Читать книгу: «Медведь», страница 2
А после знакомства с Веркой, Марина вскоре подружилась и с остальной молодежью. Все они здесь у бабок и дедов, можно сказать, выросли, и все им было с детства знакомо. Вечерами собирались на танцульки, как называл дед Матвей здешнюю дискотеку на свежем воздухе, днём бегали на речку купаться, крутили летние деревенские романы. Марину приняли в компанию с удовольствием, из такой дали-далёкой она была одна, многие ребята и в Москве-то никогда не бывали, расспрашивали столичную гостью обо всём, удивлялись её рассказам, а она удивлялась в ответ. Одним словом, Марина влилась в молодёжный коллектив с удовольствием и уже думать забыла и про змеюку подколодную Оксанку, и про недоумка Антоху.
А дней через несколько, когда все развлечения надоели, девчата собрались в лес, по грибы. Чуть свет, прибежала Верка:
– Баб Матрен, отпусти Маришку за грибами, мы недалеко, к обеду вернемся!
– Да спит она еще, жалко будить, – вяло отказывалась Матрена.
– Встаю, встаю уже! – вскочила Марина.
– Не надо, Мариночка, не ходи! Ты леса не знаешь. Что-то мне волнительно, как-то на душе, не ходи, – уговаривала бабушка.
– Да за кого ты меня, баб Матрен, принимаешь?! Нас много, далеко не пойдем, лес знаем и Маришку не бросим! Или в Чудище Поганое всё ещё веришь? Так это – романтическим дурёхам сказки на ночь! – смеялась Верка.
– Бабуля, отпусти, – уговаривала Марина, – а то, что же, в сибирскую тайгу приехала и в лесу не побывала, смешно даже.
– Ну, хорошо, иди. От девчонок не отставай. Оденься, чтоб мошкара не заела, а я тебе паек соберу пока, – сдалась бабка Матрена…
Глава 6.
Так и пошли. Старушка перекрестила Марину на дорожку и прошептала какую-то молитву. Миновали мостик, немного прошли по дороге и углубились в лес. Разбрелись слегка в стороны, чтобы уж совсем друг дружке на пятки не наступать, но перекликались регулярно. А Марина и вовсе держалась около Верки, не отставала. Не столько грибы искала, сколько по сторонам смотрела. Вот, повернула голову на ритмичный стук и увидела дятла на дереве. Его красная шапочка была хорошо заметна на фоне коричневого ствола. Он упрямо выстукивал свою дробь, и Марина вспомнила, как где-то читала, что дятел умирает не от старости, а от сотрясения мозга.
– Ничего удивительного, – ответила Верка, – попробуй-ка так, побейся башкой об сосну хотя бы один день, а он, бедный, только этим и занимается. Потом, видела белок и зайца, на тропинке попался ужик. Марина испугалась, думала змея, но Верка успокоила:
– Видишь, пятнышки желтые на голове, у змеи таких нет. А ты, что это, с пустой корзиной ходишь? Обратно пойдем скоро. Все с грибами, а у тебя и дно не прикрыто. Хватит головой вертеть, вниз смотри, в траву. Будешь в грибах сомневаться, мне показывай, я все знаю. Меня дедушка еще в детстве научил…
И Марина стала искать грибы, увлеклась не на шутку. А они, то и дело попадаются, и один другого лучше! Сначала, Верке показывала, потом, стала разбираться сама. Отошла немного от подруги, но аукалась с ней регулярно. Наткнулась на такую полянку: боровиков видимо-невидимо, да такие плотненькие, молоденькие, и не одного червивого! Вот, уж вроде, за последним нагнулась, а глаз следующий примечает. Наконец, все собрала, да и корзина уже полная. Крикнула Верку, а в ответ – тишина. Еще покричала, нет ответа.
Вернулась на тропинку, с которой вышла, побежала по ней. Но тропинка оборвалась круглой лужайкой, и куда идти дальше, непонятно. Сколько не аукалась – никто не отозвался. Начал подбираться страх, постаралась собраться с мыслями и вспомнить, как учили когда-то в школе, казалось, абсолютно ненужным вещам: ориентироваться по деревьям, по солнцу. На часах 14.00, значит за полдень, солнце опускается к западу.
