Читать книгу: «Театр Богов. Цветы для Персефоны», страница 3

Глава III

Бремя тревог

У Гекаты не было иллюзий. Анадиомена была права – ей нужна помощница. Ей позарез нужна помощница. Иначе рухнет весь мировой порядок. Не может она одна нести назначенную ей тяжесть. Оба мира – и Царство Живых, и Царство Мертвых – это много, очень много. Передача власти, новое знание, открывшееся ей – все это было очень неожиданно, очень трудно, и очень обязывало. И пути назад не было – кому, как не ей, богине дорог было знать это. Все дороги ведут только вперед. На её плечах всегда был нелегкий груз, но разговор с Уранией, перед тем как она, Геката, ушла в Подземный Мир с Дарами, обеспокоил безмерно, ибо впереди открывался новый путь, и мог открыться новый для неё мир. И это было не наградой, а новым подвигом, который ещё предстояло совершить, и огромность которого ещё предстояло осознать.

Что толку жаловаться? Все мы, прямые потомки Стихий, перегружены обетами и обязанностями. Со временем часть трудов постепенно переносится на плечи тех, кто пришел позже. С одной стороны, это надежнее – слишком серьезные вопросы приходится порой решать, причем иногда буквально на ходу; а с другой – сферы влияния начинают пересекаться, начинаются обиды и споры.

Все мы здесь – владыки ненадолго. И Аид не принадлежит Гадесу, как и суша с небом – Зевсу, а море – Посейдону. Все мы пришли на место прежних богов, и уйдем, уступив место другим. Поэтому-то большинство из нас столь ревниво к власти и так жадно до дележа; они думают, что если один заберет себе всё, то сможет поспорить за власть с истинными хозяевами мироздания, ну или хотя бы отменить для себя подчиненность велениям Рока и Закона Равновесия.

Она, Геката, всегда старалась держаться в стороне от интриг. Старалась не вмешиваться, не мешать, не препятствовать. Помогала всем, кому и как могла. Возможно, так бы всё и оставалось, если б не тот конфликт с Герой.

И услужливая память воскресила давно прошедшее – слово за словом, мысль за мыслью, жест за жестом. Случайно оказалась Геката рядом с покоями супруги Зевса. Хотела проскользнуть незаметно, но услышала, как возмущенный голос Геры назвал её имя, и притаилась близ завесей оконных.

– Опять Геката! Не слишком ли много власти дал ты ей, супруг мой? Она везде, куда бы я ни направилась – на суше, на море, здесь. И еще и под землей. И везде она – желанная гостья. И везде вмешивается, вынюхивает, подслушивает…

Геката поморщилась. Последнее – в точку, на этот раз. Она бы ушла, ей претит то, что она делает, но сейчас стоит забыть о собственных желаниях и амбициях. Из-за этих преследований и подозрений ей в последнее время всё сложнее бывать в Мире Живых, скоро кончится тем, что она совсем не сможет там появляться. Всё чаще молнией проносится мимо колесница, одетая в серебряное пламя, с двумя пышнохвостыми павлинами в упряжи. Надвигается стремительно, угрожающе, вот-вот сомнет бешено крутящимися колесами, и в самый последний момент резко отворачивает, и тогда слышен глумливый хохот Геры. Геката каждый раз вздрагивает, заслышав свист воздуха за спиной, но ни разу не обернулась она, не выказала страха или тревоги. Однако недалек тот день, когда колесница просто не успеет прянуть в сторону, и тогда ей придется принять вызов. Впрочем, нет, до такого, конечно, не дойдет, эта нахальная гусыня, супруга Зевса, вряд ли осмелится вступить в серьезную драку. Она жестока, чудовищно ревнива и коварна, но труслива и предпочитает нападать со спины. Она терпеть не может встреч лоб в лоб, на равных. Но, следует признать, что даже и мелкие гадости от Геры способны осложнять жизнь, хотя бы потому, что просто отмахнуться не получается, и приходится разбираться с каждым из сюрпризов. Гера – дама влиятельная и осведомленная, и это ещё счастье, что глупость и заносчивость вперед неё родились, а то она могла бы изрядно навредить обоим Царствам в погоне за бесконечным самовозвышением. А так, только кусает да время отнимает. Пока не страшно, но проблему всё одно решать как-то надо. И уж если представился случай узнать больше, пусть и не очень красивым способом – лучше воспользоваться им, а не ждать другой возможности, она ведь может и не представиться.

