Читать книгу: «Сказка о ночном музыканте», страница 6

А послужило этому причиной,

Что он на крону дерева смотрел,

И выступ незаметный в это время

Близ вскрывшегося корня не узрел.

Коряга зацепилась за штанину,

Не думая её освобождать.

И чтобы та одежду не порвала,

Скрипач её стал трогать и шатать.

Когда же, наконец, освободился,

И целостность штанины сохранил,

При юноше дуб внешне изменился,

И произнёс: «Войди куда спешил!»

Кора вдруг стала зеркалом прозрачным,

За ней виднелся необычный лес,

Что был внутри раскрывшегося древа,

А значит тем, где множество чудес.

Виденье было сказочно, волшебно,

Лишь сделай шаг и ты в другой стране.

У парня вдруг от сильного волненья

Мурашки побежали по спине.

Сказать, что он нисколько не боялся –

Неправильно. В душе таился страх.

И то, что музыкант сокрыть старался,

Всё виделось в распахнутых глазах.

Немного в недоверье пребывая,

Давид шагнул, всю волю подсобрав,

В бессолнечный лес тёмный, неприятный,

И видно потому почти без трав.

Здесь пенье птиц не слышалось.

Зловещей казалась в этом месте тишина.

Куда девался день? – было неясно.

Что означала эта полутьма?

Тут музыкант невольно оглянулся,

Чтоб за спиной увидеть солнца свет.

Но входа пропускающего дуба

В стране, куда он прибыл, уже нет.

Один в густой глуши. Здесь даже ветер,

Желая порезвиться, не гулял.

Куда идти? На что теперь равняться?

Растерянный скрипач пока не знал.

Под маловесной тяжестью Давида

Довольно слышно захрустела ветвь.

Разнёсся эха звук, будя живое,

Иль призрачное… Как на то смотреть!

И двигаться уже не нужно было.

Пред ним мгновенно расступился лес,

Являя необычную поляну.

Вот, с дерева к нему разбойник слез,

За ним другой, ещё… Уже казалось

Не будет их количеству конца.

Обросши, злы, оборваны, беззубы…

Ни одного приятного лица.

Они Давида быстро окружили,

Безвыходно и плотно обступив.

Глаза их не по-доброму блестели,

В руках виднелись острые ножи.

Сначала музыканту показалось,

Что им хотелось просто его съесть.

Но если они голодны, он может

Отдать съестное – всё, что в сумке есть.

А те к нему зловеще потянулись.

Давид уж ощущал касанье рук.

Чем, в общем-то, конечно же, пугали,

Сужая роковой, ужасный круг.

Но просто так стоять, как столб безвольный,

Чтобы позволить растерзать себя,

Хоть как-то защищаться не пытаясь –

Не по-мужски и потому, нельзя!

Захваченный вскричал: «Остановитесь!

Хочу спросить: Главенствующий есть?

Мне нужно с ним немного пообщаться.

Иль все равны, кто обитает здесь?»

«Ну как не быть? А что ты мне расскажешь?» –

Сказал наипротивнейший старик,

«Всё, что в мешке лежит, не сомневайся,

Возьму и сам, без спроса, как привык!

С ребятами бороться бесполезно.

Их много, да и ты не богатырь.

Тут голодно живётся. С покаянием,

Ограбив, мы не ходим в монастырь».

Давид прервал его: «Не нужно грабить!

Уменьшив грех ваш, я всё сам отдам.

Прошу ветвь, камень, тряпочку оставить,

Да скрипку, что едой не станут вам,

А остальное просто забирайте.

Я сам дарю вам это от души.

Боюсь, однако, этого не хватит,

Да и пожитки стоят лишь гроши».

Вожак ответил грозно: «Разберёмся!»

Ножищем срезал тонкий ремешок,

Висящей на плече дорожной сумки,

Да так, что в тело вкрался холодок,

«Богатство» парня высыпал на землю,

На всех велел съестное поделить,

Себе забрал исправную одежду,

Чтоб образ свой чуть-чуть преобразить.

Ногой к Давиду оттолкнул лишь ветку,

Смычок со скрипкой, тонкий лоскуток.

Про то, что тряпка может быть полезной,

Разбойник знать конечно же не мог.

Он сам обшарил парня, не стесняясь,

Буквально с самых ног до головы,

Не веря, что отсутствовали деньги,

Хоть пятачок…. Но не нашёл, увы.

Им найден был «булыжник» необычный.

Его без спроса атаман забрал,

Уверенно себе его присвоил,

Не думая, что, в общем-то, украл.

Давид не забывал, что скрипку с камнем

Забравшие должны будут вернуть.

