Читать книгу: «Казачьи Покрова. Избранное», страница 2

Азовское сидение или Почему казаки отмечают свой праздник на Покров?

 
Что за праздник, робятушки, ноне? Покров!
Потому расскажу в этот день я
Вам не сказку, а правду про крепость Азов,
Про великое наше сидение.
 
 
Крепость в дельте одной из прекраснейших рек.
Я, конечно, гутарю о Доне.
Было это… постойте… семнадцатый век,
И Михайло Романов на троне.
 
 
Гулевала в Азове турецкая рать,
Учиняла разбои без меры,
Забирала себе всё, что можно забрать,
Продавала народ на галеры.
 
 
И тогда порешил круг донских казаков,
Что негоже с позором мириться,
Нужно взять у туретчины крепость Азов,
Основать там казачью столицу.
 
 
К ним на помощь пришли запорожцев полки.
Не родные, но всё ж таки братья.
И, избрав атаманов, пошли казаки
Судовою и конною ратью.
 
 
А Азов неприступен: большой гарнизон,
Сотни пушек, снарядов без счёта.
«Казаки наступают? Пожалте в полон,
Мы вам даже откроем ворота!»
 
 
Ночью взорваны разом подкопы у стен,
Затряслися Азова защиты.
И в теченье трёх дней те, кто выбрал «не плен»,
Были насмерть в бою перебиты.
 
 
Казаки победили в те славные дни,
Сокрушилась врагов оборона.
И пять лет безраздельно владели они
И Азовом, и устьями Дона.
 
 
Только турки запомнили этот урок,
И на время смирились для вида,
Порешив для себя в обозначенный срок
Отомстить казакам за обиду.
 
 
Городской гарнизон, как прознал про поход,
Кинул клич: «Казаки, на подмогу!»
И пришли дети, жёнки, казачий народ…
Тысяч пять собралось, слава Богу.
 
 
Супротив оборонцев турецкий султан
Двинул главную мощь султаната:
Сорок тыщ янычар, кораблей караван,
Всех аскеров послал для захвата.
 
 
Батареи огонь ураганный вели,
Шли на приступ волна за волною.
Только стали защитники русской земли
Для врага неприступной стеною.
 
 
Не сумевши с наскока Азов отобрать,
Турки взяли героев в осаду,
Обещая для тех, кто решится предать,
И пощаду, и даже награду.
 
 
Но предателей не было средь казаков.
Без подменщиков, без передышки,
Дни и ночи в аду сабель, ружей, штыков…
Штурмы, натиски, взрывы и вспышки.
 
 
Дети, женщины, старцы, кому довелось
Быть в осаде, не прятались в хаты.
Помощь раненым, пища, снарядов подвоз,
Кипяток, чтоб облить супостата.
 
 
В результате для турок огромный урон!
Ну а что у противника в войске?
Не понять, ведь казак, угодивший в полон,
Шёл на муки без звука, геройски.
 
 
«Нам в раскладе таком воевать не с руки,
Заложите-ка мины, аскеры!»
Два десятка подкопов нашли казаки
И предприняли нужные меры.
 
 
Вот и осень настала, дожди, холода,
И хворобы пришли им по следу.
Стала таять стремительно вражья орда,
И надежд больше нет на победу.
 
 
В стане турок наметился крупный разлад,
Недовольство и ропот, и смута.
Мол, «давно уж пора возвертаться назад,
А мы тута сидим почему-то!»
 
 
От подкопов и подкупов толку нема,
Казаки пресекают всё разом.
Турки рвутся обратно, в родные дома,
Подчинения нету приказам.
 
 
А защитники тоже не чают чудес:
Вполовину ряды поредели,
Продовольствия мало, снарядов в обрез,
Нету силы в измученном теле.
 
 
Дух не сломлен казачий. Война, так война.
До последнего биться готовы.
На миру, как известно, и смерть не страшна,
Но не плен и не рабьи оковы!
 
