Читать книгу: «Прости грехи наши… Книга вторая», страница 17

Отчаянное «Мяу!» послышалось снова. Девочка на мгновение ослабила хватку и животное, выскользнув из ее рук, оголтело понеслось по зеленому газону.

– Ты куда? – побежала за ним следом девочка.

Котенок оглянулся на мучительницу, и юркнул между кованых прутьев железного забора.

Девчонка растерялась на мгновение, но быстро сообразив, побежала в обход к воротам. Полосатик, заметив свою преследовательницу, ринулся прямо на шоссе. Девчонка, испугалась за малыша и, не раздумывая, помчалась за ним следом.

– Стой, Полосатик, туда нельзя!

Похожий апрельский день был жарким, как летний. Сашка, не отрываясь от баранки, расстегнул рубашку. Солнце безжалостно било в стекло. Пот ручьями струился по лицу и груди мужчины. Снаружи и внутри у Александра горело. Он глазами следил за дорогой, а в голове прокручивал предстоящий разговор с Ольгой. Сегодня, вечером он скажет ей: «Оля, ты сама знаешь, но я еще раз повторю – ты единственная любовь всей моей жизни!». «Нет», – тут же передумал Сашка, и разозлился на себя, – «Кино какое-то…». Он ничего не будет говорить, просто прижмет ее к себе, и нежно и долго будет целовать каждый сантиметр ее тела! «Боже! Неужели это не сон?», – затрепыхалось от волнения в который раз его сердце. «Оля! Оля! Оля!», – выкрикивало оно, ошалевшее, от счастья.

Солнечный зайчик ослепил мужчину, но настоящий профессионал, Александр, не просто видел, он чувствовал дорогу. Мужчина заметил мелькнувшую впереди маленькую фигурку. Она возникла неоткуда. Бросившийся под колеса ребенок, широко раскрыл от страха глаза и закричал.

Выбора не было. Сашка не раздумывая ни секунды, круто повернул руль вправо, прямо в бетонный столб. Грохот от столкновения оглушил девочку. Она зажала уши руками, а потом подбежала к прижавшемуся к асфальту котенку, и схватила его на руки.

– Ты чуть не погиб, Полосатик! – размазывая бегущие по щекам слезы, проголосил напуганный ребенок.

Девчонка прислонила к своему колотящемуся сердечку непослушного малыша. Она была счастлива, что успела спасти ему жизнь. Неразумное дитя не осознавало, что в этот момент, в раскуроченном грузовике умирал человек.

«Видно не судьба быть нам с тобой вместе, Оля…», – подумал в последние мгновения своей жизни Сашка.

Оля наливала суп, как, вдруг, ей почудился скрежет в замке. Она торопливо поставила тарелку на стол, чуть не опрокинув ее содержимое, и кинулась в коридор.

– Ты чего? – испуганно посмотрел на нее Ванька.

– Показалось…, – уронила руки женщина и, обессиленная, присела на стул.

– Он больше не придет, мама Оль…, – осторожно сказал парень. Ванька преднамеренно не назвал «дядя Саша», потому, что дядя Саша всегда будет жить в его сердце, он никогда и никуда не уйдет из него!

Ольга выбежала из кухни и, упав на диван, расплакалась. Ванька кинулся за ней следом. Он не на шутку тревожился за ее состояние. Со смертью Сашки женщина стала молчаливой, забывчивой и отрешенной. Ольга, теперь, вовремя приходила с работы и подолгу сидела одна в задумчивости, Ванька проверял за ней газ, электроприборы, однажды, ночью, он даже слышал, как она разговаривала сама с собой.

– Мама Оля, не надо, прошу тебя! – обнял за плечи ее парень.

– Мы могли бы быть счастливы все эти годы и быть настоящей семьей! – выкрикнула Ольга.

– Мы и были настоящей семьей! – пытался, как мог, успокоиться ее сын.

– Я самый плохой человек на Земле! Я мучила его, а он все равно любил меня! Я ненавижу, ненавижу себя! – начала колотить кулаками Ольга по собственной груди.

Ванька окончательно перепугался. Он схватил ее руки.

– Моя мама перед смертью говорила, что будет наблюдать за мной с небес, – сам чуть не плача, проговорил парень, – Представляешь, что думает дядя Саша, глядя на нас сверху?!