– Зря ты порочишь её. Власть твоя велика, и почти равна моей. Многих богинь ущемил я, вознося тебя как жену свою. Супружество и очаг домашний под десницей твоей – обижена была Гестия-хранительница. У Деметры часть удела забрал я – теперь не только её, но и твоим попечением возрастают урожаи земель дольних. Пропилеей зовется Геката, защитницей, не могу я отобрать у неё все труды ей назначенные, не в моей это власти.

– Защитница, говоришь? Но разве не прибегают жены и дочери к моей помощи?

– Верно, роды и потомство людское – твоя забота, но ведь до того было оно под опекой именно у Гекаты. Поделилась она с тобой заботой этой, ни слова против тогда не сказала. А потом, Геката помогает и мужчинам в делах их.

Короткое, гневное фырканье.

– А ты тогда на что, супруг мой, повелитель?

Скрипнуло дерево, стукнуло что-то, на пол полетело.

– Дерзишь, жена! Геката – поверенная женских тайн, заступница обиженных!

– Это моя сфера! Женские тайны! Да они все, как одна, связаны с либо деторождением, либо с брачными узами! Ты должен и это дать мне, должен! Что у неё там еще остается? Тайное знание, колдовство темное, подземное? Вот пусть туда и отправляется, в Царство Мертвых, туда ей и дорога, богине придорожной! И пусть не появляется наверху!

– Ну, нет, женушка. Это уж слишком. И отобрать данное ей право бродить везде, где вздумается и понадобится, я не могу. Иначе мне придется самому беспрерывно бегать в Аид и обратно. У Гермеса и Деметры своих дел полно, мать я просить не могу, а более – некому, сама знаешь. К тому же, если Деметру ты, может быть, и сможешь иногда подменять, то Гермеса – вряд ли.

– Вот! Ещё один твой любимчик!

– Мне казалось, он тебе нравится.

– Он – льстец и проныра!

– Ты несправедлива, Гера. Согласись, что все самые необычные диковинки и все самые свежие новости появляются у тебя намного раньше, чем у других.

– А разве должно быть иначе? И он, кстати, далеко не всё рассказывает.

– Ему просто некогда. Проводник – работа хлопотная, и я не властен более распоряжаться ею и не могу освободить Гермеса от данных ему обязанностей. Так что придется тебе смириться с тем, что Геката будет и дальше появляться на поверхности.

– Хорошо. Но только там, внизу, среди людей. Сюда – чтобы ни шагу!

– Это серьезное требование, жена.

– Я знаю.

– А ты знаешь, что для этого тебе тоже придется себя ограничить?

– Обещаю, нога моя не ступит на землю, пока она там. Могу поклясться Стикс, если нужно, но чтобы здесь и духу её не было.

– Не клянись. Это лишнее.

– Неужели? Так, значит, мы договорились?

Голос Геры стал медовым, томным. Зашуршали шелка, звякнул металл, голоса стали едва слышны, супруги перешли на шепот, и вот, прерывистый стон дал знать Гекате, что спор о ней закончен и решение принято. Отныне вход на Олимп был ей заказан.

В известной степени Зевсу могло бы быть только на руку отсутствие Гекаты на Олимпе. Их беседы при встречах касались, в основном, Мира Мертвых. Приветы от Гадеса, новости с унылых, покрытых иссушенным пеплом равнин или из пламенных недр Тартара, где терпели бесконечные мучения его враги-титаны. Зевс доверял ей. Возможно, она вообще была единственной, кому он действительно доверял. И чем меньше окружающие знали бы про их встречи, тем лучше было для него. Просьбы относительно любовных дел служили больше маскировкой, но это не значит, что их не нужно было выполнять. Её утомляли все эти хитрости, но как откажешь?