 
И Петров, атаман, произнёс свою речь:
«Казаки, призываю к атаке!
Всяко лучше в бою славной смертью полечь,
Чем подохнуть в плену, как собаке».
 
 
И в осеннюю ночку, как раз на Покров,
После службы защитники строем
Порешили наутро идти на врагов,
Попрощались друг с другом пред боем.
 
 
Рано-рано, в предутренней свежей тиши
Казаки отворили ворота.
Глядь, а в лагере турок нема ни души,
Стан покинули свой отчего-то.
 
 
Только где-то у моря, в далёкой дали
Слышен шум отступающей рати.
И в Азовские воды ушли корабли,
Но никто не просил о возврате.
 
 
Богородица, видно, спасла казаков,
Заступилась за нас, не иначе.
С этих пор отмечаем мы праздник Покров
Как особенный праздник казачий.
 

Лебяжий остров
(по мотивам сказки кубанских казаков)

 
В куширях, в камышах схоронившись хитро,
Первый раз шёл в разведку по плавням Петро.
 
 
Чёлн турецкий девчата видали не зря,
Вон, в протоке, с тревожными криками «Кря!»
 
 
Стая уток вспорхнула. Засада! Враги!
«Берегись!» – шепчет чакан – «Обратно беги!»
 
 
Но бежать не дозволит душа казака,
«Попытаюсь я взять-захватить языка.
 
 
Перед всеми похвалит меня атаман —
От, Петро, молодец! Обдурил басурман!
 
 
Сам малой, ну а пленный – бугай, большерук.
Вишь, как булькамы зыркает, башибузук!»
 
 
Так, мечтая, как слава ероя найдёт,
Наш разведчик побрёл осторожно вперёд,
 
 
Вострой шаблей легко раздвигая камыш.
Вдруг удар по потылыце… темень да тишь.
 
 
* * *
«Ну, казак, где залоги у вас? Не таи.
Коль ответишь, то все эти деньги – твои.
 
 
А не скажешь, так будешь висеть до поры
На осине, пока не зажрут комары» —
 
 
Толстый турок с усмешкой глядел на Петра.
Этот взор не сулил никакого добра
 
 
Молодому попавшему в плен казаку,
Что висел на аркане пред ним на суку.
 
 
Ни полслова Петро не промолвил в ответ.
Он-то знал, что надежд на спасение нет.
 
 
Лютой смерти над ним занеслася рука,
Но ничто не могёт покорить казака
 
 
И заставить друзей своих верных предать.
Ить, покуда в опасности Родина-мать,
 
 
Будет сердце казачье, как твёрдый булат,
И смертельные муки его не смягчат.
 
 
Оглянулся Петро на знакомый курган
И увидел, как солнце спускалось в лиман.
 
 
Где-то там, за курганом, в станице сейчас
Ждёт маманя сынка, не смыкаючи глаз.
 
 
Ждёт Маруся невеста, почти что жена.
Эх, сыграли бы свадьбу, да сука-война…
 
 
Рази можно в тот край за Кубанью-рекой,
Где родился, где предки нашли свой покой,
 
 
Туркам путь указать, не сгорев со стыда,
До родного гнезда? Ни за что! Никогда!
 
 
А пузач улещает: «Ты – храбрый казак,
И на век твой победных достанется драк,
 
 
А разок проиграть никому не страмно.
Да и вызнать секрет мы смогём всё равно.
 
 
Ить Аллах тебя в руки нам дал неспроста,
Чтобы шлях показал ты в родные места.
 
 
Пожелай он победы твоей стороне,
Был бы я сейчас связан, а ты на коне.
 
 
Посмотри, вот кошель, в нём монеты звенят.
Покажи нам залоги и будешь богат.
 
 
Хоть ты молод годами, но, вижу, толков.
Станешь важным пашою среди казаков.
 
