Читать книгу: «Ковчег для Кареглазки», страница 7

Я глянул на лицо Горина, но вояка оставался невозмутимым, а вот слащавый лекарь ухмылялся. Захотелось встать и навалять ему.

– Григорий, откуда карта? – повторил полковник.

– Я сейчас так сразу и не могу сказать, – решил я давить на контузию и амнезию. – Я искренне хочу помочь, но я все рассказал. У меня от вас секретов нет.

Последнее звучало наигранно, мне самому не понравилось – к сожалению, задним числом. К счастью, вояка не успел ничего сказать, так как нас прервали. Нагло, резко и впечатляюще.

Влетевшая в палату девушка была прекрасной – и разгневанной. Она еще что-то проворчала в дверях, но как только перескочила порог и увидела меня, смолкла.

Я думаю, она была старше меня, наверное, ей было лет под 30, хотя, уверен, этот возрастной порог еще не перешагнула. На лице были небольшие морщинки – как от смеха, я их называл «смешинками». Когда-то эти морщинки станут глубокими бороздами, испещряющими уставшее лицо – как когда-то у моей матери. Но не сейчас. Пока что эта девушка была свежа и мила, хотя уже выглядела взросло и женственно, как настоящая женщина. Изящная, хрупкая Кареглазка с ямочкой на правой щеке…

Ее карамельные глаза уставились на меня с явным ожиданием, что подтверждал и вздернутый носик. Я также не отводил взгляда и снова не дышал, каждую секунду изумляясь идеальным пропорциям лица, хрустальной чистоте светло-карих очей и прекрасным рыжим волосам, аккуратно собранным в хвостик. Кареглазка. Богиня. Мечта.

– Ого! – кажется, не сдержался я, на мгновение опустив взгляд ниже – на точеную фигуру с идеальными выпуклостями, да еще и заключенных в желтую блузку и бежевую узкую юбку.

Покраснев, она заговорила – и звонкий, нежный голос был самым прекрасным, что я слышал за все годы своей никчемной жизни.

– Эй! – Кареглазка щелкнула пальцами у моего носа, теряя терпение из-за того, что я слушаю ее речь как дебил – ничего не понимая. – Где твои подельники? Зачем вы убили Мчатряна?

Эти слова прозвучали холодным душем, вернув меня с неба на землю. Нужно прийти в себя, нужно собраться с мыслями…

– А разве его убили люди? – спросил я, желая съехидничать, и почувствовал, как язык во рту буквально налился свинцом.

Все в палате вытаращились на меня. Произошедшее погасило во мне всякие остатки самоуверенности. Меня раскусили так быстро и легко… Как же я мог так опростоволоситься?!

– А кто же его убил? – эту фразу девушка произнесла так мягко, словно смазав ее медом.

Твою же мать! Я в ловушке! Опять эта «жизнь полна неожиданностей»… баран, баран-баран… Нельзя признаваться о майоре и кейсе – они же меня убьют…

– У меня нет секретов, – только и смог произнести я, пытаясь унять дрожь и разведя руками.

– Ты видел Ковчег? – мило улыбнулась Кареглазка – где-то я уже видел такую улыбку. – Где он?

– Совершенно не понимаю, о чем речь, – ответил я, в этот раз наиболее близко к правде. – Обещаю, если я что-то припомню, обязательно расскажу. Простите, возможно, мне просто нужно немного придти в себя. Подлечиться, отойти от шока что ли. Очиститься от пережитых страданий. Вы же видите? – и я показал пальцем на забинтованный глаз.

Девушка начинала сердиться – и даже это не портило ее красоты.

– Прекрати паясничать, – она открыла папку, которую я только заметил. – Я знаю, что ты был там.

Достав из папки фотографии, она положила их рядом со мной. Сделав усилие, я посмотрел: незнакомый лес в отблесках пламени, аптека… похожая на ту, где я сбросил балласт в виде кавказца. Черт!

– Обрати внимание на следы, я их обвела фломастером.