Геката усмехнулась. Громовержец верен себе. Он никогда не бывает щедр, если ему это невыгодно. Взять хоть вот эту ситуацию с клятвой Геры не ступать на землю, пока там Геката – ну, так царица и раньше при встречах этого никогда не делала. Она же за все время их противостояния так ни разу и не остановилась, не сошла с колесницы! Сделай она это – и перевес в споре мог бы оказаться на стороне Гекаты. Так что, если б Зевс принял клятву – она могла бы обеспечить Гере солидное преимущество при стычке, ведь бой на равных тогда был бы в принципе невозможен. Клятву именем Стикс нарушать нельзя.

И всё равно Геката не могла избавиться от невольного чувства симпатии к владыке богов. Он, хоть и запутывается периодически в своих увлечениях, но ясности мышления не теряет. И умеет быть благодарным – конечно, если сочтет нужным. Вот, оставил ей лазейку. Что ж, нужно решать, как быть дальше. Не стоит думать, что теперь, когда Гера выторговала себе этот запрет, она перестанет строить козни. Ей просто придется действовать аккуратнее, уговор есть уговор – продолжение открытого противостояния разозлит Зевса. Впрочем, если Геру бесит именно потворство Гекаты многочисленным романам ее супруга, то удаление Гекаты с Олимпа мало что изменит, разве что сама Гера станет чуть спокойнее, ибо перестанет все время натыкаться взглядом на ту, которую мыслит врагом и предательницей. Но если, хоть каким-нибудь краем, прослышала она об истинных причинах появлений Гекаты на Олимпе и её встреч с Афродитой – вот тогда дело плохо. Зевсовы дела – его личная забота, даже если Гера и пронюхает что-то, он сам с ней разберется; она, Геката, в данном случае только посыльный, пока не доказано иное. И даже если станут известны истинные задачи, доверенные ей Громовержцем, в любом случае, в ответе он – а значит, и спрос с него. Но её встречи с Пенорожденной, общие их дела – ни под каким видом не должны стать предметом интереса царицы Олимпа. Слишком уж властолюбива гордая дочь Реи, слишком гневлива, нетерпима и (увы!) слишком слаба и обижена – как доставшимся ей жребием Высших Сил, так и своим собственным мужем. А здесь, в этой тайне, которую они так бережно хранят, такие перспективы для безоглядной власти – от одной лишь мысли об этом перехватывает дух даже у неё, Гекаты, чуждой как зависти, так и честолюбия.

Собственно, эти встречи были для неё едва ли не единственным источником приятных эмоций во время посещений Олимпа. Она рада была бы и вовсе там не появляться, но порой приходилось – когда вызывали. На Советы Богов, на пиры по случаю чего-нибудь – бракосочетания, рождения, официального посвящения в божественный сан, ну и так далее. На торжествах было скучно и чванно; повседневные развлечения олимпийцев – все эти их ссоры, споры, сплетни и интриги – совершенно не привлекали Гекату. А теперь, из-за Геры, ей придется встречаться с Афродитой там, где менее всего вероятно появление супруги Вседержителя – но эти укромные уголки ещё предстоит найти.

И все ж, несмотря на все интриги Геры, – а она и потом пыталась, уже после этого разговора, смешно было предполагать, что она смирится! – Зевс Громовержец так и не ограничил Гекату более ни в чем. Разумеется, это было победой – в определенном смысле, – но у всего есть оборотная сторона. Подательница помощи – удел из самых почетных, это бесспорно, но просителей и просьб, с каждым годом – да что там годом, с каждым днем! – становится всё больше и больше, и хлопот, соответственно, тоже. Она не в состоянии уследить за всем – это первое. И нельзя делать добро спустя рукава – это второе. И наконец, третье – она не может быть везде, она не богиня трех миров, она – богиня дорог и пределов, и в действительности, самая важная её задача – служение Дарам. Именно из-за них она так нервничает сейчас, именно из-за них пряталась она тогда под окном, рискуя быть застигнутой врасплох. Счастье, что этого не произошло, тогда Гера точно преуспела бы в своем стремлении сослать её вниз без права выхода.

