Читать книгу: «Хороший мальчик», страница 6
Ягелев рассеянно засмеялся, пытаясь скрыть за смехом переживание.
– Дело вовсе не в этом, – заверил он нас. – Я и сам понимаю, что мне это необходимо. А эмоции отвлекают от подготовки, так что поживу как-нибудь потом. Я ведь мужчина…
– «Мужчина», посмотрите на него… – тихо передразнила я, закатив глаза и покачав головой. Не оборачиваясь, Даша больно пихнула меня локтём в грудь.
Ягелев смерил меня слегка раздражённым взглядом, а затем вновь обратился к Даше, делая вид, что меня нет рядом:
– Я мужчина, а мужчина не должен быть слабым. Он должен быть сильным, настоящей опорой.
– По-настоящему сильный человек не боится показать своих слабостей, – серьёзно сказала Алексеева, сочувственно глядя на одноклассника.
Тот пожал плечами.
– Но точно не сейчас, – ответил он на выдохе и сцепил пальцы в «замок» и поручне. – На кону поступление в институт.
– И на кого же ты будешь поступать? – искренне поинтересовалась Даша, и меня тут же охватила волна досады. Я возмущённо фыркнула и выпучила глаза, пока она, как ни в чём не бывало, расспрашивала Ягелева о планах на будущее, словно я не говорила ей о них всего час назад.
– На зануду, – негромко пробубнила я и раздражённо сложила руки на груди, совсем позабыв о качке. Даша незамедлительно наступила мне на ногу, невербально попросив заткнуться.
– На инженера, – ни минуты не раздумывая над ответом отчеканил Ягелев. – Хочу приносить пользу обществу, да и деньги это хорошие.
– Вот здорово, – задумчиво покачала головой Даша. – Мой папа тоже инженер. Тоже приносит пользу обществу.
В сердце мне кольнуло какое-то острое чувство несправедливости. Наш с Дашей глубоко личный задушевный диалог, состоявшийся на заднем дворе музея самоваров всего каких-то час и десять минут назад, вот так просто, на моих глазах был перефразирован и как нечто новое пересказан этому смазливому любимчику престарелых учителей. Разговор наш потерял всякую ценность и подлинность, и больше не казался мне чем-то особенным. Теперь, в его тайну был посвящён третий, совершенно лишний человек, которому, очевидно, было плевать на Дашины переживания. И так мне стало обидно и ревностно, что я не нашла лучшего способа спрятаться от этого чувства, как просто взять и отвернуться в сторону.
«Ты ведёшь себя как ребёнок, – пронеслось в моей голове, пока за окном проносились аллеи пирамидных тополей. – Это ведь просто разговор. Она никому не принадлежит. В конце концов, ты ведь её лучшая подруга, а не он»
И всё-таки, меня напрягало само его присутствие здесь, поблизости. С той самой игры в классики я напряглась в отношении этого странного несуразного человечка в белой рубашке, с белыми взлохмаченными волосами, явно не являющегося тем за кого он пытался себя выдать. Я почувствовала в что-то нечистое, и с тех пор ни на секунду не смогла расслабиться в его присутствии, видя в Ягелеве потенциальную опасность. Не знаю, что бы ему следовало сделать для того, чтобы усыпить мою бдительность.
– Скорей бы июль, – вдруг потревожила мои размышления своим мягким голосом Даша. – Так хочется на мо…
Она не договорила. Взгляд девушки остановился на окне, она раскрыла рот от удивления, и замерла с одним только слогом на языке: снаружи промелькнуло несколько деревьев, и автобус выехал на дорогу, вид с которой простирался на бескрайнюю водную гладь местного водохранилища.
Оно как будто объяло собой всё мыслимое и немыслимое пространство, беря своё начало отсюда и идя к самому горизонту. Синюю воду мелкой рябью гнал ветер, в чистой зеркальной поверхности отражалось высокое небо, огненное солнце, две высокие красные трубы, выходящие из-за горизонта. И даже через слегка приоткрытую форточку автобусных окон все мы отчётливо уловили свежий влажный воздух, тут же заполнивший собой весь салон.
– … море… – на выдохе произнесла Даша.
Она резко отпрянула от окна и крикнула водителю:
– Остановите у пляжа, пожалуйста!