А, что толку! Если б знала, посмотрела бы, откуда заходили: с запада, с востока, а может, с севера или с юга. И по стволам ориентироваться, и по муравейникам бессмысленно, если не знаешь, откуда пришел. Попыталась вспомнить, как поднималось солнце, когда дед Матвей привез ее на телеге в деревню. Кажется, разобралась, получалось надо идти на восток, то есть против солнца. Шла долго, но видно, не учла чего-то в своих расчетах и к вечеру, когда стало смеркаться, вся измученная и ободранная, поняла, что окончательно заблудилась. Но остановиться не могла, ужас гнал и гнал ее вперед. Хоть что-то делать, только не отдавать себя этому дикому страху!..
Основная ошибка заблудившихся – загнать себя до бессилия, вместо того, чтобы засветло устроиться на ночлег и продолжить поиски выхода со свежими силами утром, – все эти умные правила всплывали откуда-то, но взять себя в руки Марина никак не могла. И брела, не разбирая дороги, наобум, уже не надеясь никуда выйти. А сумерки сгущались и сгущались. Наконец, стемнело так, что она стала натыкаться на стволы деревьев. Девушка брела, размазывая слезы по грязному исцарапанному лицу. Козина давно была потеряна, лишь за плечами все еще болтался рюкзак, в который бабка Матрена предусмотрительно уложила паек. А Марина еще отказывалась:
– Зачем, все равно, вернусь к обеду, чего лишнее таскать?
– Бери, бери, лучше лишнее протаскать, чем без необходимого остаться. В тайге всякое может случиться, – учила бабка Матрена.
Так оно и вышло. Только есть не хотелось, осталось одно главное желание – выйти к людям. Марина начала вспоминать молитвы, которым когда-то учила бабушка Дуся: «Отче наш! Да святится имя Твоё! Даждь нам днесь…» – в голове всплывали лишь бессвязные обрывки, но она их повторяла и, исступленно все шла и шла куда-то. А тайга тем временем жила ночной жизнью, то и дело раздавались незнакомые пугающие звуки: то кто-то выскакивал с писком из-под ног, то хрустели ветки за спиной, и девушке казалось, что её преследуют хищные звери, то кричала какая-то ночная птица, а то будто бы чудился блеск чьих-то голодных глаз во тьме. Да ещё ветер шумел в сосновых кронах, довершая жуткую картину. Марина просто не в силах была остановиться хоть на миг, она бы бежала бегом сколько угодно, не чувствуя усталости, если бы знала куда. Но отчаяние и неизвестность гасили последние надежды, и отнимали силы…
Вдруг, почудилось, что между деревьями мелькнул огонек. Она стала вглядываться в темную даль, и ей снова привиделся свет, маленький, как искорка, но он точно был, и Марина пошла на него…
Глава 7.
Откуда-то взялись новые силы для последнего рывка. Марина так боялась потерять этот слабый огонек из виду, что даже не думала о том, что же это светится вдали. Она шла и шла на этот свет, но путь оказался не таким уж близким. Девушка старалась двигаться напрямик, чтобы не потерять заветный огонек из виду, поэтому пришлось идти напролом, через все кусты и валежник. Наконец, продравшись через очередную преграду, Марина вышла на небольшую полянку, в центре ее темнело какое-то невысокое строение, а из подслеповатого оконца пробивался мерцающий свет. Девушка остановилась в нерешительности, теперь, когда до жилища оставалось меньше десятка шагов, ее охватил страх неизвестности: кто там, в этой избушке? Чудище Поганое? Может, безопасней ночевать в лесу с дикими зверями, чем явиться незваной гостьей к неизвестному хозяину? Марина еще немного посомневалась и, все-таки решилась войти в избушку: «Будь, что будет! – подумала она, – Не может Господь взвалить столько несчастий на одного человека одновременно!» Она подошла к вросшему в землю подобию крыльца и постучала в дощатую дверь. Никто не отвечал, и тогда она решилась войти вовнутрь. Открыла и ступила в темные сени, потом, нашла следующую дверь в горницу, нащупала скобу и потянула на себя. Та со скрипом приоткрылась, и Марина робко заглянула в комнату:
– Эй, хозяева! Есть кто-нибудь?
