Читать книгу: «Социальная сеть мертвых», страница 5
Девочка несколько дней плакала и умоляла прекратить все это. Но духи не слышали ее. Не умели, да и не хотели. Сейчас она была уже обезвожена для слез и просто звала маму, но та не отзывалась. Девочка решила, что ее бросили и не слышат. Но мама рыдала вместе с ней и другими детьми. Дни кровавой бойни, когда тела детей духи резали бензопилами пополам, остались позади. Наступили дни великой скорби.
Многие духи оказались гуманней. Они не покупали рубленных детей. Они ставили пластиковые искусственные копии их трупов. Но ритуал отличался только этим.
В этот не прекращаемый обряд демонического безумия иногда вмешивались большие духи, успокаивая мелких. Они не прятали свои охмелевшие рожи за личинами животных, чтобы дальше вливать в себя этанол. От того их безумие становилось сильнее. Они что-то жгли и взрывали возле умирающей. Вокруг стоял дым, и сквозь эту взрывную агонию, одни выкрикивали, как заклинание, священную мантру ритуала: «С Новым Годом!» «С Новым Счастьем!» – вторили им другие.
Наутро никто из людей не проснулся.
Мистерия
А вы знаете какое самое волшебное зимнее чудо? Выбирайте!
Когда-то, давным-давно, я была совсем маленькой. Не такая, как сейчас. В сто раз меньше. Я была микроскопической пылинкой, которая свободно парила небе, полностью отдаваясь воле ветров, и с интересом смотрела вниз на сестер, лежащих на деревьях, на домах, на земле. У меня тогда ничего не было, только душа, ведь я еще не родилась. У каждой пылинки есть душа и именно она определяет, кем станет крошечная частица.
Некоторые пылинки так и не рождаются. Они забываются, играя с ветром, и тот их загоняет по разным щелям, где они продолжают лежать очень долго, пока ветер посильнее не вытащит их оттуда. Но это не так страшно. Гораздо страшнее северная вьюга, которая может унести пылинки в теплые страны. Это очень грустно, на самом деле. Никто и никогда не увидит их красоты. А ведь мы самые прекрасные создания вселенной. Но я решила, что обязательно стану красивой и проживу самую долгую и волшебную жизнь.
Я начала искать водяные кристаллики, которые рассекали воздух, устремляясь на землю. И вот однажды я увидела такой. Он летел на меня острой прозрачной стрелой с огромной скоростью. Я собралась с мыслями, сжала кулачки, закрыла глаза и попыталась не вертеться. И он ударил. Да так сильно, что я затрещала, но не растерялась. Я, что есть силы, ухватилась за кристаллик, который понес меня к земле. Но теперь он летел не так быстро, ведь мешала я, нарушая его гладкие контуры своими прелестными формами. Хи-хи! Он перестал быть обтекаемым и начал вращаться.
Ах! Это был восхитительный вальс! У меня был очень грубый партнер, но зато я была необыкновенно нежной и даже не пыталась мешать ему ускоряться. Он задавал скорость, я темп. Он тянул меня, а я кружила его! Боже, какаяпара!
Pardonne-moi ce caprice d'enfant!
Pardonne-moi, reviens moi comme avant!
Je t'aime trop et je ne peux pas vivre sans toi!
Pardonne-moi ce caprice d'enfant…
Так мы танцевали чуть меньше вечности, пока в нас не ударил еще один кристаллик. «Какой ревнивец!» – Подумала я. Он точно хотел нас разбить и оставить меня без партнера. Но я схватила и его в свои цепкие и коварные объятия. Хи-хи! Теперь это было трио!
И вальс уверенно перешел в страстное танго втроем! Por una, cabeza! Вино и мужчины. Моя атмосфэра! Они делили меня между собой, а я и не сопротивлялась сильно. Хи-хи!
«Фу, какая пошлость» – подумали еще два кристаллика и… присоединились к нам.
Мы желаем счастья Вам!
Счастья в этом мире большом!
Как солнце по утрам
Пусть оно заходит в дом!
И мы запели! Вернее это ветер проходил сквозь нас, издавая целую палитру разноцветных звуков, словно тысячи волшебных флейт заиграли разом. Теперь мы падали так медленно, что я краешком глаза замечала других своих сестер, танцующих с другими кристалликами, а краешком уха слышала их музыку. Мы были самыми счастливыми девочками в мире. И чем больше мы становились, тем легче было ловить кристаллики и тем медленнее мы падали.