 
А не скажешь… Аркан свой сниму я тогда,
Когда твёрдою станет вода ото льда,
 
 
Когда мух снеговых налетит белый рой.
Только ты не увидишь их, глупый герой.
 
 
Тебя высушит солнце и высосет гнус,
Но пощады не будет, Аллахом клянусь!»
 
 
У Петра голова наливалась свинцом,
Он на турка смотрел с потемневшим лицом.
 
 
Резал руки верёвки тугой перехват
И стучало в висках: «Я подвёл. Виноват!
 
 
Опоил меня призрачной славы дурман,
Я не выполнил дела. Прости, атаман.
 
 
Зря в лесочке густом у излучья реки
Ждут меня из разведки друзья-казаки».
 
 
Толстый турок прищурился, сузив зрачок:
«Ну, так что, не раздумал молчать, казачок?»
 
 
Тот, сухим языком проведя по губам,
Покачал головой, мол, секрет не отдам.
 
 
«Ты, казаче, наверно сдурел от жары?
Но помогут язык развязать комары.
 
 
Утром, хочешь не хочешь, секрет нам отдашь» —
Прошипел басурман и полез в свой шалаш.
 
 
* * *
Солнце ниже и ниже спускалось в лиман,
Над землёй расстилался белёсый туман,
 
 
В этот вечер закат был кроваво-багров,
И звенела победная песнь комаров.
 
 
Распознали, подлюки, насколько сладка
И приятна горячая кровь казака.
 
 
Дружно взялся за дело безжалостный гнус,
И всё тело горело, как общий укус.
 
 
«От, проклятые вороги!» – думал казак —
«Лучше сразу бы вбылы, не мучили так».
 
 
Только турки храпят в шалашах до утра,
И им дела нема до мучений Петра.
 
 
Он просил: «Хоть бы дождик меня освежил,
Остудил лихоманку искусанных жил».
 
 
Но ни облачка нету на небе ночном,
Лишь вдали что-то движется тёмным пятном.
 
 
«Ой, Кубань!» – он молился – «Ой, ридна река!
Поможи же мэни, защити казака!»
 
 
Нет ответа, а ветер донёс до ушей
Монотонно-печальную песнь камышей.
 
 
Смежил веки Петро, выжав слёзную соль.
Забытьё и дремота ослабили боль.
 
 
* * *
То не звон комариный, не шум тростника,
Шелест волн ото сна разбудил казака.
 
 
Будто на ухо шепчет: «Казаче, поглянь,
Вон идёт наша гарныця дева Кубань».
 
 
На невесту Марусю похожа чуть-чуть,
Только косы волнами струятся на грудь,
 
 
Мудрость плещется в серых бездонных глазах,
Да запутался месяц в густых волосах.
 
 
– Значит, ты услыхала, что ты мне нужна?
«Услыхала, Петруша», – шепнула она.
 
 
Ты запомни, что горе твоё – не беда,
Ить защитник земли не умрёт никогда.
 
 
И не бойся, коханый, теперь ничего».
А студёные руки ласкали его.
 
 
Свежей влагою ветер лицо окропил,
И губами казак её жадно ловил.
 
 
* * *
А наутро прохлада окутала лес,
Мелкий дождик на землю струился с небес,
 
 
Казака не палил изнуряющий зной,
И он бодрый очнулся от дрёмы ночной.
 
 
Толстый турок, зевая, покинул шалаш
И спросил у Петра: «Что решил, делибаш?
 
 
Будешь первого снега тут ждать на суку
Или звон золотых всё ж милей казаку?»
 
 
Долго шутке смеялся, держась за бока,
А потом заглянул под откос бережка.
 
 
Вдруг от ужаса турок стал белым, как мел.
Он, упав на колени, на миг онемел,
 
 
А потом закричал, указуя на брег:
«О, великий Аллах! Да откуда тут снег?!
 
 
Он гяурам на радость, а нам на беду,
Но я воли твоей супротив не пойду».
 
