Читать книгу: «Безразличие», страница 5

Вторая глава. Когда небо стало таким извилистым? Когда солнце начало чесаться? Почему сотканность бытия начала расслаиваться? Глава «Последние ноты рассудочки». Я неистово вижу это. Почему? А? Женя?! Тебе было тогда плохо? Так почему ты не спросил ее помощи? Почему полез…

Не слышал ты меня тогда. А сейчас? Сейчас есть ли, что менять? Ты же сам сейчас чуешь ненависть. Трезвую и самую розочную ненависть. Короной смерти тебя обвивает тоска и плетка вины. Вокруг твоей шеи.. Помнишь, что было вокруг нее? Хочешь повторить эту боль? Тебе же нравится чувствовать. Ты же хочешь этого. Так напиши еще. Ведь последняя нота у всех одна. И играется одной ручкой. Десткой и неприляжной. Не пиши. Ты же обещал, что после 18 марта ничего не напишешь. А сейчас уже что? А. Ты скажешь лишь 8 марта. Может прекратишь? Что ты ищешь в этих словах? Понимание? ХАХАХААХАХАХ. Пиши понятно. Прямо. Сейчас никому не нужно твое выражение боли. Все ищут простоты и легкости бытия. А ты? Ты полез на гору. Вместо того, чтобы перейти. И нравится ли? Пойми одно – боли будет больше. Сейчас все более- менее. Но совесть. Это беснопетая пташка Совесть.Хочешь охоту на нее? Поймаем и отрубим облачные крылья, или лирическую головку, или дубовые ноги, или съедим ее бессовестное сердце. Давай? Ведь без нее….

Дописал. Легкой сваркой руки и таланта он дописывает. Дописывает каждое слово. Довыныривает каждую мысль….

Не увиливай от себя. Не надо, Жень. Добивай свою совесть. Выговорись мне. Я же давал тебе совет, что делать. Но говорил ли я писать поэму? Хахахахахха. Вот твоя награда за талант. Хочешь быть любимым и любить. Хочешь обнимать девушку и целовать ее в метелях загробного света. Хочешь быть пьяным и интересным своей мерзостью. Хахахахах. Хочешь ощутить девичью прелесть. Девичью любовь. Но что ты получил? Лишь катофалку предрассудков и ожиданий. А кто ее вез? А, Жень?! Кто же…. ААААА. ТЫ!!! Ведь ты все так думал и столько ожидал. Ты видел в ней ангела, спасителя судьбы. Но нет. Он бес с тем же качеством, что и у ангела. Беса и ангела отличает отношение к вещам. Тобою она дорожила. Тобою она интересовалась. А ты? Ты же ее лишь любил. Страдал, но какой монетой ума? Ты хотел ее ласки, ты хотел ее внимание к себе. Чтобы ее бесовской, святой слух проглатывал слоги твой гарлевой глотки! Ты ненавидил ее подруг из-за ревности. Вот из нее я соткал себе сюртук. Вот какой я красивый в нем. Хочешь быть любимым!!!! Ххахахахахаха. Я тебя люблю, Жень! Вишь! Ток я, грубо говоря самец. Не этого ты хочешь. А обнимания, целования, слушанья, присутсвия, спокойствия, сочувсвия девичьего. Ты же человек. Но ты забыл одно. Он бес, и ты бес. И ты ошибался о ее святости. Знаешь, что я скажу. Последний совет. Хочешь всего своим членом желанного – старайся и говори прямо. Скажи ей или кто там у тебя – я хочу быть любимым и внимаемым. Это нормально. И просто…

Ненарочно и непорочно пробуждаясь ото сластительного и преспокойного сна, неопределенное тело взымает из пресвятого гроба. Из этой ….

Думая о вчерашней беседе с подружкой и этой встречи с ангелом. Она лишь посмеивается. Но удивляется воистину Господа. Почему он знает меня….

Они списываются. От него ласточка слов прилетает к ней и доматывает суть – почитай это. Я вот поэму важную написал. Обязательно у тебя в руках должно быть….

Не пиши пока. Окончи этот призыв и 5-й про ангела. А дальше забудь. Ведь суть тут опять в другом. Не давай ей это. Дай своим друзьям, выложи где-либо. Но не ей. Ты для нее уже никто. Хотя…ХАХАХАХАХА. Скоро от нее все услышишь сам. Ты главное бойся ее. Я из твоего страха себе шаровары сплету. ХАХАХАХАХА. Ее я не трону. Я клялся. Забыл. Дурной Наврииил.Ой. Жень! ХАХАХАХХА.