А она, Геката, и помыслить в то время не могла о том, чтобы остаться в подземном царстве навечно. Она желала оставить за собой право ходить по дорогам Живых – но не из-за красот земли или жажды властвовать. И не из стремления быть ближе к тем, кто обращался к ней – мольбы обиженных слышны везде. Она пеклась о детях Огня Изначального, о Семи Дарах, частичках Хаоса. Они были мостиком, что связывал мир Форм с миром Сил; её встречи с Афродитой как раз напрямую были связаны с ними. И покуда Семь Даров пребывали в Царстве Жизни, на Олимпе, в покоях богини любви, Геката не вправе была позволить запереть себя в Палатах Мертвых.

Кто мог знать, что самая большая её опаска станет для неё судьбой? Что Подземный Мир укроет, в конце концов, в своих чертогах и её, и Дары; что им придется искать соратницу, которую Дары согласились бы принять. Она и Афродита полагали себя их защитницами, но возможно, думала теперь Геката, всё было совсем наоборот. Великие тайны зачастую сами себя охраняют, а тайна Даров как раз из таких.

Семь их в мире – по числу божественных свойств. Дар божественной красоты, дар мудрости, дар вечной жизни. Дар прорицания, дар всеведения, и особняком – дар тайного знания. Это не противоречие, это ограничитель, ибо даже у всеведения есть свои пределы. И наконец, последний, седьмой – дар сопричастия, или как его ещё называют, дар ожидания и призыва, на первый взгляд – и вовсе не значимый. Непосвящённый сказал бы, что вот, мол, собрали «остатки в кучу», а то и усомнился – стоит ли причислять эти свойства к божественным. Но в действительности, Дар этот – главнейший из всех семи, самый глубокий и всеохватный. Дар бесконечного движения, отражение силы, меняющей мир. Силы, способной не только к бесконечному ожиданию, но и к его противоположности – к приглашению, призыву открытому, и, следовательно, к осознанию себя. Не Дар, но дух, сама жизнь, по сути. И кому, как не богине любви, да ещё ей, Гекате, подательнице помощи в нужде, кому, как не им двоим, хранить и оберегать его, а с ним и прочих его собратьев во имя этой самой жизни? Оттого они и стали союзницами – мир форм и тел имеет свои законы и сила Даров должна быть воплощена материально, если уж обрели когда-то материальность и боги. У каждого своя сфера и особенности, у каждого – свой набор божественных свойств. Как и всё живое, боги хоть и вечны, но не неизменны. Им, как и всем, необходимы силы и энергия. Исполнение предназначений – непростая задача, и каждому из них нужна своя смесь сил, заключенных в Семи Дарах. А ведь еще есть полубоги – дети богов, те, кто, пройдя все мыслимые испытания и приняв в конце мученическую смерть, обретают божественность, в полной мере, принимая и дар вечной жизни и шесть других, в строго определенном, свойственном отныне только лишь им одним, сочетании. И эту смесь, это сочетание, следовало составить, и дать – тайно и неожиданно.

Длиннющая анфилада кончилась, они вышли на площадь перед Палатами. Черная Жрица обернулась к Персефоне.

– Здесь можно говорить. Мы почти пришли. Если хочешь – спрашивай.

– Я… я забыла, все свои вопросы… я хотела спросить про сад, но не помню, что именно…

На самом деле Перси прекрасно помнила, о чем хотела спросить – но ведь сад был только предлогом. Прологом к другой тайне, которую ей так хотелось выведать. Но ей не хотелось, пока они ещё в пути, задавать важные для себя вопросы. Ей казалось, что вот так, на ходу, она не сможет их правильно сформулировать, зато у Гекаты будет полная возможность ускользнуть от ответа, если ей это вдруг понадобится.