А, как и почему – ещё не видел,

И в данный миг хотел на то взглянуть.

Он не спешил с бандитами расстаться.

Без даренных вещей уйти нельзя.

Волшебный голос, слышимый из тверди,

Ему помог, как делают друзья.

Разбойники за щёки уплетали

Те крохи, что доступно было есть,

Давид подсел, вопрос задав:

«Скажите, дорога что ведёт из леса, есть?»

Те посмотрели на него так странно,

Как будто он про глупости спросил,

Или, по крайней мере, непомерно

Сидящих, своею речью удивил.

Один из них сказал: «Ты что не слышал,

Что многие ступившие сюда,

Не справившись с поставленным заданьем,

Остались в этом лесе навсегда?

Мы тут оборвались, изголодались

Лишь потому, что выход не нашли.

Присутствуя здесь, многие забыли,

Зачем сюда попали и пришли.

Да и тебе, я думаю, придётся

Остаться тут на долгие века.

При мне, вновь не явиться на поляну

Смог лишь старик. Единственный пока.

Как удалось ему – про то не знаю.

Он после испытания исчез.

Мы словно звери след его искали,

Но всюду был пустынным чёрный лес.

Как видишь, ни цветочка, ни грибочка.

Здесь с каждым прибывающим – темней.

Возможно ты собою приумножишь

Власть ночи. Мы не помним светлых дней.

Эх, глупый! Ты спешил сюда за счастьем,

Спасая вековой, могучий дуб?

А он лишь только дверь в лес чародеев,

Которые от нас иного ждут.

Рассказывай, зачем сюда явился.

Хоть этим нас немного развлеки.

Нам скучно… Мы ругаемся, дерёмся…

Так в темноте и коротаем дни».

Он что-то захотел ещё добавить,

Но в это время оглушил всех крик!

Вопил, как видно, от ужасной боли,

Без спроса взявший камушек, старик.

Он, приодевшись, вроде был нормален.

Постричь, отмыть – возможно, был красив…

Подпрыгивая вверх и извиваясь,

Теперь главарь стал очень суетлив.

Казалось, он сошёл сума. Рыдая

Он прокричал: «Спасите, я горю!!!

Какая боль во мне, я умираю…

Облейте же водою, говорю!!!»

Для всех, кто рядом был, казалось странным,

Что он навзрыд подобное кричал.

Ни пламени, ни дыма, даже искры,

Никто на нём сейчас не замечал.

«Воды!» – просил разбойник умоляя.

Но рядом, ни реки, ни озерка.

Бандиты с изумлением смотрели,

На спятившего вроде б вожака.

И только лишь Давиду было ясно,

Как можно атаману их помочь.

Он произнёс: «Внимательно смотрите.

Я удалю его боль быстро прочь.

Всё это оттого, что он взял вещи

Без спроса. Ещё чуть и он умрёт.

Так будет с каждым рано или поздно.

За воровство расплата настаёт!

Пример довольно яркий перед вами!

Не верите? Смотрите! Он отдаст

Сейчас мне небольшой, невзрачный камень,

Почувствовав, что в нём огонь угас!»

Разбойник, видя, что никто из шайки

Ему не стал хоть чем-то помогать,

Спасение взяв быстро в свои руки,

Стал вещи музыканту отдавать.

Мыча от нестерпимой жуткой боли,

Из-под рубашки камушек достал.

На всякий случай даже всю одежду,

Что отнята была, мгновенно снял,

И засмеялся громко. В самом деле

Боль, что сжигала изнутри – ушла.

Он бегал по поляне в счастье голый.

И всем казалось вновь – «Сошёл с ума!»

Давид, увидя это, огорчился.

Раздетый вид его не удивил.

Он понимал, что это всё от страха,

Ведь он назад одежду не просил.

«Оденьтесь. Пусть одежда вас прикроет.

Негоже перед нами так ходить.

Но впредь прошу подобного не делать.

Поверьте, много проще будет жить.

Я вам сейчас немного поиграю,

Напомнив, как чудесен белый свет.

Возможно, из-за алчности и злости,

Что в вас сидят, его давно тут нет.

За это попрошу вас рассказать мне

Про испытанья, что здесь не прошли,

Чего хотели и чего желали,

Догадки: почему то не нашли».

«Ты кто такой, чтоб мы с тобой делились?» –

Кто произнёс слова, вскричал как зверь!

И вдруг вокруг от ненавистной злости

В окрестности лесной стало темней.

Давид сказал: «Вот это вас и губит.

Вы сами лес вгоняете во мрак!