Время бьется ногой о смех…

Жень! А тебе самому хочется не быть?

… и переваливается через порог сути и прыщевания. Вот она вчитывает каждую букву. Этому ангелу…

Бесу

… важно понять боль близкого. Она очень дорожит счастьем других. Сердобольные подкрадули на ней. И она так ими близится к счастию. Однако… Ей уже неприятно…

Заебало откровенно

… что он дает ей письмена и описи, но не слова…

Жень, а ты почему думаешь, что ее это достало?

…Вот они – ненужные первые главки, она не хочет понимать. Тут же …

Или не может, Жень?

…Тут слова явную роскошь воссоздают. А вот пошлость, она думает это про нее. Вот дурында. хахахахаахахах.ой.Не тот колчан. Не ясны ей мотивы и пошлость данного кого-то. Позвала она свою подружку. В ненависти она выдавливает эту пасту. Пасту злости и разочарований. Для нее эта опись – конец всего с ним. И он не думал так, для него это дело судьбы. В ее руках свисток. Один свист – вперед, два – стоп, три и тд. А она своей подружке говорит злые вещи. А она ли?

Жень!!!Ты слушай, она же … ну не одна в себе. Есть Ма., а есть ее предрассудок – Ма. Прекрасная. Одна – высокий человек, другая – подсавительница Мони и сладковытопленной мечты. ( печка – мечта, как высоко ты меня проецируешь, молодец!). Ты же сам говорил. Твою опись читала именно раба мечты. А ты хотел другого. Чтобы другой глаз целовали чувственные, живые слова. Или… Есть только одна она? Женя?

Ее ум тронут наглостью его. Она решает его везде заблокировать. Перекрыть все каналы позволяющие дышать ее вниманием и воздухом…

Ну и как? Я не Жене. Я тебе, солнце моего ума! Ты то как? Я же не трогал тебя, лишь в последний момент. И то не своей дикой ладонью, а через Женечку. Какой Женя милый экземпляр жизни. А ты как думаешь? Хочешь совет? Нет? ХАХАХАХААХАХАХАХАХААХАХАХАХА. Ну….. ладно, душа светлости и ощутимости.

Она отправила ему почти рецензию. Кошмар начинает въедаться в уши и нос…

И проливается тучная оберткость, все небо серое и напряженное. Ангелы спят сейчас, им уже пора. Реки пляшут в день моинки. Почему? Начался бесцеремонный юбилей их старого друга – Дождя. И пляс идет. Деревья мило беседуют с тесновыми каплями дождя, земля мило расстилает стол для будущего пира, трава мило приубралась собой для страстной ночи. Да вечноюный читатель, страстной. Скажу заранее, у автора очень текучее отношение к себе, но не к своему творчеству. И в погоне за красивым и убийственным он запинывается о заплетенные в милый канат судороги ума. И.ХАХАХАХАХА. Совести.Далее будет очень странно, но скажу вам. Очень полезно и взбадривающе. Все катится не туда куда думал автор сначала. Неважно, сами увидите.

Пир медленно закатывается в березы. И саранча, и точечная бабочка в снеговом наряде приплесывает со своими подданными – муравьякеями. О! Скрипачи! Стрекозы играют мою любимую. На – нананана- на – на! Как давно я этого не слышал. Эй! Солнечная мысль! Ты приходи. Мы для тебя найдем место. Пир только начинается.

Ну. Я. У меня сон сейчас. Может лучше Лунную мысль. Я видел пир будет до утра. Я прийду потом.

Ждемзз! А Лунная мысль будет?

Ма., ты как-то странно меня держишь…

Да!Я буду , Смер…бес Мальдорор.

Не дрожи совестью, почтеннейшая мысль. Читатель уже знает кто я. Можешь называть как обычно. Ты скажи мне. Луна уже пошла к нему? А то я чето ее не вижу. Слышь, мысль! Как тебе они? Ну, Луна и он?

Мило, но опасно как по мне. Это как-то не так. Ну как бы они отличны. Они просто… я так- то не против…просто…они слишком взрывоопасны.Понимаете?Вы как никто другой должны меня понимать.