Ольга вздрогнула от его слов и ненадолго замолчала.

– Он все понимал, ведь ты всегда была с ним честна, и любил тебя за это, – словно отогревая, зажал ее ладони в своих больших руках Иван.

– Ведь я тоже полюбила его, Ванька! – отчаянно выплеснулось из груди женщины признание, – Только, это произошло слишком поздно! Почему, когда я разобралась, наконец, в своих чувствах, он ушел навсегда? – обратила она к сыну свое искаженное горем лицо, будто он мог знать ответ.

– Мне тоже его не хватает, – тяжело вздохнул парень, – Он был для меня дороже родного отца, я жалею, что не называл его так…

Оля провела рукой по морщинкам, появившимся на юном лбу. Голубые глаза Ваньки тоже заблестели.

– Прости меня, Ваня, – смахнула слезы со своих впалых щек Ольга, – Ты прав. Александр, всегда хотел, чтобы мы были счастливы…

– Так давай сделаем, как он хотел! Ведь у тебя же есть еще я, мама Оль! – почти выкрикнул парень.

В дверь позвонили. На этот раз по-настоящему. Ванька осторожно выпустил Олины руки.

– Я, сейчас, вернусь, – он щелкнул замком.

– Ты будешь, Григорьев Иван?

– Ну, да…

– Распишись, – вручил почтальон парню повестку.

– Кто там? – не дождавшись сына, вышла следом за ним в коридор Ольга.

Почтальон к тому времени удалился.

– Кто это был, Ваня? – волнуясь, снова спросила женщина.

Иван, не зная, как сообщить ей новость, растерянно протянул бумагу.

Ольга, не читая ее, все поняла. Она вскрикнула и рухнула на пол. Все произошло, так быстро, что Ванька даже не успел подхватить ее.

Иван ожидал в коридоре, пока обследовали Ольгу. Он не находил себе места от волнения. Расхаживая туда-сюда, он едва сдерживался, чтобы не ворваться в кабинет, и не узнать всей правды о состоянии Олиного здоровья.

– Да, не волнуйся, все нормально с твоей мамой, – улыбнувшись, сказала ему, вышедшая из кабинета молоденькая сестричка.

Но Ванька не поверил ей. Так уже было много лет назад, когда все кругом, только, и твердили: «Все нормально», а мать тихо умирала в это время…

Наконец, в дверях появилась Ольга, с заклеенным пластырем лбом.

– Ну, что, мама Оль?! – кинулся к ней Ванька.

– Все нормально, – прозвучал предсказуемый ответ.

– Падать в обмороки не может быть нормальным! – возразил ей недоверчиво Ванька.

– Может, – опустила глаза Ольга, – Если женщина беременна.…

Парень заморгал ресницами, а потом радостно выкрикнул:

– От дяди Саши!

Ольге сделалось невыносимо стыдно.

– От Романа…

Ванька замер.

– От какого еще Романа? – не понял он, и посмотрел на Ольгу так, будто та его разыгрывала.

Женщина промолчала. Ей ничего не хотелось объяснять.

Иван, справившись с шоком, взял ее за руку и повторил Сашкины слова:

– Ты имеешь право быть счастливой, мама Оль…

Веселая, празднично одетая молодежь толпилась около училища.

– Григорьев, – крикнул физрук, – Возьми знамя, возглавишь колону!

Ванька послушно зашагал к преподавателю, и забрал у того красный стяг.

– Яровой, – снова заорал Николай Петрович, – Быстро наверх за транспарантами!

– Сейчас, иду…, – недовольно пробасил парень, и чуть не столкнулся с Ванькой, – Ты, что сегодня после демонстрации делаешь, знаменосец? – спросил его приятель.

– Не знаю еще, – пожал плечами Иван, – А, что?

– У нас билет лишний на футбол есть, пойдешь?

– Ну, да…, – недолго думая, согласился парень.

Ребята стояли на остановке и ждали троллейбус. Молоденькие, еще клейкие листочки тополей, растущие вдоль дороги, сладко пахли весной и праздником. У кого-то улетел оранжевый воздушный шарик. Он запутался среди веток крайнего дерева, и на фоне чистого голубого неба, напоминал первомайскую открытку. Слабый ветерок озорно игрался с ним наверху. Нарядно одетые люди, с улыбками приветствовали друг друга и поздравляли с наступившей весной.