– Кто-нибудь есть, – ответил грубый мужской голос, и из-за печки выглянул его обладатель. Марина опешила, такого живописного экземпляра человеческой породы увидеть она не ожидала: перед ней стоял мужчина неопределенного возраста, так как пол лица скрывала густая, почти черная борода. Глаза незнакомца тоже черные очень внимательно рассматривали растерявшуюся девушку. Чёрные с каштановым отливом волосы спускались до плеч и были столь густыми и лохматыми, что хозяину пришлось перетянуть их полоской кожи. Все-таки, судя по голосу и осанке, а также потому, что седины в волосах не было, хозяин был молодым. Из одежды на нем были линялые солдатские штаны, едва доходившие до щиколоток босых ног, да видавшая виды футболка, плотно обтягивающая могучий торс. Из ее растянутого ворота, выбивались курчавые темные волосы, судя по всему, в изобилии покрывавшие грудь, среди них терялся металлический крестик.
– Я из Калиновки, заблудилась, – промямлила она, очнувшись от вызванного таким зрелищем столбняка и, закрыла за собой дверь, – с утра с девчонками в лес пошли, и я как-то от них отбилась, леса совсем не знаю. Можно мне у вас до утра остаться? А утром я сразу уйду.
– Оставайтесь, не жалко, – ответил, нахмурившись, хозяин. – Только, если леса не знаете, то, вряд ли самостоятельно выйти сумеете. Там, за печкой, у входа умывальник, можете умыться, полотенце чистое, там же.
Марина чувствовала, что этот человек не в восторге от ее вторжения, но ей было все равно и, скинув рюкзак, она пошла умываться. Как приятно, смыть пот и грязь с лица и шеи. Кожа зудела от укусов мошкары, но почувствовала она это только сейчас, а холодная вода приятно снимала зуд. Вытершись потрепанным, но чистым вафельным полотенцем, Марина прошла в комнатку, можно сказать каморку, по-другому это помещение и не назовешь. Здесь было тепло, и царил относительный порядок, но все равно, чем-то это жилье напоминало не то, звериную нору, не то, берлогу. Девушка присела на деревянную скамью у печки и блаженно вытянула гудевшие ноги. Прижалась к теплой печной стенке спиной и, прикрыв глаза, наслаждалась покоем. Вести светскую беседу с хозяином не было никаких сил. Да и он, общения с гостьей не искал, шевелил в печке угли, и что-то там готовил, пахло жареным мясом…
– Ужинать будете? – услышала Марина сквозь сон, незаметно ее накрывший, – вам надо поесть, а потом, ляжете, как следует. Не будете же вы всю ночь сидеть в резиновых сапогах?
– Сейчас, сейчас, – заплетающимся языком прошептала девушка, не в силах вырваться из объятий сна.
– Просыпайтесь, надо поесть, – хозяин тряхнул ее за плечо, и Марина окончательно очнулась от дремоты, – садитесь к столу.
Девушка послушно переместилась на лавку, к грубо сколоченному из досок подобию обеденного стола. В центре его красовалась пирамида из нескольких запеченных кусков мяса, гигантского размера, на большом глиняном блюде. Рядом лежали пучки каких-то пряных трав, и стоял кувшин с питьем. О вилках не было и речи.
– Ешьте, не стесняйтесь, – и хозяин плюхнул в жестяную миску перед ее носом шмат вкусно пахнущего мяса, – это – оленина.
Марина, вдруг почувствовала, что голодна, взяла кусок руками и впилась в него посередине. Но вкус ожиданий не оправдал:
– Соль! Вы забыли посолить!
– Нечем, соль давно закончилась. Вот, для остроты можете закусывать травой, – и он протянул ей пучок со стола.
– Как же вы без соли-то живете? И хлеба, тоже нет? К мясу хлеб так и просится. Подождите! Мне бабуля, что-то с собой положила, я даже не знаю! – и Марина стала вытряхивать содержимое рюкзака на стол.
