем-то вроде: «Гнусь болотная, притопали старатели, все болота, все ручьи перелопатили!».
– Зря он про гнусь, – поделился сомнениями Кутя. – Ее хоть и не видели в этих местах лет уж так двести, а все-таки…
В это время мы как раз подошли к очередной развилке. Три дороги змеились в разные стороны, дразня каждая своим удобством. Одна была мощеной желтым кирпичом, вторая шла по открытому месту, на солнышке, в конце же третьей заманчиво блестело приятное озерцо.
– Никакой развилки здесь быть не должно, – сказал я.
– А что должно?
– Вон у Прича спроси, он с Хруней ездил. И с папой, кстати.
– Да, – нервно сказал «саблезубый» оруженосец. – Неделю едем лесом, потом пойдут уже логрские деревни, а там и до Камелота недалеко. Никаких развилок здесь никогда не было.
– Да и лес какой-то не лесной, – кивнула Тиль. – Дремучий слишком. В глущобу путь его лежит до дерева Тум-Тум.
– Это не здесь, – отозвался вдруг Мерин. – Это в восточной части. А мы – на западе.
– Что делать-то будем, господа и дамы, а также непонятные существа? – спросил я.
– Можно вернуться! – бодро предложил Прич.
– Можно кинуть монетку, – дал идею волшебник. – Только у меня лишних нет.
– А можно еще прочитать то, что написано на камне, – подал голос Штуша.
Действительно, на развилке полулежала вросшая в землю замшелая каменная плита. Надписи на ней были вырублены на незнакомом языке. Да еще и рунами. Я приуныл.
– Можешь? – спросил я у Мерина.
– Могу. Позолотишь?
– Позолочу.
Я кинул в колпак несколько монет и с удовольствием слушал мелодию, пока старик, тряся бородой, разбирал надпись.
– Вам обязательно надо знать, что написано? Или можно подробности опустить?
– Хотя бы скажи, куда ехать?
– Туда, – показал Мерин налево, на солнечную дорогу. Мы тронулись в путь. Нехорошие предчувствия так и не оставили ни меня, ни моих спутников. Поэтому удивление было не слишком сильным, когда, спустя полдня, солнышко заменили сгустившиеся облака и болотное марево, из которого, выстроившись в цепочку, с лопатами на плечах и напевая что-то вроде: «Хоу-хоу-хоу!», на нас вылезли вышеупомянутые гнусы.
Мерин завопил и быстро нырнул в кусты, где замаскировался: покрылся листочками и выпустил корни. Остальным пришлось отбиваться. Гнусь с визгом и лопатами наперевес ринулась на нас. В первом своем настоящем бою мы не сплоховали: моя дубинка славно гуляла по вражьим шеям и спинам, ни одна стрела Тиль не ушла мимо цели (а у нее их было три), хвост Штуши, как бешеный, крутился и извивался, разбрасывая гнусов во все стороны. Прич, правда, был безоружен, но его Бозо чудесным образом осмелел и топтал гнусов налево и направо. В один из благоприятных моментов Прич ухватил одного из нечистых за бороду и начал им отмахиваться от остальных. В другой руке у него была, отобранная у этого же гнуса, лопата. Я защиб еще двоих, правда, не до смерти, и Матильда подстрелила одного. И тут Кутя вообразил себя боевым слоном. Он встал на задние ноги и издал свой коронный рев! Гнусь в панике отступила на заранее подготовленные позиции.
– За подмогой пошли, – прохрипел я, утирая кровь: один из противников рассек мне бровь лопатой.
– Не, они всегда по семь ходят, – авторитетно заявил Штуша.
– А я думала, их больше было, – сплевывая выбитый зуб, заявила Тильда. – Я же застрелила не меньше четырех!
– А им твои стрелы – что солома, – махнул лапой Штуша. – Они же нечистые! Вот если бы их было семьдесят, тогда было бы хуже. А так – отмахались.
– Отлично, вышли симметрично, как и полагается у гнуси болотной – всемером! – это из куста вылез принявший свой естественный вид Мерин.
– Просим объяснений, – холодно вымолвил я.
– И никаких ручек! – крикнула Тильда, завидя, что старец уже открыл рот.
– Ты не просил подробностей, – развел руками волшебник. – Сам виноват.
– А сейчас можешь сказать с подробностями?
– Сейчас? Пожалуйста. Прямо пойдешь – колпак потеряешь, направо пойдешь – силы не найдешь, налево пойдешь – в гнусавое болото попадешь.
– А нам-то что?
– В том-то и дело, что руны эти волшебником писаны, волшебникам и предназначались. А мне как-то не очень хотелось и колпак терять, и совсем от волшебной силы отказываться.
– Так значит, ты отправил нас по дороге, где как раз НАМ и грозила опасность?
– Ну да… Но ведь все закончилось хорошо, правда?