Водитель среагировал почти моментально, и автобус затормозил уже через несколько мгновений.
– Ты чего творишь? – тихо спросила, выглядывающая из-за плеча подруги.
Даша ничего не ответила. Одним прыжком она выскользнула из общественного транспорта, как только двери его открылись, и со всех ног понеслась к берегу. Обескураженные её поведением, мы с Артёмом торопливо бросились вслед, чуть не застряли вдвоём в уже закрывающемся дверном проёме, и едва не поубивали друг друга в попытке вытолкнуть хоть кого-нибудь из нас наружу. Машина тронулась с места и поехала дальше по запланированному маршруту, а мы оказались на обочине – растерянные и не понимающие, что произошло.
Когда мы подошли к Даше, стоящей в тени деревьев, растущих вдоль береговой линии, она стояла на песке, почти у самой воды. Девушка заворожено смотрела на ребристую водную гладь, слегка щурилась и, следя за маленькими волнами, взглядом упиралась в красные трубы электростанции, находящейся на другой стороне водохранилища. Вода перед её ногами прибывала и убывала, тихо плескалась о берег и кроме её журчания, да шума листвы деревьев здесь больше ничего не было слышно.
– Когда я была маленькая, мы с мамой и папой приезжали сюда купаться, – тихо прошептала Даша, не сводя очарованного взгляда с воды. – Здесь было так много людей, все жарили шашлыки на мангалах, слушали музыку из открытых машин. Пару лет назад неподалёку построили базу отдыха, и больше сюда никто не ходит.
Мы молчали, прекрасно осознавая, что слова здесь излишни. Даша ворошила детские воспоминания, с таким трепетом рассказывая о тех временах, когда им с родителями было хорошо, и никому не было дела до экзаменов и проблем на работе. Мне было жутко страшно даже дышать, пока она говорила, и, тем не менее, я чувствовала, при каком невероятно личном моменте присутствую.
– Эта электростанция… она совсем недалеко, – улыбнувшись, Даша протянула руку вверх, мягко расставив пальцы, словно хотела дотянуться до того, что было на противоположном берегу. – И папа там. Он старается, он делает всё возможное, я знаю. Так зачем же мне ехать к нему, пытаться убедиться в чём-то, – она вдруг коротко обернулась на меня и криво улыбнулась. – К тому же, вряд ли нас туда пустят, да это и опасно, ведь так?
Я ничего не отвечала, чувствовала себя скованно. Но это был её монолог, её драматическая сцена, и я не посмела лезть в неё своим совсем недраматичным языком. Даша вновь отвернулась к воде.
– Я подожду здесь. Подожду дома, и он обязательно приедет. Он мне пообещал.
Двумя резкими движениями Даша вдруг скинула с ног белые кроссовки, стянула носки и бросила их прямо на песке. С разбегу влетела в воду, улыбаясь и смеясь на ходу, раздвигая волны руками. Кончики её каштановых волос намокли, одежда облепила хрупкое худое тело. Даша смеялась как ребёнок, словно никогда ещё не была так счастлива. Она остановилась на месте, очевидно касаясь ногами каменистого дна, и закричала нам:
– Идите сюда! Вода совсем тёплая!
– Я не могу, – уперся Ягелев, крепко вцепился пальцами в собственные локти и замотал головой. – Как мы потом мокрые пойдём? Все будут на нас смотреть!
– Пусть смотрят! – крикнула Даша, рукой зазывая нас обоих к себе. – Пусть смотрят и завидуют!
В смятении, мы с Ягелевым простояли еще пару мгновений, пока Даша резвилась в воде, кружась по кругу и обдавая всё вокруг брызгами. Тогда и мы сбросили с себя обувь и осторожно вошли в водную гладь, аккуратно ступая по каждому камешку.
Резкий волнительный вдох холодным ветром ударил мне в грудную клетку. Вода действительно была тёплая, но от того не менее завораживающая, захватывающая дух. Она поглощала меня всё больше, увлекала за собой куда-то далеко от реальности. Я сделала ещё несколько глубоких вдохов и выдохов, испуганно глядя на водную поверхность, дошедшую мне уже до самых рёбер, как вдруг кто-то схватил меня за руки. Я инстинктивно дёрнулась и посмотрела вперёд: улыбающаяся, вся мокрая до нитки Даша стояла прямо передо мной и держала меня за запястья.