Заботливая бабка Матрена положила краюху ржаного хлеба, пяток вареных яиц, ломоть домашнего сыра и пол-литровую бутыль молока, которое, правда, успело за день скиснуть, не забыла и спичечный коробок с солью, а ещё один со спичками.
– Вот! И я внесу свою лепту в нашу трапезу, угощайтесь, – предложила Марина. Сама отломила хлеба от краюхи, поскольку ножа на столе не наблюдалось и, хорошо посолив мясо, принялась за еду.
– Давно хлеба не ел, – сказал хозяин, отламывая кусок. А вот от соли уже отвык, и привыкать не буду, все равно кончится.
– Так вы бы в деревню сходили, запасли побольше. Соль не дефицит.
Хозяин, молча, поглощал пищу и беседу поддерживать не собирался. Насытившись, взял две деревянных самодельных кружки и налил из кувшина себе и Марине. Она отхлебнула немного с опаской, вкус был просто волшебным!
– Что это, морс? Не пойму из чего!
– Мед, земляника, немного трав, а вода из родника.
– Потрясающий вкус! Можно, еще? – и Марина протянула кружку за добавкой. Хозяин пододвинул к ней кувшин:
– Пейте, хоть все, – и вышел из-за стола. Марина пила морс и наблюдала за его манипуляциями. Он, молча, убрал какое-то тряпье с лежанки, вышел из комнаты и вернулся через некоторое время с сенником – матрасом, набитым сеном или соломой, развернул его на лежанке, сверху накинул подобие домотканого половика и звериную шкуру. Принёс видавшую виды подушку в цветастой выгоревшей наволочке.
– Вот вам постель, – распорядился гостеприимный хозяин, – сейчас, может, будет жарковато, но за ночь печка остынет, так что, укроетесь шкурой.
– Спасибо, – поблагодарила девушка, – а как вас зовут, можно узнать. А то, как-то нехорошо пользоваться гостеприимством и не знать имени хозяина.
– Я – Петр, – мужчина был немногословен.
– Очень приятно. А меня Мариной зовут, – и она стала устраиваться на ночлег. Ноги, извлеченные из резиновых сапог, были премного благодарны, а под голову пришлось добавить свернуть куртку. Марина блаженно вытянулась на лежанке, прикрыла глаза и из-под опущенных ресниц стала наблюдать за хозяином. Петр убрал со стола остатки пищи, бережно развернул скомканные газеты, в которые бабка Матрена заворачивала Марине еду. Сел поближе к свечке и принялся читать. А девушка тайком его разглядывала: могучий широкоплечий атлет, которому эта каморка явно была не по размеру, не стриженный и не бритый, наверное, несколько лет. Под ветхой футболкой плотно облегавшей тело, видны были очертания мощной мускулатуры, рельефность которой проступала даже в расслабленном состоянии. Правильный профиль, открытый умный взгляд, возможно, мужчина был бы даже симпатичным если привести его в порядок, а так из-за всей этой растительности ни черт лица не разобрать толком, ни возраст определить.
«Почему этот человек спрятался от мира?» – думала девушка, – «может, он беглый преступник, скрывающийся от правосудия или добровольный отшельник? Что могло заставить молодого, здорового, сильного мужчину уединиться в тайге?» – с этими мыслями она уснула, так и не дождавшись, когда хозяин начитается и погасит свечу…
Глава 8.
Марина проснулась от щебета птиц за окошком. Открыла глаза и вспомнила вчерашний день, скитания по лесу, отчаяние, охватившее ее к вечеру от бесплодных поисков дороги, надежду, когда она вышла к избушке в лесу и странного хозяина. Она села, и с ее плеч упала шкура. Марина помнила, что было и так тепло, видно, Петр заботливо укрыл ее под утро, когда остыла печка, и стало прохладно. Девушка огляделась, поискала глазами Петра, но его не было в доме. Она встала, обула сапоги, вышла в сени, потом, на улицу. Окликнула хозяина, но в ответ лишь, стрекотали кузнечики, да пели птицы. День обещал быть погожим, солнышко уже потихоньку пригревало, а на небе не было ни облачка.