Но все же. Это невероятно. А что сегодня будет. Это нечто. Я так рад, что живу здесь среди всего этого, среди мною созданного. О! Мысль, ты до утра побудешь? Ты давно с утренней виделся?

Довольно. Но мне не принципно это. Я не сильно приязняю его. Она довольно … глупая что ли. Или даже наивная. Менее распростертая. Менее искренняя и …

Понял. Ну от и увидитесь. Читателю очень интересны ваши отношения. ХАХАХХА

Думаешь ему вообще интересна истина в этом произведении. Да и вообще интересно ли ему быть.Странная особь этот человек. Особенно читателящие. Они… Как бы зачем вообще читают? Ну правда. Это же неинтересно. Скучно. И опасно. Ну вскоре им покажется так. Для меня это хорошо. Я довольно актуальна для таких.

Ха. Именно. Главное – польза и использование. Остальное – в трухотню. А сейчас я пойду пока к ним. Мысль! И рассказывай ты, дорогой. У тебя это живо и гремяще получается. Увидимся.

Хорошо, Смерть.Дорогой читатель проматывает ошметок листа. И мимолетной минутой пересекает 4 призыв. Да, наш достопочтенный. Наш преминопочтенный. Наш святой миротвворящий и претворяющий. Увидимся в 5 призыве. Можно пойти налить чайку с ледниками сахара, выхлебать его пустынно, и еще семь раз увидеть прекрасный сон о мире, что противоверен войне. Как говорил один важный публицист:

Все суета сует, но я почему-то выбрал ее тару (5 призыв)

Я так боялся и ждал ее охов и богов.

Вот ветер пластически перерос сам себя и сам свою бемоль. Теперь дивится пантократическими диезами стрекозных скрипок. Слышали бы вы их. Ухо бы потом пороли за зависимость. Реки отплясывают центрический вальс с немыми и разноцветными каплями дождя. Мило обнимаясь и болтаясь на цепях суровой словестности. Они говорят о переменах погоды, о недавних коллапсах и неймоверно окружающе шутят. Дубы острят не по годам. Скорее по периодам мира. Кайнозостно и тому ладное. Зайчик выныривают из влокущих в сон нор. В пиджаках, галстуках с морковками в зубах. А старые и уже заросшие опытом земляные кровли начали неистово отдыхать. Так приятно их ласкает каплянные парашутисты.

Вот смертные котики начали мило мяукать на своих вечных друзей – собак. Вот черный мальдокот перелизывает с одной кабинки к другой. И уже на подоконике. Смотрит в окошко, что в миг закрывает пламенной и трескающейся рукой. Взгрустнул и обратился в немилого мухаря. Маленькая такая муха в любую точку пролетит. И он смог. Вот и занял приятное место для наблюдений и усаживается на недобрюхо. И ждет.

Господа! Чего же он ждет? А вы не знаете? Хахахаха. Очень жаль. А я знаю. И готов вам проповедовать сие благое по мере плавления бытия.

Отчего ты грустна, моя милая?

«Луч холодный средь них пышет показать в них всех миры»

Так писал один человек о своем городе. О данном Керченграде. Милый город. Странный. Но милый. Любить его нужно. Стар ты всевселяющий город. Да что город. Тебя назвали Керченградом. С его наболдажными седыми улицами. С его крошащейся набережной. С его ступным парком. Где нет ничего блестящего само по себе. Только люди его украшают. Этот город необходим быть заросшим, облюдованным. Иначе никак.

Вот и начинается. Любой отскук того, что находится за 99 квартирой. Вся это пьяность. Пьяность боли. Ее расшатывание и линчевание метров. Молодой человек. Он нам знаком. Это он. Что не помните? Его языков челны барахтались с Луной на одной плетне. Вздорные вы ребята конечно. Неспешной ковриностью растилается его спокойствие по бортам 99-ой.

Вот она плавленность медленно сочится из его глаз. Думает она не придет, верит, что отпугнул ее. Его слова резкие и тернистые. Они могут и отрубить ума корни. А муха нервно стучит крылами. Теряется, однако перочинность звука среди 99-ой.

Вот и не верится. Он уже собирается падать и бессмертно плакать. Изрыдывая свою несчастную боль. Боль настолько твердую, что лишь стука. Хватает лишь стука двери, раскаченного по 99-ой.

Представить сложно о процессах в его утробях. Сердце отерняется, кишечник разбухает. А душа. А душа верно направляется к двери. Вот она. Пламенно- бледная, худая, облачная. Легким рывком на близкое ее белозурное тело врывается в 99-ую.