Сейчас тому я видел подтвержденье,

Проделайте же к свету первый шаг!

Хоть маленький кусочек отыщите

В душе своей любви и доброты.

Я вам напомню и сейчас сыграю

Мелодию забытой теплоты».

Взяв в руки скрипку, музыкант помедлил,

Дав время призадуматься чуть-чуть.

И заиграл мелодию о свете,

Который даже ветром не задуть.

И тут неспешно стала освещаться

Часть леса, где стояли существа,

Смекалистые, сильные когда-то,

Но падшие от чар и колдовства.

Глаза их, видя это, прослезились.

Предстало, что скрывала темнота:

Застывшие не люди – полузвери,

Забывшие, что значит доброта.

Давид играл и чувствовал сначала,

Что не примкнул пока что ни один.

В них злоба, хищность всё ещё блуждала,

И верх брала, как главный господин.

Заметно было, что они хотели

Побыть подольше в солнечных лучах.

И звук, душою чистою рождённый,

Свершил невероятное в сердцах.

Мелодия, что местность осветила,

Заканчиваясь, стала утихать,

Свет потихоньку начал растворяться,

Его вдруг захотелось поддержать.

Разбойники поспешно вспоминали

Всё лучшее, укрытое в душе.

Они теперь чему-то улыбались.

Присутствовала доброта в лице.

Нельзя сказать, что воцарилось солнце.

Пока здесь возрождался лишь рассвет,

Но видимо теперь все уловили

Зловещей темноты этой секрет.

«Как видите, душой направить можно

Всё к лучшему и что-то изменить.

Я думаю, друг другу помогая,

Мы сможем путь во внешний мир открыть.

Прошу вас, вновь признаться перед всеми,

Что здесь случилось и произошло.

Кто знает, может, вскроется решенье,

И птица счастья развернёт крыло».

Разбойники на землю опустились,

Стараясь воссоздать опять же круг.

Они не очень парню доверяли,

Не зная, друг он им или не друг.

Их атаман, нарядно приодевшись,

Советов правомерность, испытав,

Сказал: «Я вас могу уверить, братцы,

Что музыкант, похоже, в чём-то прав.

Дерясь, пришедших грабя и терзая,

Дорогу нам отсюда не найти.

Мы ж ничего, открывшись не теряем,

Но, думается, можем обрести.

Я первым расскажу, не утаившись,

Что очутился здесь, как новый гость

Давно. Дуб пропустил меня в «ворота»…

Так с каждым, кто сидит здесь, началось.

Скажу по правде, лес стоял красивым.

В лучах играли, шелестя листы.

Во мне, свершившим многие победы,

Желания бурлили и мечты.

Простые исполняются на воле,

А мне хотелось много – сразу всё!

Мечтою было – жить в красивом доме…

Боярин – было звание моё.

За что должна быть дарена награда

В таких размерах, я тогда не знал,

Лишь слышал, что подобное возможно,

И потому попасть сюда мечтал!

Мне встретилась кошмарная старуха.

Такую страшно повстречать в ночи!

При ней душа мгновенно костенеет,

И зуб об зуб невольно застучит.

Но я сумел, пусть видом побледневшим,

Рождённый ужас всё ж не показать.

Спросил лишь, как к ней нужно обращаться?

Как надобно бабусю величать?

Она сказала: «Все зовут, как знают.

Кто ласково – бабулей, кто – Ягой,

На чём лишь свет стоит, меня ругая.

Страшна, видать, я с костяной ногой.

Я ни на что, сынок, не обижаюсь.

Рассказывай, зачем сюда пришёл?

Ведь просто так ко мне не попадают

И ты, похоже, с просьбою зашёл».

Я выложил ей всё, что мне желалось.

Она хитро скривилась, а потом

Сказала: «Значит, ты сюда явился,

Желая стать боярином с добром!

Ну что ж, такое может и случится.

Тебе лишь нужно мостик перейти.

Предупреждаю, сделай это быстро,

Иначе то, что ищешь, не найти!»

Вот невидаль, прошествовать к мосточку!

Я мог как ветер сильный пробежать,

Поэтому мгновенно согласился,

Не зная, что мне могут помешать.

Она взяла клюку, и мы тихонько

Сквозь чащу пробираясь «поползли».

Похоже, ей идти было непросто,

И мы довольно долго с бабкой шли.

Порой казалось, что мы заблудились.

Конца и края леса не видать.

Она плелась, а я в изнеможенье,

Стал падать и немного отставать.

Мы долго с ней потом ещё блуждали.

Я даже на старуху накричал!

Не водит ли Яга меня по кругу,

Стараясь сделать так, чтоб я устал?