Марина вернулась в дом. Налила в деревянную кружку простокваши, получившейся за ночь из молока, и с удовольствием выпила, с оставшимся от вчерашнего пиршества ломтем хлеба. Она размышляла, куда мог уйти Петр и надолго ли, надеясь, что он поможет ей выйти из леса. «Бабуля, наверное, с ума сходит», – думала Марина, – «и девчонки должны переживать. И, что всего страшней, не сообщила бы бабушка родителям о ее пропаже! Это даже хорошо, что сотовой связи в деревне нет, пока бабуля до телефона доберётся или телеграфа, ещё есть время вернуться», и она решила подождать Петра. Помня вчерашние плутания, Марина не решалась двинуться в путь самостоятельно. «Может, он лесничий?» – осенило девушку, – «тогда, его жизнь в лесу понятна и утренний уход тоже, должен же он обходить свои владения, по долгу службы. Пусть даже Петр придет уже ближе к вечеру, ему ничего не составит проводить меня домой». Она успокоилась и решила прибраться в избушке – сделать приятное хозяину, вымела пол, протерла окно.
В углу комнатки стоял большой оструганный ящик, наподобие сундука. Марина нашла в нем клетчатую скатерку и накрыла дощатый стол, сразу стало, как-то уютней. Чем бы она ни занималась, везде глаза натыкались на глубокие, почти параллельные царапины: и на двери, и на косяке, и, даже на краях стола. Наверное, у Петра была собака, – подумала Марина, – судя по следам когтей, крупная. Вдоль одной из стен тянулись две длинные дощатые полки, на них в несколько рядов стояли книги, самые разные. От учебников за курс средней школы, до энциклопедических словарей и самоучителей по иностранным языкам. И много классики: Пушкин, Толстой, Куприн и другие. «Ничего себе, лесничий! Целая библиотека всякой всячины, а по лесному делу ни одной книжки!» Среди книг Марина наткнулась на фотоальбом. Не удержалась, конечно, решила полистать.
На фотографиях, в основном, повторялись одни и те же лица: яркий брюнет с мужественным подбородком, и худощавая высокая блондинка с прозрачными голубыми глазами. Вот они вместе – счастливые лица, большой букет, и она в белом платье – свадьба. Вот она в окружении группы детей на фоне сельской школы, – значит, учительница. А это – он в высоких сапогах, с ружьем и охотничьим патронташем, а через плечо трофей – пятнистая оленья туша, которую он удерживает с трудом. Снова он, улыбается, явно позируя, сидит на лежащем убитом медведе. А это – зимой: из снега торчат широкие охотничьи лыжи, и около его ног в ряд разложены тела убитых волков. А это – опять блондинка, теперь с младенцем на руках. На следующей фотографии ребенок уже подрос, сидит на трехколесном велосипедике. Приятный мальчик, явно сын своих родителей, волосики и глаза темные – в отца, а черты лица, в основном, матери. Вот семья на море, малыш восседает на надувном круге, а родители придерживают его с обеих сторон. А вот сын и отец вместе, здесь их сходство заметнее, мальчику примерно, лет пять, он устроился на отцовских плечах. И все, альбом еще не завершен, остались пустые страницы, но больше нет, ни единой фотки. Кто этот удачливый охотник, может, Петр? А где теперь женщина и малыш? Марина вгляделась в лицо мужчины – трудно сказать, Петр ли это. Может быть и он, да как же определить, когда пол лица у хозяина нынче скрывает борода?
Может, его родственник, фотографии какие-то несовременные, с ажурным краем. А на свадебной, обнаружился штамп фотоателье с датой почти тридцатилетней давности. Марина бросила гадать, мало ли чей это альбом и вернула его на место…
Близилось время обеда, и девушка, проголодавшись, достала из печки вчерашнее мясо, еще оставались яйца. Сыр, судя по всему, съел хозяин. Отобедав, решила почитать. Взяла книжку наугад, оказался Тургенев. За чтением, она не заметила, как подкрались сумерки, а Петр все не возвращался. Марина нашла сальную свечку и достала из своего рюкзака спички, спасибо предусмотрительной бабке Матрене. Она уже не мечтала сегодня попасть домой, вернулся бы хозяин. Наконец, когда уже совсем стемнело, и ожидание стало невыносимым, хлопнула дверь. В следующее мгновение в комнату вошел Петр с мокрыми волосами и в прилипшей одежде, как видно, одетой на мокрое тело. От него пахло рекой, полынью и ещё чем-то лесным.
