Читать книгу: «Социальная сеть мертвых», страница 10

Крест рептилоидов

– Итак, теперь мы знаем, что большинство динозавров были пернатыми, – заканчивал свою лекцию знаменитый популяризатор наук профессор Дробышев, – а не лысыми ящерами, как нам это демонстрируют старые журналы и куча франшизных фильмов.

– Похожими на кур? – спросил голос из зала.

– Не совсем! – ответил Дробышев. – На морде была зубастая пасть, а не клюв. И лапы немного отличались от птичьих. Но в остальном на кур они были похоже больше, чем, например, на крокодилов или на варанов. Динозавры не были предками птиц. Это два разных ответвления эволюции. Но с уверенностью можно сказать, что у динозавров и птиц был общий предок.

– Вы сказали, что динозавры правили планетой сто пятьдесят миллионов лет, – раздался тот же голос из зала. – Скажите, за это время они так и не смогли развиться в разумных существ?

– Разумных, как люди, вы имеете в виду? – уточнил лектор. – Чтобы какой-нибудь вид смог стать разумным, он должен соблюсти несколько условий своего существования. Во-первых, это рабочая кисть, которой можно брать предметы, инструменты, еду. Во-вторых, позвоночник должен стать перпендикулярным земле, чтоб носить в черепной коробке тяжелый мозг. И, наконец, в-третьих, у вида должен быть стимул к развитию. Это, прежде всего, много врагов, которые хотят откусить от тебя кусочек мясца. Потом, вечная нехватка пищи, которая заставляет тебя думать и изобретать. И, наконец, конкуренты, которые норовят вырвать изо рта все, что ты нашел. Все эти факторы заставляют вид положительно мутировать и эффективно развиваться. А у динозавров что? Либо ты тираннозавр – семиметровая машина для убийств с гигантскими острыми зубами-саблями, либо ты диплодок – двадцатитонный танк с десятисантиметровой броней, которому даже двигаться не надо. Какой путь у них в эволюции? Правильно – тупик. Идеальное тело для жизни в мезозое. Но любое изменение климатических или экологических условий – кранты. Что, собственно, и произошло.

– Но ведь были и другие динозавры? – не унимался любопытный слушатель. – Велоцирапторы, например. Рабочая кисть, вечный поиск пищи, небольшие размеры и почти вертикальный позвоночник. Нет?

– Ладно, давайте пофантазируем, молодой человек. Велоцираптор неплохой кандидат на разумность, но не лучший. Велоцираптор занимал весьма четкую экологическую нишу в периоде своего существования. Хищный динозавр, обитающий в непролазных джунглях, где и охотился. Там у него не было конкурентов. Так что это не наш персонаж. Но, не расстраивайтесь! У нас есть более достойный кандидат. Это – троодон. Примерно 70 миллионов лет назад жил птицеподобный динозавр с претензией на всеядность. Именно всеядность обуславливает выживание в жесткой конкурентной среде, а значит и развитие таких навыков, как смекалка. С человека ростом, теплокровное существо имело самый большой мозг среди всех динозавров. Да и четырехпалые передние конечности были довольно разработаны. Умение адаптироваться к изменениям условий и вечная угроза истребления – вот, что роднит троодонов и гоминидов – наших предков. Объем мозга занимал около 1200 кубических сантиметров, что на 150 граммов меньше, чем у современных людей. Некоторые палеонтологи считают, что троодон мог использовать подручные средства, такие как камни и палки, в качестве инструментов и оружия. К тому же троодоны были социальными животными. А коллектив – это еще один немаловажный признак вектора развития разума. Есть и другие факторы, такие как бинокулярное зрение, длительное ухаживание за птенцами…

¬– 70 миллионов лет назад, говорите? – снова спросил голос из зала. – Примерно тогда же началась эволюция нашего вида! Вы на прошлой лекции рассказывали. Не связано ли это как-нибудь?