 
Басурманин из ножен достал ятаган
И от страха дрожа, перерезал аркан.
 
 
– О, великий Аллах! Твоя воля – закон.
Я неверным сдаюсь вместе с войском в полон.
 
 
Коли дал нам Аллах удивительный знак,
Мы готовы идти за тобою, казак.
 
 
Вот гора ятаганов, пистолей и стрел.
Мы связались арканом, как ты повелел. —
 
 
– Что такое? При чём тут турецкий Аллах?
Может быть, мои други спешат на челнах?
 
 
И какой же шайтан напугал басурман,
Что, вон, даже паша бросил свой ятаган? —
 
 
Посмотрел под откос удивлённый Петро.
Снегом берег блестит, что твоё серебро.
 
 
– Вот те на! За меня заступилась Кубань.
Снег не мог пасть на землю в такую-то рань. —
 
 
В этот миг из-за серых насупленных туч
Путь пробил себе радостный солнечный луч.
 
 
Следом солнце лиман осветило сполна,
И качнулась внезапно снегов пелена.
 
 
Белоснежные льдинки, скользнув по воде,
Обратилися в сотни гусей-лебедей.
 
 
Стаи вверх поднимались, роняя перо.
«Это ж птицы, не снег» – догадался Петро.
 
 
И повёл своих пленных туда, где челны
Безмятежно качались на гребне волны.
 
 
* * *
Ну, а тот островок на лимане с тех пор
Прозывают «Лебяжьим», таков уговор.
 
 
И не дай тебе, Боже, коль кто из людей
Вдруг замыслит обидеть гусей-лебедей.
 

Почему казакам можно приходить в церковь при шашке?
(по мотивам сказки-легенды)

 
Были, братцы, времена
Далеко-далече,
Богу стала вдруг нужна
Помощь человечья.
 
 
И случилось то навродь
По весне, в апреле.
Звал крестьянина Господь
Пособить при деле.
 
 
А мужик, прищурив глаз,
Так ответил Богу:
– Не могу иттить чичас
Дел на поле много.
 
 
Как посею свой овёс,
Кину хлеб в землицу,
Вот тады другой вопрос.
Жди через седмицу.
 
 
Загрустил Господь слегка,
Посуровел где-то.
Он ить ждал от мужика
Иншего ответа.
 
 
– Футы-нуты, важный гусь!
Что ему Всевышний?!
Ну, дык, ладноть, обойдусь!
Будет повод лишний
 
 
Посмотреть на свежий глаз
На людскую веру.
Вон к боярину сейчас
Обращусь, к примеру.
 
 
У него ж холопских душ,
Почитай, без счёта.
Даст мне этот славный муж
Толику почёта?
 
 
И в боярской слободе
Зов раздался Бога,
Дескать, Господи в беде,
И нужна подмога.
 
 
Помолясь не торопясь
Около киота,
Управляющий и князь
Взялись за расчёты.
 
 
И боярин свой отказ
Выдал осторожно,
Дескать, помощь дать сейчас
Ну никак неможно.
 
 
Мол, и рад бы был помочь,
Да полно работы,
Люди пашут день и ночь
До седьмого пота.
 
 
На Алёну сеять лён,
Да ячмень, да гречу.
Погоди хоть тридцать дён —
Может, станет легче.
 
 
Через месяц-полтора
Обращайся снова,
И помочь я буду рад —
Княжеское слово!
 
 
А пока наоборот,
Будет всем неплохо,
Если Боже подмогнёт
С высевом гороха.
 
 
На челе у Бога враз
Желваки взыграли.
Рай увидишь, светлый князь,
Ты теперь едва ли.
 
 
Что ж, о вере в суете
Позабыли люди?
Кто теперь поможет? Где?
Может, на Присуде?
 
 
Там, конечно, вольный люд,
Ценят лишь свободу
И своих не продают,
Даже Мне в угоду.
 
