Читать книгу: «Красная строка. Коллективный сборник №2», страница 4

Ольга Борисова

Ольга Борисова – писатель, поэт, переводчик, член Союза писателей России. Автор 11 книг поэзии, прозы и публицистики. Переводит с семи европейских языков. Победитель и призёр различных международных фестивалей и конкурсов в Чехии, Болгарии, Германии, Франции, Беларуси, Украине и России. Лауреат нескольких международных премий. Стипендиат Министерства культуры РФ. Её стихи переведены на иностранные языки (французский, болгарский, македонский и сербский). О. Борисова – член Европейского конгресса литераторов (Чехия), руководитель Самарской региональной организации РСПЛ, главный редактор литературно-художественного и публицистического альманаха «Параллели», член редакционного совета журнала «Белая скала». Награждена медалью им. Е. Замятина «За успехи на литературной и культурной ниве».

Паралич

Алексей Тетерятников, грузный мужчина в выцветшем на солнце бледно-сером рабочем комбинезоне, торопился домой. Вечерело. «Катюха, наверно, ещё на работе», – подумал, открывая калитку. Встречая хозяина, нетерпеливо и радостно повизгивал Дружок.

– Привет, старина! – потрепал собаку за холку. – Ждёшь, дружище! Сейчас поесть принесу, голодный, поди.

Услышав слово «поесть», пёс завилял хвостом.

На веранде, под козырьком навеса добротного дома в три окна, он отыскал ключ и открыл входную дверь. Дом встретил его запахами свежесваренных щей, томленой картошки с мясом и еле уловимым ароматом любимых духов жены. Алексей растянул рот в довольной улыбке и с наслаждением втянул в себя исходящие из кухни ароматы. Заурчало в животе, и он, осторожно ступая, сделал вперёд несколько шагов. Чёткие рельефные следы на чисто вымытом полу, заставили его вернуться обратно: «Опять Катюшка заругает, что наследил». Он попытался скинуть ботинки, цепляясь задниками за порожек, но их крепко держали на ногах туго завязанные шнурки. Алексей неуклюже наклонился, но внезапная острая боль в пояснице пронзила всё тело. Он упал, подперев спиной тяжёлую деревянную дверь. Боль не отступала, а наоборот усиливалась при любой попытке подняться. «Парализовало! – пронеслось в голове. От этой мысли холодный пот выступил на лбу. – Ещё и пожить-то не успел, всего сорок лет, а уже конец пришёл, – ему стало жаль себя, и он горестно вздохнул. – А кто же дочь учить будет? Жёнушке не вытянуть. Ирке придётся институт бросить, – нахлынули слёзы. – Катя себе другого найдёт. Она красивая и фигурка что надо!..»

– Нет! Не сдаемся! – стиснув зубы, произнёс он, пытаясь снова подняться, но резкая боль заставила снова растянуться на полу. – Беда-то какая, надорвался! Будь она неладна эта работа! Каждый день до глубокой ночи пахали, чтобы успеть вовремя зерно в землицу бросить. Не поберёгся, а помирать, как не хочется… Господи, – взмолился он, подняв глаза к небу, голубеющему за окном, – помоги! Никак нельзя мне помирать, ещё дела на Земле не закончил! Ты, уж оставь меня здесь!..

В это время хлопнула калитка, и раздался радостный лай собаки.

– Катя пришла. Слава Богу, что живым застала! – обрадовался Алексей. – Попрощаться хоть успею.

***

«Алёшка уже дома», – подумала Катя, увидев следы ботинок на крыльце. – Опять наследил. Сколько раз ему говорила, чтобы разувался на ступеньках!

Катя торкнула дверь, но та не открылась. Нажала посильнее и услышала слабый голос мужа:

– Катюха, это я тут лежу.

– Ты чего разлёгся? – удивилась она. – Никак напился?! Вставай немедленно! – и со злостью снова толкнула дверь.

– Катя, жена моя! Не толкай больше. Помираю я! Паралич меня разбил.

– Какой паралич?! Ты что болтаешь! Пить меньше надо! Отползи от двери!