– Смотрите, пацаны! – толкнул Яровой одновременно своих спутников: Ваньку и кучерявого парнишку из смежной группы.

– Какие куколки! – тряхнул своими кучеряшками в ответ однокурсник, глядя на подошедших девушек.

Ванька равнодушно посмотрел в сторону девчонок.

Веселые подружки задорно засмеялись, болтали между собой.

– Их тоже трое, ребята, – громким шепотом проговорил Яровой, – Нельзя упускать такую возможность! – басовитый приятель начал с ходу форсировать ситуацию, – С праздником, девчонки! – прогорланил он на всю остановку.

Девушки замолкли и оглянулись.

Не дождавшись ответа, парень снова спросил:

– В кино, девушки? Джимми-Джимми…, – смешно напел он своим «шаляпинским» голосом, изображая «Танцора диско».

Подружки дружно захохотали.

– Не угадал, Митхун Чакраборти, на матч!

– Нет, чо, правда? – откровенно удивился Яровой, округлил свои небольшие, горящие, как у змея-искусителя, глазки, – Ущипните меня! Девушки увлекаются футболом?

– Футболистами! – засмеялась снова веселая компания.

– А вам, кто больше нравятся нападающие или защитники? – хитро посмотрел он на самую озорную болельщицу, с пушистыми русыми хвостиками.

– Ты сразу видно из первых! – засмеялась та, и, игнорируя его вопрос, направилась к подошедшему троллейбусу.

– А я предпочитаю защитников, – услышал рядом, молчаливо стоящий Ванька, – длинноволосая незнакомка улыбнулась ему, и прыгнула на подножку, вслед за своей подругой.

Яровой, подмигнул товарищу.

– Кажется, у тебя клюет, приятель, не прозевай!

Ванька еще раз посмотрел на девушку. Она была красивая.

Мачт оказался скучным. Команда, за которую болел Иван, проиграла. Зато вместе с новыми знакомыми ребята отправились в кафе.

– Так, пацаны, – наклонился к товарищам Яровой, – Сейчас, культурно посидим часок, – возбужденным шепотом сообщил он, – И расходимся в разные стороны. А дальше, кому как повезет, – хитро прищурился он, оглядываясь на сидящих неподалеку девчонок, – Вань, – бросил он свой искушающий взгляд на парня, – Можешь, сделаешь исключение, примешь для храбрости? – кивнул он на купленную выпивку.

– Ага, – тряхнул головой кучерявый дружок, и русые завитки упали ему на лоб. Он, как артист, элегантно откинул назад их взмахом руки, – Темненькая, весь день с него глаз не сводит!

– Самая симпатичная, между прочим! – заговорчески подмигнул другу Яровой.

Ванька, окинул молчаливым взглядом приятелей, и, взяв свой стакан с «Боржоми» зашагал через зал.

Смахнув капельки пота со лба, Яровой следом подошел к столу и водрузил на него нагруженный поднос.

– Бутербродики…, – начал выкладывать он угощения, – Девочкам, яблочный сок…

– А мальчикам? – озорно посмотрела на него, хвостатенькая.

– А мальчикам…., – выставляя стаканы с аперитивом, сказал парень, – Тоже сок, только, из другого сорта яблок!

Молодежь засмеялась.

– А, приятель, твой, что яблоки не любит? – спросила длинноволосая девушка, ее звали Таня, и указала глазами на Ванькину минералку.

– Червячка нечаянно в детстве съел, – изобразил грустные глаза, как у Пьеро, Яровой, и его веселый бас загромыхал на все кафе.

Иван с Таней прогуливались по аллеям большого парка. Они почти не разговаривали. Озорная детвора, время от времени, звонко смеялась, нарушая их молчание. Мальчишка со связкой шариков, бежавший навстречу, поравнялся с ними. Мальчик споткнулся, и разноцветный воздушный букет в его руках, рассыпался. Вырвавшись на свободу, шары начали быстро разлетаться в разные стороны. Ванька поймал несколько из них и протянул мальчишке.

– Спасибо, дядя! – крикнул пацаненок.

– Дядя! – засмеялись ребята.

Сколько лет нашему дяде? – посмотрела с лукавым прищуром на Ваньку девушка.