Ну, и правильно ей казалось…

– Что ж, тогда спрошу я. Ты ответишь «да» Гадесу?

– Нет. Я не люблю его. Я хочу домой. Я здесь пленница, я не буду его женой. Мать заставит Зевса вернуть меня в мир Живых.

– Но Зевс уже дал разрешение на ваш брак.

– Нет. Я знаю, что нет. Он не ответил «да» на просьбу Гадеса.

– Он отказал?

Персефона скривилась.

– Нет. Он промолчал.

– Вот видишь. Если бы он не был «за», он бы сказал «нет». А он промолчал. Это было «да».

Перси знала это лучше Гекаты. Всё так и было. Зевс промолчал, и это было «да», но он не сказал «нет», и это позволяло ей упрямиться и настаивать на своем. Возможно, она напрасно думала о нем плохое, кто знает, как повернулись знаки Судьбы, вдруг он был просто вынужден промолчать?!

Эта мысль оставляла ей и лазейку, и надежду.

– Нет. Это было «нет». Он просто не может сказать, почему он против.

– А ты знаешь?

– Да. Знаю.

– И в чем причина?

Персефона замедлила шаг. Геката обернулась, поманила рукой.

– Не останавливайся, девочка. Здесь не лучшее место для этого. Только не задумывайся, почему так, просто поверь. Пока поверь.

– Почему «пока»?

– Потому что возможно, настанет час, и ты будешь знать. А пока – просто поверь, и не стой столбом, иначе мне придется принять меры.

– Потащишь волоком?

– Нет. Сверну ковриком, а потом забуду развернуть…

Персефона засмеялась и поспешила вслед протянутой руке.

– Ты не ответила мне, девочка.

Персефона растерялась. Конечно же, она не знала ответа, у неё его просто не было, как не было и времени его придумать. Нужно было срочно как-то «извернуться».

– Прости меня, великая Геката. Я помню твой вопрос, но не хочу говорить об этом. У каждого из нас – свои тайны.

Вот так, ударом топора. Это был, безусловно, риск. Черная Жрица принадлежала к тем, с кем шутить опасно, а дерзить – опасно вдвойне, даже для бессмертных. Но к вящему удивлению Персефоны, Геката только покивала в ответ, словно услышанное ею и так ответило на какие-то, незаданные вслух вопросы.

– Хорошо, девочка. Храни их. Я не буду больше спрашивать.

Перси внезапно почувствовала себя виноватой. Ей стало неловко, словно она обидела того, кто пытался ей помочь, как мог и умел. И ей казалось, что в этой истории всё как-то вытекает одно из другого – и её глупая влюбленность в собственного отца, и сватовство Гадеса, и похищение – всё так вовремя, всё так логично, всё так для всех… удобно, что ли. Неудобно ей – и неприятно, и стыдно, и обидно, но есть ведь и плюсы, да ещё какие! Эти тайны, странные совпадения, эти приглашения неведомого, и сад этот, и… а почему она спрашивает, что я отвечу Гадесу? Разве это не очевидно? Ведь если бы я хотела сказать «да», я бы так и сказала. И ему не пришлось бы меня уговаривать. И тогда мы не пошли бы в её сад, и в этот таинственный зал, и он не проговорился бы. Почему она так настаивает, что Зевс уже благословил этот союз? Хочет, чтобы я смирилась? Хочет, чтобы я осталась? Так же как и Гадес? Ну, с ним понятно, а у неё какой интерес? И только ли у неё? Эти приглашения, этот сад! Почему мы должны говорить только там? Да, правильно, я сама напросилась, но мне так хотелось туда вернуться, прям до дрожи в коленках. Вернуться? Вернуться куда? Туда, где даже не была? Нет, я, конечно, любопытна, но ведь не настолько же… что я, садов красивых не видела?! Вот глупости! И ещё… я хвалила сад, чтобы её разговорить, задобрить – и она пошла мне навстречу….так легко, с такой готовностью… Почему?

