Читать книгу: «Весёлые и грустные поэтические картинки Эмануила Глускина», страница 2

Новелле Матвеевой

 
Я вплываю в воды,
В которые ещё не вплывал никто —
И никто до меня не бывал,
И не страшен мне этот 9й вал —
Говорил гордый Дант Алигъери
В капитанском своём пальто, —
Корабли мои сами с усами —
То есть, с рулями и парусами, —
И на мель никогда не сели…
И я спросил его – КАРАВЕЛЛЫ?
– Ну что ты – ФРЕГАТ – Я ж не франт —
Мне ответил весёлый Дант.
 
 
Но тут – слаще Сциллы и Харибды
Матвеева прозвучала Новелла —
Скромная, в платочке,
Лишь с гитарой одной, мадам
И в сердце моём вдруг исчез тарарам, —
За Россию весь страх и срам —
Знал, что откроет она всем нам
Волшебным своим голосочком:
«ПЛЫЛ КОРАБЛИК ПО ДАЛЬНИМ МОРЯМ,
СТРОИЛ РОЖИ ПОСЛЕДНИМ ЦАРЯМ…»
 
 
И солнцем морским обожжённый
Галантный всегда, – неизменно,
Но как-то необыкновенно
Пред нею совсем откровенный, —
Дант стоял поражённый!
 

«Русский язык – это моё основное интеллектуальное богатство…»

 
Русский язык – это моё основное интеллектуальное богатство,
А то, что я делаю в нём огромное количество ошибок —
Это возмутительнейшее хулиганство
Поэтических золотых рыбок!
 

«Необъятного не обнять…»

 
Необъятного не обнять.
Не обнять огня,
Даже то, что построил Ной.
Даже если ты Свой Герой
И дожил до ста,
И, при том, еврей и изгой —
Не обнять пылающего куста
Пред синайской горой!
 

«Не беги меня родной …»

 
Не беги меня родной —
Отдышись, дорогой —
Я нашёл тебе поздравления гвоздь —
Если чёрен ты был ДУШОЙ —
То чтоб в новом году стал ты светлым —
Покорись судьбе, и скажи себе:
«Чёрный человек – ты презренный гость —
Я развею тебя над кострищем, пеплом!»
 

«И да будет в Эсперанто…»

И научила меня Доменика (Дем), чудна и велИка, что в «Слове о полку Игореве» «Мысь» это «белка». А я – хотя в аэропорту, приехав в Израиль, и вспомнив – «А вокруг всё полчища поганые…», этого не знал!

Так значит: «Мыська песенки поёт, и орешки всё грызёт!»?

 
И да будет в Эсперанто
Мыська нам – чья-то Маруська —
Как будто что-то по-французски…
Не зря ж в притонах Сан-Франциско
На зависть всех других Марусек
Прекрасной Музочке – из Мусек
Лиловый негр подаёт манто!
 

«Вместе скажем: «Баю-Баю…»

Людмиле М.

 
Вместе скажем: «Баю-Баю»
РубаЮ (1-2-4) —
Я Вам версию свою (1-2- (3—3) -4) (*)
Предлагаю:
Вы мне снитесь красивы и пьяны
И мои исчезают изъяны,
И не вижу над русской закуской
Я падающей небесной манны!
______
 

(*) – 3—3 это внутренняя рифма в третьей строчке (русской закуской). Обычная рубая – это рифмование строчек 1,2,4 в четверостишии. Вот неожиданный пример обычной рубаи – который удивил бы Омара Хайама – изобретателя этого стиля – взятый мною из песни Аркадия Северного:

 
Девочка в платье из ситца
Каждую ночь мне снится —
Не позволяет мне мама твоя
На тебе жениться!
 

* * *

Следуя совету Владимира Захарова, – я добавил в нижеследующем, пункт о Ницше (а уж Анненский сам вошёл с ним в открытую дверь):

1. «Ничто другое не поможет – только любовь к людям» – гордо сказал Христианин, и пошёл умывать руки.