– Я с тобой… – тихо прошептала она.
И только тогда я смогла, наконец, чуть-чуть расслабиться и поддаться её воле. Моя лучшая подруга кружилась со мной в тёплом водохранилище, вместе с таким ненавистным мне одноклассником мы плескались и бесконечно баловались. И было мне так хорошо, как тогда: когда не было школы, экзаменов, не было вечно спящих или пропадающих неведомо где родителей. Когда не нужно было думать ни о чём, кроме того, во что бы поиграть сегодня на улице со своей самой лучшей в мире подружкой. Я не думала ни о страхах, ни о волнениях, не переживала за мир во всём мире, не боялась стать никем и прожить жизнь впустую. Я просто жила тогда, и мне было этого вполне достаточно.
Ночь с 24 на 25 мая
Я проснулась из-за громкого звука разрывающегося от звонка телефона. Оглушительный и резкий, он вонзился мне в уши, словно сирена при пожаре, и я подскочила в постели как ошпаренная. За окном было по-прежнему темно, как в мешке, а в доме тихо, и посреди этой сонной тишины – истеричный вой телефонного вызова.
Боясь разбудить семью, я в два прыжка подскочила к компьютерному столу, схватила в руки смартфон, и, даже не глядя на экран, подняла трубку к уху.
– Алло? – как можно тише, но всё ещё напуганная до чёртиков сказала я в телефон.
– Ася, мне страшно! – на том конце сигнала послышался плачущий голос Даши. – Он снова здесь!
– Кто «он»? – спросонья не поняла я.
Я похолодела от ужаса, когда в ответ из трубки раздалось:
– Ягелев! Он бродит у меня по двору!
Уже через минуту, лохматая, в пижаме, с отцовским фонариком в руках я со всех ног бежала по лестнице вниз, на первый этаж, сшибая всё на своём пути. Дверь в родительскую спальню была открыта, и оттуда доносился слабый свист и негромкий храп. Братик мирно спал в своей комнате, и даже мой оглушительный топот по скрипучим деревянным ступенькам никого не разбудил.
По улице я бежала так, как, зачастую, требовали от меня бежать на тренировке. Все соседские дома давно спали, укутанные в глубокую непроглядную тьму. Где-то позади остался один жёлтый фонарь, и впереди виднелся второй. На одном только чистом адреналине, совершенно не соображая, что происходит, я летела по опустевшей тёмной улице, пока под ногами у меня бились друг о друга камни, а в мыслях было лишь Дашино напуганное лицо. Я думала о ней, молилась о том, чтобы с подругой всё было в порядке, а я успела вовремя.
«Пожалуйста, дождись меня, – без остановки крутились мысли в моей сонной голове. – Только дождись!»
Я поравнялась с последним уличным фонарём, ступила в тусклую жёлтую лужу его света и вдруг остановилась. До дома Даши оставалось всего несколько метров, а впереди – жуткая непроглядная темнота. Гнетущая тишина словно вакуум наполняла мои уши, едва слышимый шелест кустов запугивал и нашёптывал что-то нехорошее. По коже скользил лёгкий ночной холодок. Один шаг – и я окажусь там, в царстве тьмы, где каждый шаг – ловушка.
Я никогда в своей жизни не боялась темноты, по крайней мере, мне так казалось. Но в эту ночь, почему-то, всё виделось мне совершенно иным, нереальным и каким-то пугающе сказочным. В один миг огромное ночное небо стало для меня куполом, заключившим меня в хрустальном шаре и не дающим из него выбраться. Кусты шептали что-то страшное, предостерегали и велели убираться. А старый жёлтый фонарь, как единственный на свете друг и товарищ, пытающийся меня защитить, изливал на меня свет. И когда я смотрела на него снизу вверх, словно понимающе он кивал на фоне колышущихся от ветра верхушек деревьев.
«Ты боишься?» – словно спрашивал он меня глубоким мужским басом, и голос его был слышен лишь у меня одной в голове.
«Боится, боится…» – шептались меж собой тёмные розы на соседских клумбах десятками высоких женских голосов.