Следы? Я приподнялся с постели и сфокусировал глаз. Что-то знакомое… ящерица, виляющая хвостом. Протектор на ботинках! И эти следы были возле аптеки, где их оставил я, и в лесу, где меня не было. Что за фигня? Душа ушла в пятки от коварства ситуации, в которую я угодил. Я был с Мчатряном – не отвертишься. И… я не был в лесу, только вот выглядит так, что я там был.

– А что в лесу произошло? – мой голос дрожал.

– Ты нам расскажи.

Внезапная тахикардия сотрясла тело, я вспотел, а голова закружилась. Меня стошнило рядом с кроватью – при Кареглазке, стыдобище! Экран запищал, фиксируя коллапс организма. Подскочил Ливанов, окинул взглядом датчики и меня.

– Илья Андреевич, давайте чуть позже? Это же контузия. Того гляди, и криз начнется. Пусть вспомнит, отойдет. Позже, хорошо? – он заглядывал в глаза вояке, пока тот, наконец, не согласился.

– Лена, пойдем, – полковник взял Кареглазку за руку. – Пусть наш Григорий отдохнет. Мы придем за ответами позже.

Идеальная девушка посмотрела на меня, на марлевую повязку, закрывавшую половину моего лица, и недовольно прикусила пухлые губы. Развернулась и выскочила из палаты. Господи, какая задница! Остальные поспешили за ней, только на выходе Горин обернулся и сказал, улыбаясь:

– Память – штука странная. То она есть, то – нет. То же самое с человеком, понимаешь? Ты вспомни, будь добр, нужные нам вещи. Понятно объясняю?

Я кивнул и улыбнулся в ответ, уже продумывая варианты побега. У полковника были мелкие и редкие, некрасивые зубы, а это мне понравилось – не люблю идеальных мужиков.

****

Пахло антисептиками и фенолом. Даже дышать было тяжко. Постель была мокрой, а тело противно липнуло. Глаза ничего не видели во мраке. Гермес хотел пить и попробовал позвать кого-нибудь, а вместо слов из глотки вырвалось лишь хрипение и бульканье.

– Тихо-тихо, – послышался голос, – тебе пока нельзя разговаривать. Но все скоро заживет.

Загорелся тусклый ночник, и он рассмотрел громилу Зенона.

– Что вы со мной сделали?

– Увы, парень… это не я придумал, – Зенон избегал встречи взглядов. – Не было другого выхода. Так решили приоры.

– Это против правил, но ты имеешь право, – продолжил громила и дал ему небольшое зеркало.

Гермес посмотрел на свое отражение – лицо изменилось, стало округлей. Он отвел зеркало дальше и увидел на шее небольшой шов.

– Про шрамы не переживай. Эскул говорит, что не останется и следа.

– Я чувствую… – синдик не мог объяснить, что именно его беспокоило. – Что со мной еще не так?

– Были сильные повреждения… случилась травматическая кастрация… – Зенон отвел огромные глаза-пуговицы и покраснел. – Буревестнику было видение, что ты должен стать Божьей невестой.

Зеркало медленно вывалилось из рук Гермеса, а достигнув металлического пола – с грохотом разбилось вдребезги.

Глава 6. Танцующая красотка

К полудню сделали перевязку, и Свинкин сказал, что на мне все заживает, как на собаке. По-моему, я с детства такой – несмотря на болезненность, все синяки и царапины проходили за считанные дни. Возможно, причина в том, что в детстве я засыпал песком свезенные от падений колени. Но не повторяйте этот трюк – кроме кошачьего дерьма и микробов, там может оказаться еще и столбняк.

Болела спина, но больше всего пугало состояние глаза. Пока Ливанов не рассказал, как мне повезло: глазное яблоко на самом деле пострадало не сильно, и это было удивительно, учитывая накрывший меня взрыв. Немного похожу с кровавым глазом. Неприятно, но хоть не ослепну.

После обеда Иван (который оказался всего-то санитаришкой – ХА-ХА!) притащил Цербера. Следом вошли Горин с лейтенантом, и я понял, что снова наступило время разговора.

Пес вошел на поводке, и видно было, как он несчастен. Отвыкло животное от цепей, кто ж винит… еще и морда расцарапана – наверное, тем самым сумасбродным котом. Мы с ним уставились друг на друга. Не сказать, что я ему был прям сильно рад, хотя определенную милоту он вызывал. Как дьявол, наверное – учитывая адскую внешность. Наконец, он завилял хвостом и потянул Свинкина ко мне. Я позволил себе улыбнуться. Почему-то я чувствовал, что псина еще пригодится.