Она хитро при этом посмотрела,

И через миг сказала: «Мы пришли!

Вон речка, к ней спускается дорога,

И мостик, мной обещанный, вдали.

На всё про всё тебе даны минуты.

Успеешь перейти – станешь ходить

Боярином, жить в роскоши и славе.

А нет – придётся в том себя винить!»

Похоже, бабка старая исчезла,

Когда я впрыть к мосточку побежал.

Не до неё мне было в это время,

Во мне горел желания пожар!

А на пути, ну прямо, как нарочно,

Встречались постоянно старики,

Просящие помочь им перебраться

На тот же берег маленькой реки.

До них ли было мне? Хотя с отказом

Бежать мне становилось тяжелей.

Осталось метра два до переправы,

И я бы близок был к мечте своей.

Но тут натренированные ноги

Свинцом тяжёлым будто налились

И, не давая мне и шага сделать,

С землёю здешней намертво срослись.

Я пал, в душе свет белый проклиная.

Мост несколько минут ещё стоял.

И как я дотянуться не пытался,

Мог видеть лишь, как оный исчезал…»

Разбойник замолчал, припоминая,

Большую неудачу на мосту.

Давид невольно на лице бандита

Заметил вниз сбежавшую слезу.

Ему, конечно, было его жалко.

Он понимал, что сделал тот не так,

Но промолчал. Ему уже хотелось,

Услышать от других про каждый шаг,

Приведший их к плачевной, тёмной жизни.

Он каждому расскажет, что к чему.

По крайней мере, как он понимает,

Во всём доверясь сердцу своему.

Была печальной повесть атамана.

«Но это что!» – вдруг прошептал другой,

«Я шёл не из-за денег, а за славой!

Чтоб все считали будто я – герой!

Всегда случалось так: в каких сраженьях

Ни бился б я – никто не замечал,

Как я хорош в бою, силён и ловок.

Другой с победой лавры получал!

И мне всенепременно захотелось

Прославившись, людишкам доказать,

Что я всех прочих воинов достойней.

А значит, меня нужно привечать!

И вот тогда услышав, что возможно

Помочь мне в этом может старый дуб.

Я двинулся к нему и испытанья

Легко прошёл, ведь был всегда не глуп.

Меня здесь повстречала тоже бабка.

Нет, я при ней зубами не стучал,

И спрашивать об имени не думал.

«Каргою старой» просто обозвал.

Она же отнеслась к тому спокойно.

Похоже, старой было всё равно.

Ей интересно было с чем явился –

Желание и больше ничего.

Ну, я ей всё как есть, конечно, выдал.

Хочу, мол, славы, чтобы был герой.

Она хитро, беззубо улыбнулась

И проскрипела: «Что ж, иди за мной!»

Мы тоже «поползли». Она, хромая,

Спокойно шла с костлявою ногой.

А я в конце уж плёлся еле-еле…

Устав, признаюсь, был уж сам не свой.

Потом открылась наконец дорога

К заветному волшебному мосту.

Идти к нему, казалось мне, недолго.

За ним – честь, слава, всё чего я жду.

Карга велела мне поторопиться,

Сказав: «Туда пойдут кроме тебя

Не менее достойнейшие люди.

Вина, коли обгонят, не моя!»

Не помню куда делась эта бабка,

Ведь я, как ненормальный побежал,

Крича: «Постойте же, остановитесь!»,

Сбивая с ног того, кого встречал!

Достойнейшие…. Кто они такие?

Людишки шли, как мелочь предо мной.

Осанка, сила, стать в них не видалась.

Я точно знал, что только я – герой!

Не верите? Да просто я за время,

Что здесь в лесу, неброским стал таким.

А раньше лучше прочих был –

Красавец, что в спорах и борьбе непобедим!

Я, кажется, отвлёкся. Эти люди

Остановившись, стали выяснять

Возможную для первенства причину,

И попросили это доказать.

Я не могу сказать, что выхвалялся,

Но важность свою многим показал.

Все, в общем-то, дорогу уступили.

Один из них лишь дальше зашагал.

Мне было непонятно, как он может

После всего что сказано, идти?

Все ж поняли как мелки и ничтожны,

И больше не мешались на пути.

Но тут он произнёс: «Неблагодарный!

Ты даже им спасибо не сказал!

Достоин ль человек великой славы,

Когда гордыни столько показал?»

Я спорить стал: «Какая тут гордыня?

Не их желанье это, а небес!»

Но в метре до моста речь оборвалась.

Соперник, мост растаял и исчез.

Виной была тому конечно бабка.