– Н-нисколько я не боюсь… – ответила я тихо, почему-то вслух. Я смотрела на фонарь, запрокинув голову вверх, и ждала его ответа, а когда получила, сама не поняла: то ли не ожидала, то ли наоборот – вовсе не была удивлена его внезапному общению со мной. – Просто я не люблю темноту…
«Она ведь тоже не любит, – всё тем же низким величественным басом отвечал мне фонарь. – И, быть может, ей даже страшно»
«Страшно, страшно, конечно, ей страшно!» – вторили его словам розы.
– Я знаю… – протянула я и опустила голову. – Но я… мне трудно. Трудно ступать в неизвестность. Что со мной там будет?
«А что будет с ней? – голос фонаря отдавался эхом в моей голове. – Об этом ты подумала?»
«Подумай, подумай!» – всё также, наперебой друг другу сплетничали розы.
Я вновь взглянула вперёд, прямо перед собой. Дорога во тьму, и где-то там – моя лучшая подруга, сидит, вжавшись в угол, и ждёт, когда я приду и спасу её. И я спасу, спасу сейчас, спасу завтра и послезавтра. А я? Кто спасёт меня?
Где-то впереди послышался скрип калитки, и телефон в моём кармане снова зажужжал от уведомлений.
«Ася, где ты? – появилось сообщение от Даши на главном экране. – Прошу тебя, давай быстрее! Мне страшно!»
Я опустила руку, нервно сглотнула, ещё раз взглянув вперёд.
«Я смогу, – решительно пронеслось в моей голове. – Мне не страшно. Ни капельки»
Фонарь мне больше не отвечал, и розовые кусты шелестели совсем тихо, бессвязно и совершенно непонятно. Я убрала в карман телефон и крепче сжала в другой руке папин фонарик. Взглянула вперёд, и, стиснув зубы и стараясь не думать ни о чём и ни о ком, кроме Даши, решительно ступила во тьму.
Небольшой белый луч фонарика нервно трясся, скользя по тёмной каменистой дороге. Здесь, как будто было тише, чем там, откуда я пришла. Ни кустов, ни деревьев, ни даже сверчков не было слышно. Купол громадного ночного неба был усыпан белыми звёздами, и я вдруг поймала себя на мысли о том, как давно я их не видела. Каждый мой шаг отдавался громким шорохом, и от каждого я вздрагивала, опасаясь, что кто-то идёт за мной позади, но боялась обернуться.
«Иди, – твердила я себе, пытаясь отвлечься – Просто иди вперёд и ни о чём не думай. Всё будет хорошо. Тебе не страшно»
Дом Даши, как и все остальные, был окутан во тьму и виднелся лишь чёрным жутким силуэтом на фоне звёздного неба и колышущихся каштановых деревьев. Тёмный железный забор, старый каменный бордюр, приоткрытая калитка. И лишь в одном окне горел слабый приглушённый свет – в окне Дашиной комнаты.
Я осторожно подступилась к незакрытой калитке, коснулась пальцами холодной ручки, и тело моё пробило дрожью. Кто-то здесь был. Я точно ощутила его присутствие.
Осторожно толкнула калитку, и та с пугающим скрипом подалась вперёд, пропуская меня в мрачный тёмный двор Дашиного дома. От былого радостного места, где мы в детстве играли днём с подружкой в догонялки, не осталось и следа. Яркие пёстрые клумбы, посаженные Дашиной матерью, помрачнели и уснули, садовая мебель призраком стояла вдалеке, словно исподлобья наблюдая за каждым моим движением, а маленький кирпичный сарайчик, в котором отец Даши хранил свои инструменты, и вовсе заслонял собой всё, что было позади него. Он словно говорил мне всем своим видом: я тебя отсюда никуда не выпущу.
Резкий порыв ветра ударил мне в лицо, заставив на мгновение задержать дыхание, и позади меня с силой захлопнулась калитка. От ужаса я подскочила на месте и едва не закричала, затряслась мелкой дрожью и отцовский фонарик выпал у меня из рук.
– Чёрт… – дрожащим голосом прошептала я и поспешно подняла его.