Цербер рванул и запрыгнул на кровать, радостно облизывая мое лицо. Очевидно, что кто-то за ним ухаживал, так как он перестал вонять, стал осанистее и лощеней – если можно так сказать об его мерзкой соломенной шерсти. И я не удержался:

– Не лезь! Стой! Фу, место!

Я сбросил Цербера, а тот все равно с довольной миной облизывал пальцы на моих ногах, выглядывающих из-под одеяла. Я смирился и стал наблюдать за процессом с некоторым отстранением.

– Да ладно тебе, мой мальчик… не нужно таких нежностей, не стоит…

Горин наконец заговорил.

– Как дела с памятью?

– Где-то лучше, в чем-то – также, – я поднял глаза к потолку и развел руки, звеня наручниками.

Полковник вздохнул, растирая ладони.

– Это плохо, Гриша. Ты – единственный подозреваемый, – он пристально заглянул мне в глаза. – И ты должен рассказать все. Не бойся. Любая человеческая жизнь – это ткань из хороших и дурных ниток. Что было, то было. Но ответы мы должны получить – и мы их получим, так или иначе.

Он указал Свинкину на Цербера, и санитар забрал пса. Как только они скрылись за порогом, я подобрал ноги и обтер пальцы спиртовыми салфетками. В ближайшее время придется дать ответы. Но как минимизировать негативные последствия этого?

****

Крылова нервничала. Время шло, а результатов не было. Прошло больше суток, как они нашли этого «Гришу», но до сих пор было непонятно, что такое Ковчег, и где он есть.

Существовало несколько вариантов, как быть дальше. Первый – снова лететь в Межник и проводить более скрупулезное расследование. Второй – дожидаться, пока бродяга заговорит. А в целом она была сторонницей третьего варианта, который подразумевал комплексность: в Межник отправляется следственная группа, пока парня жестко допрашивают – это необходимо, хотя она и испытывала к нему странную жалость. Может, из-за этих порезов на запястьях? Почему-то в ее голове засело, что плохой человек никогда не будет всерьез вскрывать себе вены. Настоящие негодяи – не самоубийцы.

Расследование стопорил Илья. «Сначала допросим, затем решим, что делать», – обламывал муж ее инициативы. Так давай допросим! «Не гони лошадей. Пусть денек отлежится, ему изрядно перепало. Завтра…», – отвечал он.

Пока Лена думала, как изменить ситуацию в свою пользу, она то и дело поглядывала на кулон, найденный на месте крушения самолета. Чутье подсказывало, что это важная улика.

Иммунолог Александр Борисович Крез был интеллигентным мужчиной за семьдесят. Несмотря на это, и длинные седые бакенбарды, он выглядел значительно моложе, даже молодежь удивляя своей энергичностью. Греческий тип лица и проницательные глаза делали его похожим на античного философа. Крылова уже давно с ним работала и полностью ему доверяла.

Увидев кулон, Александр Борисович удивленно застыл. А затем рассмеялся.

– Ахахах! Где Вы это взяли?

– А что это?

Крез задумался.

– Вообще-то, это символ масонов. Видели американские доллары? Помните? Там на банкноте есть пирамида и вот такое Всевидящее око над ней.

– Почему это «око» на кулоне? – она, кажется, вспомнила такое, но ей нужно было больше.

– Да Бог его знает, – снизал плечами иммунолог. – Я думаю, что это нечто типа талисмана, чтоб притягивать деньги и благополучие.

– То есть, это просто талисман? Как кроличья лапка? – Лена испытала разочарование.

– Однозначно.

– А у нас есть масоны? – она не унималась, цепляясь за каждую подсказку.

– Когда-то были. Это же интернациональный символ. А сейчас… Елена Ивановна, откуда у нас сейчас масоны? – он хмыкнул и вынес окончательный вердикт. – Это ничего не значащая побрякушка.

– А вообще, что он значит? Почему для притягивания денег такое странное изображение? – сказанное коллегой не убедило девушку – наоборот, она возбудилась, почувствовав зацепку.