Да – сказал я – но надо сначала определить всех людей как людей – ведь это так просто сказать (м.б. просто из зависти): я всех людей люблю без исключения – даже собак и свиней, – но эти же не люди – они хуже червей – убивайте их! И тогда нету тут ничего, Господин Хороший, кроме самолюбования. Нет, это не Истинный Иаков!

2. «Сердцу не прикажешь!» – сказал Русский Народ.

3. «Любовь не обязана идти от сердца – она может идти и от головы – как же иначе Эйнштейн мог любить людей – ведь любить сердцем можно только очень немногих» – сказал Старый Еврей.

4. «От головы?!» – возмутился Христос – «Б-же упаси! Вы что, думаете, что у всех такая голова как у меня? Да обычная голова переваривает гуманизм хуже, чем мой желудок переваривает песок… Не зря сказал я тем, кто хочет принести вам свет – не мечите бисера перед ними, дабы они на вас не набросились»!

5. «Люби дальнего» сказал Ницше, и «Одной звезды я повторяю имя» – откликнулся на это Анненский.

6. «Любовь ко мне придёт к вам от моего меча» – сказал Мусульманин.

7. «Утро вечера мудренее» – сказал я и пошёл спать.

8. И вдруг вспомнилась – мне уже с закрытыми глазами – о н а – Задумчивая Муза, и я её спросил: «А если я буду рядом и никто нас не будет видеть – поцелуешь?» – «Попробую» – сказала она. И сказав ей: «Обернись!» …, я уснул.

«И мне, как вам, невыносимо …»

 
И мне, как вам, невыносимо —
И вместе дружно мы завыли,
Как понял я разбитым лбом
Что значит: «Белые священники с улыбкой хоронили
Маленькую девочку в платье голубом» —
В ЭТОЙ СТРАШНЫХ СЛОВ ТРЯСИНЕ —
ДЕТСКИЙ ТРУПИК УЖЕ СИНИЙ!
 

«Набрал цветы я всех оттенков…»
Вот так Лагранж переносит Бродского на обобщённые координаты:

Женщине

 
Набрал цветы я всех оттенков,
Упал с букетом на коленки,
В передник долго плакал ей:
«Ты подними меня скорей —
Из пепла жалкого – и в список Клеопатры —
Ведь жизнь несётся всё быстрей —
Уходят в Лету мальцев кадры»
Срослась меж нами трещина
Сирийско-Африканская —
Ах какая женщина!
Умна как Ибн-Сина!
С ней лучшие Кавказа вина
И песнь тоски Иранская…
Ах какая дева!
Девчонка моих грёз —
Дождя из слёз
Я жду для семени посева…
Но я ей деревенщина,
И быть с печалью бедною от хлева
Я ей всегда готов…
Ведь там священная корова…
 
 
И СПЕКТР НАБРАННЫХ ЦВЕТОВ
КОЧНУЛСЯ ВПРАВО,
КОЧНУВШИСЬ ВЛЕВО!
 

Академия

 
Вот поёт соловей —
Он один как волшебное трио,
И снега, те что вечно холодные —
Тают.
Уж стервятники на него налетают —
Нет! Совсем не голодные —
Просто поёт он им слишком красиво!
 

«Как роза жёлтая, тут в парке…»

Иосифу Бродскому из Кфар-Сабы

 
Как роза жёлтая, тут в парке
Малюсенькая псина —
Всё вертится – как все, свободе рада,
И в памяти восторженном окне
Что-то плывущее напоминает мне, —
НОЧНОЙ КОРАБЛИК НЕГАСИМЫЙ —
Тот что вещественный и мнимый —
ИЗ АЛЕКСАНДРОВСКОГО САДА…
Всё в неизбежном, из мечтаний, сне…
 

«Как внук Раввина Ленинграда…»
Если этот Бродский из меня не выйдет – я его порву!

 
Как внук Раввина Ленинграда
Я и вещественный и мнимый;
Я лук натянутый, стрела —
Адмиралтейская Игла
Во мне по-пушкински светла…
Все ночи серо-белые
И в них
Поэты оголтелые,
И во мне Бродский – тоже псих;
Всегда я мчуся в Никуда —
Я весь ходячая бравада;
Любою девкою палимый,
Но не бандитскою малиной —
НОЧНОЙ КОРАБЛИК НАГАСИМЫЙ
ИЗ АЛЕКСАНДРОВСКОГО САДА!
 