– Не вида, а отряда! – Дробышев улыбнулся, словно ждал этого вопроса. – Примерно тогда и появилось плацентарное млекопитающее пургаториус, существо, отдаленно напоминающее белку, которое, в конце концов, и развилось в современного человека. Я сейчас конечно опустил все этапы эволюции. Но почему бы не представить себе, что развитое на тот момент общество троодонов использовали пургаториусов в качестве домашних животных. Как мы, например, кошку. У яйцекладущих есть одна проблема – сохранность этих самых яиц. А пургаториус, как и другие подобные ему мелкие твари, скорее всего, питался яйцами динозавров. Почему бы его не одомашнить, чтоб он не ел яйца, а охранял их от других грызунов. Возможно, троодоны подкармливали своих питомцев, защищали их от хищников, обучали, а может быть и ели. А если представить себе, что троодоны занимались селекцией пургаториусов, отбирали самых умных, то возможно они и дали толчок к развитию нашей эволюции.

–А куда тогда делись наши создатели? Разом все вымерли? Или мы убили их?

– Никто не знает. Возможно никуда. Просто эволюционировали. Существует гипотеза, что любой вид, развиваясь в направлении доминирующего разума, в конце концов, приобретает форм-фактор человека. К сожалению, гипотезу вряд ли получится подтвердить или опровергнуть, если конечно мы не встретим инопланетян с планеты, условия на которой будут идентичными нашим. Возможно, троодоны живут среди нас, скрываются и чего-то ждут. – Зал зашумел. Дробышев тут же ретировался: – Шучу, конечно. Не подумайте ничего такого. Тайных обществ не существует. Хотел просто взбодрить вас под конец нудной лекции. Вижу, что получилось. Полагаю, на сегодня все. Спасибо все за внимание!

Еще двадцать минут аудитория расходилась. Многие подходили к профессору за автографом, другие с вопросами, третьи сфотографироваться. В конце концов в зале остался только один человек, тот самый, что закидывал Дробышева вопросами:

– Опять ты со своей конспирологией! – сказал он, не вставая с кресла. – Везде рептилоидов приплетаешь!

– Привет, Володь! Так и понял, что это ты. Хотя по скину, конечно, не узнать. Но чутье – наше все, конечно. – Дробышев закрыл глаза и демонстративно глубоко вдохнул ноздрями.

– Да ладно, Стас! Я, как никто другой, знаю, что ты превосходный телепат. Ты из рода лучших телепатов, да еще за шестьдесят семь миллионов лет развил в себе эту способность до высшего пилотажа.

– Ой, Володь, самый лучший телепат это ты. Все об этом знают.

– Но пятерка по телепатии была у тебя! Забыл?

– Конечно, помню, – Дробышев ностальгически посмотрел в окно. – Конец мезозоя, тепло не всей планете. Отец пасет цератопсов на хвощевых полях, мать сидит на яйцах, Младшие играют с пургаториусами, старшие выгуливают на ошейнике Ти Рекса. Забыл, как его звали. Тося, кажется. А мы с тобой в школе. Да-а-а-а! Были времена! Никаких тебе людей!

– А чем тебе люди не угодили. Всю эволюцию были послушным стадом. Сначала мы для них были богами, потом царями. Ничего не изменилось! Пропадут они без нас.

– Может по стаканчику, Володь?

– Не. Время уже два часа, обед заканчивается. А мне еще страной до шести вечера управлять. Скин только сменю.

Как зомби похоронное бюро открывали

—Уууэээээоооздравствуйте, уважаемые пассажиры! Билетики приготовили, пожалуйста.

В вагон вошли два зомби, одетые в униформу ЦППК с переносными терминалами, перекинутыми через плечо. Время подходило к половине первого ночи, и поезд заметно опустел. Пройдя почти весь вагон, зомби-контроллер Наташа заметила спящего пьяницу, развалившегося вольготно на сиденье. Он что-то бубнил, а иногда недовольно завывал.

–Билетик приготовили! – повысила голос Наташа.

– Я свой, – шепнул ей алкаш, приоткрыв правый глаз. – На отморозков охочусь.