Словно не виделись девять с половиной недель. Вцепиласть так, словно ему грозила Господья кара. И чует душой, как не скрывай, чует его боль. Его разочарование. Ожидаемое, но едкое все равно. Легкой растекостью по холстам 99-ой она вычертила контуры его овала души, его назлочастой коробки грехов и ропостей. Вся комната, плавленная в порывах чувств и страха, вкусила холодного укуса их слез. Ну будь этих слез, седой и хромой дом давно бы убыл на мель, под сурковые платья сумерек. А что с ними было бы? Им хоть бы смерть! Нет явного и лицезрительного признака их страха на смерть.

Время…

Он проводит в комнату хрупкую и детскую Луну. И спрашивает – «где слеза сытится, родная моя…»

И глаза вновь заростают корнями соленых потом и водов. Луне так жаль, что она не была раньше. Она снимает с себя белый световый котелочек. Расправляет черные как вечность волосы. Эти корни нерв нежно колят ее облачную мягкую кожу. Добавляет себе страсти. Примешивает к своей напряженности штыков. Вся она накрылась верующей толпой мурашек. Вся она покрыта волнением и калушским и патриотным слухом.

– Что с тобой сдел…сделалось, – едва барикадируя толпу слез, вымоливает она. – Это той непонятливый оскал ума надорвал плоть твоего милого сердца? Это ее работа? Почему тебе сделали так больно тогда? Милый ты мой! Почему всегда ждет лишь топь гнили и страданий. Святой мой! Это моя вина…

– Не глупи. Я молю. Тебя молю. Луна чистейшая и добрейшая. Вина моя и моей любви. Ты лишь помогала мне жить, помогала мне наконец понять нежность мира и гротеск этой рыбной похабщины. Среди этого моря я услышал зов твоей жемчужины. Ты манила всегда навящщевейших путников для помощи. Твоему сердцу нет весомого предела. Здесь больше моя вина…что я. Тебе всю спокой…

– Нет. Ты не делал этого. Это все они. Бесы. Они создали все это. Мы лишь попали под их точный и высокосный обстрел. Мы жертвы мира….мира сего. Ведь все просто не видели твоей любви и твоей боли, никто не хотел этого. И моей тоже никто, но ты увидел. Мы друг друга почуяли. Наши бриллиантовые печали начали крошится друг о друга, истерзывая дышашие каналы наших судьб.Дорогой мой! Ты слышал эти настоевые крики?

Я их явно не слышу. Их попросту нет. Не существует. Ведь крик есть не более, чем животный всплеск. Понимаешь, читала? Мурашки страсти начали медленно душить ребенка Луну. Ей сложно дышать. Сердце запинывается о воздушные рисовые комки. Рассудок докипятил последнюю разумность и теперь начинает варить суверенный борщ из страсти и кромольной струи солнца. Ей жарко. 99-ая квартира стала генератором живости и бодрости.

Ловкой слезой ее тело падает к своему центру, к нему. Недоумевающему, жидкому и почти мертвому. Квартира, мохнатый дом, что вы испытаете сейчас будет вековой форточкой для ваших календарей. Детской и бледной как снег ручкой она немедленно снимает свои платья. Ей нужен холод, ей нужно остыть, но как? Как утолить порыв космоса к жизни? Скоро и ему становится жарко, нужно было лишь искра времени, дабы разжечь это лопание жирного и мармеладного солнца. Это сырного дюшеса, стекающего на головы наивным лампам. Выныривая их оберегов невинности ее эдельвейсы распыхиваются отто жесткой тепличности космоса. В ожидании света, в ожидании смерти можно и потеряться в переступаниях границ. Стекла невечно улеглись в темную колоду от застрастности воздуха. Зеркала ослепли рукой и вырисовывали как смешные, так и вполне невесомые натюрморты. Люди быть и вкривь, и вкось. Они были размылены в глазах немого художника. Мускулитые стены окаянно подкашиваются средь всех, расширяясь весом и иссушаясь одновременно. Любые тканевые червесплетения хитро пробираются во рты громких и великих красных рыб. Им выгоднее умереть, чем жить с глухой завитью на бездном брюхе. Вся 99-ая квартира была годная для пыток лапм и фонарей. На этой высоте никакой желтоволосой бестии не хватет лужиц и книжиц, чтобы описать.