* * *

Дорогой Владимир Евгеньевич! Я уже внес (как я всегда делал по Вашим замечаниям) предложенные Вами изменения в мой стих о «засевшем» во мне Бродском. Но если я уже завёл речь о преподавании – у меня есть следующая мысль – педагогический эксперимент – которую мне тут никогда не позволят реализовать, а Вам, с Вашим авторитетом – могут, я думаю, позволить. Итак:

Преподаватель вешает на доску объявлений текст будущего экзамена, и рядом с ним его компактное решение. Текст решения НЕ разрешается вносить на экзамен. Моя гипотеза состоит в том, что оценки будут ТЕМИ ЖЕ САМЫМИ. Просто – если студент дошёл в структуре своего мышления (а что ещё должно дать преподавание\обучение?) до уровня понимания решения – он его запомнит – а если не дошёл – не запомнит.

Ещё раз спасибо, Будьте здоровы,

Ваш,

Эмануил.

«Великий дал нам кость, и мышление, и кровь …»

 
Великий дал нам кость, и мышление, и кровь —
Но это всё не было совершенство —
И превратив противное в блаженство —
Он дал любовь!
 

Субботний отчёт

 
Я снова к Бродскому с повинной —
К нему, а также к Ибн Сине
(что по-арабски «Сын Синая» —
еврея в нём подозреваю).
Я – внук раввина Ленинграда —
В Кфар-Сабе совершенно мнимый —
Гуляю сам с собой как псина,
Ищу где бы отлить для гада —
НОЧНОЙ КОРАБЛИК НЕГАСИМЫЙ
ИЗ АЛЕКСАНДРОВСКОГО САДА!
В России, воротник был – иней,
Я горку скользкую брал с гонкой —
А тут собачка что с девчонкой
Меня решительно красивей!
 

* * *

ВОТ. Так я и гулял по парку в эту субботу и встретил кого-то, кто сперва показался мне знакомым из синагоги. Я его поприветствовал, отсалютовав. Он неожиданно остановился и сказал: «Ты молодец что отдаёшь честь – это уважительно.» «Да что там» – гордо сказал я – «В следующий раз, я буду в треугольной шляпе, чтобы ты понял какую честь я готов тебе оказать!». Тут мой собеседник сделал шаг ко мне, и – рассмотрев его лицо получше, – я вдруг узнал его – это был старик Зигмунд Фрейд собственной персоной! «Так-так» – сказал он – «Однако!»

Выйдя из парка, я пошёл домой. Вдруг, близко передо мной, справа, выскочила с левым поворотом какая-то дранная девка на старой машине. Водительское окно было открыто, и я заорал страшным голосом: «Даже ТУТ я чувствую запах курева – подумала бы ты о своём здоровье!». Но она только ухмыльнулась – как всегда делают мои ЭФ-БЭ Фрэндозы. Надо бы и её зафрэндить – грандиозно зафрэндиозить!

«Люблю грозу в начала мая…»

 
Люблю грозу в начала мая
И Пушкина прекрасные глаза,
Когда он, мыслею играя —
Библиотеку в кабинете создавал,
И русскую религиозную архитектуру —
Которая во мне спасает Киев
С его мне непонятным мовом
И львов Италии, из мрамора, с глазами голубыми, —
Тех, что с спектрально-белым рёвом
Надменно появилися в России!
 

«Наша девка то не дура …»

 
Наша девка то не дура —
Не пошла с парнями в лес —
Чистую стрелу Амура
Присердечила с небес!
Чистую и честную,
Чистую и честную,
Чистую и честную,
И девичий мех!
 

Автопортрет

 
Когда ты встретишь человека —
Пусть для начала просто Некто —
В коем толпа растрёпанных злодеев
Не уважает Ев —
Старушек из евреев,
И много глупых остряков
Всё мнут себя «Козьма Прутков»…
Кто миром этим искалечен,
И хлеба крошкам знает счёт;
Уж бисера давно не мечёт, —
Ведь понял – этот мир свинья,
Скотина, скот…
При этом сам он «ещё тот», —
ЗНАЙ – ЭТО Я!
 