Перси откашлялась.

– А можно, тогда спрошу я? Как связаны твой сад и твой вопрос про Гадеса?

Оп. Крутой разворот всем телом. Ты попала в точку, маленькая Перси.

– А почему ты решила, что они связаны?

Сдай назад, Персефона. Скажи: «просто так». Нипочему.

– Я не знаю. Знаю, что это так – и всё.

– Знаю, но не знаю. И наоборот.

Геката засмеялась, подхватила девушку под руку и потащила за собой. Перси начала отбиваться. Геката посуровела и прикрикнула на неё.

– Ты опять еле передвигаешь ноги. Тогда иди молча.

И они шли дальше. Геката не отпускала руку Персефоны, крепко прижимая ее к своему боку. Персефона больше не сопротивлялась, что-то подсказывало – нельзя, это неспроста.

Строгость Черной Жрицы имела под собой веские основания. Тропа, ложившаяся сейчас им под ноги, была узкой, извилистой и проходила через опасный для Бессмертных участок. Душам смертных виделась только бескрайняя выжженная равнина, но взорам богов представала длинная цепь белобоких гор. Тропа здесь делала крутой поворот и долго тянулась потом вдоль гряды, подходя местами очень близко, а потом отворачивала прочь. За горной цепью лежали зеленые луга, а за ними высились Палаты Забвения, хозяином которых считался бог Сна – Гипнос, ласковый и кроткий нравом брат Танатоса, бога Смерти. С первого же шага вдоль гряды, Палаты Забвения начинали звать идущих по тропе – тихим, еле слышным шепотом. Он продолжался все время, пока дорога петляла вдоль гор, голоса звали то тише, то громче, то ласково, то угрожающе. В них крылась невероятная мощь. И чем меньше была личная сила Бессмертного, тем более властным становился этот зов, тем сложнее было ему противостоять. Поэтому боги и не любили спускаться в Аид. Единственное в нем место, которое могло бы обрадовать их слух и взор, было исполнено угрозы. Безопасным проход здесь был лишь для Гипноса, Танатоса и Гекаты, как для адептов Великих Тайн. Но даже им приходилось быть очень внимательными и соблюдать осторожность. Зевсу и Гадесу тоже не были страшны голоса Забвения, но оба предпочитали не рисковать. Инстинкт самосохранения в данном случае работал безупречно. Как верховные властители, они имели полное право на безопасный проход, но предпочитали здесь не появляться. Оба полагались на помощь Пропилеи, а Зевс и вовсе втихаря сложил с себя все свои обязанности в отношении царства Мертвых, передав и их, и знания, Гермесу – вместе с кадуцеем. Еще один верховный властитель, их брат Посейдон, даже не смотрел в эту сторону, ибо испытывал категорическое отвращение – как к строгому познанию, так и к самодисциплине. В нем главенствовало хаотическое эго невероятных размеров и столь же хаотический гнев, если вдруг что-то шло не так. С таким характером в Царстве Мертвых делать было совершенно нечего. Мало кто знал, что право прохода и почти полная неуязвимость были ещё у Афродиты, но и самолюбие, и статус не позволяли богине любви появляться там, где большинство обитателей уже давно ничего не чувствовало.

Когда тропа отворачивала от гор, шепот стихал, и можно было вновь спокойно любоваться белоснежными вершинами и мощью крутобоких склонов. Можно было не следить за каждым шагом, можно было просто идти – небрежно, не торопясь.

Теперь они были совсем близко от жилища Гекаты. Персефона увлеклась разглядыванием окрестностей – к счастью, ибо опять бы начались вопросы, а Гекате совершенно не хотелось беседовать – ни о чем. В голову лезли воспоминания. Она не противилась, надо – значит, надо.

