Читать книгу: «10 секунд», страница 9

Мы сразу направились туда. Я поняла, что всё еще нахожусь в голодном состоянии, и передо мной, как это бывает в мультиках, люди превращаются в сытную пищу. Встав в очередь, осмотрела помещение целиком. Ребят здесь было полно, даже яблоку не где упасть. Столики почти все заняты, кроме парочки в самом углу. Думаю, именно туда мы и присядем. Я увидела, как Алекс со своим подносом следует к Кэтрин, а потом подняла взгляд на Оливию. Та была пунцово-красная то ли от обиды, то ли от злости, то ли от скрываемой тайны. Она не спускала с них глаз, пока Алекс этого не почувствовал и не посмотрел на неё. Она тут же отвернулась и притворилась, что думает, что бы взять. Алекс лишь улыбнулся краешком губ, но этого было достаточно, чтобы возродить во мне какие-то сомнения.

– Эй, с тобой всё в порядке? – я потрясла девушку за плечо, привлекая к себе внимание.

Она пошатнулась и протёрла лоб ладонью, приходя в себя.

– Да, я в полном порядке, – ответила Оливия, натянуто улыбаясь и поворачиваясь к повару.

То была женщина возрастом под шестьдесят лет с пожелтевшими зубами и сухими руками. На ней был белый халат и сеточка на седых волосах, собранных в гульку. Выглядела она весьма устрашающей и угрюмой. Интересно в этой школе есть хоть один человек, довольный своей жизнью или работой? Ей бы сниматься в боевиках в роли главного злодея или контрабандиста.

– Заказывайте, – протянула она, держа угрожающе ковш.

– Мне, пожалуйста, чизбургер и сок, – прошептала Оливия, мало обращая внимания на пищу, которую ей подавали.

Она забрала поднос и поплелась к дальнему столику, даже не дожидаясь меня. Я сильно оскорбилась. Конечно, понимание во мне пересиливало обиду, что её мысли занимала лишь ревность, а сама она и думать забыла обо всех присутствующих, но всё-таки меня это довольно сильно задевало.

– Мне салат и колу, – попросила я, следя за поведением подруги.

Она потерянно проходила среди столиков, не обращая внимания ни на кого вокруг, будто бы шла по совершенно пустынному помещению. Я забрала свой заказ и направилась следом за ней. Обходя зазевавшихся учеников, быстро догнала её и схватила за руку. Она вздрогнула.

– Оливия, приди в себя, – встряхнула её, но так чтобы это было заметно нам двоим. Мной владели злость и жалость одновременно.

– Я в порядке, – повторяла это всё время, словно мантру, пытаясь убедить больше себя, чем меня.

Я глубоко вздохнула и выдохнула, сдерживая раздражение. Эта девушка неисправима и из неё не вытащить и словечка добровольно. Я крепко обтянула пальцами её кисть и повела в другой конец столовой. Посадила на скамеечку рывком, а сама села напротив. Мне не нравится быть настойчивой, но в этом случае без этого никуда. Я гневно и слишком сильно положила поднос с едой на стол. Не открытая банка содовой упала, и я поспешно подняла её. Сложила руки перед собой в замок и стрельнула взглядом на соседку. Она опустила голову и убрав за ухо прядь волос, стала рассматривать свой сандвич.

– Говори в чём дело, – требовательно попросила я.

– А ты сама до сих пор не поняла? – со слезами в голосе еле слышно прошептала она, но на её лице играла странная задумчивая улыбка.

– Не всё, – честно заметила я, – лишь отчасти.

– Это не так просто объяснить, – промычала она, откусывая кусок.

– А ты попробуй, – сказала я, ковыряя вилкой в салате.

Еда не лезла в горло. А Оливия молчала, как партизан. Она долго жевала, потом запивала соком, потом устремляла взгляд в окно, будто над чем-то размышляя, а потом, наконец вздохнув, рассказала мне правду.