«Вот начинаю я стареть…»

 
Вот начинаю я стареть,
И от ума осталось больно мало,
Но чтобы внуков-то иметь —
Кому ума не доставало?!
В мои года не должно сметь
Прелестных внуков не иметь!
И пусть через небесну твердь
Меня похитит сама смерть —
На троне буду там сидеть
И в даль глядеть
И сладко млеть!
 

* * *

Из мыслей по поводу ракетного обстрела:

Когда-то Арафат сказал, что если будут мирные переговоры, то ни одна ракета не упадёт на Израиль!

Он ошибся! Оказывается, что в гравитационном поле Земли не только плевки, но и ракеты падают!

«Ракета близко от Хамаса …»

«Там где на землю брошена с неба небесная глина…»

Николай Заболоцкий. Так…

 
Ракета близко от Хамаса —
Дурная учится свистеть
Как будто от Данилы Хармса —
Завидует нам, стерва, ведь!
 
 
А где-то выше – спутник НАСА…
 
 
Но надо всеми – им досада —
Там золотой, небесно-глинный —
Ночной кораблик негасимый
Из Александровского Сада!
 
 
Путь романтизма прост —
Он плотский,
Он с Маяковским во весь рост…
Где Заболоцкий —
Там и Бродский!
 

«Не Нобель с нами ли орёл?..»

 
Не Нобель с нами ли орёл?
Не он ли порох изобрёл?
Ах нет – не Нобель – Бертольд Шварц
Вот эту бы заразу – в карцер!
И был он бес,
И был он бес,
И был он лох,
И был он лох, —
Удрал, не схлопотав ответа
(Где чёрная Жуковского карета?!)
Так в лаврах весь – удрал и сдох!
И вот Дантес,
И вот Дантес —
Вдруг встал и удалился в лес —
Насыпать этот самый порох
Себе на полку пистолета.
Как элегантно было это!
Долинам это и горам
Что эхам выстрела обзавелись
Как в простоте всё хорошо —
Всего немного грамм —
Во что нам это обошлось —
Бездарным этим Нам!
К каким чертям Поэт пошёл?
Заплачь и улыбнись,
Мир вспомни без дилемм,
Заплачь и улыбнись, великим Гоголем, —
Ты – образованный осёл!
 

«Мы вам дали великих пророков…»

 
Мы вам дали великих пророков,
И вы породили прекрасных святых…
Ну и зачем вы разинули рты
Как студенты на моих уроках?
Я ведь тоже, с весною, с грозами,
Хочу внести свою скромную лепту —
Так что же вы смотрите голубыми глазами
Не помутнёнными интеллектом?
Ваша мысль бьёт весенним бурлящим потоком —
Что – зараза я – сердцем чист, —
Но еврейским я стану вам Новым Пророком
Под осенний свист!
Пусть мечту о здоровье безмерно лелея,
Ноги вытираете вы свои досуха —
Вас проглотит святая змея
Нашего старого Моисея посоха!
 

«Стань поэтом – будь «на ты…»

 
Стань поэтом – будь «на ты»
С КРАСОТОЮ простоты, —
А как станешь ты «на ты»
С ПРОСТОТОЮ красоты
Как с берёзовой корой, —
Осенью, зимой и летом,
И конечно же весной
(Даже грустною порой …) —
Смысл жизни будет в ЭТОМ,
 

«Россия! В ней пойди и чудо встреть …»

 
Россия! В ней пойди и чудо встреть —
Всё то что новое сейчас, и то что было встарь.
Вот Русский Царь —
В погонах, с грозною натурой —
Как лис – красавец чернобурый
И сильный как медведь —
Кто от народа много чести знал…
Ах, эту честь в колокола ты бей!
Кто взял Париж, кто основал Лицей,
Кто Пушкина курчавого критиковал…
А Пушкин – Александр Истинный высокого столпа —
Тот кто писал и весело и колко,
Оставив всех читателей в истоме…
И где-то там еврейская кипА —
То бишь еврейская ермолка
Растоптанная при погроме…
И на стене – вот Моисеева утрата! —
Еврей худой какой-то и распятый —
Он мёртвый – потому «хороший» —
Не просто так России с неба сброшен…
 

«Мир – достигнутый, иль нет, даёт нам огромную силу…»

 
Мир – достигнутый, иль нет, даёт нам огромную силу,
Которую не все понимают.
Я заплачу и брошусь в Мира могилу
Перед тем как её засыпают!
 