– Ну, дед! – пошел на него Причард, угрожающе тряся ушами. – Ну, маг лысый! Щас я тебя под такого гнуса отделаю…
Незнамо как, мой хищный оруженосец очутился прямо посреди лужайки, обманчиво покрытый веселенькой зеленью. Ноги его погрузились в эту самую зелень по щиколотку. Прич сделал несколько движений, как бы давя ногами в бочке облепиху, и погрузился еще немного.
– Эй! Эй, не шути! – испуганно крикнул он. – Лучше со мной не связывайся – я страшен в гневе! Вытащи меня!
Мерин хитро прищурился.
– А ты можешь? – шепнул я ему.
– А то, – отозвался колдун. – Только не хочу.
– Понятно…
– Ну-ка, че еще там за переговоры? – крикнул Прич. – Меня засасывает!
– Что? – кротко переспросил маг.
– Позолоти ручку! – хором крикнули мы с Тильдой и Штушей.
– Ну, нету у меня, нету-у! – завывал Прич.
– Пуговицы, говоришь, золотые?
– Ну!
– А на штанах – брильянтовые?
– Ага!
– Побрильянти ручку!
– Так с меня штаны спадут!
– А так ты утонешь. Что хуже?
– Ребята, ну скажите ему! – Причард чуть не плакал. – Че вы стоите? Он же больной! Вытащите меня, пожалуйста!
– Тогда мне – золотые пуговицы, – загибала пальцы Тиль. – Герману – брильянтовые, а Куте – серебряные шпоры!
– О Господи, ему-то зачем? – простонал Прич.
– Шпорить буду! – кровожадно заявил Кутя. Судя по его оскалу, Причард понял, кого именно будут шпорить.
– А как же я пуговки-то отрежу? Мой ножик за голенищем остался!
– Держи! – и Тиль из самых лучших побуждений кинула ему свой кинжал. Причард скрючился, и нож, стукнув его рукояткой по лбу, благополучно ушел в трясину.
– Балда! – выругалась Тиль. – Хороший был нож.
– Капитанский? – выставил бороду Мерин.
– Капитанский.
Прич уже рвал во все стороны пуговицы, с каждым движением уходя в трясину все глубже. Наконец его красное лицо озарилось улыбкой, и на его ладони победно сверкнули три пуговицы.
– А че теперь?
Мерин щелкнул зубами, и пуговки мгновенно очутились у него на руке. С выражением крайнего благоговения на лице колдун кинул их по одной в прорезь колпака. На этот раз колпак сыграл не Августина, а какую-то незнакомую торжественную музыку.
– Это что? – спросил я.
– «Прощание славянки» – отозвался старец, совершая пассы.
– А кто такая славянка?
– Героическая женщина, вроде валькирии, – пояснил маг, – провожающая любимого, если в поход страна позовет. И все плачут.
– Прошу прощения, – уточнил Кутя. – Любимого кого?
– Всего. Мужа, отца, сына.
– А штушу?
– Если хочешь.
– Тогда я – славянка, – вмешалась Тильда и широким жестом перекинула рыжую косу на могучую грудь. – Плачьте все. Я папу проводила. И сестру. Теперь вот братца провожаю. Скоро одна останусь, буду одинокая, как синица.
– Это точно, – ехидно поддакнул Кутя. – Вон и любимого в болото засасывает.
Тильда кинулась стегать его лозиной. Штуша беззлобно хохотал, а Прич-по-пояс скорбно смотрел на нас из трясины.
Мерин, сложив губы трубочкой, тихонько засвистел. Болото немного вспучилось.
– Ага! – посветлел лицом маг. – Тогда сделаем вот что!
И он подпрыгнул. Зависнув в воздухе, волшебник несколько раз дрыгнул ногами и сплюнул. Тут же у оруженосца на голове возник венок из ромашек.
– Ошибочка, – невозмутимо сказал маг. – Учтем направление ветра, левый тип дороги, закольцованность мышления и уловку-22.
Он приземлился, стал на четвереньки, поднял голову к небу и коротко взвыл. По трясине пошли волны, но Прича упрямо не желало отпускать.
– Молодой человек, – взволнованно обратился маг к Причарду. – А сейчас вас попрошу мне помочь: я буду творить чары, а вы, в свою очередь, не стесняясь и не выбирая выражений, высказывайте все, что у вас наболело. Вы же, господин рыцарь, – обратился он ко мне, – отойдите в сторону и заткните свои рыцарские уши.
Я не замедлил послушаться. Со стороны освобождение оруженосца выглядело довольно жутко: колдун прыгал через посох, плюясь во все стороны, а Причард медленно выезжал из болота. Губы его беспрестанно шевелились, а на лице было написано невыразимое наслаждение по поводу того, что он высказывает относительно меня, Тильды, Кути, коней, колдуна, короля Артура, всех наших родственников до пятого колена, а также всего этого путешествия в целом. Но вот услышать его страшные слова я бы не хотел – уж очень мне нравятся тихие, спокойные, без признаков кошмаров ночи.