Глава 9.
– Добрый вечер, Марина, – сказал он, приглаживая мокрые непослушные волосы.
– Где же вы так долго были? Я уж и не думала, что вы сегодня вернетесь! – промолвила девушка, невольно любуясь мускулистой фигурой, в прилипшей футболке.
– Я всегда возвращаюсь в это время, – ответил великан и вышел в сени. Вернулся с берестяным коробом, в котором среди листьев лежали куски сырого мяса.
– Это опять олень? – спросила Марина, чтобы как-то продолжить разговор.
– Это, все тот же олень, – ответил Петр, – я храню мясо в леднике, на дворе. Это – большая яма, если с зимы ее набить плотным льдом с реки и держать закрытой, то его хватает до осенних холодов. А зачем, зря живность бить, если еще не все съел?
Марина смотрела, как Петр раздувает угли в печи и хотела предложить спички, но в это время искра разгорелась, и занялись сухие щепки.
– Петр, я понимаю, что вы очень занятой человек. Вы, ведь, если я правильно поняла – лесничий?
– Я – лесничий? – переспросил Петр.
– Ну, не знаю, как это правильно называется, лесник, егерь, суть не в этом. Не могли бы вы меня вывести к людям, хоть куда-нибудь, – задала Марина наболевший вопрос, – мне бы выйти на дорогу или тропу, а дальше, я – сама.
– Здесь не близко, что до тропы, что до дороги. Давайте, завтра. Я подумаю, как это лучше сделать, – успокоил ее хозяин, натирая куски мяса какими-то травами и выкладывая на железный лист.
– Послушайте, я заранее извиняюсь за любопытство, но что вас заставило забраться в такую глушь, спрятаться от людей? Я смотрю, – продолжала Марина, – вы такие книги читаете серьезные, вроде, цивилизованный человек. Что подвигло вас на отшельничество?
– Я так живу с детства, привык. Да по-другому у меня и не выйдет. А книги эти, я уж все наизусть знаю, – нехотя ответил Петр, вороша угли в печи. Потом, подхватил лист с мясом и задвинул его в печь.
– Так почему бы вам иногда не выбираться в район за новинками? И хлеба бы с солью, и чего другого купили, одежду, например, – не унималась девушка, – денег нет? Забейте кабана и продайте, вам на все хватит.
– Одежда у меня пока есть, за два года я еще не все износил, да в лесу её много-то и не нужно, а к такой еде привык. Вот чего не хватает, так это действительно книжек, вообще информации, – посетовал Петр.
– Почему за два года? Вы сказали, что так всю жизнь живете! – пытала его Марина.
– Так и живу всю жизнь, мать умерла два года назад. Она все покупала, а я здесь оставался, так всегда было, с детства, – Петру явно не очень нравилась тема разговора, но тем не мене, он был с гостьей терпелив.
– Что же это за мать-то такая! – возмущению Марины не было предела, и она не заметила, как перешагнула черту, за которую вход воспрещен, – собственного ребенка растить, словно Маугли в джунглях, вот последствия такого эксперимента – человек дичает на глазах…
– Замолчите! Это не ваше дело! – рявкнул мужчина, не дав Марине закончить обличительную речь, – моя мать была прекрасной женщиной, – и без того чёрные глаза хозяина сделались просто угольными, того и гляди искры полетят, – И закроем этот вопрос! Не то, пойдете гулять по лесу!
Марина обиженно замолчала, а Петр выскочил в сени, громко хлопнув дверью. Вернулся минут через двадцать с кувшином холодного морса. Молча достал мясо из печки и стал выкладывать его на блюдо.
– Может, уберем скатерть со стола? Боюсь испачкать. Я заметил, какую красоту вы здесь навели, – пошел он на мировую, – мне нравится, но я от этого отвык.