Шенгели

 
Читать – да, не читать – нет!
Называется «Русский Сонет»,
Страница 430.
Шенгели написал о Спинозе*)
Как о девочке в платье из ситца
К которой Вертинский идёт с повинной
Потому что розы – ну просто розы —
Пахнут обыкновенной псиной
На суровом русском морозе!
Так писать о Спинозе – еврейской занозе!
В Амстердаме, в Еврейском Квартале
Где кисть Рембрандта о раму билась
И муза рисунка где возносилась —
Перед нырянием в Лету-Реку —
Пишет – как какую то логику
Свою прекрасную «Этику»…
В этом скромном еврейском квартале
Где лишь тюльпаны расцветали садом —
Вдруг Голландцы на вытяжку встали!
А Фрейд потом прочитал и сказал:
«Как это он сам угадал,
Что любовь и ненависть – рядом?!»
Еврейство, Вечность, и Стихи,
Гусиное пера еврея,
Россия, Лета, Лорелея,
И Шенгели, «Русский Сонет»…
Всё остальное лишь мой бред
И волчий вой,
И Шери-брэнди, Ангел Мой!
В тюрьме поэзии сидел бы до последних дней,
Там, рядом с Шенгели —
Садовником души своей
С ним станешь ты!
И честь отдашь ты вечной Принца Розе
И так сумеешь навострится
Что сам напишешь вдруг стих о Спинозе
Как о девочке в платье из ситца!
 
 
*Спиноза (Шенгели, 1919):
 
 
Они рассеяны. И тихий Амстердам
Доброжелательно отвел им два квартала,
И желтая вода отточного канала
В себе удвоила их небогатый храм.
 
 
Ростя презрение к неверным племенам,
И в сердце бередя невынутое жало,
Их боль извечная им руки спеленала
И быть едиными им повелела там.
 
 
А нежный их мудрец не почитает Тору,
С эпикурейцами он предается спору
И в час, когда горят светильники суббот,
 
 
Он, наклонясь к столу, шлифует чечевицы,
Иль мыслит о судьбе и далее ведет
Трактата грешного безумные страницы.
 

Мой флаг

 
У всех флаги с черепами,
И с костями,
И с косой,
И с военную красой;
И все штыком упрочены;
А коль в крови намочены
На одну лишь только треть —
Любо-дорого смотреть!
А у мэне сиротынки
И у верной моей жинки —
Только щит один Давида
Две полоски от талита —
И всё цвета моря, неба
Где свободен сразу буду
(А на «нет» – стиха тут нет!)
Передав чужому люду
Кровь свою и Б-ий Свет…
Мне вообще всё нипочём —
Я за красную корову
Тору прокричу грачом…
Только следующее слово
Тут как будто не причём:
Вижу в уголке я флага —
Как бы слез сердечных влага —
Но от вьюги не вредим,
С светлой мысли взглядом карим, —
Как и я всегда один,
И как я из Ленинграда —
Солнцем тропиков палимый —
Ночной кораблик негасимый
Из Александровского Сада!
 

«Обожаю вас, молодёжь!..»

 
Обожаю вас, молодёжь!
Но прекратите уже этот страшный галдёж —
Я говорю вам как честный родитель —
Уходите уже, уходите!
И тише! Пожалуйста тише!
У вас ещё не полопались крыши?
А вы знаете почему старики уходят
Как уходят старые пароходы
И старые трамваи?
Почему на девок не говорят «Ай!»
А на внуков глядят прямо тая?
И всё ставят вам красные лайки,
Даже уже не всегда читая?
Они любят вас от всего сердца —
Вот у меня птичка сердца всегда весело пела,
Но уже в волновое пространство дверца
Так же весело заскрипела!
Туда, где я уже не кариатида и не колонна,
А сферическая волна…
Это вам не пенье сирен,
Даже не для головы топор и пень —
Это скрип колен и ступень!
Это уходит данный мне день,
Но я знаю – какого чёрта! —
Жизнь – это функция compactly supported —
И я уйду совершенно гордо —
Без шампанского и без торта!
 