Меня зовут Мистерия. Мне уже девятнадцать минут! И я взрослая снежинка. А вы знаете, что именно форма пылинок определяет, какими будут лучики и рисунок снежинок? В мире нет одинаковых снежинок. Есть очень похожие, но нет одинаковых. Разве это не прекрасно? А вы знаете, почему мы белые, ведь кристаллики прозрачные? Это из-за пузырьков воздуха, которые образуются в них. Ну хватит с вас пока науки.
И вдруг я увидела Матильду.
– Привет, подружка! – крикнула звонко она. – Какая ты красивая, Мистерия. А я еще нет!
– Привет, подружка! – закивала я. – Но у тебя уже есть корона. И уже растут лучики. Сейчас уже можно представить себе, какой ты будешь. А сколько тебе минут?
– Я уже почти взрослая. Мне одиннадцать! Но я очень медленно расту. – Грустно сказала она. – К тому же, я потеряла двенадцать кристалликов минуту назад. Не смогла удержать. Хны-хны…
– Ну не плачь, Матильда! А знаешь, давай я тебя покружу. Мы соберем самые лучшие и самые блестящие кристаллики в небе. – Предложила я и протянула ей руки.
И мы начали кружиться весело и звонко хохоча. Это был самый веселый и красивый танец. Мы держали друг-друга за лучики и в унисон пели, как девчачья группа, при этом не забывая про синхронные танцевальные движения.
You can dance!
You can jive!
Having the time of your life!
UUUUUUU!
See that girl
Watch that scene!
Dig in the dancing queen! А-А!
Снежинки постарше с укором смотрели нас, явно нам завидуя. Когда ко мне приближался кристаллик я резко вращала нас и подставляла Матильду. И Матильда тоже вскоре стала взрослой и красивой снежинкой. Она поцеловала меня в щечку и полетела по своим делам.
А вы знаете, что когда снежинка падает в воду, она издает высокий и пронзительный крик, который очень пугает рыб. Дурацкий факт! Не буду о грустном. Это еще не скоро, и не со мной! Бе!
Я продолжала падать вниз и пора было уже подружиться с кем-нибудь. Мое роскошное белое платье состояло уже из ста тридцати пяти кристалликов, жестко склеенных друг с другом. Уже давно не попадались свободные льдинки. Все были захвачены снежинками, которые уже начинали объединяться в группы по интересам. Одни о чем то сплетничали, другие занимались театральной самодеятельностью, третьи причесывали друг-друга.
И тут я снова увидела Матильду. Это была уже взрослая роскошная леди со строгостью безупречных форм и пышных фракталов.
– Мистерия! – прокричала она, – идем к нам!
Ее окружали еще несколько снежинок. Я направилась к ним.
– Привет, Матильда! Давно не виделись, а ты похорошела.
– Угу, а помнишь, как в молодости мы зажигали? – мечтательно сказала она. – Кстати, познакомься, это Миранда и Марианна. Мы еще ждем Мальвину. Присоединяйся. Мы играем в преферанс!
Была безмятежная ночь и мы раздали так тысячу партий. И вдруг к нам со свистом подлетел огромный синий шар и тут же взорвался. Затем красный и тоже взорвался. С низу кричали люди, явно восхищаясь такими ЭффЭктами.
– Это фейерверки! – только успела произнести Миранда, перед тем, как мы разлетелись в разные стороны от взрывной волны.
Дальше я полетела одна. Я посмотрела вниз. Нужно было выбрать место моего приземления. И тут я увидела девушку, которая зачем то опустила правую руку в снег и держала ее там. Она стояла поодаль от шумной компании, которые запускали фейерверки. Было видно, как ей холодно, но она зачем-то терпела. И вдруг она посмотрела на меня. Да-да, именно на меня. Девушка вытащила слегка побелевшую от мороза руку, протянула ко мне ладонь, и умоляюще продолжала смотреть на меня, как бы, предлагая приземлиться на нее. И я ринулась на ладошку.