– Восемнадцать.

– Выглядишь старше, – глянула еще раз на него спутница, и ее лицо снова озарила улыбка, – Значит, я – тетя. Мне столько же недавно исполнилось! Смотри – самолет! – ухватила она Ваньку за плечи. Тот, задрал голову и поглядел вверх.

Маленькая блестящая точка быстро растаяла в воздухе, оставив после себя белый след в небе, словно роспись.

– Надо было желание загадывать…

Иван опустил подбородок и уперся им в голову Тани. Девушка, смотрела на него из-под своих длинных накрашенных ресниц, ожидая чего-то.

– Поздно.… Улетел, – сказал Ванька, и хотел отойти в сторону, но Таня не отпускала его плечи.

– Что с тобой? Сегодня праздник, а ты грустишь. Расстроился, что твоя команда проиграла?

– Совсем не поэтому, – ответил Ванька, глядя куда-то мимо девушки, – Просто настроение упало…

– А, может быть, я его сумею поднять…, – прижалась еще ближе к нему Таня, и услышала клокочущие звуки в его горле.

– Не надо, надорвешься! – грубо оттолкнул ее парень и, удаляясь, быстро зашагал по алле.

Ноги сами привели Ваньку во двор пятиэтажного дома. Парень застыл в нерешительности напротив знакомого подъезда. Гордость, как задиристый петух, начала наседать на его раненные чувства.

«Что он спросит у нее?», – судорожно размышлял Ванька, – «Как дела на танцах?», и его снова заколотило от навязчивых мыслей.

Веселый смех послышался где-то рядом. Среди прочих, парень услышал знакомый голос.

Иван испугался и шарахнулся в кусты акации, обрамляющей дорогу перед пятиэтажкой.

– Можешь, передумаешь, Лизка? – услышал он, – Дискотека обещает быть потрясной! Там, говорят, новую аппаратуру завезли.

– Вряд ли, девчонки, у меня голова что-то разболелась, – отозвалась Лиза.

– Квелая ты стала какая-то в последнее время. Ну, ладно, если, что, мы через часок мимо проходить будем, присоединяйся!

– Пока! – махнула ладошкой подругам девушка, и вошла в подъезд.

«Через часок!», – шумно задышал Ванька, представляя танцующую на дискотеке Лизу. Ее пластичная фигура, как шоколад будет таять в похотливых взглядах парней. Они будут нагло лапать ее своими глазами и мысленно раздевать! Ванька прямо представил, отпечатки пальцев на ее теле, как на шоколадных плитках… Парня затрясло. Он хотел выйти из своего укрытия, как, вдруг, на лавочках нарисовались знакомые старушки. Правда, не в полном составе.

– Повечеряем, Петровна? – усаживаясь, сказала одна из них.

– Что это за шум в кустах? – насторожено, отозвалась другая, уставив свои подслеповатые глаза в сторону акации. Начинало смеркаться.

Парень замер.

– Да, это Рыжик, должно быть тут околачивается!

Ванька, услышав одно из своих прозвищ, чуть не грохнулся от шока на колючие ветки.

– Кис, кис, кис…, – позвала бабка.

Парень чертыхнулся про себя, и громко произнес вслух: «Мяу!». «Идиот!» – подумал он про себя следом.

– Что это у кота с голосом?

– Охрип бедняжка, все утро сегодня орал, кошку звал…. Ты посиди тут пока, а я пойду ему колбаски принесу, – поднялась сердобольная старушка и пошмыгала в подъезд.

Ванька остался, неподвижно стоять в кустах, в ожидании кошачьего ужина. У него уже затекли ноги. Вдруг, он заметил, как в окошке Лизиной спальни загорелся свет. Сквозь задернутые шторы, он увидел тонкий силуэт девушки. Запрокинув назад шею, она раздевалась. Ванька вспомнил ее родинку, и под ложечкой у него заныло. В этот душещипательный момент послышался бабкин голос.

– Кис, кис, кис! – позвала она, и положила колбасу на землю.

– Ты посмотри, лизоблюд какой! Докторскую не ест! – никак не могла угомониться пенсионерка, – Может, ему молочка налить?

Ванька зло проскрипел зубами, и кое-как затащил кусочки колбасы в кусты.