– Вот и продолжайте в том же духе, скоро отвыкните от всего человеческого! – все еще обижаясь, пробурчала Марина.
– Наверное, так и будет, – вздохнул печально Петр, – а пока, давайте ужинать.
Когда с едой было покончено, хозяин достал с полки коробку с шахматами и принялся расставлять на доске фигуры. Марину в сон пока не клонило, но удивляло, что Петр после целого дня походов по лесу не засыпает на ходу:
– А вы спать не хотите? Уже ночь на дворе.
– Я по ночам очень редко сплю, только, если заболею. А обычно и не ложусь.
– Когда же вы спите? Днем по лесу ходите, ночью не ложитесь.
– Днем сплю немного, в лесу.
– Странно, иметь дом, а спать в лесу! Все не как у людей! – поразилась Марина.
– Да, вот! Люблю спать на свежем воздухе, – Петр снова начинал злиться, – а ночь тратить на сон для меня – расточительство!
– Что вы все со мной загадками говорите? Так и скажите: не твое дело! – нахохлилась девушка.
– Все, все, мир! – тряхнул хозяин лохматой гривой, – если и вам не спится, лучше составьте мне компанию в шахматишки, а то надоело все время у себя выигрывать, – и в зарослях чёрной бороды сверкнула белозубая улыбка.
– А, скажите, Петр, где вы берете зубную пасту? А то, я себя с нечищеными зубами ощущаю первобытным человеком.
– Нет ничего проще, – усмехнулся хозяин, – зола из печки лучше любой пасты отчищает. А вместо зубной щетки приспособил полоску кабаньей шкуры. Намотал на палочку, да щетину обрубил покороче. Вот и вся премудрость.
– Фу, какая гадость, – Марину даже передернуло.
– Ладно, давайте в шахматы играть. Или обсудим, что я использую вместо туалетной бумаги? – рассмеялся хозяин.
– Я буду белыми, – Марина с удовольствием сменила тему и подсела к шахматам, – но, предупреждаю, я не очень хороший шахматист. Только с папой дома – вот и вся моя практика.
Конечно, она продула. Даже непонятно, как это Петр, так ловко добрался до ее короля какой-то невзрачной пешкой и поставил мат.
– Все, ложусь спать, глаза уже слипаются, – и Марина отправилась устраиваться на свою лежанку. Петр был верен слову, так и не лег. Принес чурбак из сеней и стал что-то выстругивать. Девушка, делая вид, будто спит, разглядывала на фоне света свечи правильный мужской профиль с высоким лбом и прямым носом, и мучилась загадкой этого человека. Петр ловко орудовал ножом, мурлыча под нос какую-то песенку. Под эту колыбельную она и уснула…
Глава 10.
Когда ночная тьма еще не рассеялась, а лишь начинала немного сереть, Марина проснулась оттого, что хлопнула дверь. Петр опять уходил, а она так и не поняла, поможет ли он ей сегодня вернуться домой. Она быстро спрыгнула с лежанки, сунула босые ноги в сапоги, и в одной футболке помчалась вслед за ним. Петра уже не было видно, но Марина услышала лёгкий хруст веток и побежала на звук. Хотела, было окликнуть его, но не успела проронить, ни звука, как до нее донесся человеческий стон. Девушка остановилась в нерешительности, стон повторился. И она, не жива, не мертва потихоньку стала пробираться к его источнику. Пройдя не более двадцати шагов, Марина остановилась, стоны повторялись все чаще.
Девушка увидела Петра, он стоял к ней спиной, возле сосны, упираясь в ствол обеими руками. По его телу пробегала мощная судорога, как будто он держался за оголенный электрический провод под напряжением. Наконец, он с трудом отлепился от ствола и начал раздеваться. Обнажившись окончательно, а кроме футболки и солдатских штанов на нем ничего не было, он снял с шеи шнурок с крестиком и убрал в карман штанов. Все это добро кое-как свернул, несмотря на то, что мешали постоянные конвульсии, запихнул под торчавший тут же корень и снова уцепился за сосну.