– Так я же и говорю, что пошевелиться не могу, руки и ноги отнялись. Зови скорее доктора!

Врач пришла быстро. Вдвоём с Катей они с трудом приоткрыли дверь и влезли в образовавшуюся щель. Александра Михайловна сразу поняла всё. Кое-как дотянулась до чемоданчика, оставленного на крыльце, достала шприцы, ампулы… Ловким движением сделала несколько уколов.

– Сейчас полегчает, – и, посмотрев на плачущую Катю, спрятав улыбку в уголках губ, добавила, – жить будет. Остеохондроз, нерв защемился, от него не умирают. На пару-тройку дней заберу его в амбулаторию. Пусть полежит, полечу, – она призадумалась. – На носилки мы его не сможем положить… Готовьте одеяло да зовите соседей, покрепче которые. Под сто килограмм муженёк, наверное, будет.

Вскоре пришли соседские мужики. Переложили Алексея на одеяло и осторожно понесли его на край села.

Стемнело. В хатах зажглись первые огоньки. Село готовилось ко сну. Во дворах слышались вздохи животных, грубые окрики хозяев, гремели задвижки различных запоров. Улица опустела. Только у одной хаты беседовали припозднившиеся соседки.

– Глянь, Петровна! Лёньку Тетерятника на одеяле понесли, – зашептала одна, внимательно вглядываясь вслед идущей процессии.

– Не может быть! Он же молодой, – удивилась другая.

– И молодые нонче помирают. Жизнь кака сейчас!

– Ой-ё-ёй! Жалко-то как! Помер значить…

А наутро всё село уже знало, что Алексей Тетерятников умер. Управившись с делами сельчане, как подобает в таких случаях, собрались на площадке у магазина. Стоящие кучкой женщины, сплетничали. Чуть поодаль курили мужчины, искоса поглядывая на жён, обсуждали нынешнюю жизнь.

– Вот, живёшь, суетишься, а потом – бац и нет тебя! – вздохнул Федька Косой.

– Не говори, Федька, – вступил в разговор Семён Решетников, мужчина серьёзный и немногословный. – Всё чего-то нам мало, не хватает, жилы рвём. А кому наше добро нужно?! Дети в город уехали, у них там другая жизнь. Приезжают редко, да и внуков почти не видим, – он сокрушённо покачал головой. – Вот и Алексей, видно, тоже надорвался. Трудолюбивый мужик был. Для семьи жил, всё в дом тащил. Что они теперь, горемычные, без него делать-то будут…

– Всё хапаем, – добавил кто-то из толпы. – А нам-то и надо два метра земли.

– Бога забыли! Законы его попрали, жить малым разучились, – тут уже присоединилась к разговору Татьяна, Федькина жена, женщина богомольная и тихая. – А раньше люди добрее были, миром жили и друг другу во всем помогали. Последним куском делились.

– И то правда. А нам сейчас машины подавай, да чтоб круче, чем у соседа! А дом – двухэтажный, да под красной крышей и чтоб кричал всем видом о богатстве хозяина. Бахвальство одно! Обмельчал народ. Ох, обмельчал! – покачала головой Серафима Петровна, учительница начальных классов. – Доброты да человечности в нас мало осталось. Все за богатством погнались да за вольготной жизнью…

– Смотрите, Катька идёт! – толкнула Петровну Танька Пегова. – Видно, в город собралась, гроб заказывать.

– Вот беда, так беда! – вздохнула Петровна. Как жить-то теперь будет?! Ведь он у неё добытчик был, непьющий и зарабатывал много.

– Как сыр в масле каталась, – добавила Ришетничиха. – Теперь лямку потянет!

– Да она смазливая, замуж быстро выскочит, – съехидничала Ганька.

В это время Алексей Тетерятников уговаривал доктора:

– Александра Михайловна, отпусти домой. Мне полегчало, а уколы жена сделает. Она умеет. Что мне здесь лежать?! Дома-то лучше. Как говорится и родные стены помогают.

– Может, ещё денёк побудешь? Электрофорез сделаем. Понаблюдаю, а то повернешься неуклюже, и опять придётся мужикам тебя на одеяле нести.