 
Пишут собственный закон,
Чтимый, как святыню.
Так и жили испокон,
Так живут поныне.
 
 
Но по вере мне верны,
В них моя надёжа.
Выручайте же, сыны,
Коли просит Боже!
 
 
А внизу казак сидит,
Точит востру шашку,
Детвора вокруг галдит,
Жинка шьёт рубашку.
 
 
Вдруг казак услышал Зов
И сказал без шуток:
– Боже, я почти готов.
Дай лишь пять минуток.
 
 
– А не мало ли, донец?
В путь ить едешь дальний.
– Пять минут для нас, Отец,
Срок вполне нормальный.
 
 
Видишь восемь казачат?
Братцы-шалопуты.
Попрощаться с кажным нать
Хучь по полминуты.
 
 
А жену ишо обнять,
Да расцеловаться —
Плюс минута, в общем – пять.
Можем отправляться.
 
 
Вот за энто, братцы, нам
Выдали поблажку:
Мы при входе в Божий храм
Не снимаем шашку.
 
 
И как «Вонмем» прозвучит,
Казаки лишь вправе
Чуть клинки приобнажить,
Православье славя.
 

Воины Христа
(по мотивам казачьих сказок)

 
Вот, басурман собралась рать
И латиняне с ними тоже
Христову веру в грязь втоптать
И православных уничтожить.
 
 
Сошёл с небес Всевышний сам,
Покинул горнюю обитель.
Сперва к монахам в Божий храм
Явился с просьбой о защите.
 
 
Но те за пением псалмов
Не услыхали Божье слово.
Господь к дворянам: – Кто готов
Стеной за веру стать Христову?
 
 
– Да, мы готовы, есть у нас
Мечи и кони для атаки,
Но вишь, охотимся сейчас,
Уж больно дороги собаки.
 
 
Вот, погоди-ка, соберём
Любимых псов обратно в своры,
Тогда на битву и пойдём
Тотчас, какие разговоры?!
 
 
К купцам отправился Господь,
А те ответили: – О, Боже,
Сочтём барыш сейчас, погодь,
Придём на помощь, но попозже.
 
 
К крестьянам Бог направил глас:
– Мои возлюбленные чада,
Я столько мук терпел за вас,
Теперь помочь немного надо.
 
 
Никто из пахарей на зов
Не отозвался, все при деле.
Нашёл, мол, дурней! Из низов
Подмогу брать для ратной цели!
 
 
Война – занятие господ,
Крестьянам это до лампады.
Сейчас весна, день кормит год,
И сеять хлеб скорее надо.
 
 
В слезах Всевышний вопросил:
– Есть на Руси такие люди,
Кто, не щадя последних сил,
Готовы стать за веру грудью?
 
 
И встали разом казаки,
Чтоб храбро встретиться с врагами.
Забыты сети и силки,
А табуны пасутся сами.
 
 
И кто в чём был оставил дом,
Пошёл, заслышав Божьи зовы.
– Господь, мы близко, мы идём,
Мы за тебя на всё готовы!
 
 
И посветлел Христоса лик,
Прислали скорую подмогу
Казачий Дон, Кубань, Яик
И все, кто верно служит Богу!
 
 
Благословил Господь сынов
И рёк им: – Роду быти живу,
Покуда будет он готов
Вставать по первому призыву
 
 
За Русь, за веру в бой идти,
За православные святыни!
Такие вам даны пути,
И да пребудет так отныне!
 
 
Да не исчезнет ваш народ!
И даже многим прегрешеньям,
Когда Великий Суд придёт,
Дам милосердное прощенье.
 

Почему у днепровских и донских казаков чубы разные?
(по мотивам казачьей легенды)

 
I
Ну, садитесь, внучата, настала пора
Для обычных вечерних рассказов.
Обитало когда-то в долине Днепра
Племя смелых и вольных черкасов.
 
 
Жил Богдан со своею большою семьёй
На излучье реки, в хуторочке.
Да вот так получилось, что доблестный вой
В несчастливой родился сорочке.
 