– Я, когда перешла в вашу школу, очень сильно волновалась по поводу того, что надо мной станут издеваться, как в прошлой, – сказала она, – поэтому была очень тихой и не заметной. Я долго привыкала к новому классу, к новым правилам и предметам, но из головы никак не вылетал один факт – что хоть я и новенькая, никто даже и не пытался насмехаться надо мной. Потом, постепенно привыкнув к обстановке, стала наблюдать за окружающими, и вот тогда мне стали интересны ты и Алекс, – призналась Оливия, покраснев, – вы были так неразлучны, я было подумала, что вы встречаетесь. Но потом кто-то из ребят сказал, что вы лучшие друзья. Вы так громко смеялись друг над другом, постоянно дрались, бросались бумагой или списывали домашнее задание. Вы всё делали вместе. Кроме одного! Вы никогда не садились за одну парту, – в её тоне просквозило недоумение, – я захотела подружиться с вами, но общество парней мне давалось с трудом, поэтому решила пообщаться с тобой. И вижу, что не прогадала, – она застенчиво посмотрела на меня, – ты и вправду прекрасный человек. Ты поддерживала меня, помогала и прикрывала, когда требовалось. Но я видела, что больше никто не был так близок в школе, как ты и Алекс. Я часто слышала из твоих уст всякие факты о нём. Сначала я не прислушивалась, думая, что ты тараторишь слишком быстро, а сумасшедшим лучше позволять выговариваться, – тут она рассмеялась, увидев мой гневный взгляд, – а потом заметила, что стала вслушиваться в суть разговоров. И понимаешь, я влюбилась в него. Знаю, что у него есть девушка, да и прекрасно вижу это. Я знаю, что он никогда не заметит такую, как я. Мне хорошо известно, что вы слишком близки, и мне не занять места в его жизни даже как другу. Но понимая это, я всё равно позволила себе влюбиться в него по уши и теперь начинаю теряться, когда он подходит, – Оливия посмотрела на Алекса, который в свою очередь не сводил глаз с нашего столика.

Алекс посмотрел прямо в глаза Оливии и улыбнулся – широко и открыто, самой очаровательной улыбкой на которую был способен. Оливия лишь грустно ответила ему, приподняв уголки губ и снова обратила свой взор на меня.

– Но это всё не имеет значения, потому что мне никогда не хватит сил и смелости сказать ему правду о своих чувствах.

Она снова обернулась к нему, но он уже сидел к нам спиной, увлечённо разговаривая со своей девушкой Кэтрин, нежно поглаживая её ладонь своими длинными пальцами.

Глава 13

Денёк в школе выдался очень даже тяжёлый, хотя это мягко сказано. В моей голове копошатся тонны мыслей, которые ни на секунду не могут оставить в покое. Понедельник. Что еще говорить? Одно только это слово вызывает во мне бурю отрицательных эмоций, заставляющих очередной раз впадать в депрессию и понимать, что жизнь – не сладкая штука. Понедельник – звучит как самое грубое ругательство. Хотя в какой-то мере мне даже жаль этот день, потому что он не заслуживает такого отношения пусть и является началом новой недели. Ведь этот день лишь хотел стать в жизни каждого началом чего-то нового и прекрасного, но вместо этого его ненавидят и винят во всех бедах, и я в том числе. Я стояла в коридоре, дожидаясь, когда Оливия допишет контрольную работу по британской литературе, третья за последний месяц. Этот предмет я любила больше всего. Изучать различные жанры, писать эссе, сочинения и небольшие рецензии по прочитанным произведениям, рассказывать перед всем классом, пусть тебя и редко слушают, что я почувствовала при прочтении очередной книги, искать смысл в написанном – для меня было самым прекрасным времяпровождением, помимо изучения истории написания.

Я читала даже слишком много для обычного смертного подростка, но получала массу прекрасных воспоминаний и картин в своем воображении. С помощью книг перемещалась в иной мир, переживала истории с героями, становилась частью необычайного мира, не поддающийся какому-либо описанию. Я питала в себя словно губка всё, что повествовал автор. Я осознавала ошибки персонажей и надеялась, что они их со временем исправят, а сама же в то время старалась не наступать на их грабли, увековечивая свою и без того печальную жизнь проблемами ненужных приключений. На страницах книг я искала саму себя! И в скором времени правда поверила в то, что я пережила все эти нескончаемые проделки, понимая мысли автора и, пытаясь создать в реальном мире что-то свое.

– Миа, ты где витаешь? – спросил меня весёлый девчоночий голос.

Я открыла глаза и мучительно посмотрела на человека, потревожившего меня, мои размышления, а самое главное – мой короткий отдых.

– Слушай, Оливия, когда ты так долго работаешь над незначительным зачетом, я с ума схожу, – ответила, мой глаз стал подрагивать, а спина прогибаться от усталости, – ясно?