– Твою мать! – выругалась Наташа.

– Что там? – к компании присоединилась зомби-контроллер Света, усевшись на вагонное сиденье.

– Это ты его в прошлый раз не доела? – спросила Наташа, немного отодвинувшись к окну.

– А вот не надо на меня валить! – огрызнулась Света. – Я своих алкашей всех доедаю! Череп вычищаю насухо!

– Не вы это, – прокомментировал зомби-пьяница, поднялся и сел нормально. – Ваши сменщицы. И то, спугнули их. Вот и не доели. Вот и обратили старика. И теперь пытаюсь охотиться тут на отморозков, которые грабить меня должны, пока я сплю.

– Ну и как, удачно?

– В сентябре в последний раз ел. Народ какой-то мирный пошел сейчас. Обратили бы меня в девяностых, ох я бы тут пировал! – вздохнул тяжело и спросил: – Девчонки, это последний рейс, да? – Увидев в унисон кивающих контролерш-зомби, алкаш-зомби поднялся и побрел к выходу.

– Вот время-то наступило, – начала причитать Света вслед уходящему мертвецу, – жрать уже некого. Всех алкашей так или иначе сожрали или обратили.

– Есть у меня идейка, – Наташка прижала палец к губам и заговорчески осмотрелась. – Надо нам с тобой похоронное бюро открыть. Вот где все деликатесы. Ну и что, что все мертвые там. Зато свежачок. Тепленькие даже бывают иногда. И от полиции прятаться не нужно. Привезли тебе жмурика, молоточком тук по темечку, ложечкой чайной мозг выгреб, сердечко выскреб и зашил как и было. А что, себя шить мы давно научились, а уж покойничка зашить – плевое дело!

– Ох, голова ты, Наташка. В жизни бы такое не придумала. А что, вон у драконов автозаправка есть, у вампиров – донорский центр, даже у призраков своя комната страха в местечковом диснейленде. Только у нас ничего. А на это же деньги нужны?

– Работаем в три смены и стараемся все через левак делать. Пока допрут в ЦППК мы уже пировать будем,

Сказано – сделано. Три месяца контроллеры зомби кошмарили пассажиров на всех направлениях и собрали нужную сумму на съемное помещение, оборудование и транспорт взятые в лизинг. Со справками помог чиновник из ГорЗдрава, которого пришлось обратить и наобещать самых свежих мозгов. Этот же чиновник пообещал направлять людей. В общем, с горем пополам в семь утра открылись и стали ждать первого клиента. В 7:30 подъехала больничная газель и выгрузила труп на каталке. Наташка была оформлена начальником, соответственно она и подписала необходимые бумаги, пока Светка изучала труп.

– Мальчик молодой совсем, – прокомментировала Света, читая приложенную бирку. – Передозировка сильнодействующих наркотических веществ. Жалко так.

– Жалко у пчёлки, а у нас джекпот, Светка! Кто это у нас? Студент химфака Михаил Мышкин по кличке Микки. Так-так-так, неполных девятнадцать, передозировка фенилпиперидилпропанамидом.

–«Белый китаец» – синтетический наркотик, – подхватила Света. – В 6300 раз сильнее героина. Помню, у нас в Казани студенты его варили. Столько народу тогда померло в 91-м году.

– А ты откуда знаешь?

– Медсестрой работала.

– Живая была еще?

– Ну конечно живая. Меня только в 95-м на концерте Филипп Бедросович укусил нечаянно за нос, когда я целоваться полезла с цветами. С этого момента и обратилась. Ну что, вскрываю череп?

– Давай! Только аккуратно. Нам еще зашивать его. В открытом гробу панихида.

– Я под затылком чуть вскрою. Чай не в первой.

«Блюдо» перевернули на живот, и Светка скальпелем сделала насечку. Затем электрической маятниковой пилой распилила черепную коробку до темечка. Руками разжала своды черепа, и их виду открылся молоденький розовенький мозг.

– Господи Исуси! – воскликнула Наташа. – Как же он прекрасен. Я за тарелками!