Кожа оказалась мягкой и холодной. То, что надо. Все мои лучики остались невредимыми. Девушка смотрела на меня, словно чего то выпрашивая.
– Раз! – прокричала она и начала о чем-то судорожно думать.
Я не сразу сообразила, что делать, и даже немного испугалась.
– Два!
Я обратила внимание, что считает не только девушка, но и все вокруг.
– Три!
Я начала прислушиваться к мыслям девушки.
«Пожалуйста, пожалуйста! Только не растай! Я так хочу родить ребеночка! Пожалуйста, пожалуйста!»
– Четыре!
Она просит меня! Чтобы я не таяла на ее ладошке. И тут я почувствовала, что кожа подомной начала нагреваться.
– Пять!
Упс! Нужно прыгать!
– Шесть!
«Ребеночек! Я так давно его хочу. Ну пожалуйста, пожалуйста! Потерпи»
– Семь!
И тут до меня дошло! Если я не растаю, то желание девушки сбудется. Но до скольких она будет считать.
– Восемь!
Я так долго не выдержу. Я посмотрела в глаза девушки. На них выступили слезы последней надежды. Она продолжала произносить в мыслях свою мантру. Я заглянула поглубже ей в мысли. Девушка когда-то потеряла ребенка и врачи поставили бесплодие! Но она из-за всех сил верила в чудо!
– Девять!
Я должна стать этим чудом, решила я, и с ужасом обнаружила, что таю. Нет, решила я, если у кого-то и сбудется заветная мечта, то это у нее! Будем стоять насмерть!
– Десять! – прокричала она и уже почти плакала, понимая, что я не доживу.
– Терпеть! – отчаянно крикнула я всем своим кристалликам, которые уже почти поплыли по коже, и сильно зажала кулачки. – Держать строй!
– Одиннадцать! – взгляд был настолько молящим, что я расплакалась.
– Стоим до конца! – Из последних сил прошептала я, чувствуя что уже почти не существую!
– Двенадцать! – прокричали окружающие, а девушка зарыдала от счастья.
– Спасибо милая! – прошептала она и поцеловала уже каплю воды.
Думаете, я умерла? Нет, что вы! Прошел год и я вновь пылинка, блуждающая по небу в поисках партнера для вальса. И теперь я точно знаю свое волшебное предназначение: дарить людям чудо!
О! А вот и мой кавалер! Хи-хи!
Pardonne-moi ce caprice d'enfant!
Я – НАСТОЯЩАЯ!
Злата заметила его на перроне Белградского Центрального Вокзала. Она только что вернулась из Праги, где ее отец, известный сербский доктор, участвовал в важном медицинском консилиуме по установлению диагноза одной особе королевского двора. Отец всегда командировался вместе с дочерью. Девочка так познавала мир, да и оставить ее было не с кем. Мама ее умерла при родах.
Номак убегал так быстро, как мог, словно что-то украл. А несколько профессиональных носильщиков преследовали его, выкрикивая проклятия. Девочка остановилась и внимательно наблюдала за происходящим. Она была частой гостьей Центрального Вокзала, но его видела впервые. Мальчик сразу понравился девочке. Было в нем что-то беззащитное, но и в тоже время дерзкое. Он бежал по перрону босиком, в дырявых штанах и рубашке огромного, явно не детского, размера. Что-то невнятное кричал, то ли от страха, то ли чтобы испугать, то ли звал кого-то. «В руках ничего не было, вряд ли он украл вещи, может деньги?» – подумала она. Здесь жило полно воришек, и Злата многих уже знала в лицо, чтобы держаться от них как можно дальше. Но мальчик явно выделялся из этого контингента. А чем – было непонятно.
– Не отставай, Злата! – крикнул отец, который уже ушел довольно далеко.
Они жили напротив здания вокзала в роскошном особняке, где была пристроена больница. Там и велась медицинская практика отца Златы, в качестве главного врача. Сама Злата училась дома, так как частые поездки с отцом не позволяли бы успевать за школьной программой. Тем не менее, Злата была умной девочкой и по многим дисциплинам опережала сверстников. Девочка росла без друзей и подруг. Вместе с отцом они проживали в единственном жилом доме вокзальной площади. Да и то, потому что жилое помещение являлось частью муниципальной больницы. Ближайшие соседи жили в километре отсюда, куда отец девочки ходить запрещал. А возле дома играть, по сути, было негде.