Фигура, конечно, у него была божественна, на каком-нибудь конкурсе «Мистер Вселенная» получил бы Гран-при, но любоваться ею как-то не получалось, и вовсе не из-за того, что безупречную гладкость кожи нарушали пара-тройка давнишних шрамов, но слишком непривлекательное зрелище представляла собой ломка, происходившая с этим могучим атлетом. А то, что произошло потом, было и вовсе ужасно. Руки, которыми он крепко обхватил ствол, вдруг, начиная с пальцев, стали обрастать бурой длинной шерстью, а ногти превратились в большие черные когти. Буйная поросль постепенно продвигалась к локтям. С ногами происходило то же самое. Мало того, что они начали покрываться шерстью, так еще и искривились колесом. Шерсть уже доходила до бедер и до плеч.
Марину колотила дрожь, чтобы не заорать от ужаса и не выбивать слишком громкую, как ей казалось дробь зубами, она впилась ими в собственный кулак. Другой рукой вцепилась в какую-то ветку и не могла шелохнуться. А мужчина на ее глазах все больше и больше превращался в зверя, шерсть ползла к лопаткам и снизу, и с рук. Человеческими пока еще оставались плечи и голова. Весь этот процесс сопровождался мощными судорогами и невыносимыми стонами.
Вдруг, ветка в руке у Марины треснула, не выдержав нажима, и монстр с человеческой головой обернулся. – Уйди! – прорычал он, и его сотрясла очередная судорога. Процесс завершался, длинные чёрные волосы на голове тоже превратились в шерсть, и вот, под сосной уже стоял огромный бурый медведь. Он взглянул на Марину глазами Петра и рявкнул, что-то медвежье. Нервы у девушки не выдержали, и она рухнула в обморок. А медведь углубился в чащобу…
…Солнце проникало сквозь густые ветви деревьев, лес был наполнен звуками жизни: куковала кукушка, стрекотали сороки, дятел выбивал свою морзянку, и еще множество птичьих голосов заполняли эфир. На этой оптимистичной ноте Марина очнулась и не могла понять, долго ли она пролежала без чувств. Разделить восторга природы она не могла, в глазах стояла картина достойная фильма ужасов. Только намного страшней, потому, что это было не кино, а жуткая реальность. В голове снова и снова прокручивалась сцена, в правдоподобность которой она ни за что бы не поверила ещё вчера. Бред, бред, бред… Вот вам и сказки на ночь для романтических девиц про Чудище Поганое! Девушка встала и направилась в избушку, нужно забрать свои вещи поскорей, пока медведь не вернулся. Она не хотела оставаться здесь более ни минуты, – «бежать куда угодно, лишь бы подальше от этого чудовища». Придя в дом, Марина стала быстро одеваться, ее глаза то и дело натыкались на доказательства звериной сущности хозяина: вот откуда, кругом эти глубокие царапины, никакая это не собака, это – дело рук, вернее когтей самого Петра. Марина покидала в рюкзак остатки вчерашнего ужина, налила воды в бутыль из-под молока, что давала бабка Матрёна, и покинула гостеприимное жилище не оглядываясь, пошла, не разбирая дороги, только бы подальше отсюда. Она не думала, о том, куда придет, но была твердо убеждена, что за целый день пути, какие-нибудь следы существования человеческой цивилизации ей попадутся. «Выйти бы к реке и двигаться вдоль ее русла, люди всегда селятся у воды, значит, вполне реально наткнуться на какое-нибудь поселение», – эта мысль казалась логичной, дело было за малым – найти реку, – «где-то же этот оборотень мылся, прежде чем вернуться домой». Марина шла и шла, а река все никак не попадалась. День перевалил за середину, а она двигалась, не имея никаких шансов выбраться к людям. Ею все больше овладевало отчаяние. «Сколько человек может прожить в лесу? Допустим, если питаться какими-нибудь листьями или ягодами, можно немного протянуть, только бы не наесться чего ядовитого. Хоть бы карта была, да компас, а то эта тайга тянется на тысячи километров, а я, даже направление выбрать не могу»! – за этими тяжелыми мыслями, Марина встретила вечер. День не заладился с утра: сначала ужасное превращение Петра, а потом, невыносимое разочарование от тщетности своих попыток выбраться из тайги, и ни капли везения!