– Держи, Наташка! – сказала Света, отрезая кусочек мозга. – Мозжечок тебе! Как идеологу и организатору. Ты – первая заслужила!

– Ой, как вкусненько! – промямлила Наташа с полностью набитым ртом. – Что-то голова кружится немного. Тебе не кажется?

– Остаточное, наверное! Наркоман же, – ответила Света, жадно дожевывая свой кусок. – Как-то даже настроение улучшилось! Сейчас еще кусок и петь буду.

Пронзительный звонок в дверь разбудил обеих зомби. Наташа посмотрела на Свету, которая выглядела, как зомби, которого покусал зомби.

– Я также выгляжу? – пробубнила она. – И, почему у меня голова болит? Там же все мертвое?

– Там в дверь позвонили, – ответила Света, не отрывая головы от стола, на котором разделывали наркомана.

– А где труп? – простонала Наташа.

– Я тут! – промычала Света.

– Я про мальчика!

Они обе огляделись: в углу помещения лежал почти полностью обглоданный скелет.

– Твою мать! – в унисон воскликнули обе.

– Ты, иди, посмотри, кто там в дверь долбится, – промямлила Света, – а я тут приберусь чуть-чуть.

Через несколько минут Наташа вкатила еще одну каталку, на которой лежал труп молодого человека примерно того же возраста, что и предыдущий.

– Это, похоже, его дружбан! – прокомментировала Наташа. – Тот же ВУЗ, то же отравление. Но самое интересное, его надо хоронить в закрытом гробе. Родители считают, что он суицидник. – Она многозначно посмотрела на Свету.

– Ты думаешь, о том же, о чем и я? – пропела та.

– Мозги съедаем, а мясо с кожей перешиваем на Микки!

Сказано – сделано. Уже через час две обдолбанные зомби пришивали кусочки мяса и кожи на нужный труп.

– А ты помнишь хоть, как он выглядел? – сакральным шепотом, словно играя в какой-то квест, спросила Наташа.

– Нет, но я помню, как его зовут, – ответила та, подыгрывая. – Не ссы, в гробу все одинаково выглядят.

Настал день похорон. Гроб с покойником забрали и повезли в церковь на отпевание. Батюшка запалил кадило и начал причитать. Через несколько минут крышку гроба открыли.

– Матерь божья! – воскликнул владыка и ушел в глубокий обморок. За ним отправились еще несколько человек, стоявших вплотную к гробу. В гробу лежало существо с длинным прямым носом и огромными ушами. В белых перчатках покойный держал листок бумаги с надписью «Микки Маус».

Сингулярность Левиафана

Мы стремительно пересекали горизонт событий Левиафана – самой массивной черной дыры во вселенной. Левиафан давно поглотил все скопления галактик вокруг себя, собрав не только все звездное вещество, но и всю темную материю на миллиарды парсеков во всех направлениях. Притяжение сверхмассивного объекта разогнало нас настолько, что течение времени почти остановилось по всем законам СТО. За одну секунду в сингулярности вселенная старела на миллионы лет.

Ни один объект за горизонтом событий не оставался прежним. Бесконечная гравитация сначала растягивала любое тело в струну толщиной в молекулу, затем молекулы растягивала на атомы, нуклоны и в конце рвала сверхсильные связи кварков. Но мы падали на Левиафан в неизменном виде. Позади нас был абсолютный свет всей вселенной, который также, как и мы, падал в бесконечную темную пасть библейского чудовища.

Я – Крикс из расы отшельников-солипсистов. Хотя «раса» здесь звучит скорее оксюмороном. Отшельниками нас называют декорации – вспомогательные живые существа, населяющие мир, созданный одним единственным солипсистом. И я был уверен, что этот единственный солипсист – я. Хотя, я мог ошибаться, и сам являться чьей-то декорацией. И был всего лишь один способ это проверить.