Предупредила б, чтоб я помолчал

Пока не перейду на левый берег.

Ведь я бы их, итак, там обогнал!»

В кручину впав, притих второй разбойник.

Вокруг сгущаться стала темнота.

Злодей возможно думал не о добром,

И краски тьмы явились неспроста.

Давид же поиграл опять для света.

Ему хотелось лучше разглядеть

Того, кто говорил. Он много слышал,

Но велено же было и смотреть!

И вот уж третий начал: «А я, братцы,

Мечтал заполучить себе мешок

Наполненный червонным золотишком,

Такой, чтобы с земли поднять не мог.

Ко мне бабуся тоже заявилась.

При ней я заикаться даже стал.

Не мог никак сказать про то, что надо,

А лишь со страху без конца икал.

Потом уж кое-как разговорился.

Желанье моё бабка поняла.

И, как и вас, по лесу без тропинок,

К заветному мосточку повела.

Всё было так же – я устал ужасно.

На миг хотелось лечь и отдохнуть,

А бабка шла и шла себе безмолвно.

Её не утомлял далёкий путь.

Когда же мы увидели дорогу,

Что до реки и мостика вела,

В её руках уж был мешок огромный.

И где такой бабуся заняла?

Пока мы шли, я к ней привык немного,

И не боялся рядышком стоять.

Она мне улыбнулась и сказала:

«Ты можешь до реки, что хочешь взять.

Успей перенести свою поклажу

Через вон тот красивый, дивный мост.

Всё, что в мешке – твоё будет по праву.

За неудачу лишь с тебя, брат, спрос!

Мешать и помогать тебе не стану.

Не мешкай и по-быстрому беги.

Бери сколько захочешь – мне не жалко.

Успей добро лишь к месту донеси».

Ну что сказать? Я побежал конечно,

Хоть ноги и не слушались меня.

Но вскоре я совсем приободрился,

Когда передо мной, собой горя,

Раскрылись лавки полные богатства.

Маня к себе: «Ко мне друг загляни!»

Не сдерживал никто – бери, сколь хочешь.

Греби себе спокойно и греби.

И горы золотые не кончались,

Чем дальше, тем огромнее росли.

В конце, само богатство насыпалось,

На что лишь руки целились мои.

Признаюсь, я не мог остановиться.

Мешок, набитый златом стал мне в рост –

Подстать лишь человеку-великану,

Который бы его чрез реку снёс.

Отсыпать не хватало силы воли.

Я стал пытаться это поволочь,

Но не успел. И золото, и мостик

Растаяли, как дым, убравшись, прочь!

Коварная, костлявая старуха

Нарочно мне мешок такой дала.

Вот если бы была поменьше сумка –

Она бы злато не уберегла!»

От этих слов опять чуть-чуть стемнело,

Но музыкант не стал пока играть.

И не успел бы, ведь другой разбойник

Спешил про испытанье рассказать.

Теперь сидящих, словно распирало,

Признаться в чём-то и поговорить.

Ни драться, ни стараться сделать пакость,

А душу в облегчение излить.

И вот уже четвёртый, побоявшись,

Что кто-то его первым перебьёт,

Поднялся, кулаком всех, упреждая,

И произнёс: «Молчите! Мой черёд!

Богатство, слава… что! А я влюбился!

И девушки желанней не найти!

Но кто я был такой? Бедняк убогий.

Соперников, как стадо на пути.

Все как один богаты и красивы.

Понятно, что средь них и выбирать.

А я, её увидев раз в повозке,

Не мог уже ночами больше спать.

Из рук моих буквально всё валилось.

Мечтая быть с ней рядом, забывал

Зачем, куда пошёл, что нужно делать.

Меня как будто кто околдовал!

Дела мои совсем уж стали плохи.

И вот мне подсказали, чтоб спасти,

Как стать достойным изо всех достойных,

Путь указав, куда нужно идти.

Я с лёгкостью прошёл все испытанья,

Чтоб в лес впустил сей многолетний дуб.

Да… Бабка меня тоже напугала,

И зуб от страха тоже бил об зуб.

В миг первый захотелось развернуться,

Но путь закрыт был – некуда бежать.

Пришлось Яге мне всё, о чём мечтаю

В подробностях как «маме» рассказать!

Она всё поняла довольно быстро,

Как будто знала это наперёд.

И тоже повела меня до места,

Где путь к реке и мостику ведёт.

И мне она конечно обещала,

Что той, что всех на свете красивей,

Я стану люб и как мужчина нужен,

Дойти туда лишь нужно побыстрей.

Велела мне, как вам, поторопиться.