На долгий, продолжительный стук во входную дверь мне никто не ответил. Ни на одно из отправленных мной сообщений Даша ничего не написала и даже не прочла их. Леденящее чувство паники мурашками разливалось у меня по позвоночнику, подступая к горлу, и я осторожно сошла с порога, пытаясь осмотреться.
Свет из окна Даши по-прежнему горел с обратной стороны дома, выглядывая за забор, во двор к соседям. Медленно, точно цепляясь за невидимый канат, я стала огибать дом кругом, вдоль его каменных стен и углов. Неровный асфальт под ногами сменила полусухая жухлая трава. Она шуршала под каждым моим маленьким шажком, отдаваясь в ушах эхом. То и дело, подошвой своих шлёпанцев я наступала на лежащие на земле гнилые каштаны. Каждое движение стоило мне огромных усилий, но я продолжала идти, одной рукой держась за каменные стены дома, а другой сжимая фонарик и освещая себе путь, шаг за шагом.
«Мне не страшно, – молитвенно повторяла я сама себе. – Мне не страшно»
Наконец, я подошла к окну Даши. Подоконник его начинался на уровне моих глаз, и я, как ни старалась встать на цыпочки, не могла заглянуть внутрь и посмотреть, всё ли с ней в порядке. Тогда, нащупав ногой валяющийся на земле кирпич, я осторожно встала на него, стараясь балансировать так, чтобы не упасть и не подвернуть себе лодыжку. Сжатой в кулак рукой я потянулась к стеклу, в попытке постучать по нему.
– Давай… – тихо кряхтела я сама себе. – Ещё немного…
Что-то пугающе зашелестело неподалёку. Я обернулась вбок, направив на источник звука фонарик. Поток ветра вновь ударил по мне, на сей раз толкнув в спину. Ноги соскользнули с края кирпича, и я ударилась лицом о железный оконный козырёк, успела неуклюже шлёпнуть костяшками пальцев по стеклу и полетела вниз.
Окно резко раскрылось, с размаху дав мне по руке, и тёмная фигура, высунувшаяся наружу, резко выкрикнула Дашиным голосом:
– Ася, это ты?!
Я упала в гнилую влажную траву, приземлилась в груду рассыпавшихся по земле орехов, и болезненно взвыла, вновь выронив из рук фонарик.
– Прости, пожалуйста! – залепетала Алексеева, тут же схватившись за собственную голову. Она склонилась надо мной прямо из окна, перегибаясь через подоконник по пояс, и испуганно глядя на то, как я корчусь от боли и потираю собственный нос в попытке понять, что вообще только что произошло. – Ты в порядке? Сильно ударилась?
– Какого хрена ты не отвечаешь на сообщения?!– недовольно простонала я и попыталась осторожно привстать с холодной земли.
– Я звонила маме, – запинаясь от страха, стала оправдываться Даша. – Она уехала в клуб с подругами, оставила меня одну. Обещала, что вернётся к двенадцати.
«А сейчас сколько?» – впервые задумалась я.
Я аккуратно извлекла из кармана телефон, взглянула на время. Экран показал два часа ночи.
– Твою же… – устало выругалась я. – А она что?
– А она пьяна, – всё тем же дрожащим голосом продолжала Даша. – Говорит: «потом, потом». А мамино «потом» – это вообще когда угодно!
Голос её срывался в плач. Поднявшись на ноги, я прильнула пальцами к железному козырьку, так некстати ударившему меня по носу. Я взглянула на наклонившуюся ко мне Дашу, в её испуганные глаза.
– А мне почему не открыла? – обеспокоенно вспомнила вдруг я. – Я пять минут стояла, в дверь тарабанила!
– Чтобы открыть дверь, нужно в прихожую идти, – жалобно закусила губу Даша. – Там свет выключен и выключатели далеко, а я темноты боюсь. Кроме того, мама мои ключи забрала. А он где-то здесь, бродит по двору, в окна стучится.
– Дяде Васе звонила?
– Участковому? Звонила.
– А он?
– Ну а что он? Послал меня куда подальше, сказал спать идти и не мешать взрослым работать. Ася, мне страшно. Что теперь будет? Что он со мной сделает? Я не усну, я не смогу больше спать спокойно!
Я судорожно выдохнула, пытаясь успокоиться, а заодно и успокоить подругу.