Она стала часто убегать на вокзал в поисках мальчика-беглеца. Смотрела на него, следила за ним и в одно прекрасное утро решила заговорить с ним.
– Привет! Меня зовут Злата. Мне десять лет.
Она нашла его в весовой, где взвешивали багаж. Он сидел на корточках и воровато оглядывался.
– Как ты меня нашла? – спросил он. – Я вообще-то здесь прячусь от вокзальных портеров.
– А просто я проследила за тобой. Я знаю, ты пытаешься подработать носильщиком, но им это не нравится, – она села на корточки рядом с ним. Но меня ты не бойся.
– Я Номак! Мне тоже десять. Я тебя видел. Ты с папой на прошлой неделе из поезда выходила. Я тебя и раньше видел. Ты живешь в богатом доме напротив. У меня есть два пяточка. Пойдем, купим два пирожка с брынзой. Я тебя угощаю, – улыбнулся он и подал ей руку, как джентльмен.
Они сидели на парапете крыши вокзала, свесив ноги, ели пирожки с брынзой и мило болтали. Номак оказался очень общительным мальчиком и, уже через полчаса Злата знала всю его историю.
Номак родился Турции, хотя сам был сербом. Его мать продали, когда она была беременной, в рабство одному турецкому вельможе. Когда маму убили, мальчик сбежал. Он много скитался, пытаясь подработать, но везде был гоним из-за какого-то недуга, о котором он не хотел рассказывать. Решил остаться на сербском вокзале, хотя бы до наступления холодов. Что ему делать зимой – он не знал.
Она стала приходить к нему каждый день. Приносила еду, которую незаметно прятала под платье за обедом, и старенькую одежду из чулана. Номак не был образованным и плохо связывал слова, но он был настоящим другом. С ним было хорошо и не хотелось уходить. Они держали друг-друга за руки и старались как можно дольше не расставаться. Злата принесла азбуку и начала учить его читать. Это было самое счастливое время, которое закончилось в одно хмурое и печальное утро.
– Ты пришла! – чуть слышно прошептал он, сидя на брусчатке в весовой, обняв коленки – я так звал тебя.
– Мы были в Варшаве восемь дней с папой. Он там лечил одного генерала, – испуганно ответила она. – Что с тобой, Номачек? Ты весь трясешься, а губы такие синие.
– Мне холодно, – он дрожал и кутался в рваный пиджачок.
– У тебя, наверное, температура! Пойдем ко мне домой. Мой папа тебя вылечит. Номак, ты очень плохо выглядишь. У тебя, наверное, инфекция. Может даже тиф!
– Нет. Я не заболел, – еле улыбнулся мальчик.
– Ты весь холодный, – Злата положила ладонь ему на лоб. – Но почему? Здесь же тепло.
– Нет. Сейчас очень холодно. Сейчас зима.
– Нет, нет, нет, нет! Сейчас лето. Ты бредишь! – она обняла его и прижала к себе. – Но что с тобой?
– Все хорошо. Посиди со мной.
– Почему твои губы не шевелятся? – спросила она с удивлением. – Скажи еще что-нибудь.
– Кажется, я люблю тебя, – он попытался улыбнуться
– Не шевелятся губы, а я тебя слышу. Я тебя слышу, но не вижу, как ты разговариваешь.
– Все нормально. Это потому что я глухонемой. Я не умею разговаривать.
– Что? Но ты со мной разговариваешь. Как же я слышу тебя? Что происходит?
– Я умираю, – ответил он. – И ты тоже.
– Нет! Нет, нет! Никто не умирает! Номак, все хорошо! Вставай, мы пойдем к моему папе.
– У тебя нет папы. И тебя тоже нет. Я придумал тебя. У меня не было ни одного друга. Никто не хотел со мной дружить. Все гоняли меня как собаку. Я увидел одну девочку на перроне, она шла с взрослым мужчиной. Мне так захотелось иметь такого друга, как она. Красивую, чистую, грамотную. Из богатой важной семьи. Вот я и придумал тебя. И чтобы папа был врачом. У меня лишаи и гноит нога. Вот чтобы вылечил меня.
– Номак, нет! Посмотри на меня! Я – человек! Человек!