–ой..

Слышали? Колткий и пророческий стон. Так вытрезвляет слух и разминает ухо. Как притна страсть живая. Что она несет за собой. Словно три планеты нежно приплясали сонет «Ад» и теперь есть лишь крошки. Крошки для голубков. Вся бледность Луночки переходит в красноватую скованность. Определенные пальцы прокатывают страсть щекочась по детским облачным предножьям Луны. Эпицентр, господа! К эпицентру они выкатываются! Сотня муравьишек пробегает по всем их телам. Окорачивая любую боль до «к ноге». Теперь гнусность гнили под их поводком. «Сидеть, лежать, убиться, молодец».

Натура нагая художника топчет

Пролетает бес Мальдорор в образе мухи среди всего порохового оврага 99-ой. Диву дивится как растлена может быть живая душа от страсти. Луна и он. Лежат непечальные, полупрозрачные, точносчастливые. Луна накрылась световой порукой. Разгорелась словно сотни туч кланялись Господу о своем яром красном восстании. Лягшие на серый и перепаленный ковер, они мило обнялись, и направили взгляды свои в темную, проглядную вечность. Мальдорор!Твой диагноз? Ты прогнозируешь их скорое счастие.Их судь…

Вечерняя мысль! Не подводи итог. Пока что не надо. Обожди утра. Я подведу итог. Дальше я сам буду говорить. А ты поди выпей градус тепла с добрыми молодцами сосновыми. Или развлекись с лисицей дубровной.

Хорошо, Мальдорор. Но если что, я тут. Зови.

Да, мой близкий друг. Славного неразлучного отдыха. Так лиценкающий читатель. Небось уже мчишься спрашивать меня, что произошло то. Женя не хочет называть это прямо. Не от того что это мерзко или как- то так. Слово «ебля» или «тантрический шизофренический секс». Просто …. Пойми, читатель. У них не было этого как бы во всех смыслах, кроме явного. У них произошло что-то большее. Думал рука Женечки плохо опишет это, но нет. Отлично. Луна и он, их акт безусловный дословно доказывает присутствие чюды. Женя верит просто в чудо любви и ее святость. Но тут уже другое.

Давайте поговорим о прекрасной бесе. О Мари Прекрасной. Сейчас она нервно и взросло спит. Сон ее загустевший в словах нашего поэта. Какая пошлость, какая гениальность там описана. Неумело чуть, но скоро будет страшнее. И видится ей в переливающейся темноте глаз чудные времена. Красивые и раскрашенные в смешные и сладкие цвета. Вот они уже ходят по промозглой и хрустящей улочке Керченграда. Вот ее четвергный плач от своей боли. Вот ее пятеричный спокойный помошник. Он рядом с ней. Он просто болеет, не более. Он говорит не ясно, но по-резинному явно. А она дивится его болезни. И вот его нет. Пропал скрежальный хранитель спокойной жизни и подержки. После стольких важных и отсердечных слов она окидывает труху его жизни. Теперь лишь безразличие и смех. Розовый, искренний смех. Я встречался с таким. Девять с половиной недель пройдет и они снова возведут для себя пьедестал. Лишь он будет из крошек тех планет. Эти крошки будут вырванны очевидной и крылатой любовию из глоток голубков, налаяных на категории. Глупые живые категористы. Зачем верить в какие-то мысли и мечты, зачем они хватко держатся за порог своих детских мер и вымерений? Они забыли про распьяную дамочку с озорной и гибкой ножкой – любовь. Лучше с ней столкнуться , когда есть ответственность, совесть. Потом просто есть шанс остаться без нее. Понимаете? Ей снится невесомый мраморный дворец, где своей культурической , живокрещатой рукой она рисует картины богатым и жирным. И с ней красавец на белом или зеленом коне. Любит ее красоту, ее внемящую тушь. И нет больше того. Что писал про ее душь, про ее святость и значимость жизни. Она осталась в беспамятстве поитогу. Но это во сне дорогие друзья! Реальность сладка лишь детям и их любознательности. Она сладка «до любви». Но ей нечего бояться. В реальности есть подружки и мечта. И вера в Моню и дворец на белом снежном дворе. Дворце викторианской огранки. Где будет вечный джаз и красильность жизни. Вот она. Милой ветрянностью бытие поправляет ее цветы и волосы во сне. Для будущего.