– Тише… – я взглянула ей в самые глаза, потянула руки вверх и обхватила холодными пальцами её тёплые мягкие предплечья. Она дрожала как котёнок, попавший под грозу, из приоткрытого рта срывались тихие жалобные стоны, а по щекам катились слёзы. – Всё будет хорошо, слышишь? Ты просто перенервничала, и тебе показалось всякое. Я пойду и проверю, чтобы тебе не было страшно.
Я схватила ладонями горячее и мокрое от слёз лицо Даши, низко склонившееся надо мной, и мягким движением опустила его ещё ниже. Я смогла соприкоснуться с ней лбами и, не разрывая прямого зрительного контакта, сказала тихо, словно слова эти на всём белом свете предназначались лишь ей одной:
– Даже если здесь кто-то и есть, он ничего тебе не сделает, клянусь. Страх лишь у тебя в голове.
– Ас-сь, у тебя кровь из носа теч-чёт… – заикаясь, пролепетала Алексеева.
Я проигнорировала её слова и только шмыгнула, всем своим видом давая понять, что мне ни капельки не больно.
– Перестань плакать, всё будет хорошо. Я обещаю, слышишь? – вкрадчиво шептала я ей прямо в лицо.
Давясь собственными всхлипами, Даша нервно кивнула мне в ответ.
– Вот и умница. Где ты слышала его шаги в последний раз?
– Он тёрся у меня под окнами. Шуршал в кустах, в дверь скрёбся. Кругом обойти не догадался видимо, потому что здесь я его не видела. Свет приглушила, шторы задёрнула. В последний раз слышала шаги где-то за сараем. Не знаю, чего он хочет, я боюсь! Ась, я не знаю, что делать!
«Думаешь, я не боюсь? – пронеслось у меня в голове нервным скрипучим голосом. – Да я сейчас помру от страха. А если Даше не показалось? Если здесь и вправду кто-то есть? Кто знает, что у него там на уме? Огреет меня лопатой по затылку, и прощай, Ася Шарапова! Нет, нет, пожалуйста, только не в сарай!»
– Жди здесь, – сказала я серьёзно, как будто бы даже решительно, пока мои коленки тряслись от подступающей паники. – Я пойду в сарай и проверю.
Я дёрнулась было в сторону, но Даша, точно обезумевшая, вцепилась в мои руки, пытаясь удержать.
– Ась, не ходи! – взмолилась Шарапова, и слёзы хлынули по её личику с новой силой. – Прошу тебя, не ходи, это опасно! Он псих, мы не знаем, что ему может прийти в голову, а вдруг он нападёт на тебя?!
– Не говори глупостей, – нахмурилась я, и слова эти выскальзывали из меня с такой лёгкостью и непринуждённостью, словно кто-то говорил вместо меня. – Наверняка тебе показалось. Это не может быть он, да и вообще – кто такой этот Ягелев? Ну что он может сделать? Расскажет мне теорему Пифагора? Всё будет хорошо, подружка. Не плачь, я справлюсь.
О да, за меня говорило моё безрассудство, моё стремление во что бы то ни стало защитить свою лучшую подругу, и я, как будто совершенно не владела собственным языком. В голове пронеслось, что нам обеим сейчас несладко, так пусть хоть Даша будет думать, словно мне ничего не стоит пойти одной в тёмный сарай, где меня в лучшем случае поджидают мыши, а в худшем – ненормальный влюблённый мальчишка. И я сама не понимала до конца, правильно ли поступаю, когда вот так, практически без раздумий жертвую своими чувствами и, быть может, даже самой собой. Но тогда мне казалось, что это и есть настоящая дружба – когда ради своего близкого ты способен на всё, даже на такие безрассудные поступки. Наверное, это и была настоящая любовь.