 
Турки ночью напали на их хуторок,
Запылали повсюду пожары,
И от смерти никто уберечься не мог,
Били всех, не щадя, янычары.
 
 
До последнего вздоха рубился Богдан,
Но победа досталася турку,
В плен двенадцать сынов его взял басурман
И красавицу Ганну, дочурку.
 
 
Всех братьёв полонённых и кроху-сестру
Воспитали согласно Исламу,
Чтобы выжечь навеки тоску по Днепру,
Чтоб забыли про батьку и маму.
 
 
Месит судьбы Господь, словно глину гончар.
Год за годом летел неустанно,
И пополнили братья ряды янычар,
И женою паши стала Ганна.
 
 
Словно знаки отличия, у янычар
(Ой, чудные адаты чужбины!)
Были головы выбриты гладко, как шар,
Лишь с макушек свисали чуприны.
 
 
II
А у братьев в отряде был старец один,
Лет под семьдесят, может поболе.
Удивлялись вокруг, как до этих годин
Он дожить умудрился в неволе?
 
 
И когда наступили последние дни,
Он, почувствовав смерти дыханье,
Тайну братьям поведал – откуда они,
Вызвал прошлого воспоминанья.
 
 
А ещё рассказал старый, мудрый Али
Путь-дорогу в днепровские степи.
Сам уйти не сумел, но чтоб хлопцы смогли
Разорвать басурманские цепи.
 
 
И однажды в ненастную, тёмную ночь,
Перебивши гаремную стражу,
Взяли братья сестру и направились прочь
Из туретчины. Видя пропажу,
 
 
Повелел разъярённый турецкий паша
Разыскать беглецов – и на плаху!
И помчались аскеры, исполнить спеша
Приказанье во славу Аллаху.
 
 
Долго ль, коротко турки напали на след,
Беглецам не уйти от погони.
Надо дальше бежать, только сил уже нет,
И в степи они, как на ладони.
 
 
Братьям Ганна сказала – Бегите одни,
Задержу я аскеров, поверьте.
Не посмеют худого мне сделать они,
Ну а вы ускользнёте от смерти. —
 
 
Так и сделали. Туркам солгала она,
Что забрали её против воли,
Что любимому мужу осталась верна
И что братья – не братья ей боле.
 
 
– Пусть расскажет, где этих злодеев найти?
А не выдаст – не будет ей веры!
По какому они убежали пути? —
В нетерпеньи кричали аскеры.
 
 
– Изловить лиходеев я рада помочь —
Предводителю молвила Ганна, —
Погоди, пусть на землю опустится ночь,
Поднимись на вершину кургана
 
 
И в степи, освещаемой яркой луной,
Ты увидишь, вещует мне сердце,
Там, где спят беглецы, ветерок озорной
Треплет русые их оселедцы. —
 
 
Месяц в небе ночном обнажил ятаган,
Высоко засияли Стожары,
Предводитель аскеров взошёл на курган,
Чтоб увидеть, где спят янычары.
 
 
– Что такое?! – Ага отшатнулся назад, —
Их же дюжина! Так не бывает! —
Ведь куда ни направит он пристальный взгляд,
Оселедцами ветер играет.
 
 
– Не иначе, беду подготовил Иблис,
Столько воинов! Явно – засада!
Нет, покуда зарёй небеса не зажглись,
Уходить нам отсюдова надо!
 
 
Мы не сможем осилить такого врага,
Янычары дерутся, как волки! —
Так за хлопцев чуприны трусливый ага
Принял ночью ковыльи метёлки.
 
 
Той же ночью аскеры без шума ушли
Восвояси. Лишь бедная Ганна
С перерезанным горлом лежала в пыли.
Не простили ей турки обмана.
 
 
III
Ну, а братья назад посмотрели с утра —
А погони не видно, как странно!
Как же турок сдержать умудрилась сестра?
Что придумала хитрая Ганна?
 