И я, как ненормальный, побежал.

Но через пять, а может десять метров,

Споткнулся и лицом в дерьмо упал.

Поднялся, всё на свете проклиная…

Но тут передо мной раскрылся двор.

Стояли там красивые палатки.

Я заглянул и вдруг исчез забор.

Из первой вышла дева, предлагая

Помыть меня, нарядно обрядить.

Конечно, я на это согласился,

Желая лучше прежнего побыть.

Когда я вышел – стал собой приятен.

Ко мне вдруг вышла дева из второй,

Сказав: «Сейчас ты юноша опрятен,

Но выглядеть ведь можешь, как король!

Зайди ко мне и совершится чудо!»

А кто б такой хоть в чём-то отказал?

Стройна была красотка, белокура,

И лик её блаженство излучал.

Она меня постригла, причесала,

Одела в дорогущее бельё,

Теперь мной можно было любоваться.

Смотрелся я прекраснее неё –

Той девушки, к которой так стремился.

А тут меня и третья позвала.

Восточная красавица с кудрями

К себе в шатёр за руку повела.

Под музыку запела очень дивно,

Красиво стала бёдрами вилять.

И я, вина приятного напившись,

Уж больше не хотел к мосту шагать.

Зачем? Когда вокруг подобный праздник!

Но вдруг, как дым растаял дивный двор,

И девушки, манящие в палатки,

И мост… Всё, как украл багдадский вор.

Вот так ни с чем я братцы и остался.

Теперь я снова нищий – не король!

А та, к которой я тогда стремился –

Одна мечта, и приз уже не мой!»

Когда хотели прочие вступиться,

Чтобы продолжить дальше разговор,

Вскочили вдруг, желая расступиться,

Потупив виновато в землю взор.

Давид не помнил, как и сам поднялся.

Ему пока что было невдомёк,

Что словно птиц разбойников спугнуло,

Да так, что никто слова не изрёк?

Через мгновенье поведенье понял.

Пред ним стояла та, что всех собой

Пугала до мурашек, до икоты.

И музыкант теперь был сам не свой!

Бесспорно, ему было много проще,

Ведь в темноте он был здесь не один.

А если бы та сразу появилась,

Он точно б испугался до седин!

Однако всё мгновенно изменилось,

Когда бабулька стала говорить.

То был приятный, стариковский голос,

Доверие способный пробудить.

Разбойники мгновенно «рассосались»,

Их, будто прежде не было вокруг.

Возможно, они что-то утаили.

Не тупят взгляд, когда так бьёт испуг.

Да, в общем-то, не в этом было дело.

Давид хотел им кое-что сказать,

А именно в чём были те не правы:

«Друг иль не друг – здесь нужно помогать!»

Теперь их догонять, конечно, поздно,

Да и Яга не просто так пришла.

«Зачем сюда явился гость незваный?» –

Так старая общенье начала.

Скрывать Давиду нечего. Он быстро

Историю о Фее изложил,

О том, что парень встанет против войска,

А он бы эту бойню прекратил.

И всё, что только надобно Давиду,

Так получить волшебного коня,

Чтоб он, как ветер пролетел дорогу

К местам, где с дрожью ждёт войны земля.

«Ты просишь для других, но в этом месте

Мечту свою возможно загадать!

Мне б всё-таки хотелось непременно

Желание заветное узнать!»

«Мечта моя, пока одна, бабуся –

Найти быстрей утерянный мной звук,

Который улетел из-под запора.

Тогда я б счастлив был и все вокруг!»

Яга на парня зорко посмотрела,

Как будто продолжения ждала.

Она вернуть звук, видимо, не смела.

Не всё ж она умела и могла.

Ещё немного дав ему подумать,

Продолжила с Давидом разговор:

«Я эдакого чистого созданья

Не видела пока что до сих пор.

Дала бы скакуна без испытаний,

Но здесь, увы, без этого нельзя.

Пойдём с тобой к реке, где выбрать сможешь

За мостиком сам доброго коня.

Загвоздка в том, успеешь ли добраться,

А также изо всех определить,

Который сможет вихрем пробежаться,

Притом не сбросить и не погубить.

Пойдём. У нас неблизкая дорога

До берега таинственной реки.

Прости, что я задвигаюсь неспешно –

Мне трудно делать по земле шаги».

Давид сказал: «Садись-ка на закорки.

Пока во мне есть силы – понесу.

Ты только на меня уж не ругайся,

Коль косточки немного растрясу».

Яга, словам не веря, ухмыльнулась.

Здесь были и покрепче мужики,

Но даже самый статный, сильный воин,

Для помощи не протянул руки.