Почти шутка

 
Перестав уже расти,
Став сварливым старым дедом, —
Я решил изобрести
Девочку с велосипедом…
Чтоб была немного робкой,
С носиком картошкой-кнопкой,
И крутила быстро попкой;
Но Глупиха и Лениха,
И ещё Наразбериха —
Не хотят меня пустить
Сладку девку навестить.
Только я им не внимаю
И как-раз их унимаю:
«Я писАрь или дитя?» —
Вопрошаю не шутя,
Я – прекрасный Романтя!
 

«Cегодня предсказание гадалки…»

 
Cегодня предсказание гадалки
Сбылось. «Честь и хвала», мадам!
Огонь – не блеск волос одной русалки —
Горит cегодня Нотр-Дам!
Горит всё это ярче ЛЕДа,
А у меня-то, домоседа,
Завета Ветхого иврит
Единственный в душе горит!
Архитектуру обожая,
К гуманности душой не пуст —
Я вижу у горы Синая
Тот же горящий вещий куст!
Я не знавал бургундских вин —
Мой дед великий был раввин,
Я не великий, но за ним
Философом я стал от роду —
Не за горящий Нотр-Дам
Я жизнь отдам —
А за беднягу Квазимоду!
 

«Пройдя по моря дну свою дорогу…»

 
Пройдя по моря дну свою дорогу,
ПОтом синайские пески засея, —
волшебные нарисовали сны,
Но чтоб единому молиться Б-гу
Мы не повесили икону Моисея…
Нет – вовсе не такие мы!
 

* * *

Александр Пушкин:

Гавриилиада (Поэма, см. в гугл)

«Воистину еврейки молодой

Мне дорого душевное спасенье.

Приди ко мне, прелестный ангел мой,

И мирное прими благословенье.

Спасти хочу земную красоту!

Любезных уст улыбкою довольный,

Царю небес и господу Христу

Пою стихи на лире богомольной…»

НЕБОЛЬШАЯ МОЯ ВАРИАЦИЯ НА ЭТУ ТЕМУ:

 
Да нет, не появилась злость —
А как-то странно началось,
И как-то небывало мило —
Аж без сплетенья жарких тел —
От Пророка Гавриила
К маме голубь прилетел —
Умный Голубь-Гавриил —
Так уж Пушкин начудил!…
И страдаю я с креста,
Хоть без злобы – нету сил,
Вижу – жизнь не проста,
Не светла и не чиста,
Каждый жрёт как крокодил…
Подниму я к небу очи
Чтоб не замечать засранца —
А он как бы между прочим
От соседа откусил
Лакомый кусочек, —
А страна в огне его —
Две тонны угольного сланца —
Ого-го и ого-го!…
Надоело мне играть
Всем вам дохлого еврея
(И совсем не Моисея …);
Знаю – мёртвый – он «хороший»,
Но для бедного креста – тяжеленая я ноша!
Лучше б печень мне клевать
Орёл примчался Прометея…
Мир стоит на трёх китах,
Я вишу на трёх гвоздях —
Всё, всё, – ВСЁ мне больно… АХ!
 

«Суровый Дант не презирал сонета…» …»

 
«Суровый Дант не презирал сонета…» —
Не позволяла ему Муза это,
Морочила кокетка мозги Данту;
Эта девчоночка-иголка
Сидела на коленях у поэта
Чтоб он вплетал ей шёлковую ленту
Для мыслей поэтического толка
И воспаленья мозговой коры;
Чтоб восхваляли его наши рты
А её кудри – были б завиты,
Изящны, сладки и мудры!
 

«Был Великий Минчанин в нашем роду…»

 
Был Великий Минчанин в нашем роду
И была река Великая
Что текла по Пскову-Городу;
Вот и весь трюк. А я
Гоню свои сани
Хоть они и сами с усами,
Я – себе тройка – сам…
По мокрым и скользким рифмам…
И на старом льду уже надлом…
Шабат Шалом, дорогие мои,
Мир вам всем, и всем, всем, всем Шалом!
 