– Не кипятись, – надула губки она, – для кого-то он самый простой и ненужный, а для кого-то, – тут она растянула слова, – это решающая оценка в семестре.

Я подняла руки в воздух и покачала головой, показывая, что сдаюсь и больше спорить с ней не намерена. Ибо именно это занятие было бесполезным, она была упряма, как баран, что меня в какой-то мере и восхищало в ней и даже немного забавляло. Оливия победно оскалила зубы и помчалась вперёд на всех порах. Я лишь мучительно выдохнула и, опустив голову, волоча сумку по полу, пошла за ней.

Я вышла на улицу вслед за сумасшедшей и вздохнула свежую прохладу в лёгкие. Ноги мои немного отекли, а голова раскалывалась от наплыва всякой ненужной информации – как спариваются кроты под землёй, не видя ничего, кроме темноты, как самка богомола съедает башку мужа после того, как изрядно оттаскает его хозяйство, как не навлечь на себя неприятности, приехав в Японию из-за слишком вредных жителей и много всякой ерунды. Я выдохнула с тихим стоном и откинула волосы с лица. Пыталась найти глазами Джейка, но мне это так и не удалось. Моё сердце в пятки упало от тоски. Где он был? Что делал? Зачем заставил меня мучиться в ожидании? Зачем заинтриговал перед учёбой?

– Твою мать, – выругалась я, злясь на весь мир.

– У кого-то паршивое настроение? – спросил парень, вставший рядом со мной. Я прищурила глаза и поджала губы.

Я повернула раскрасневшееся лицо и чуть не упала от страха, смешанного с яростью. Передо мной, как ни в чём небывало, стоял Тод. Он мерно покуривал сигарету, так же, как и я, облокотившись о стену. Он смотрел не на меня, не на кого-то из присутствующих, а далеко вперёд, будто думая, что сказать человеку, которого пытался изнасиловать.

Я сжала челюсть, зубы мои заскрипели, а кулаки автоматически приняли стойку боевой готовности. Ногти впились в тонкую плоть, оставляя еле заметные царапины.

– Эй, полегче, – предостерёг он меня, опуская мои кулаки, – я мириться пришёл, – сказал он голосом полный ранимости, а мне стало неприятно от того, что он вновь коснулся меня, по телу пробежал неприятный холодок. Пусть я и пыталась избавиться от воспоминаний той ночи, но тело по-прежнему продолжало все помнить.

Я подозрительно посмотрела на него, смиряя его строгим взглядом, кричащий, что всё равно ему не доверяю и навряд ли когда-нибудь прощу. То, что он сделал со мной, оставило глубокий след в виде кровоточащей раны на моей и без того искромсанной душе, которая никогда не заживёт, а оставит рубец или того хуже ужасный, уродливый шрам.

Я посмотрела на него полным отвращения и презрения взглядом и скачками перепрыгивая лестницу, оказалась в самом низу. Тод последовал за мной. Парень намного выше меня, сильнее и мускулистее, выглядевший, словно шкаф, быстро догнал меня и схватил за руку.

– Миа, прости меня, – заговорил он, – я не знаю, что на меня нашло тогда.

Я часто задышала. Распахнутые глаза налились слезами, когда его пальцы коснулись моей кожи. Я рывком вырвала руку, но так сильно, что в глазах потемнело от боли, похоже, получила очередной вывих.

– Если ты еще раз ко мне подойдёшь, я вырву тебе яйца, – закричала я, прикладывая больную руку к груди, – вырву с корнем, – сказала я более грозно, показывая здоровой кистью мои действия в воздухе, потому что он вновь стал приближаться, – ты просто жалкий трус, и я не хочу иметь с такими изгоями, как ты, дело. Лучше не попадайся мне на глаза, – отвернулась и быстро зашагала мимо ребят, обративших на нас внимание.

Я пихала их здоровой рукой, пытаясь прочистить себе путь, но не могла преуспеть в этом. Глаза застелила пелена влаги, нос шмыгал, и вот-вот должны политься сопли, лицо покраснело, а рот болит от сжатой челюсти. Рука вывихнута и теперь обездвижено покоиться на груди. Моя голова вертелась из стороны в сторону, пытаясь найти выход. Тело кружило вокруг своей оси, но ослабло от еще большего наплыва учеников. Я заплакала от безысходности, что не могла выбраться на безлюдное место и потихоньку начала терять сознание от нехватки воздуха, как появилась спасительная рука. Снова.