А этот, с виду щупленький какой-то,

Решил её из жалости нести.

И знал ведь от разбойников, что долго

Придётся в лесной темени ползти.

А вот смотрите-ка, не испугался!

И предложил ей это от души.

Он услужить без выгоды старался,

Из состраданья, без притворной лжи.

И юноша, конечно же, не знает,

Что весом она будет, как перо,

И станет близкой дальняя дорога,

Чем время действий будет продлено.

В тот миг, когда Давид подставил спину,

Яга вскочила тут же на него,

А музыкант, себе на удивленье,

Не ощутил буквально ничего.

Он понял лишь, что бабушка повисла,

Обвив его руками и ногой

Здоровой, и конечно удивился,

Что со второй случилось – костяной!

Она отдельно рядышком скакала,

Указывая музыканту путь,

Пылающим огнём внутри сияла,

И знак давала, где ему шагнуть.

Такое видеть было жутковато.

Но юноша не за боязнью шёл.

Он думал в этот миг о продолженье.

Что помешает, чтоб он не прошёл?

Так чуть воображая, он добрался

До места, где старуха, ущипнув

Его небольно, тихо прошептала:

«Пройди, свечей волшебных не задув».

И тут нога костлявая исчезла

И бабка, что висела за спиной.

Пред ним дорога к речке расстилалась,

Где мост вдали виднелся небольшой.

Из грустных, поучительных рассказов

Давид извлёк полезнейший урок.

С разбойниками мысленно протопал

Он в испытаньях, несколько дорог.

Бесспорно, он прошёл бы их иначе

Лишь потому, что жил в другой среде,

Где кроме обученья и работы,

Плохого видеть он не мог нигде.

И в этот час, когда ему хотелось,

Добыть быстробегущего коня,

Скрипач опять, как в искренних ответах,

Не возжелал чего-то для себя.

Но видно тот, кто ставил испытанья,

Знал больше и довольно глубоко.

Он выцепил при помощи старухи,

Что было очень важно для него.

А этим поиск звука раскрывался.

Война, жених для Феи… – всё не то.

Явления попутно появлялись,

Ведь в путь Давид пошёл не для того.

И испытанье было необычным.

Достаточно лишь было наступить

На краешек расстеленной дороги –

Явились те, кто мог притормозить.

Вокруг блуждали люди со свечами,

У каждого у свеч был разный цвет,

В которых музыкант наш разбирался –

В пещере тайной познан был секрет.

Он слышал звуки, а не только видел,

Что с каждого оттенка полились.

Но юноша не знал, зачем столь много,

С какою целью люди собрались?

В начале, все престранно посмотрели,

По очереди стали подходить.

Казалось, что с обычной вроде просьбой –

Свечу в руках хоть чем-то распалить.

Давид понять им дал, что не откажет

С условием – то сделать у моста.

Он знал, что два разбойника пристыли

К земле ногами вовсе неспроста.

И времени терять там не хотелось.

Кто знает, сколько может подойти

Ещё к нему людей с подобной просьбой,

Не дав преодолеть, хоть часть пути?

Он побежал, уже сам призывая

Тех, кому помощь срочная нужна,

Идти за ним, но только побыстрее,

Ведь у него важнейшие дела.

Добравшись до моста, он обернулся,

Чтоб сделать то, что людям обещал,

Спросив: «Чем мне разжечь возможно свечи,

Ведь я огня с собой, увы, не взял?»

Один из тех, кто был к нему поближе

С печалью на лице своём сказал:

«Мы б справились с задачей этой сами,

Когда б, где взять огонь хоть кто-то знал!

Ты видишь – эти свечи непростые,

От них зависит, сможет или нет

Исполниться заветное желанье,

А с ним твоё и это не секрет».

Давид одно мгновение подумал,

Достал из сумки скрипку и смычок,

Велел поднять повыше восковые.

Он был в подобном деле новичок.

Но нужно ж было пробовать когда-то,

Тем более что в этот самый час

Решалось, будет жить он как разбойник

Или его минует, то сейчас!

Давид припомнил всё, чему учили:

Про ощущенье тёплого огня,

Про то, как разгорится чудо-пламя,

Когда зажжётся край у фитиля,

Как встанет лепесток, горящий ровно,

Так чтоб без плача, плавилась свеча

Рук тех, кто их держал не обжигая.

Слеза из воска очень горяча!

Как думалось, так всё и получилось.

Сначала очень слабый огонёк

Поднялся у свечи, что была белой

В руках, кто о защите думать мог.