– «Мяу!» – не зная, куда деть свою досаду, провопил снова он.

– То-то же…, – ухмыльнулась довольная старушка.

– Да, ну его к лешему, Петровна! – обозвала ее подруга, – Пойдем уже по домам. Завтра к Сидоровым сваты приедут, не проспать бы….

– Ой, я и забыла, – спохватилась женщина.

– Ну, и заботы у бабушек! – скидывая, цепляющиеся за куртку ветки, вышел, наконец, из своего укрытия Ванька. Он уже готов был мчаться на четвертый этаж, однако, когда, в очередной раз поднял глаза вверх, увидел, что свет в знакомом окне потух. Парень глубоко вздохнул и, уронив голову на грудь, поплелся домой.

Кларка вышла на крыльцо, окинула взглядом далеко простирающуюся равнину, по которой было разбросано десятка два одноэтажных домиков. Из-за слишком большого свободного пространства, складывалось впечатление, что они игрушечные. Казалось, махни рукой, и они полетят, как спичечные коробки.

Солдатская казарма – длинное безвкусное строение, словно стрела, вонзалась в серое, нависшее над землей, небо. Последнее было таким неприветливым и скучным, будто на дворе стоял не май, а глубокая осень. Здесь и деревья-то почти не росли. Маленькие колючие кустики, торчали, словно всклоченные волоски на плешине какого-нибудь дядьки.

Дом, в котором, теперь, предстояло жить Кларке, стоял, чуть ли не на отшибе. Наложенные рядом доски сразу подсказывали, что он не достроен. Не обшитая, с не застекленными окнами терраса, как скелет с пустыми глазницами, бестолково глазела в пустынную даль.

Кларка всматривалась в ровную линию горизонта, и с горечью думала, что за этой роковой чертой, осталась ее прежняя беззаботная жизнь. Как она была несхожа с тем, что ожидало ее здесь. Сколько сил и времени потребовалось, чтобы мужа перевели в нормальный цивилизованный город! И вот, когда, наконец, мечта сбылась, женщина вынуждена была бежать. Бросить комфорт, уют, все, к чему она так стремилась!

Кларкиного подполковника отправили в командировку на несколько месяцев в эту дыру и она, как верная жена поехала с ним. Случись это пару неделями раньше, она бы изнывала от досады и расстройства. Но странно, проснувшиеся в женщине новые, какие-то неведомые, прежде чувства, заглушали обиду и разочарование. Она сама не могла найти этому объяснения. Видимо ей, запутавшейся в самом начале своей жизни, сейчас была просто необходима эта тишина и уединенность.

Кларка имела в жизни все: наряды, деньги, важных знакомых и всевозможные развлечения, а вот времени, остановиться и осмыслить свою жизнь, никогда не хватало. И, теперь, ее задетая материнская любовь, требовала именно этого монашеского отрешения от привычной городской суеты, чтобы подумать и разобраться во всем.

«Дочь…», – это слово, как рана, саднило на ее больной душе при каждом воспоминании! Как смела та, которую она любила больше всего на свете, обвинять ее, шантажировать, ставить ультиматум… «Боже мой!», – Кларочка ухватилась за постоянно болевшую в последнее время голову, и торопливо огляделась по сторонам. Но здесь никому не было до не ее дела, лишь ветер нахально трепал дорогое фирменное платье из Германии.… На мгновение женщине даже показалось, что она, вообще, на другой планете, совершенно одна. Если бы не садик – здание, напротив, тоже, вероятно, построенное недавно, Кларка бы, наверное, сошла с ума от своих угнетающих мыслей.

Она по привычке сдернула губы, словно закусила удила, готовая встретить новую жизнь со всеми ее трудностями, и стала бездумно следить, как в доме, напротив, за большими, свежевыструганными рамами, возилась воспитательница с маленькими ребятишками – солдатскими детьми. Ей помогала белокурая девочка лет тринадцати. Видимо ее дочь. Клара, вопреки собственным запретам, снова подумала о Рите: «В тринадцать лет ее девочка была еще такой не складной! Совсем ребенок…». «А, разве сейчас», – поймала себя на мысли женщина, – «Она уже выросла? На детей нельзя обижаться, ведь они порой не понимают, что творят. Почему же, она, Кларка, так мучается все это время?».