– Нет, я домой! Жена перепуганная, наверное, переживает, плачет. Вы на листочке напишите, какие лекарства нужны. Обещаю, что лежать буду, – и добавил:

– Уж Катюха за этим проследит. Спуску не даст!

– А дойдешь? Сейчас сторожа позову, чтоб проводил.

– Не надо, я сам как-нибудь доберусь.

Опираясь на палку, подаренную докторшей, прихрамывая, он отправился домой.

Алексей шёл по улице, радуясь тёплому майскому утру, яркой первой зелени, цветущим одуванчикам и жизни, которую так любил. Поравнявшись с магазином, увидел сельчан: «Видимо ждут, когда хлеб привезу», – решил он.

– Доброе утро, поселяне! – радостно поздоровался Алексей.

На лицах многих появились и тут же застыли гримасы страха и удивления.

– Свят, свят, свят! – прошептала Петровна, спрятавшись за спину соседки.

– Гляди, живой! – воскликнул Федька Косой.

– Живой, конечно! И помирать не собираюсь, – улыбнулся Алексей.

– Тьфу, бабы, языки ваши поганые! Пообрубать бы их! – в сердцах выругался Решетник.

– Лёшка, живой! А мы тут тебя чуть не похоронили! – не растерялась Ганька. – Говорят, на одеяле тебя несли, вот собрались и судачим.

– Рано хороните, бабоньки! Живучий я! – и, посмотрев на голубеющее небо, снова широко улыбнулся.

Толпа стала медленно расходиться по домам. У каждого появились неотложные дела. Одному нужно накосить травы для коровы, у другого поломалась машина, а третий собрался в город продать сальцо. И только Федькина жена стояла и смотрела вдаль, на виднеющуюся на холме церковку, построенную ещё её дедом. Она что-то прошептала, а затем, перекрестившись, поспешила за мужем.

Жизнь продолжалась.

Славик

1.

Вячеславу Владимировичу не спалось. Он ворочался с боку на бок, поглядывая на окно, в надежде увидеть рассвет, но он всё не занимался.

– Тебе что не спится? – проронила Полина Андреевна, приподнимая голову от подушки.

По-стариковски кряхтя, он встал с постели, натянул на ноги старые тапочки и отправился на кухню.

– Что и водички попить нельзя?! Спи уже! – шумно захлопнув дверью, вышел из спальни.

Поставив чайник на газовую плиту, сел у окна и, всматриваясь в ночь, задумался. Вот уже шестьдесят лет исполнилось, вроде и не жил ещё, а уже дедом кличут. Как жизнь быстро пролетела, не заметил даже, когда состариться успел. Всё куда-то бежал, деньги зарабатывал, всё торопился быт наладить, чтобы жить в сытости и на старость не жаловаться. А вот она и старость подступила, а чего хорошего в ней? И дом добротный отстроили, и деньжата водятся, пусть небольшие, но им с Полиной хватает, а покоя-то в душе нет. Дети в городе живут, важные стали. А внуки и глаз не кажут. Что им тут делать?! Им теперь телефоны и компьютеры важнее деда с бабкой. А если приедут, то от айфонов оторваться не могут, впялятся в них глазами и слова доброго не дождешься. Чужими стали. Разве раньше так жили?! Раньше малому радоваться умели, в гости друг к дружке ходили. А вечерами по-соседски на скамейках собирались. Рядом детишки в разные игры играли, и мы им иногда подсобляли…

Закипел чайник. Дед налил крупой кипяток в любимый бокал с подсолнухом на круглом боку. Из шкафа достал чайный пакетик и конфеты. Закрыв поплотнее дверь, включил на тихий звук телевизор: «Всё веселее будет». Шла передача о животных. Прихлебывая чай и, ещё находясь во власти нерадостных мыслей, Вячеслав Владимирович отрешенно смотрел на экран. Быстро мелькали кадры. Сначала показывали кошек, что-то о них говорили, потом появились смешные обезьяны, прыгающие по веткам где-то в Индонезии. А затем показали красавцев попугаев. Один из них жил с учёными и считал себя хозяином на станции. Он доставлял всем немало хлопот, но его баловали и любили. Но, самое главное, попугай умел говорить.