Затем, что была жёлтой, загорелась –

Препятствия сметая на пути,

Зелёная, несущая удачу,

Целительство и деньги, коль нужны,

И розовая счастье, обещая,

А красная – здоровье и любовь.

Развитие сулила голубая…

Огонь у жёлтой вверх поднялся вновь.

Блеск пламени увиделся у синей,

Вселяя мудрость, прогоняя страх.

Духовность, силы духа укрепленье,

Дарил цвет фиолетовый в руках.

Кто думал о могуществе – пурпурный,

Повыше прочих с силою держал.

Оранжевый – конечно для успеха

И для симпатий коих не познал.

Зажглась из всех, что были здесь, последней

В руках мужчины чёрная свеча.

Используют по-разному такие,

Смотря, что скажут над огнём шепча.

Давиду, честно, даже захотелось,

Чтоб вспыхнув, огонёк её потух.

Но после посещенья этой мысли,

Шептание старухи вспомнил вдруг:

«Пройди свечей, вокруг не задувая».

И он провёл уверенно смычком,

Чтобы поднять повыше это пламя,

Не ведая, что сбудется потом.

В момент, когда все свечи загорелись,

Кто был здесь, расступились перед ним,

Остался лишь один приятный старец,

С подсвечником довольно дорогим.

Он произнёс: «Ты парень нас уважил,

Исполнил всё, что прежде обещал.

Уже быв на мосту, к нам обернулся,

И дальше, обманув, не убежал.

За это я вручу тебе подарок,

И он, как понимаешь, непростой.

Ты должен поспешать, я это знаю,

Но ты ещё мгновение постой

И как его использовать послушай.

Подвластно мне чуть время потянуть.

Так вот, дарю свечу тебе, с ней можно

Перед собой все двери распахнуть,

Исполнить необычное желанье.

В ней видишь все возможные цвета.

И лишь в конце пренеприятно чёрный

И это тоже парень неспроста.

Предупреждаю, что свеча желаний,

На самом деле быстро прогорит.

А то, что загадаешь в чёрном цвете,

При исполненье жизнь подсократит.

Причём на много лет. Стать можешь старцем.

Не важно, сколько лет тебе сейчас.

Теперь иди, быстрей перебирайся,

Пока огонь у свечек не угас.

Сумей в желаньях приостановиться.

Не пользуйся остатком до конца.

Подарок береги, чтоб не украли

Те, в ком стучат недобрые сердца».

Давид взяв подношенье – поклонился,

Сказав: «Спасибо!» – быстро побежал.

Ему казалось, что мост «утихает»,

А он и в самом деле исчезал.

Но юноша в последнее мгновенье

Успел коснуться берега ногой.

И вовремя. Моста как не бывало,

И речки нет, и лес совсем иной.

Здесь солнышко улыбчиво светило,

Пышны деревья были, но редки,

Трава росла зелёная, густая.

Вплелись в неё чудесные цветки.

И явно ощущалась её сочность.

Наверно было б много молока

От корма небывалого такого,

Но здесь коров не виделось пока,

Да и коней… Давид сюда стремился

Найти желая чудо-скакуна,

Который донесёт его мгновенно

В страну, где начинается война.

Чтоб понапрасну времени не тратить,

Он возвращённый камень в помощь взял,

И счастлив был душой невероятно,

Что атаман в лесу его отдал!

Давид потёр блестящую поверхность

И, вглядываясь внутрь её, спросил:

«Как мне найти коня, который быстро

Меня, не сбросив, по небу носил?»

Сменился цвет со светлого на тёмный.

Взгляд юноши уже не оторвать.

Послышалось: «Я тайну приоткрою,

Скажу, кого придётся выбирать.

Пройдя чуть-чуть вперёд – найдёшь дорожку,

Которая прямёхонько пойдёт

И вскоре к лошадиному загону

Тебя всенепременно приведёт.

Пастись в нём будут лошади «седые».

От них глаз невозможно оторвать.

Средь них нет скакуна, который нужен,

А значит, никого не стоит брать.

Проследуй дальше, к среднему, в котором

Любая лошадь выглядит – гнедой:

Коричневой, чуть красной, с чёрной гривой,

Ногами и хвостом… Ищи другой,

Где кони будут только вороные.

Средь них тебе и нужно отыскать

Сплетённого из крепких гладких веток,

И в точности такую, его мать.

Красивые и мощные – живые

Тебя, по дружбе, вдаль не понесут.

Они так непокорны и строптивы,

Что сбросив наземь, до смерти забьют.

А мать и сын, что сделаны из веток,

Лишь ждут, когда их прочим предпочтут.

Они мгновенно могут измениться,