А по сути, мы – одиночки, изучающие глубины своего разума и чертоги подсознания. Каждый из нас абсолютно уверен в своем уникальном единстве с вселенной. Каждый из солипсистов считает, что только его разум породил всё и всех своей игрой больного воображения. И каждый из нас стремится это подтвердить. Именно поэтому нас осталось только двое: я и Одинокий Принц, составивший мне компанию за горизонтом событий. И теперь оставалось всего лишь ждать: чей сверхразум, управляя Левиафаном, первым разорвет оппонента, превращая его в ничто.

Я живу уже более девяносто миллиардов циклов Ригеля 72 – почти половину возраста самой вселенной. Я пересекал все четыреста миллиардов световых лет существующего пространства много раз во всех двадцати шести измерениях. Я уничтожил добрую половину солипсистов-отшельников, превращая их в декорации игры моего воображения. И оставался лишь только Одинокий Принц – последний рубеж моего пути к Абсолюту. А впрочем,..

Впрочем, и я могу оказаться декорацией его единственного во вселенной истинного разума. Левиафан нас рассудит, ведь никто из нас не осмеливался переступить черту перед великой сингулярностью.

Мы падали и смотрели друг на друга, пытаясь заметить хоть какое-нибудь изменение. Но наши лица, полузакрытые капюшонами, и наши тела в туниках отшельников оставались безупречными. Гравитация усиливалась в тысячи раз каждую секунду. Но я уже знал, что останусь единственным в этом одиноком безмолвии. Отшельник в собственной сингулярности.

Одинокий принц в какой-то момент не выдержал силу Левиафана, разрывающего его изнутри. Он вытащил нож и воткнул мне его в голову.

– Терпение, мой друг, оружие героя! – прошептал я, медленно разрывая его межатомные связи и с улыбкой наблюдая за застывшим ужасом на его прощальной гримасе.

Остался я один!

Я тут же ощутил, как сама сущность преисполнила меня, растекаясь сначала по венам, а затем проникая в каждую клетку моего тела. Я видел все и знал обо всем. Я способен уничтожить вселенную и заново ее породить в одно мгновение. Я переставал быть человеком и становился Богом. Я есть альфа и омега! Я есть первый и последний! Я ЕСТЬ ВСЁ!

Можно было легко обратить сингулярность Левиафана вспять, превратить его в сверхновую, вернуться в мир и править всем сущим вечно. А когда вечность закончится – создать новую вечность. Я мог бы стать великодушным единым Богом триллионов цивилизаций, разбросанных по всему пространству. Но какой смысл во всем этом? Править декорациями, созданными тобой же? Жить в собственном сне, зная, что все вокруг – ТЫ. Скучно!

Я падал на Левиафан, а впереди ждала вечность. И мне…

Мне бы придумать что-нибудь.

***

– Папа, смотри – застывшая стрекоза! – мальчик показал на насекомое, прилипшее изнутри к входной двери дачного сарая, который открыли после долгой зимы.

– Видимо, не успела домой к своим деткам осенью. Сидела и ждала, пока дверь откроют.

– Она умерла?

– А давай посмотрим! Открой до конца дверь, чтобы солнышко попало на стрекозу.

– Думаешь, она спит? – Мальчик уперся руками в полотно двери и начал с силой толкать его. – Интересно, что ей снится?

– Может быть, скучает во сне по своим деткам. А может ей снится, как она охотится на комариков, которые кусают тебя. Или ласковое солнышко, которое сейчас отогреет ее крылышки. Она вроде шевелится, – отец махнул головой в сторону насекомого, которое оторвало от двери одну из своих лапок, протягивая ее к солнцу.

– Смотри, ее глазки заблестели! Она просыпается! Лети к деткам, стрекоза! – крикнул малыш.

Крылышки стрекозы едва заметно дернулись, затем еще раз и через мгновение она взмыла в воздух, устремляясь к ближайшему болоту на поиски еды. А в каждом из тридцати тысяч её глаз медленно исчезала точка отшельника-солипсиста, падающего в бесконечную пасть своей собственной сингулярности. Стрекоза просыпалась.