– Иди сюда, – привлёк меня к себе разозлённый Джейк.

На его лице читался испуг за меня вперемешку с яростью на не вовремя появившегося Тода. Я была ему безмерно благодарна и счастлива, что он сам меня нашёл в толпе. Мне было очень плохо и одиноко. Я невольно вспоминала роковую ночь, полную боли и жгучего желания. Мне было паршиво, что мной хотели воспользоваться, как тряпичной куклой для секса, а потом выбросить в мусорку – использованную и грязную, с порочным прошлым. Я была полна отвращения к самой себе за такую глупость и доверчивость. Я была зла на Алекса за то, что он переспал с первой встречной, но бросает взгляды на другую. Я была рада, что в моей жизни появился Джейк. Он единственный, кто не бросил меня в трудную минуту слабости, он не смог оставить меня одну на улице, где было трое громил, он полюбил меня такую, какая я есть. Во мне трепетал огонёк надежды на счастье, на ответное чувство. Я по-прежнему чувствовала, что могу исправить свою жизнь к лучшему, какие бы гадости и ловушки не подстраивала мне судьба. Я могла почувствовать это лишь рядом с ним.

– Детка, – звал меня Джейк, – открой глаза, – он бил меня по щекам.

Мои веки налились свинцом. Было очень больно смотреть на свет. Было очень больно вздыхать. Было очень больно слышать резкие голоса. Было очень больно находиться в полуобморочном состоянии. Мне стало больно жить. Меня охватило чувство, что этот огонек надежды может просто исчезнуть, словно единственный светлый луч в колодце темноты.

Я не могла прийти в себя. Слишком много накопилось в хрупкой, маленькой душе за несколько дней. Мне хотелось просто передохнуть (ударение можете поставить на свое усмотрение, потому что в любом случае оно будет верным), отдышаться. Я не могла уже быть сильной и смелой, как днём, терпеть терзания совести и внутренней борьбы. Я слышала, как томный голосок в моей голове призывал меня уйти в покой и свободу, покинуть этот бренный мир и стать частью загробного. Я хотела его послушать, хотела уйти и оставить всех плакать обо мне, но не сумела. Я слишком сентиментальная, слишком привыкла заботиться о других.

С трудом открыла глаза и подняла голову с мягкой обивки машины. Я знала, что хочу сделать и не успокоюсь пока не исполню задуманное. Всё было на своих местах. Куча народу сгрудилась вокруг меня, Тод виновато посматривал в салон, а Джейк тряс меня за плечи, взволнованно причитая, чтобы я пришла в себя. Я на дрожащих ногах вышла из салона и подошла к Тоду.

– Знаешь, я тебя прощаю, – сказала я, в наступившей абсолютной тишине. Ярость – вот, что я чувствовала в тот момент.

Собрав всю волю в кулак, я размахнулась и ударила бедного ошалевшего парня по носу. Кости прорезала невероятная боль, неприятно кольнувшая пальцы, но это не сравнить с тем блаженством, которое испытывала от осознания, что я тоже причинила ему боль, пусть и не значительную.

– Это тебе за «прекрасную ночь», козёл, – плюнула я ему в лицо эти слова, когда он упал он неожиданного удара. На его лице не было и следа, но меня это не расстраивало. Я была полна сил лишь от того, что хоть немного удивила его и дала почувствовать, что значит, когда бьют и причиняют телесные наказания, когда ты абсолютно беззащитен. Может, в тот момент, я была не лучше его самого, но сумею смириться с этим осознанием. Тод уже встал на ноги и посмотрел на меня ненавидящим взглядом за то, что опозорила его перед всей школой. В моих глазах плясали мстительные огоньки, а лицо озарила зверская ухмылка. Теперь болело обе руки. Я хрустнула пальцами и скривилась от неприятного звука. Потом повернулась спиной и вернулась обратно в салон машины, захлопнув дверцу.

Джейк смотрел на меня гордо и очень пугающе, его лицо выражало неодобрение и похвалу. На большее я и не рассчитывала. Он обошёл спереди машину и сел на водительское место. Ребята смотрели ему вслед завистливыми глазами, словно его девушка была нечто иным, как плод воображения художника. Джейк похоже это понимал и в добавление ко всему коснулся губами моих потеплевших губ. Я ответила с нежностью, показывая, что жутко скучала по нему, и это уже никак не относилось к показательному выступлению или толпе. Среди учеников прошёлся свист и одобрительные возгласы. Я громко рассмеялась, а Джейк завёл машину и выехал из ворот. Прекрасное представление.