«Птичку что ли купить? – пришла внезапная мысль. – Хоть поговорить будет с кем, а то от жены слова не добьёшься. Молчаливая с молодости, да и я надоел ей хуже горькой редьки за сорок лет совместной жизни. Характерец у меня ещё тот». После выпитого горячего чая внезапно сморил сон, и он заторопился в постель.

– В общем, так, Полина! – проснувшись, не требующим возращения голосом, начал разговор супруг. – Завтра едем в город на птичий рынок.

– На кой тебе птичий рынок понадобился?

– Птичку какую купим, – схитрил он. – Пусть поёт, веселее в доме будет. А то живём, как в гробу глухом. От тишины уже уши вянут.

– Придумал ещё! У тебя же телевизор в каждой комнате. С утра до вечера включен, хоть из дома беги. Птиц на улице полно, иди да слушай! Чего их сюда тянуть?!

– Живой души хочется, Полинушка, – он крепко прижал её к груди. – Я сам буду за ней ухаживать.

На следующий день, выкатив из гаража старенькую БМВ, они спозаранку отправились в город.

Шумный, в осеннем золотисто-багряном убранстве город, встретил их скрипом тормозов, сигналами клаксонов множественных машин и утренней сутолокой спешащих на работу людей.

– Боже мой! Суматоха-то какая. Как же тут люди живут? – то ли удивлялась, то ли возмущалась Полина. – У меня уже голова кругом идёт.

– Привыкли. Им такая жизнь нравится.

– Как она может им нравится? Спокойствия совсем нет, – она вздохнула. – Вот бегут, чуть ли не под машины лезут, словно роботы какие, и даже не задумываются, куда и зачем. Потом придёт понимание да поздно будет. Человеку созерцание нужно и общение с небом, чтобы душой живыми быть.

Оставив на стоянке машину, в поисках нужной птицы, они пошли по рядам. Выставленные на продажу, пичуги безразлично наблюдали за прохожими, но Вячеслава Владимировича не интересовали простые птички, ему нужен только говорящий попугай. У одного продавца они нашли маленьких ярких попугайчиков. Они прыгали по клетке, суетились, громко кричали.

– Красивый у вас товар! – присматриваясь к птичкам, начал он издалека.

– Берите! Волнистые попугайчики.

– А они говорящие? – и, получив отрицательный ответ, направился дальше.

– Ты что, говорящего попугая купить решил?! – еле поспевая за мужем, с негодованием в голосе спросила Полина.

– Да!

– Совсем рехнулся под старость. Мало нам телевизоров, теперь ещё попугай орущий в доме появится.

Но он не слушал жену, а старательно искал желаемое. Обойдя всех торговцев птиц, и, не найдя себе пернатого друга, направился в продовольственные ряды. За ним покорно шла супруга, в душе обзывая муженька всякими нелестными словами. Вдруг Вячеслав Владимирович остановился, заметив у ограды рынка худенького, небольшого росточка парня, державшего в руке клетку с жёлто-синим попугаем. Он торопливо подошёл и ещё не успел спросить, как услышал протяжное:

– Здра-вству-йте! Славик.

– Откуда он знает моё имя? – удивлённо и в то же время обрадованно, спросил Вячеслав Владимирович.

– Это его зовут Славиком. Он у меня культурный, представился.

А попугай, обрадованный, что у него появился собеседник, встрепенулся и снова выдал:

– Чё уставился? Сижу битый час взаперти. Летать хочу.

Вячеслав оторопел. Вот она, его мечта!

– А что он ещё говорить умеет?

– Да многое. Славик у меня толковый. Быстро учится. Возьмите, пожалуйста! – парень умоляюще посмотрел на покупателей. – Я при храме служу и живу рядом. Его крохотного кто-то во двор подбросил. Жалко стало бедолагу, домой принёс, вырастил. Везде попугайчика с собой брал. Да вот недавно Славик службу в церкви чуть не сорвал. Настоятель сильно разгневался, – он тяжело вздохнул. – Я его бесплатно вам отдам, главное, не обижайте. Он хороший.