– Глаз… – Александр Борисович умолк, разглядывая кулон. – Гмм… как бы это сказать… Он не несет практической нагрузки. Не имеет смысла, так сказать. Люди дали ему такое свойство – притягивать деньги – только потому, что он из золота, и он был на долларах.

Крез засуетился, поглядывая на часы.

– Елена Ивановна, простите, надо в лабораторию. Антонов просил помочь с последними пробами.

– Сам сделает, – командным тоном отрезала ученая, но сразу же осеклась – старик не заслужил такого обращения. – Ладно, идите. Просто талисман? Игрушка?

Он кивнул, и она дала ему уйти. Вечером Крылова оставила кулон на тумбе, чтоб его увидел муж.

– Наверное, сектанты, – предположил Горин. – Могут, конечно, создавать проблемы. Я думал, что их не осталось.

– Типа, свидетели Иеговы?! – она изумилась.

– Нее… не эти. Более радикальные, – он присел напротив с чашкой какао и неожиданно разоткровенничался, вкратце рассказав все, что ему было известно о символе.

Всевидящее око было популярно в разных верованиях в разные эпохи. К примеру, это мог быть глаз египетского бога Ра либо христианский символ Провидения, либо вообще – символ масонов, что наиболее вероятно. И даже у вольных каменщиков Всевидящее око однозначно было связано с религией – с Архитектором, создавшим мир.

А посему владелец кулона также должен был быть связан с религией. Теоретически, он даже мог быть сектантом – членом какой-то апокалиптической церкви, коих расплодилось множество сразу же после Мадурайского инцидента. Но как резко они возросли, так же стремительно они и исчезли. Это естественно, учитывая, что INVITIS распространялся быстро, и также быстро население Земли сократилось до минимальных значений – вместе с сектантами.

– Этот выродок… я не верю, что он сектант, – задумчиво сказал муж. – Никаких следов религиозности и экстремизма я у него не увидел. Лживый и хитрожопый, вот и все.

– Мне кажется, что он ко мне подкатывает, – невзначай заметила девушка.

– Ерунда, – ответил Илья, и по нему было заметно, что он действительно не озабочивается этим.

– Ты вообще ревнуешь меня когда-нибудь?

– Не в таких случаях. У него ведь нет шансов, – он оскалился. – Или тебе хочется, чтоб я был ревнивым отелло?

Крылова натянуто улыбнулась в ответ и отрицательно помахала головой – ей и так было предостаточно его жестокости. Хотя раньше ей нравилось, когда муж ревновал, делая этим свою любовь к ней более осязаемой. Хотя, о какой любви речь?!

– Ты сможешь расколоть его? – спросила она, вдруг прижимаясь к Горину. – Так, чтоб скорее.

– Могу. Но зачем пытки? – заметил он, отстраняясь и справедливо подозревая, что она лишь хочет его использовать. – Поверь, скоро он сам все расскажет.

Она насупилась, закусив губу. Между ними давно пробежала черная кошка, и теперь каждый ход одного из супругов сопровождался соответствующей ответной реакцией. Когда она хотела примирения и нежности, он ее грубо отшивал. И наоборот. Замкнутый круг, из которого больше не было выхода. Разрыв на разрыве, разбитая чаша, которую не склеить…

Илья продолжал делать вид, что все в порядке – но это была больше дань каким-то своим принципам и привычкам. Не выносить сор из избы, не показывать подчиненным слабость, не унижать привселюдно члена семьи… Единственное, что еще вызывало у него муки совести – это его приступы ярости, когда он мог ее ударить. Боясь потерять молодую жену, он задаривал ее роскошными дорогими нарядами, добытыми разведчиками в экспедициях. Но она не бросала его – и постепенно страх потери исчез, а Горин привык к своим срывам – люди ко всему привыкают.

Поэтому, когда муж ушел спать, Лена уже привычно не проследовала за ним, а осталась на кухне, вспомнив о рюкзаке Менаева. Томик со стихами Бодлера, карта и туристический каталог… в принципе, только карта и представляла интерес.