 
И пошёл на разведку тогда младший брат,
Чтоб узнать поподробней, в чём дело.
Только вскоре вернулся он, губы дрожат,
На руках бездыханное тело.
 
 
Я вам честно скажу, мне неведомо как,
Может, ангелы им нашептали,
Может, голос руды или Божеский знак,
Только братья всю правду узнали.
 
 
Нет, касатики, это не сказка, а быль.
Вам брехать я не вижу причины.
Братья поняли всё и про светлый ковыль,
И про тёмную ночь, и чуприны.
 
 
И они поклялись у могилы сестры,
Что покуда в груди бьётся сердце,
Держат руки шаблюки и пики востры,
Не сбривать с головы оселедцы.
 
 
Алый шрам на сердцах лег от тех похорон,
Прочертив промеж братьев границу:
Половина решила податься на Дон,
Половина к Днепру воротиться.
 
 
Те, кто выбрали Дон, понимали, что им
В горле вражьем быть вострою костью.
Защищать надлежало братам остальным
Земли предков, что спят на погосте.
 
 
Запах трав и широкий простор степовой
Вольным духом взорвали их разум.
Видно, так предначертано было судьбой,
Выбрав шлях свой, расстались… И сразу
 
 
Рассердился Господь, видя этот раскол,
Что мужи поступают по-бабьи.
И над братьями теми, кто к Дону пошёл,
Вдруг разверзлись небесные хляби.
 
 
Стали шестеро братьев в болотах тонуть,
Стали помощи кликать в испуге.
Божьи ангелы начали вверх их тянуть,
И чуприны рвались от натуги.
 
 
А коль волос порвать (вы видали, поди?),
Он курчавится, словно пружина,
Будто баба напутала на бигуди
И оставила после обжина.
 
 
Так-то с этих времён и пошли у донцов
Их чубы – коротки, кудреваты,
А чуприны днепрян, как у тех беглецов,
Что от турок сбежали когда-то.
 
 
Отношенья меж ними, порой, холодны,
Помнят ссору давнишнюю братья,
Но случись, не дай Бог, что-то вроде войны,
Будут биться единою ратью!
 
 
Всё, закончилась сказка, теперь на бочок.
И не спорить с дедуней, будь ласка!
Сладких снов тебе, внучка, и глазки, внучок,
Закрывай. Завтра новая сказка.
 

Легенда о запорожцах
(по мотивам казачьей легенды)

 
I
Порог Ненасытец гудел и стонал,
Днепровские волны бурлили,
А дед Опанас у костра вспоминал
Казачьи легенды и были.
 
 
– Когда это было? Не помню, сынки.
Видать, в летописцы не гож я,
Но славно гуляли тогда казаки
В ковыльных степях запорожья.
 
 
Народ был бедовый, отважнее льва!
Красивы, дородны и статны.
Их конное войско завидев едва,
Враги убегали обратно.
 
 
Казак ить, ребятушки, с ним не шути!
Он, время не тратит на речи,
На бой не сробеет один к десяти
И выйдет с победою в сече.
 
 
Ни девок, ни жёнок (тут каждый – бобыль),
Ни чад голосящих, тем боле.
Лишь небо, да Днепр, да высокий ковыль,
Да воля, бескрайняя воля!
 
 
Оружие в яхонтах, яркий жупан,
Конь-ветер, что вскачку стремится.
Казак запорожский – он сам себе пан,
Свободная, вольная птица.
 
 
И все их боялись, они ж – никого,
И нехристей били нещадно,
Чтоб впредь до днепровских крутых берегов
Тем было ходить неповадно.
 
 
По водным просторам, не зная преград,
Скользили их быстрые чёлны,
И «чайки» казачьи забыли навряд,
Я чай, черноморские волны.
 
 
На турок, татар и иных басурман
Ходили, бывало, в походы,
Но боле, чем самый богатый дуван,
Ценили там радость свободы.
 