«Дочь не поехала с ними, не потому, что не хочет видеться с нею», – утешала, как могла себя женщина, и слезы лились по ее упрямым губам, – «Просто ее девочке нечего делать в этом захолустье. Ей нужно полноценно учиться, встречаться со сверстниками…».

К садику подъехала машина с будкой, на которой крупными буквами было написано: «Продукты». Она так пронзительно просигналила, что Кларка вздрогнула, и, опомнившись, начала наспех вытирать ладошкой свое влажное лицо. «И кто придумал эту дурацкую байку о том, что командирские жены не плачут? Будто мы не люди!», – сердито подумала женщина.

Между тем, воспитательница, женщина лет сорока, в белом, одетом прямо на сбитое тело, халате, торопливо выбежала на крылечко. Жестикулируя руками, она начала, что-то быстро и настойчиво объяснять. Ветер доносил ее отдельные, на звонких нотах, слова. Без труда, можно было догадаться, что она ругается.

– Тася! – услышала Кларка, как она позвала девочку. Когда, та появилась, крепкотелая незнакомка снова замахала руками.

– Поняла? – спросила она у своей помощницы, и они обе скрылись в доме. Через минуту воспитательница снова появилась и заскочила на подножку машины. Ее крупная подвижная фигура, показалась, вдруг, знакомой Кларке. Она мучительно стала вспоминать, кого напоминает ей эта женщина. И неожиданно нашла ответ в далеком прошлом.

Провинциальный городок, стереть из памяти который она пыталась все эти годы, снова предстал перед глазами, словно он был каким-то связывающим узлом в Кларкиной жизни. Простодушная добрая соседка… Зинка! Да, да, именно так звали, толстушку на кровати справа от окна…

Кларка горько улыбнулась. Машина уже отъехала. Конечно же, пышнотелая женщина, увозившая ее прошлое, была не Зинкой, но Клара все смотрела и смотрела на пустое крыльцо, будто там, на мгновение мелькнула ее неразумная молодость. Заносчивая, самоуверенная, полная юношеского эгоизма, а проще говоря – бездушия…

Время шло, а связиста все не было. Муж сказал, что телефон должны установить уже сегодня. Кларка нервничала, ведь в глубине души, она надеялась на звонок дочери. Прошло уже более часа, когда она снова вышла на недостроенную террасу. Неугомонный ветер нагло шлепнул ее по щекам, будто друг по несчастью, такой же бездомный и одинокий. Женщина схватилась за прическу, но тут, же уронила руки, она никак не могла привыкнуть, что смотреть здесь на нее было некому. И лишь из садика напротив, по-прежнему доносились обрывки детского плача и смеха.

Кларка заглянула в чисто вымытые, не зашторенные окна.

Девочка-подросток шустро сновала между ребятишками лет трех-пяти. Большая белая косынка, повязанная на ее волосы, как флаг трепетала на худенькой шее. По расторопности девочки было видно, что она оставалась с детьми не в первый раз. Хлопотунья служила им и нянькой, и веселой подружкой одновременно.

Понаблюдав еще немного за детской пантомимой, женщина уже развернулась, чтобы уйти, как, вдруг, из дома напротив, раздался пронзительный крик. Девочка-подросток, схватив двух малышей на руки, забегала с ними по комнате, будто затеяла какую-то игру.

Кларка напрягая зрение, начала снова всматриваться в надраенные до блеска стекла, но ничего не поняла.

Почуяв что-то не ладное, женщина спустилась с крыльца и направилась к садику, чтобы убедиться, что, там все в порядке. Спотыкаясь на своих каблуках-гвоздиках, последние издевательски утопали в мягкой не заасфальтированной земле, Клара подошла к соседнему зданию, пытаясь заглянуть во внутрь.

Несмотря на то, что дом был деревянным, его фундамент располагался достаточно высоко. Подобраться к окнам просто, так не получалось. Кларка встала на цыпочки. Она почувствовала хвойный запах, исходящий от новых бревен, и с ужасом уловила другой.

Клара вздохнула поглубже. Сердце ее учащенно забилось. Прежде, чем она поняла, что произошло, внутри раздался оглушительный взрыв. Кларочка непроизвольно прикрыла голову руками. Едкий дым стал, не только, осязаем, но и виден. Ядовитыми белыми змейками начал выползать он из всех щелей.