Пока она не обнаружила в потайном кармашке тетрадь… вот это была находка! Заварив зеленый чай, она пролистнула несколько страниц, с трудом разбирая отвратительный почерк, когда ей удалось прочесть четверостишие:

Вдруг ты кися, то я котик,

Ласковый, и весь в пуху

Так что, кися? Возьмешь в ротик?

Мой стоячий куй…

Она поперхнулась и закашлялась, заплевав тетрадный лист… глаза стали квадратными, а брови полезли на лоб. ЧТО?! Крылова вытерла тетрадь салфеткой и перечитала стихотворение. Божечки, что же он сочиняет? Прочла другие подобные стихи. Какая-то вульгарная лирика с пошлыми акцентами. Возмутительная, грязная, извращенная. Она вернулась к четверостишию о котиках и почувствовала странный жар в животе. Нет – ДА НЕТ! Он совершенно не вызывает у нее каких-то эмоций, а тем более – желания. Этот бред… это просто бред собачий!

Она уже хотела убрать тетрадку, когда между смятых страниц наткнулась на старую фотографию. Юная белокурая девушка стояла между двумя смуглыми парнями. Кровь прилила к вискам и Крылова ощутила, как ее сердце остановилось.

****

Вечером Свинкин принес запеченную свинину, картофель и кулич – оказывается, сегодня была Пасха. Наверное, поэтому санитар и был подшофе, демонстрируя дивное дружелюбие. И, кстати, он сообщил, что мои анализы хорошие. Слава Богу – у меня отобрали столько крови и образцов ДНК, что можно было легко создать моего клона.

В целом, как оказалось, я пострадал не так сильно, как мог. Кроме контузии и неожиданно мелкого осколочка под лопаткой, у меня были многочисленные ссадины, гематомы и ушибы. Колено побаливало, но Ливанов сказал, что это вообще не проблема – само пройдет со временем. Еще были ожоги – не страшные и, конечно, поврежденный глаз. Периодические головные боли, тошнота и головокружения при резких сменах положения. Нормально.

Безусловно, важную роль в моем спасении сыграла степень моего опьянения – прямо скажем, до невменяемости. Хотя мысленно я признал и заслугу Цербера, выхватившего меня из взрывного облака. Цербер-спаситель.

Я давно так не питался, поэтому наполнял желудок как будто я – с голодного края. А когда тарелки опустели, еда тяжким балластом придавила меня к кровати.

– И… десерт! – скалясь отличными зубами, заявил Иван, доставая из почтальонской сумки планшет. – Когда в последний раз смотрел кино?

Он включил «Розовую пантеру». Признаюсь, даже не могу вспомнить, когда я последний раз так хохотал – аж начали болеть все увечья. Пользуясь случаем, я потихоньку расспрашивал Свинкина о месте, в котором оказался, и здешнем населении. И в этот раз он был более разговорчив. Естественно: все-таки, я не болею ничем заразным, у меня есть пес, и я был чуть ли не героем – по моим словам, конечно. Он в это не очень верил – но, а вдруг это правда?

Итак, я находился в Новом Илионе, который, правда, не всегда назывался так. Раньше это была важная военная база, предназначенная для защиты державных рубежей от угроз на юге и востоке. А рядом, буквально в двух километрах, находился городок Новогорск, население которого, в основном, обслуживало одноименную гидроэлектростанцию. До Вспышки, конечно – сейчас Новогорск был пуст.

В октябре 23-го, в разгар пандемии и даже, правильнее сказать, под ее конец, Новогорская воинская часть была усилена батальоном майора Горина, прибывшего из Екатеринбурга. Илья Андреевич быстро оттеснил от управления прежнего командира – полковника Калюжного, и возглавил оборону от краклов. Он инициировал дневные рейды по подземельям, чтоб уничтожать трескунов и, тем самым, снизил уровень опасности. Военные искали выживших и давали им приют в крепости – а в дальнейшем они были привлечены как обслуживающий персонал.

Кстати, о фортификации. В 2024 году Горин начал строительство стены, которая оградила базу от окружающего мира, и реализовал схему многоступенчатой защиты, которая начиналась еще на Катунь-реке, и продолжалась городской застройкой Новогорска. А учитывая, что Новый Илион с двух или трех сторон (толком я не понял) был окружен труднопроходимыми горными участками, то таким образом он полностью обезопасил это место. Конечно, угроза сохранялась, и периодически нелюди появлялись на горизонте, но люди обычно отслеживали их появление – и заранее истребляли.