 
II
А русской царице меж тем донесли
О жизни привольной казачьей,
И ей захотелось (хитры москали!)
На службу принять их, тем паче,
 
 
Узнала, что в хлопцах есть удаль, и стать,
И прыть, и мужчинская сила.
А это, последнее, надо сказать,
Владычица шибко любила.
 
 
И чтоб запорожцев на службу завлечь,
Короче, оформить наёмку,
Царица немедля отправила в Сечь
Вельможного князя Потёмку.
 
 
Увидел светлейший насколь хороши,
Отважны сыны запорожья,
И вспыхнула зависть, отрава души,
Коварность взыграла вельможья.
 
 
Подумал Потёмка – Неможно никак
Везти этих хлопцев в столицу,
А то ненароком какой-нить казак
Собой очарует царицу.
 
 
Вон, сила мужская из них так и прёт,
Любой подойдёт в фавориты.
А мне что тогда? От ворот поворот
И двери в покои закрыты!
 
 
Покои-то ладно, да нет дураков,
Чтоб власть самолично отдали.
Поэтому нужно послать казаков
В поход, да отсюда подале! —
 
 
Для царских придворных интрига, обман —
Привычное, милое дело.
Светлейший подарки раздал, хитрован,
И сети расставил умело.
 
 
Сокрыв ото всех настоящий наказ,
Он именем русской царицы
Просил казаков поспешить на Кавказ,
Чтоб с местной царицей сразиться.
 
 
Мол, злая колдунья – придумывал он —
Грозит государыне нашей,
И надобно взять эту курву в полон
Живую иль мёртвую даже.
 
 
А сам себе мыслил – Уйдут казаки,
Назад не воротятся вскоре.
Побьют их кавказской царицы полки
В сраженьях у Чёрного моря.
 
 
А тех, кто удачно в кровавых боях
Со смертью сыграет в орлянку,
Накажет потом мусульманский Аллах,
Пошлёт им болезнь-лихоманку. —
 
 
Поверили хлопцы в обманную речь.
Коль просит царица толоку,
Коней оседлали, оставили Сечь,
Направили войско к востоку.
 
 
Уехали разом, собравшись за час,
Забыв на Днипро оглянуться.
И нету с тех пор их – сказал Опанас, —
И вряд ли обратно вернутся.
 
 
III
А что с ними сталось? ЧуднЫе дела!
В легенде вот так говорится:
В полон запорожцев без боя взяла
Кавказская эта царица.
 
 
Без сабельных ран, без железных оков,
Петлёй власяной не арканя,
Навек привязала к себе казаков
Прекрасная дева Ковбаня.
 
 
Краса от рожденья дана была ей.
Неможно представить и в сказке
И стан её гибкий, и пламя очей,
И взор с обещанием ласки.
 
 
Лишь только увидев её, казаки
Забыли о цели похода,
Привольные степи, густые колки,
Днепровские быстрые воды.
 
 
Ковбаня, сказав, что во всех влюблена,
Остаться позволила с нею.
И хлопцы остались на все времена,
Уйти от царицы не смея.
 
 
С тех пор Ненасытец тоскует, ревёт,
Пеклуется в вое и плаче.
Столетья проходят, а он всё зовёт
Ушедшее войско казачье.
 
 
И Днепр вспоминает о тех временах,
Когда басурманам на горе
Он лёгкие «чайки» носил на волнах
До самого Чёрного моря.
 
 
А степь, что упрятать могла без числа
Лихих казаков с атаманом,
Сегодня завяла и вся поросла
Сухим низкорослым бурьяном.
 
 
И лишь по весне из заморских сторон
На Днепр возвращаются птицы,
Приносят оттуда казачий поклон
И вести о жизни станицы.
 
 
Река засыпает, вздыхая во сне
О славе казачьего рода,
А птицы купаются в тихой волне,
Ныряя в днепровские воды.