Вот, когда по-настоящему женщина пожалела, что нет связи! Телефон, сейчас, был жизненно необходим. Обращаться за помощью было некогда и некуда. Рядом не находилось не единой живой души!

Не до конца осознавая, что делает, Кларка обежала здание и неистово рванулась вовнутрь. Почти рядом она услышала осипший от крика голос девочки и надрывный, вперемежку с кашлем плач детей.

Дым, почти мгновенно заполнил террасу. Плотной завесой он стал у Клары на пути, не позволял разглядеть вход, однако сообразительная женщина догадалась. Как и в большинстве случаев, все постройки здесь были спланированы одинаково. Она быстро сориентировалась среди белого удушающего тумана, будто собиралась отворить собственное жилище. Но, какой ужас обуял женщину, когда, схватившись за дверную ручку и изо всех сил рванув последнюю на себя, та не поддалась. От чего больше, задымленного воздуха или безысходности глаза Кларки наполнились слезами.

Дверь оказалась запертой. Кларка захлебываясь отчаяньем и гарью, заколотила по дереву кулаками.

Женщина, которую Клара приняла за Зинку, совершила ошибку, не менее непростительную, чем она сама много лет назад. Воспитательница закрыла детей на ключ!

Кларку охватил стопор. Совсем рядом были слышны детские голоса. Они звали на помощь. Всем своим существом она чувствовала их боль и страх, будто там, среди незнакомых ей малышей находилась и ее Рита, а она не могла ничего сделать! Казалось, судьба поставила ей ультиматум: исправить чужую оплошность, и искупить, тем самым свою вину…

Кларка справилась с головокружением и со своей минутной слабостью.

– Врешь! – вдруг, разозлилась женщина, словно объявляя войну своей непутевой судьбе.

Кларка рванулась назад к выходу и выбежала на улицу. Среди сизой пелены, застилавшей стекла, она различила маленькие дрожащие фигурки. Они плакали и жались к рамам. Девочка отчаянно пыталась открыть последние, но словно по какому-то жуткому стечению обстоятельств или злому року, те не поддавались и не хотели выпускать детей. Девочка в панике металась от одного окна к другому, теряя силы и самообладание.

Заметив Кларку, перепуганные ребятки начали судорожно биться в стекла и тянуть свои худенькие ручонки к ней в надежде на спасение.

Свежий воздух вернул способность женщине трезво мыслить. Она схватила, стоящую на углу дома лопату, и, махнув рукой няньке, чтобы та отвела малышей в сторону, со всей силы ударила по стеклу. Последнее вызывающе зазвенело, и посыпались сверху, прежде чем Кларка успела отскочить. От притока кислорода внутри раздался новый взрыв. Распоясавшееся пламя ярко полыхнуло в глубине дома. Душераздирающие крики следом обрушились на Кларкину голову.

Женщина протянула руки вверх, насколько это было возможно.

Смышленая девочка все поняла без слов. Ее мужеству и самоотверженности мог позавидовать любой взрослый. Она схватила первого попавшегося малыша и перекинула через подоконник.

Кларка цепко сжала детское тельце своими наманикюренными пальцами. Мальчуган не перестававший плакать, зашелся еще сильнее. Не обращая внимания на оглушающие вопли ребенка, она опустила его на землю и уже принимала другого. В спешке женщина не успевала разглядеть, кто был следующим: девочка или мальчик…

– Тимонин…, – шептали губы няньки, – Горшков… Катя Самохина…

Маленькая Катя, с растрепанными светлыми косичками, похожая на Дюймовочку, отчаянно зарыдала. Капризно болтая ножками, она рвалась назад за любимой игрушкой, отскочившей впопыхах на пол. Огонь, словно лакомство, лизнул мягкую фланель на глазах у малышки и поглотил в своей красной пасти. Обессиленная от страха девочка перестала сопротивляться и упала вниз, лицом в траву.

– Уходите от дома! – осипшим от волнения и усталости голосом, крикнула Клара, глядя, на скучившихся около ее ног ребятишек.

Самый старший и смелый из них по-взрослому распорядился:

– Вставай, Самохина, слышь? А, то, как дерну за косичку! – пригрозил он Кате, размазывая по чумазому личику собственные слезы, – и дернул вместо этого ее за руку.