– М-да… Жалко, наверно, расставаться с другом?

– Я в семинарию только что поступил. Мне его некуда деть.

– Ну что, тёзка, пойдёшь к нам жить? – весело спросил птицу Вячеслав Владимирович.

– Жить… жить. Лучше бы покормили бедолагу, – недовольно пробурчал попугай.

Поблагодарил парня, всунув ему в руку свёрнутые купюры, Вячеслав Владимирович взял клетку и, довольный покупкой, отправился обратно на стоянку. Вслед ему шла удивлённая Полина. Она ещё никогда не видела говорящих птиц.

2.

Славику отвели место на кухне. Клетку торжественно водрузили на тумбу возле окна. Открыв дверцу, позволили вылететь. Попугай, покружив, последовал в горницу знакомиться с новым местом жительства. Присев на спинку велюрового кресла, хрипло произнёс: «Здравствуйте! Славик». Оглядев комнату зоркими глазками-пуговками, слетал в спальню, в гостевую и вернулся на кухню. Он облюбовал себе место на спинке старого дивана, стоящего у стены за печкой, где после обеда любил вздремнуть хозяин дома. После сытного ужина, утомлённый городом и дорогой, дед Слава прилёг на диванчик. Славик, нахохлившись, уселся рядом. Вскоре оба уснули.

Смеркалось. Вдруг кто-то громко, нараспев пробасил: «Господи, упокой душу усопшего раба твоего!» Вячеслав Владимирович вздрогнул, бешено заколотилось сердце. «Неужто, помер?!» – пронеслась в голове тревожная мысль. Он приоткрыл глаза, не понимая в темноте, где он: «В гроб положили, отпевают! А я ведь живой!» Он со всей мощи голоса заорал: «Я живой! Живой!» На кухню влетела Полина. Управившись с хозяйством, она только что зашла в дом.

– Слава, что случилось?! Что с тобой? Тебе плохо?

Супруга включила свет. Вячеслав встал с постели, оглянулся по сторонам:

– Надо ж, приснится такое! Аж сердце зашлось. Вроде, как помер и в гробу лежу.

– Спал в неудобной позе, вот и приснилось. А попугай-то где?

Из-за спинки дивана появилась голова и два глаза виновато посмотрели на хозяина. «Здрасьте!» – прохрипел попугай и баском:

– Во имя Отца и Сына и Святого Духа!

– Вот кто меня хоронить вздумал! – Вячеслав Владимирович погрозил Славику пальцем. – Ах ты, птица божья, до смерти напугал! Ну, надо же, как умеет. Что он нам ещё выдаст?!

А Славик выдал рано утром, когда все ещё крепко спали. Закрытый в клетке, он завопил: «На молитовку! На молитовку!» И возмущённый, что никто не реагирует на его призыв, снова запел басом: «Во имя Отца и Сына и Святого Духа».

– Вот, старый, хотел весёлости, получай, – сонно проронила Полина. – Вставай, корми домочадца.

Ближе к обеду, вроде как по делу, в дом заглянул Федька Косой. Увидев гостя, Славик спрятался за клетку.

– Это что за чудо у вас? – удивился Федька, стоя на пороге кухни.

– Ты чего, дружище, спрятался, – Вячеслав Владимирович погладил питомца по голове, – иди, знакомься.

Попугай нехотя взлетел. Покружив возле незнакомца, сел ему на плечо. Заглядывая в лицо, вдруг спросил:

– Чай пить будешь?

Федька оторопел. Показывая пальцем на попугая, заикаясь, спросил:

– Он что, го-го-ворить у-умеет?! – собрался с мыслями. – Я таких, только по телевизору видел.

– Он ещё не то умеет, – многозначаще ответил хозяин дома.

На следующий день все в селе уже знали, что Савицкие завели говорящего попугая.

– На кой им этот попугай? – удивлялись одни.

– Богати, с жиру бесятся. Всё хотять, как городские жить, – ехидничали другие.

– А, может, Федька приврал? Что с него станет. Надо Силантиху порасспросить. Та всё знает, – говорили третьи.