Я крепче сжала в руке фонарик и двинулась на задний двор Дашиного участка. Здесь располагалось всё то, что было так необходимо для настоящей дачной жизни: летний душ, колодец, небольшой огород и уличная мебель – стол и несколько стульев. Чуть поодаль – железный мангал и мешки с углём. По каменной плитке, сменяющей асфальт, ночной ветер гонял листья, с сиденья покачивающихся садовых качелей свисал плед. У колодца стояли железные вёдра, валялась куча выдернутых с корнем из огорода сорняков – по-видимому, днём мама Даши наводила здесь порядок, но до мусорки так и не дошла. Прямо под белым пластмассовым столом, как неприкаянный, валялся железный совок, точно такой же, как у нас дома – с зелёной рукояткой и выгравированным на обороте названием местного хозяйственного магазина. Он был весь в грязи, брошенный где попало, и мне на секунду пришло в голову, что ни разу ещё во дворе у Алексеевых я не видела такого беспорядка.
Недолго думая, я подняла инструмент с земли и, на всякий случай сжав его за спиной, осторожными шажками пошла вперёд по каменной дорожке, ведущей к сараю. Освещая непроглядную темень отцовским фонариком, я ступала осторожно, прислушиваясь к каждому шороху и боясь собственных волос, спадающих мне на глаза. Гнетущая тишина звенела у меня в ушах. Ничего, кроме тихого, едва различимого свиста ночного ветра, да скрежета летящих по садовой плитке сухих листьев.
Так, осторожно, шаг за шагом, я оказалась у входа в сарай. Должно быть, у каждого в нашем городе во дворе был такой: старый, с гнилыми скрипучими дверьми и битыми стёклами вместо окон, крашеный вонючей малярной краской и прикрытый побитым шифером15 в роли крыши. В таких сарайчиках хранили всё, что только можно было: инструменты, кирпичи, дрова, сено мешки со старыми вещами, которые всё никак не получается выбросить или отдать кому-нибудь. Часто в подобных местах можно было наткнуться на крыс или мышей, и почти всегда – на клопов и паутину. И днём в сараях местного устоя следовало бы ходить с опаской, прощупывая ступнёй каждый шаг и оглядываясь наверх, в страхе увидеть там огромного мерзкого паука. Ночью же соваться сюда – и вовсе дело гиблое.
С глубоким вдохом я осмотрела старую деревянную дверь сарая, осветив его лучом фонарика. Погнутый ржавый гвоздь, служивший для того, чтобы запирать сарай снаружи через железную петельку, болтался свободно, и сама дверь была приоткрыта. Сквозь небольшую щель виднелись груды мусора и старых вещей, сваленных в кучу, и всё это – в кромешной ужасающей темноте. Отец Даши не предусмотрел для этой пристройки даже жалкой лампочки, которая могла бы свисать на синем проводе с потолка и хоть как-нибудь освещать помещение.
Я молча стояла на месте, вглядываясь в то, что удавалось разглядеть, и собиралась с мыслями. Нервно кусала губы, переминалась с ноги на ноги, сама не понимая, кого я боюсь больше – мышей, клопов и тараканов или притаившегося где-нибудь в тёмном углу человека. По крайней мере, от мышей и насекомых знаешь чего ожидать.
Я осторожно подцепила приоткрытую дверь ногой и мягко толкнула её на себя. С жутким противным скрипом она отворилась. Собрав всю свою смелость и отвагу, граничащие с детским безрассудством, я переступила через порог и оказалась внутри.
В сарае было холодно и отвратительно воняло сыростью. Всюду под ногами валялось сено, какие-то мелкие опилки и куриные перья. Тонким лучом фонарика я осветила перед собой стоящие, опершиеся по диагонали о стену громадные деревянные балки, а под ними – кучи грубо сваленных друг на друга кирпичей. Неподалёку – чёрный мешок, в котором отец Даши, по-видимому, и хранил свои инструменты, в углу на гвоздях весела рыболовная сеть, покрытая пылью и паутиной. Я крепче сжала в руках фонарик и совок, продолжая идти вперёд и готовясь в любой момент закричать или отбиваться – смотря, что в этой ситуации было бы эффективно.
«Если этот кто-то что-нибудь и ищет, так это лом или плоскогубцы, – мысленно рассуждала я. – Вряд ли он успел обшарить весь сарай. Поди, найди что-нибудь в этом бардаке»
Каждый шаг отдавался шорохом сена под моей обувью и скрипом деревянных досок, скрывающихся под ним. Я продолжала идти вперёд, попутно заглядывая по углам, под доски и кучи строительного мусора, укрытого тканью. Шла, пока не упёрлась в холодную кирпичную стену, ознаменовавшую собой тупик.