* * *

Глубина мышления Цветаевой всегда меня поражала. Наверное, это у неё от польских кровей – от великого Коперника. Это не только талант поэтизации (романтизации) тяжёлой действительности. Она великий непрофессиональный (то есть, не от академии) мыслитель. Как Ганс Христиан Андерсен.

 
Губки у Поэта сжаты —
Королевские палаты,
И оттуда смотрит Б-г
К нам через порог!
 
 
Как-то, старому поэту —
Не тебе, а мне —
Написал я прозу эту
Днём, или во сне:
Ты улицу метлой мети
И, кожу протерев до дыр,
На той же ты метле лети,
Благословляя мир!
Твой старый сыпется песок,
Разбросан уж и тут, и сям —
Его метёшь ты смело сам;
Он, видимо, от дыр носков…
Нет! Это золотой твой рок
С небесных приисков!
Есть изобилия там рог
И манна на тебя всё сыпется,
Боюсь я, что наш старый Б-г,
На нашей-то небесной станции
Задремлет …, но не выспится
Из-за какого-то засранца!
 

Слово о носах
(не путать со Словом о Полке Игореве, ХОТЯ …):

 
Носы бывают разные:
Еврейские заразные,
И гордые, орлиные, —
То бишь не просто длинные;
И русские кулачные
Как более удачные —
Ударные российские носы
«Пацан, не ссы!».
 
 
Они бывают красные
Что высоко стояли,
Хотя в них пальцы праздные
Разок-другой застряли.
 
 
Бывают итальянские,
Французские, английские…
Один раз даже видел я,
Кладя горчицу в миску,
Румяный, очень вкусный нос,
Похожий на сосиску!
 
 
Так как же тут я на пороге
Серьёзных изменений
И философских трений
Когда чей-то сопливый Нос
Захлюпал в синагоге
Сказал мне: «думать? – не даю!
И я на пропасти краю —
Пойди меняй религию!
 
 
Но всё-таки, я да-люблю
Людей еврейскую красу —
Две дырочки в носу…
И пусть мне эта жисть – жесть
И медленна лет арба…
И совсем уж «не Б-г весть»
Эта моя судьба!
 

* * *

– Vladimir Zakharov Дорогой Эммануил! Вы нечаянно коснулись темы, очень в мировой литературе разработанной. На поверхности лежит Сирано де Бержерак, он всем известен. Несколько глубже-Тристрам Шенди из знаменитого романа Лоренца Стерна. Там полромана о носах. Там один герой носил даже короткий кортик, чтобы поразить им каждого, кто захочет коснуться его выдающегося носа. Прочтите, право! Есть русский перевод. Роман Стерна на русском достать, может оказаться трудно. Но уж пьеса Ростана про Сирано де Бержерака-очень доступна. Спектакль шел в Вахтанговском. Роль Сирано играли то Астангов, то Любимов.

Каково же было горе Вильяма Шенди, когда выяснилось, что это «мост» для носа новорожденного, которому доктор своими инструментами расплющил его в лепешку. В связи с этим Шенди размышляет о размерах носов, так как догмат о преимуществе длинных носов перед короткими укоренялся в их семействе на протяжении трех поколений. Отец Шенди читает классических авторов, упоминающих о носах. Здесь же приводится переведенная им повесть Слокенбергия. В ней рассказывается о том, как в Страсбург однажды прибыл на муле незнакомец, поразивший всех размерами своего носа. Горожане спорят о том, из чего он сделан, и стремятся дотронуться до него. Незнакомец сообщает, что побывал на Мысе Носов и раздобыл там один из самых выдающихся экземпляров, какие когда-либо доставались человеку. Когда же поднявшаяся в городе суматоха закончилась и все улеглись в свои постели, царица Маб взяла нос чужеземца и разделила его на всех жителей Страсбурга, в результате чего Эльзас и стал владением Франции.

Я. – Да! Держась за Музы стан, прекрасен Ваш Эдмонд Ростан! Прочёл. С ума сойти!