– Ты сумасшедшая, – сказал он, но голос его переполнился любовью. Он погладил меня по щеке, одной рукой выруливая на улицу моего дома.

– Такой родилась, – ответила я, подмигивая и пожимая плечами.

Он повернул голову ко мне и посмотрел прямо в глаза, будто пытаясь забраться в душу. Я была не против раскрыть ему все секреты своих мыслей, но чуть позже, когда смогу безотказно и безоговорочно, и всецело доверять ему, как доверяла лишь однажды, как никакому другому существу на свете. Я отвернулась к окну, Джейк недовольно заворчал и вернулся к дороге.

– Мама, папа, – закричала я, что было сил, войдя в дом, – я дома!

Ответом мне послужила тишина. Долгая, напряжённая тишина, сдавливающая всё моё естество от испуга. Я не на шутку разволновалась и, сняв пальто быстро последовала на кухню, а Джейк за мной, не отставая ни на шаг. Я вошла в помещение, но ничего не обнаружила кроме мебели и бытовой техники, так же тихо поскрипывающей или жужжащей, ждущая дальнейших указаний по применению.

– Где они могут быть? – спросила, ни к кому конкретно не обращаясь.

Джейк следил за моими движениями со скрытой тревогой. Я прошла в родительскую спальню, но также ничего не обнаружила, словно в доме и впрямь никто не жил много лет. Я бы поверила в тот факт, что в доме пусто, если бы открыла дверь ключом. Но она была не замкнута. Спальня родителей была убрана до блеска, значит мама всё-таки должна быть где-то поблизости. Двуспальная кровать заправлена шелковистым синим бархатом, скользящим сквозь пальцы, обширные, пышные занавески бардового цвета распахнуты, широкий, изящный комод, украшенный древним узором из позолоты, протёрт так, что ни пылинки не витает в воздухе.

Я догадалась куда она могла пойти после этой жилой комнаты. В место, где вещи валялись на полу, потому что хозяин не успевал подбирать их, спальное одеяло наполовину лежало на паркете, так как человек, спящий там, вскакивал как ужаленный от звука будильника, шторы задёрнуты, чтобы утреннее солнце не тревожило крепкий сон, ванная комната давно мечтала о сортировке гигиенических приборов.

Я закатила глаза.

– Мам, – протянула я и побежала наверх, перепрыгивая через натёртые порошком деревянные лестницы, пропахшие непонятным веществом.

Я вбежала в свою собственную комнату и обнаружила ту же картину, что и представляла в своём воображении. Мама, нагнувшись в три погибели, натирала и без того уже чистый пол, от яркости которого у меня зарябило в глазах. Для пущего эффекта прикрыла веки. Большая, высокая кровать со встроенными полками под пружинистым матрацем была абсолютно белая в добавок с небесно-голубыми подушками, аккуратно разложенными у спинки, такого же цвета шторки на длину окна были выстираны и безупречно поглажены. Окна сверкали чистотой, и, впервые за долгое время, я увидела сквозь него пейзаж, открывающихся павильонов или бутиков, а также торопящихся домой школьников и на работу взрослых.

– Милая, ты уже пришла, – она поднялась с пола и подошла поближе ко мне, крепко обнимая за плечи, чтобы не намочить руками футболку, – о, и Джейк с тобой, – мама восторженно раскрыла рот, увидев его прикид и поцеловала бедного парня в обе щёки, как это делают приветливые французы. Пора ей завязывать с просмотром сериалов перед сном.

– Что здесь происходит? – поинтересовалась я и указывая на тряпку в ее руках растерянным голосом, оглядывая пространство, не выглядевшее моей любимой комнатой, заваленной хламом и вещами. – И ты в курсе, что существует такая вещь, как швабра?

– Это сюрприз, – она заговорщицки подмигнула мне, а я лишь нахмурила брови к переносице, но улыбнулась, благодарная за её труд.