Уже с 24-го Илион стал одним из немногочисленных объектов, где сохранилась человеческая цивилизация вместе со всеми благами и органами власти. А к 2027 году было завершено его превращение в неприступную крепость, имеющую на вооружении вертолеты, артиллерию, танки и бронетехнику. И постоянное население под 400 ртов.

Помимо прочего, с 2026 года Илион стал еще и центром по изучению фуремии с целью разработки вакцины. Руководила биоцентром Елена Ивановна Крылова – молодая ученая-вирусолог, прибывшая с Арктического Трилистника – с колонии, где укрылось правительство. Кроме того, оказалось, что Крылова – жена Горина. Пренеприятнейшее известие.

И да, Новый Илион так назван в честь Горина, которого зовут Илья Андреевич. Сначала название было шуточным, а затем генерал-президент присвоил объекту это название для официального документооборота.

– Ладно. Сейчас ты сам все увидишь! – улыбнулся Иван, а я подумал, что он восхищается своим Боссом, как современным Леонардо да Винчи.

Санитар перекрыл клапан на шнурке и ловко вытащил иглу из руки. Секунду с сомнением смотрел на наручники, затем достал из халата ключ и отомкнул их.

– Бежать тебе некуда, – констатировал инвалид, откидывая одеяло. – Держись за меня и пошли.

Он подтянул меня, как мешок, за спину, и потащил в сторону окна, шипя гидравлическим суставом своего протеза. Оказалось, что он в хорошей физической форме, я прямо чувствовал мышцы под халатом. Я было запротестовал, хотя его это не остановило. Еще чуть-чуть и мы оказались на балконе. Кажись, это было третьим этажом – не так уж и высоко, но для меня в моем состоянии сбежать отсюда было бы трудно.

Был поздний вечер, на базе тускло горели фонари, поэтому что-то рассмотреть я смог.

– Вот это и есть наша вторая Троя… а третьей – не бывать! Доволен? – с удовольствием протянул Свинкин, наблюдая за моей реакцией. – А там, справа, будка – в ней временно живет твой пес.

В ответ я только кивнул, обдумывая увиденное. Снизу пялились прохожие, и мне это не понравилось. Санитар подхватил меня, возвращая в палату, и я в этот момент умудрился тыкнуть им всем факью. Они оторопели, а мне аж на душе полегчало…

– А теперь отдохни, – пожелал Иван, быстро сделав укол в мою локтевую вену.

И я действительно задремал. Но перед этим предо мной снова пронеслись картинки этой современной крепости: маленькие и большие здания, танки и машины, люди. А больше всего поражала огромная стена на фоне чернеющих горных громад. Безопасно ли здесь для меня?

****

В понедельник зима окончательно выкинула белый флаг. Снаружи все щебетало и жужжало, а солнце щедро заливало палату. Я всегда считал, что не завишу от природных циклов, да вот сегодня что-то переменилось – даже кошмаров не было.

Я проснулся еще часов в семь утра. Мой Свинкин еще не пришел и, не поверите, стало скучно. Нет, я не желал общения – еще чего не хватало – просто надоело лежать в постели одурманенным бревном, иногда просыпаясь, чтоб поволноваться о будущем. Тем более, что вчера Иван забыл пристегнуть меня к кровати. И дверь в палату оказалась не запертой.

На полке стоял пузырек со спиртом, и я принял чуток, запив водой. Внутри обожгло пламенем, а я наполнился эндорфинами. Как же классно! Может, прогуляться? На моем этаже все двери были закрыты, и я поднялся этажом выше, а затем – еще выше, туда, откуда можно было выбраться на крышу. И вдруг мне захотелось обозреть Илион с более высокой площадки.

Пока я возился с люком, который не хотел открываться, за спиной послышалось шорканье, и мои безуспешные потуги были прерваны сердитым слащавым голосом.

– Милый мой, какого черта ты здесь делаешь?! – возмутился Ливанов, появившийся невесть откуда. – Ты не дома, чтоб шастать, где вздумается!