– Прости меня, – он закрыл глаза, – мне нужно поспать.
Злата вскочила, чтобы позвать на помощь. Рядом никого не оказалось. Она пробежала насквозь пустое здание вокзала, которое никогда не пустовало, и выбежала на привокзальную площадь. На скамейке под фонарем сидел господин в черном пальто и куда-то смотрел. Злата побежала к нему.
– Помогите, пожалуйста! Там мальчик умирает! – стала кричать она, еще не добежав до господина в пальто.
Но тот не отвечал. Сидел как кукла с остекленевшими глазами. Девочка взяла его за рукав пальто и начала трясти.
– Дяденька! Помогите!
Тот неподвижно сидел и не двигался. Злата осмотрелась. На другой скамейке сидела женщина с ребенком на руках. Девочка побежала к ним. Но те также не реагировали ни на что, уставившись в никуда.
«Я сейчас побегу за папой, – решила она, – и он обязательно поможет. Папа добрый». Она побежала через площадь по направлению к своему дому мимо прохожих, которые все как на подбор казались одинаковыми на лица и выглядели словно мертвые. Злата посмотрела на свой дом. Тот был серым, как и другие рядом. Она испуганно огляделась. Цвета вокруг блекли, и даже небо стало посерело. Девочка подбежала к двери и дернула ручку. Та не поддалась. Она начала барабанить в дверь, но не слышала ударов.
– Папа, папа, открывай быстрее! Там Номак умирает, – закричала она и тут же осеклась. Она не слышала ни одного слова, которое выкрикивала.
Она вновь огляделась. Мир вокруг плыл и сливался. Предметы медленно растворялись в друг друге. Дикая паника охватила девочку. Она плакала и не знала что делать. С миром явно творилось что-то очень плохое. Мир таял. Таял вместе с ней. С придуманной подружкой глухонемого мальчика.
– Нет! – неслышно сказала она и перестала рыдать. – Я ЧЕЛОВЕК! – Она огляделась.
И тут Злата заметила витрину обувного магазина. Она явно контрастировала со всем серым и угасающим миром. В витрине было четкое изображение, как на фотокарточке с четкими очертаниями и цветными образами. Девочка, не раздумывая, подбежала к ней и прижалась лицом к стеклу. Она не увидела обувного магазина сквозь стекло, но увидела весовую вокзала, где на брусчатке сидел Номак и обнимал свои коленки.
– Номак! Номак! – попыталась крикнуть она. Но мальчик никак не реагировал.
«Что же делать? Думай, Златка, думай, думай!» – уже про себя сказала девочка.
Она начала изо всех сил бить кулаками по стеклу, которое даже не колебалось. Руки уже были в серой крови, когда она увидела, как Номак полностью ослаб и перевалился на землю, выдыхая последнее.
«Нет, нет, нет!» – ей вновь захотелось разрыдаться, но она собрала всю свою детскую волю в кулак и посмотрела по сторонам. Рядом стояла зеленая урна для мусора, которая так же, как и изображение в витрине, имела четкие контуры и яркий цвет. Злата, что было сил, подняла ее, и, срывая голос, прокричала:
– Я НАСТОЯЩАЯ! – она швырнула урну в стекло витрины, которая не выдержала и с громким звоном разбилась.
***
Было тепло и не больно. Пахло малиновым чаем и чистой одеждой. Он открыл глаза. Потолок был красиво разрисован, а в центре висела роскошная хрустальная люстра.
– Номак, ты живой! – к своему удивлению, он услышал приятный мелодичный и знакомый голос. – Я спасла тебя, Номак!
Он попытался приподняться.
– Лежи, не вставай, – сказал грубый взрослый голос. – Тебе нужен покой и некоторые лекарства, которые ты сейчас выпьешь.
Номак повернул голову и увидел высокого бородатого мужчину с моноклем.
– Это мой папа! – сказала Злата, которая оказалась с другой стороны кровати.
– Злата говорила, что у тебя нет родных, – улыбнулся бородатый мужчина. – Хочешь остаться с нами. Будешь мне сыном, а Злате … Злате будешь пока братиком. Хочешь?
– Да! – ответил Номак.
Имя Бога
– Как ваше имя, студент?