Я вошла осмотреть ванную комнату и чуть не задохнулась. Она пахла цветами совершенно различных сортов и видов, как в той теплице, где мы очутились с Джейком. Спасибо, что хотя бы не хлоркой. Всё было вперемешку и сливалось в многослойный, чарующий запах. На кафель был постелен водонепроницаемый, защитный коврик оранжевого цвета с изображением лаванды, переплетающейся с зелёной лианой. Ванна, под стать моему невысокому росту, украшена пузыристой накидкой для массажа ног, а полочки с права от крана, обычно заваленные всем подряд, теперь были заполнены каждый для своего предназначения. Самая нижняя оказалась для волос – шампуни, бальзамы и маски, выше красовалась бирка для ухода за телом – крема, восковые полоски, бритвы и разного вида мыло, а самая верхняя стала домом для скрабов, пасты для очистки рта, щётки для волос и зубов. Зеркало не было больше обляпано следами моих пальцев, а полотенец и халат аккуратно висели на стене слева от двери.

– Мама, это волшебно, когда ты успела? – спросила я, выходя из сверкающей и свежевымытой комнаты в спальню.

– А ты не знала, что она мировой чемпион по оттиранию всего на свете, обезображенного грязью, – это уже говорил папа, услышавший наши голоса наверху.

Он выглядел посвежевшим, будто мама и до него добралась со своей щёткой и душистым порошком. Костюм со времён их с Дакотой свадьбы по-прежнему сидел на нём безупречно, волосы приглажены, а лицо немного загоревшее, отражало любовь к своим девочкам. Его крепкая, мужская рука покоилась на плече мамы, счастливо улыбающейся, как молодая девушка, а не женщина, у которой двое взрослых детей. Я закусила губу, а потом восторженно вскрикнула и обняла своих стариков на столько сильно, на сколько хватало моих неокрепших молодых рук, завороженная таким уютным моментом. Поцеловала их обоих и подошла к Джейку, который в свою очередь обнял меня за талию и привлёк к себе.

– Я знала, что вы не просто друзья, – в свою очередь закричала мама и зажала рот рукой, а я лишь широко раскрыла рот, обнажая в улыбке зубы.

Папа отодвинулся от мамы и подошёл поближе к нам. Моя улыбка быстро сменилась серьезным выражением лица. Теперь я испугалась за своего парня и наши пока не долгие отношения. Что скажет мой папа? Много чего крутилось в тот момент у меня в голове, но я не могла сформулировать ни одну мысль целиком и полностью, потому что действия этого человека были безумно непредсказуемыми, к тому же, я словно на миг отключила все электроды мозга, сосредоточив свой взгляд на сжатых скулах отца.

– Я понимаю, что моя малышка выросла, – начал он, значительно посмотрев на меня, – но моя миссия как отца – всегда защищать ее ото всех неприятностей, пока не уйду в мир иной, – на этих словах моё сердце сжалось и забилось с удвоенной скоростью, – но сейчас, – Эрик сделал паузу, как во второсортных кинофильмах, тем самым пытаясь напрячь обстановку, – я доверяю эту миссию тебе, Джейк, – папа широко оскалился, но дружелюбно и со всей ему способной нежностью.

Папа протянул руку Джейку и тот добротно, от всей души пожал её, немного переусердствовав с тряской от волнения. Папа наградил меня смиренным взглядом и поцелуем в лоб. Я расплылась от умиления, сверкавшей любовью и вниманием к родителям. Мы все крепко обнялись, говоря то, что взбредёт в голову, свободные и независимые от обстоятельств.

– Спасибо вам, мистер Джонс, – говорил Джейк, похлопывая отца по плечу, как давнего друга.

– Я так рада, что вы оба сегодня пришли, – щебетала над ухом мама, пританцовывая тазом.

– Мы самая дружная и любящая семья, – отрапортовал папа, нависая над нашими головами.

– Я вас всех люблю, – в свою очередь объявила я, смотря на них блестящими от слёз глазами.

Так мои родители узнали, что им не стоит волноваться за жизнь их дочери, за её поведение и неблагосклонность, пока рядом Джейк. Он помог мне справиться с трудностями последних дней, полных синяков и шрамов на теле, стал опорой, когда я почти сдалась и потеряла надежду, уповая лишь на скорую кончину, Джейк поддерживал меня в замыслах по истреблению носа Тода и увлечениях литературой и цветами. Вот так, за несколько дней кардинально может измениться жизнь любого человека. И я не хочу, чтобы это счастливое, трепетное чувство полное радости и мечтаний, вводящее мой рассудок в этакую скачку над облаками, когда-либо заканчивалось. Но как мы все знаем и внутренне осознаём всегда и везде – конец приходит всему. Особенно счастью.