«Никого нет, – подумала я. – Успел слинять? Или его и вовсе здесь не было?»
За спиной послышался жуткий протяжный скрип, и у меня внутри всё похолодело. Я резко развернулась на звук и почувствовала чьё-то присутствие. Будто кто-то стоял снаружи, на улице, и наблюдал за мной.
– Кто здесь? – крикнула я в пустоту.
Мой голос пронёсся сквозь дверной проём и эхом отразился по всему двору. Никто не ответил. Сердце сжалось от страха, во рту пересохло, но я собрала остатки своей решимости в кулак. Зло нахмурившись, крикнула снова:
– Кто бы ты ни был, я знаю, ты здесь, – ладони мои потели, я боялась, что фонарь или совок могут выскользнуть у меня из рук, и в панике я этого даже не замечу. – Только попадись мне на глаза – ты покойник.
Немая ночь всё также мучила меня своим молчанием, ответа не последовало. Снаружи вновь что-то зашуршало, и я чётко расслышала несколько шагов. До боли стиснув зубы, я решительно ступила вперёд, намереваясь выйти из сарая, но вдруг что-то щёлкнуло под моей ногой. Резко остановившись, я навела свет фонарика вниз и увидела грязную тряпичную куклу Даши, одетую в фиолетовое платье и чепчик.
– Я люблю тебя! – звонко пропела кукла, и всё внутри меня резко похолодело.
Что-то мелькнуло снаружи. В два прыжка я подлетела к выходу, и дверь захлопнулась прямо перед моим носом, со всей силы ударившись о деревянный косяк. Справа, в углу валялся перевёрнутый открытый мешок отца Даши, и из него выглядывали вывалившиеся на пол инструменты.
Моё тело похолодело от ужаса. Я чувствовала, как волосы встали дыбом и ноги затряслись.
– Сволочь! – в панике я забила кулаками по двери, выкрикивая его фамилию, словно это могло что-то поменять. – Немедленно выпусти меня! Сейчас же открой дверь, скотина, или я прикончу тебя собственными руками!
Ожидаемо, мои истеричные крики не возымели никакого успеха и вовсе не убедили кого бы то ни было выпустить меня из сарая. В панике я колотила дверь руками и ногами, с каждой секундой ощущая, как кромешная тьма замкнутого пространства начинает давить на меня со всё большей силой. От шума проснулись мыши и запищали где-то у меня за спиной. Обернувшись на писк, я в ужасе столкнулась лицом с нависшими надо мной худыми деревянными балками. Свет папиного фонарика осветил рыболовную сеть, и огромная страшная тень, которую она отбросила, леденящим сердце монстром нависла надо мной, словно намереваясь проглотить.
Я закричала во всю глотку, не в силах сдержать ужас. Всё внутри сжалось, и я вновь истерично забила руками по двери. Снаружи послышался грохот падающей на каменную плитку мебели и раздался истеричный вопль:
– Нет! Не трогай меня!
– Даша! – закричала я в дверь и вмиг забыла обо всех своих страхах.
Где-то снаружи кричал её голос, полный паники и ужаса, а я была заперта здесь, в этой проклятом сарае, заваленным строительным мусором.
«Если я сейчас же не выберусь – будет поздно!» – подумала я.
Решимость наполнила меня от головы до кончиков пальцев, и, повернувшись боком к двери, я с размаху ударила по ней плечом. В моменте я почувствовала, как натиск деревянной преграды начал ослабевать и сообразила: ещё пара ударов – и ржавый гвоздь, который итак держится на честном слове, слетит с петель. Сгруппировавшись всем телом, я со всей силы навалилась вперёд. Удар, ещё удар – и хлипкая дверь резко открылась, а я – не удержав равновесия – кубарем повалилась на землю.
– Даша! – крикнула я снова, мигом подскочив с земли и даже не заметив, что ободрала себе все колени и на них проступила кровь. – Даша, я бегу!
Тотчас сорвавшись с места, я со всех ног понеслась через весь двор, на крики подруги. Не успев даже добежать до окна Дашиной комнаты, уже издали я заметила кружащуюся под железным козырьком тёмную фигуру. Он обернулся на меня и, испугавшись, дал дёру прочь.