Однако девочка, так и не смогла подняться. Она поползла за ним на коленях.

Одиннадцать спасенных ребятишек, рассыпались по земле, под начинающим моросить дождем, будто драгоценные семена самой жизни, которые, однажды, прорастут и пустят корни…

Не опуская рук, Кларка продолжала упрямо ждать, но малолетняя воспитательница, почему-то мешкала.

– Тася! – не выдержала женщина и закричала, как сумасшедшая. Она, вдруг, поняла, девочка кого-то не досчиталась…

Кларка наткнулась полоумным взглядом на ведра у крыльца. Нанизав, их друг на друга, она взобралась на неустойчивое сооружение и попыталась уцепиться за раму с огрызками уцелевшего стекла. В суматохе отчаявшаяся женщина не заметила, как потеряла равновесие. Один из ее каблуков предательски соскользнул с неустойчивого маленького пяточка, и Клара со всего маху рухнула на землю. Нарядная туфля соскочила с ее ноги и отлетела куда-то далеко в сторону. По израненным рукам потекла кровь.

– Так тебе! – услышала она в неравной схватке. Видно, в лабиринтах злодейки-судьбы таких простых решений не было предусмотрено…

– Дождик! – донеслись до сознания женщины разноголосые детские крики. Клара приоткрыла глаза.

Уцелевшие малыши тянули свои маленькие ладошки к нависшему небу, словно прося у него пощады. Один из них подбежал к ней и потряс за плечо.

– Т.. Те… тетя…, – указывая пальцем на окно, – Т… Та… Тася! – заикаясь, выговорил он.

Не чувствуя собственного тела, женщина начала медленно подниматься Сознание ее путалась. Она протерла порезанными руками лицо. Пот, краска, кровь все посмешалось на нем.

Кларка пошатываясь, обвела двор взглядом зверя, загнанного в ловушку. Неподалеку, на плечиках, раскачиваясь на веревке, сушился китель с капитанскими погонами. Как ни странно, наметанный глаз Клары, уловил среди ужаса эту мелочь. Руки и ноги женщины тряслись, но оправдывая статус жены военного, она нашла в себе силы, собрать рассыпавшуюся пирамиду из ведер, и, накинув на себя командирский пиджак, забралась все-таки вовнутрь.

Среди гари и копоти разобрать что-то было почти невозможно.

– Тася! – изо всех сил позвала Кларка няньку и тут же подавилась приступом кашля. Дым, будто клещи, стиснул ей горло. Клара, недолго думая, оторвала рукав от своего заграничного платья и, завязала им рот, – Тася! – крикнула она снова и двинулась наугад.

Как и предполагала женщина, обессиленная девочка заблудилась в пылающем хаосе. Напуганная до смерти, Тася оглядывалась по сторонам, как зверушка, попавшаяся в ловушку. Злобное пламя хозяйничало повсюду: на стенах, полу, потолке…. Вдруг, уголок ее косынки жарко вспыхнул. Тасю, будто ужалил огромный шмель. Она громко закричала и, стянув платок, начала в панике топтать тот ногами.

К счастью девочки Кларка услышала этот крик. Она обнаружила несчастную и, схватив ту за руку, потащила к окну.

Примерный, набожный подросток, увидев грязное, все в крови лицо, замотанное тряпкой, пронзительно завизжал. Изнеможенная тринадцатилетняя Тася, почему-то решила, что это сам не чистый, явилось за ней из огненной преисподней. И, только, потом она заметила погоны со звездочками… Насколько, бедняжка знала, Сатана не имел званий…

Самообладание оставило ее. Девчонка заплакала навзрыд и сильнее сжала пальцы Клары.

Тем временем, огонь окружал. Он кидался на них, как на легкую добычу, готовый, вот-вот укусить. Путь назад был отрезан. Охваченная агонией женщина, заметалась, как тигр перед пылающим обручем. Не зная, что предпринять, Клара схватила что-то попавшееся под руку и со всей силы запульнула наугад.

Послышался звон стекла.

– Прыгай! – приказала она.

Девочка замотала неприкрытой головой.

– Не могу…, – едва различимо, проговорила малолетняя нянька и закашлялась, – Меня мамка ругать будет! – прохрипела она, сквозь бегущие слезы.