– Уважаемая комиссия, уважаемый председатель, меня зовут Евгений – студент богословского факультета, – сказал юноша семерым седовласым старикам, которые разместились на высокой трибуне вокруг него, так, что пришлось задирать голову вверх.
– Итак, начнем экзамен, – председатель комиссии перевернул песочные часы. – У вас 15 минут. Есть легенда, что преподобный Константин видел лицо Бога.
– Никто не знает Бога, и никому не дано его познать, – парировал Евгений. – Хотя и говорят, что Константин избран самим Богом, все же я верю писанию. И в то, что трансцендентальная божественная личность не досягаема для нас. Бог бесконечен и вечен. Вселенная для Бога лишь маленький сосуд, коих тысячи. А 100 000 лет – есть день Господень.
– Но если Бог бесконечен, значит и наша вселенная вечна и бесконечна, и у нее нет начала, разве нет?
– Нет, – уверенно улыбнулся студент. – Наш мир имеет начало и конец, и таких вселенных, созданных Творцом, много. Когда мир был праведным и чистым, носился только дух Господень по воде. И пришла благодать. И бросил Господь манну небесную и семя человеческое. И появились первые люди. «Плодитесь и размножайтесь» – наказал Бог и наполнил сосуд жизни Любовью. Затем люди становились алчными и злыми. Они отвернулись от Создателя. И телец золотой стал идолом священным. И скорбь ангелов воцарилась над миром. Но пришел спаситель, что даровал нам жизнь вечную и день судный. И проповедовал он бодрствовать и радоваться. И ждать пламя Господне.
– А вы хорошо знаете писание, – заключила пожилая женщина, преподаватель кафедры географии завета. – А зачем Богу это занятие?
– Создавать и уничтожать вселенные? – задумался студент. – Пророчества гласят, что так он отделяет праведников от грешников. Наша цивилизация слишком стара, и уже чувствуется приближение судного дня. И Господь…
– А как зовут Бога? – перебил его председатель
– Но имя его, как и лицо, не дано к познанию.
– А зачем ему праведники? – не переставала любопытствовать пожилая женщина.
– И огонь придет на землю грешную. И зерна отделяться от плевел. Дабы из душ праведных и мучеников блаженных, Господь сотворил эликсир вселенского наслаждения и отправил их в жизнь вечную… – процитировал писание студент.
– Но когда этот день наступит, молодой человек? Цивилизации уже 2,5 миллиона лет. Вселенная загрязнена настолько, что перестали рождаться дети, а взрослые умирают от болезней. Мы сами убиваем ее, но убиваем уже очень долго. А конца все нет!
– Мы уже давно летим в эту бездну. Манна еще осталась, но мы потеряли способность и желание жить. И пророчества сбываются. Огонь уже близко. Уже сейчас жар такой, что невозможно дышать. Я думаю, мы скоро предстанет перед высшим судом.
– И все смогут увидеть лицо Бога?
– И в этом случае, мы не увидим его лицо. Ибо не дано. Да и попадем ли мы в жизнь вечную? Судя по писанию, лишь каждый пятый из живых и мертвых воскреснет и познает рай. Все остальные сгинут в ад.
– Если Божественный эликсир – это рай и жизнь вечная, то, что тогда ад?
– Никто не знает. Говорят, там будет холодно, сыро и будет гораздо грязнее, чем здесь.
– А доживем ли мы до дня судного, молодой человек?
– Это вряд ли, – улыбнулся Евгений. – Но знаю точно, что мы последнее поколение перед судом божьим. Через 50 лет умрут последние, и я вместе с ними. Потом пройдет еще тысяча лет, пока пламя господне не коснется душ наших.
***
И огонь пришел! И забурлило чистилище. И начал Господь собирать души праведные. И узрел Евгений лицо Бога, бесконечно прекрасное и наполненной абсолютной любовью. И на устах Евгения появилось лишь имя Создателя: «Толик» – словно вечной печатью застыло оно на блаженной улыбке праведника.
Анатолий Петрович с удовольствием и нескрываемым наслаждением смотрел на стекающий из змеевика самогон.
– Отличный первачок! Просто, слеза комсомолки! – заключил он, вдыхая носом ароматические альдегиды и эфирные масла. – Пожалуй, оставлю на Новый Год.