Бесформенная туша нависла надо мной, обдав ментолом, и мне показалось, что его опухшее лицо перекошено от злости и омерзения.

– А что, отец, – сделав серьезное лицо, спросил я. – Покемоны у вас здесь есть?

– Что!? – начмед застыл на месте, осмысливая вопрос. – Что ты сказал?

– Я говорю – я просто вышел погулять! – чеканя каждое слово, ответил я.

Гнев на лице доктора стал менее выраженным – он взял себя в руки.

– У тебя швы… могут разойтись. Иди к себе, пожалуйста, – Игорь Анатольевич сходу придумал объяснение своей ярости, как мне показалось.

Я поднял руки, сдаваясь, и пошел вниз, на свой этаж. Пройдясь по коридору, я вышел к лестнице с противоположной стороны, и пошел вниз. Еще какой-то жирдяй не указывал, что мне делать.

****

Я запутался. По моим расчетам, я уже должен был спуститься на первый этаж, но… лестничные марши продолжились, и я оказался черт-знает где. В итоге я вышел там, откуда доносилась музыка. По пути встретились бронированные двери, но они были открыты.

Музыка, которая привлекла меня, звучала дальше по коридору, и я поковылял туда, заглядывая во все открытые двери. Диспетчерская – с длинным предлинным столом-пультом, усеянным кнопками и датчиками. Зал с огромными черными шкафами, гудящими и бликующими – что-то похожее на серверную. Запертая массивная дверь. Еще одна дверь, за которой я обнаружил стеллажи со стеклянными резервуарами с законсервированной живностью. Крысы, кошки, собаки, и… голова кракла в здоровенной банке. Жуть!

Наконец, я доплелся до источника музыки. Двери распахнуты настежь – я заглянул, и замер. В сумрачном свете мониторов, среди компьютеров, центрифуг и микроскопов танцевала девушка. Грациозно кружась в такт с задорным, хоть и не слишком быстрым, ритмом, она порхала у экранов, а потому предо мной был только вид сзади – но и это было чудесно.

Пышные рыжие волосы струились по васильковому платью как волны огненного моря, бедра изгибались, как асинхронный маятник, задающий темп невероятного сексуального ритуала. Легкая и воздушная, она демонстрировала естественный кошачий изгиб позвоночника, упругие орехи ягодиц и хрупкие лодыжки, сжатые темным капроном колготок. Гостья из прошлого, Ким Бессинжер, только рыжая…

Ростом она была ниже меня – метр семьдесят, или чуть меньше, но этого было достаточно, чтоб подчеркнуть ее стройность и изящество – низкорослые девушки, даже красивые, таким похвастаться не могут, они несравнимы, как цветущее вишневое дерево и куст барбариса.

Эта девушка прекрасна, как самый чистый рубин в женском обличии. Женственна как Елена Троянская, обольстившая Париса. Свежа как нежный жасмин в султанском саду… и я хочу ее так сильно, как ничего больше, и никогда в жизни. Хочу взять соблазнительницу, сорвать запретный плод… хочу сдаться ей, ибо нет в нашем мире оружия сильней, чем женская красота. «Сегодня в белом танце кружимся, – протяжно поет мужской голос, – Наверно, мы с тобой подружимся»…

Рыжая богиня, пританцовывая, передвинулась к соседнему столу, и начала печатать на клавиатуре, не прекращая двигать бедрами. Вероятно, она засекла меня боковым зрением, так как вдруг развернулась и уставилась на меня, улыбнувшись.

– Гриша?! Ну, здравствуйте!

Я потерял дар речи, чувствуя, как подгибаются ноги. Это была Кареглазка. То есть – Елена Ивановна, жена Горина. Она подошла к проигрывателю и прикрутила звук. Я же таращился на нее, не в состоянии отвести взгляд от шелковистой кожи и пухлых губ, и одновременно с этим придумать ответ.

– Эй! Может, скажете, на что Вы так внимательно смотрите?! – нарочито серьезно спросила Кареглазка, теребя что-то золотистое между пальцами.

Бывает, что я говорю глупости – и даже очень часто бывает. И здесь я подтвердил амплуа.