Силантиха появилась через день. Она уверено зашла в дом:

– Полина, с магазина иду. Там колбасу привезли, копчёности разные. Сходила бы, разбирают быстро.

– Ты же, Валентина, не за этим пришла.

– Да, конечно. Я по делу заглянула, – ответила она, оглядывая прихожую. – Шкаф красивый у вас! Современный. В городе купили? Пройти хоть можно?

– Ну, проходи! – Полина улыбнулась, зная, причину прихода первой сплетницы на селе.

– Мы тут решили кабанчика в выходные забить, да маленько мясцо распродать по соседям, – затеяла разговор, зыркая глазами по всем углам. – Может, вы тоже захотите купить? Мы не дорого продаём.

Полина решила поддержать игру:

– А почему же не купить? Купим килограмма три.

– В магазине сегодня слышала, вроде вы птичку говорящую приобрели. Врут, наверно, наши бабы. Им соврать, что мёду испить.

– Нет, не врут.

– Да неужто разговаривает как мы?

– Ещё как разговаривает!

– А где же он? Показала бы, посмотреть хочется.

– У телевизора сидит, песни слушает. Он у нас меломан, оказывается.

Полине хотелось, чтобы Славик заговорил, сразив тем самым Силантиху, иначе её кумушки во главе с самой Валентиной, промоют им все кости.

Славик стоял на полу в горнице и внимательно смотрел на экран, где шла передача «Звёзды девяностых». Ансамбль «Божья коровка» исполнял песню «Гранитный камушек». Полина выключила телевизор, чем вызвала недовольство попугая. Он, переминаясь с ноги на ногу, начал громко кричать, а потом, подражая солисту, запел:

Не ходи к нему на встречу, не ходи,

У него гранитный камушек в груди…

От удивления Силантиха присела на диван.

– Боже мой, он ещё и поёт. Не наврал Федька!

«Забавный какой, – подумала Полина. – И правда, с ним веселее».

Утром Валентина Силантьева еле дождалась, когда откроется магазин. Ей не терпелось скорее поведать селянам о невиданном чуде, свидетелем которого стала она сама.

– Он песни девяностых любит, знает их наизусть. А как поёт! Даже лучше, чем певцы.

– Да ну тебя, Валька! Придумала же, – произнёс кто-то из женщин, пришедших купить продукты.

– А ещё он молитвы читает, – она торжествующе огляделась. – И не только читает, но креститься умеет!

– Ну, это ты совсем хватила! – возмутилась Решетничиха. – Как птица может креститься?!

– Кто бы сказал, не поверила бы, а тут сама видела, – и, довольная собой, добавила, – а кто не верит, сходите и посмотрите. – Она ухмыльнулась и с гордо поднятой головой удалилась из магазина.

Не стало покоя в доме Савицких. Соседи, находя любой предлог, забегали в гости, чтобы послушать попугая и подивиться его способностям. А Славик с каждым их приходом выдавал что-нибудь новенькое: «Ходят тут, ходят. Дел дома, что ли нет!» А Глашке Петровой, как-то зашедшей на минутку, заявил: «А ты, Глашка, не путайся с чужими мужиками. Иди лучше полы дома помой. Грязь развела». Возмущённая Глашка, ехидно крикнув на прощание: «Попугаев тут развели! Сплетники! А ещё культурными называются!» – громко хлопнула дверью.

– Птица говорящая, ты так нас со всеми соседями перессоришь, – тоже возмутился Вячеслав Владимирович. – При тебе говорить-то ничего нельзя, тут же всё выложишь.

– Зато теперь не скучно. Ты же этого хотел, – проворчала жена. – Нет, Слава! Старость приходит, не для развлечений, а для созерцания. В отпущенное Богом время, нужно многое успеть, дела на Земле доделать, а главное – жизнь свою исправить, чтобы в Вечность с чистым сердцем войти. Птица и то это знает, каждое утро молитвы нам читает, а тебе всё веселья хочется. Горе ты моё…

Полина прислушалась.

– Калитка хлопнула, – она спрятала улыбку в уголках губ, – очередных гостей встречай…