Эликсиры Семи Даров они готовили вдвоем – она и Афродита, а юная Геба помогала им как умела. Впрочем, от неё требовалось делать только то, что поручали – например, подать кубок с амброзией, где уже были растворены несколько капель эликсира. Олимпийские пиры отчасти и служили этой цели. Если же требовалось не простое подкрепление сил, но обновление или даже возрождение, Афродита готовила специальные мази и притирания и тогда она не допускала никого в свои покои. Готовые мази предлагались ею братьям-богам в перерывах между любовными утехами, в которые она сама же их и вовлекала. Нежные пальцы Пенорожденной скользили по разгоряченным телам, мягкие губы впивались в укромные, стыдные уголки, обдавая жарким дыханием, и драгоценные масла незаметно впитывались в кожу. Богини же получали от неё небольшие, редкой красоты коробочки, сделанные из драгоценных металлов и камней, или из резной слоновой кости и дерева. В коробочках таились мази, благоухавшие упоительно, но запахи эти были неопределимы. Они пахли утренними росами и щебетом ночных птах, звездным светом и огнями закатов и зорь, пахли снежными ледниками, брызгами океанских валов – всем, чем угодно, только не теми травами и цветами, что входили в их состав. Мази в коробочках, как правило, было совсем немного, на один раз, редко на два – не снадобье, а знак внимания, но знак бесценный. Их так и воспринимали, тем более, что коробочки оставались в руках владелиц, радуя глаз изысканностью форм и богатством отделки, и еще долго пахли после того, как в них заканчивалась нежная, маслянистая субстанция.

В каждый из эликсиров или мазей входила частичка каждого из Семи Даров – в различных, но каждый раз строго личных сочетаниях. Частички впитывались в смесь масел из трав и цветов, собранную в последовательностях и количествах также строго определенных.

В ведении Гекаты были цветы и травы, она приносила их на Олимп. Нужные ингредиенты могли оказаться где угодно, они могли быть расти и в мире Мертвых, и в мире Живых. Богине дорог помогали знания Стихий и Вечная Память, что хранилась в Палатах Мертвых. Небо, море, земля и пламень Аида, – все четыре Предела открывали ей свои тайны в нужный момент. В этом и заключался Дар Всеведения – не знать всё и всегда, но узнавать то, что необходимо и именно тогда, когда понадобится. И открывался он, как правило, очень ненадолго. Едва лишь задача бывала выполнена, знание тут же исчезало из памяти. В отличие от Дара Всеведения, Дар Тайного Знания всегда был к услугам своего обладателя, но касался он лишь конкретных, строго определенных областей, а то и всего лишь какой-нибудь одной, и всегда требовал преданного служения себе и самоотверженности. Он был как след, как нюх – вел туда, где можно было найти и получить сокрытое, но чтобы воспользоваться этим следовало потрудиться – даже богам. Даже им тайное знание просто так не давалось, его требовалось заслужить. Гекате были свойственны оба Дара, причем, в наивысшей концентрации, и как раз эта особенность в сочетании с её обязанностями подательницы помощи, самым естественным образом сделала богиню дорог правой рукой Афродиты и её верной соратницей.

Сила любви, подвластная Пенорожденной связывала обе составляющие эликсира – и материальную субстанцию, и энергию Даров, а сила духовного умопостижения, свойственная космической ипостаси богини, Афродите Урании – определяла верно и безошибочно составы и пропорции, а также время, место и способы вручения эликсира, степень его необходимости и истинные её причины. Стихией и сутью Урании было достижение идеальной гармонии через понимание – через любовь духа и ума, а красота телесная была лишь зримым её воплощением. Перекидывать мостики между людьми, вещами и явлениями, пролагать новые пути и сохранять старые, связывать части в целое и быть, тем самым, везде и повсюду, пронизывать мироздание, постигая его вновь и вновь, бережно и терпеливо – это и было истинным назначением Любви, и её повелительницы, Афродиты. Дороги, ложившиеся под ноги Гекате – от предела к пределу, от царства к царству – вели неуклонно от Олимпа в Аид, и обратно. Но дороги Знания и пути Любви не могли расходиться далеко – они были едины в основе своей, и вместе они вели к Истине, бесчисленные отражения которой хранили Книги Памяти и книги Судей в Палатах Ушедших, в царстве Долга и Покоя. Афродита почти безоговорочно доверяла своей помощнице, и заметим мимоходом, племяннице, и это порой вызывало досаду юной дочери Геры. Она немножко завидовала их союзу, а унаследованная от матери подозрительность время от времени превозмогала великодушие и легкомыслие, свойственные юности. К тому же, Геба нежно любила мать и жалела ее.