– Сексуально! – выдавил я из себя.

Выражение ее лица изменилось, улыбка пропала.

– Ага! Вот так, значит. Ладно, молодой человек, поведайте, что же Вы вкладываете в это слово?

Я несколько секунд искал подходящее определение, но мозг словно заржавел. Поэтому сказал первое, что пришло в голову.

– Это когда хочется трахнуть.

Она прекратила моргать, и внимательно, с гадливостью, оглядела меня от ботинок до марлевого бельма на глазу.

– Вы мерзкий, – сообщила она. – Сходите в сортир, там фапайте. Или сочините еще одну дебильную поэму.

Не надо было ей этого говорить. Во мне словно переключился тумблер, выплескивая ярость, и активируя дерзость. ОНА БЕЗ СПРОСА ПРОЧЛА МОЮ ТЕТРАДЬ! Она издевается надо мной?!

Или нет? Я подковылял к Елене Ивановне, и с каждым моим шагом ее прекрасные глаза расширялись. Хороший знак. И тут меня осенило, что если хочу заполучить самую лучшую, то это – она. И для этого ее нужно сломать. Покорить. Заставить подчиниться сильному мужчине. Ведь все, что вам чешут женщины о любви, романтике и взаимопонимании – это бред, фантазия, приходящая в прелестные головки в моменты, обусловленные месячным циклом. А остальное время эти самые женщины проклинают вашу мягкость, нерешительность и занудность. Если баба захочет жить с бабой, она и будет с ней жить – но нормальной бабе нужен мужик.

Тетрадь я решил оставить на потом. Мне иногда казалось, что стихи могли бы быть моим козырем в отношениях с противоположным полом, но ясно, что Кареглазку мои сочинения не поразили.

– Выходи за меня замуж, – мне показалось, что в ее глазах промелькнула улыбка, а возможно, это было что-то иное. – Мы будем заниматься любовью дни и ночи напролет, на виллах и пляжах Средиземного моря, на заброшенных островах Карибского моря и в пустынных древних городах Леванта. А после тебе будет тяжело ходить, ты не сможешь свести ноги…

Я не успел договорить свою пошлую тираду, так как Крылова шагнула вперед и влепила мне пощечину, поцарапав мой нос своей золотой побрякушкой.

– Ах ты наглое быдло! – выкрикнула она, вдруг перейдя на оскорбительное «ты», и размахивая кулоном перед моим единственным глазом. – Говори – что это?! Где Ковчег, ты, ублюдок? Что произошло с Артуром?

– Отстань, дура! – я осознал, почему вызываю у всех отвращение – они воспринимали меня сугубо как выродка, человека самого низкого класса, отравленного токсинами человеческого мяса. – Не знаю ничего. Что за манеры?

Видать, такой ответ ей пришелся не по душе, так как она подхватила со стола штатив для пробирок и швырнула в меня. Не успев уклониться, я застонал, когда он врезался в грудь.

– Значит, сдохнешь! Я знаю, что ты был с Мчатряном, – она взмахнула перед моим лицом старой фотографией, забранной мной у майора, и спрятанной в тетради.

Черт! Естественно, она знает Мчатряна, знает его почерк, возможно, даже знает, как было сделано это фото… как получилось, что теперь у нее столько доказательств, что не отвертишься?

А Крылова уже тянулась за тяжелым микроскопом… я рванул к ней и схватил за руки. Пока она вырывалась, я прижал ее к столу, зажав ее ноги своими – как танцор ламбады. Жасминные ароматы волос, шеи, тела обволокли мой неокрепший разум… мельком я снова увидел это фото на столе, и понял – я все понял.

Блондинкой на фото БЫЛА ОНА! И я пропустил удар в промежность. Мне было очень больно. Ниже пояса, Бро!

****

Пока я приходил в себя на холодном кафельном полу, сбежались почти все, кого я здесь знал: Горин, Сидоров и Свинкин, выглядевший, словно с него сняли лицо – в наказание за мою бесконтрольную прогулку. Как они так быстро добрались, даже не представляю – я предполагаю, что полковничья жена в самом начале нашего разговора нажала какую-то тревожную кнопку.