Геката понимала её чувства, но не разделяла. И дело было вовсе не в личной неприязни или конфликте интересов. Неистовая жажда власти, обуревавшая царицу Олимпа – вот где таилась главная опасность. Геру нельзя было подпускать к Дарам – просто потому, что она к ним никого потом не подпустит.

Следовало предупредить Пенорожденную. Гекате не хотелось волновать её попусту, но стоило ей только заговорить, как оказалось, что богиня Любви вполне разделяет эти тревоги – и даже более того!

– Я боюсь, тетушка, что Дары придется спрятать. Здесь держать их опасно. Их ценность так велика…

– Не стоит объяснять мне очевидное, племянница! Мы обе знаем, как они драгоценны и что небрежность в этом деле непростительна. Мне тоже не нравится, что они здесь. И всегда не нравилось.

– Ты никогда не говорила об этом.

– И поэтому ты сочла меня беспечной? Прости, что разочаровала. Я все время нервничаю, что их секрет могут раскрыть. Здесь слишком много народу.

– Здесь – в смысле, на Олимпе? Или здесь… в твоих покоях?…

Последнюю фразу Геката произнесла с легкой запинкой и улыбнулась неловко, словно извиняясь. Афродита усмехнулась.

– Ну, положим, большая часть тех, кто сюда приходит, видит только мои прелести, остальное их уже не волнует. Нет, проблема в другом: здесь у всех слишком много свободного времени. И для праздного любопытства и для интриг. Если б их можно было убрать с открытого места!

– Но это невозможно, ты ведь сама знаешь! Мы погубим их силу, если спрячем под замок. Эти правила, что «…они должны быть в руках и под рукой Дающего» – так было всегда.

– Эти правила установили в те времена, когда нас было раз-два, и обчелся. Но времена меняются. Нас стало больше, составов – тоже, и для работы с ними требуется всё больше и больше времени. И тебе ещё сложнее, чем мне, разве нет?

– Ты права, богиня любви. Слишком много дорог ложится мне под ноги. Нужные травы и цветы, увы, не растут все в одном месте. Я устаю. И опаздываю туда, где меня ждут. Именно поэтому я была только рада отдать часть своих обязанностей Гере.

– Ну, приписывать эту «передачу власти» твоему смирению даже не пришло мне в голову.

– А я очень надеюсь, что Гере пришло в голову именно это. Она будет в ярости, если узнает, что я свалила на плечи царицы Олимпа те хлопоты, которые меня более всего тяготили.

– Тогда мне точно придется поискать тебе укромное местечко. И на подольше. А что касается цветов и трав…

Геката вдруг всхлипнула и моляще стиснула локоть Афродиты. Та погладила нежно дрожащие руки, улыбнулась ласково, заглянула в глаза, а потом внезапно дунула на прядь волос, прилипшую к бледной щеке. Геката рассмеялась сквозь слезы, так неожиданно это было, и так задорно. Афродита обняла её за плечи, усадила на скамью, заваленную узорными тканями и мягкими подушками, присела рядом.

– Говори. Ты уже что-то придумала, я вижу!

– Думаю, мне нужен мой собственный сад. Но, как только он появится, появятся и вопросы.

– Значит, его надо будет спрятать. Вот только где?

– Я буду думать, Пенорожденная. Ты поможешь мне?

– А у тебя есть сомнения?

– Нет. И не было. Но я должна была спросить. Ты сердишься?

– Нет. Ты все сделала правильно. И мой ответ – да. Я помогу тебе.