Читать книгу: «Красный китайский сундучок. Детективный роман», страница 4

Началось следствие по делу убийства Аллы Веньминовны Сидельниковой. Стали искать виновных среди детдомовцев, кто мог пойти на такой или подобный шаг, у кого было свободное время, чтобы лазить через форточку в квартиры.

Отец Насти глубоко задумался, выкуривая одну сигарету за другой, стоя на общей кухне, когда никого из соседей не было. В итоге он решил обратиться в милицию, предупредить о возможных осложнениях в поведении самой вожатой, которая вела Театральную студию, но там уже поняли причину внезапного «взросления» всех питомцев детского дома-интерната.

– Все подозреваемые по делу ограбления педагога кружка бальных танцев находятся у нас в особой папке, – сказал старший лейтенант Кирьянов, когда к нему в кабинет зашел отец Насти и Петра – Невежин Борис Павлович и поздоровался.

Он был давним знакомым следователя по делу о пропаже Безбедновой Галины, когда расследование зашло в тупик из-за отсутствия прямых доказательств виновных, так как все подозрения падали на самих владельцев дома. А когда первый раз пришли с дрессированной собакой, то та ничего не учуяла из-за сильного запаха нафталина в комнатах дома и едкого запаха щелочи в курятнике. Тогда следователю Кирьянову показалось, что хозяева дома специально провели санитарную обработку помещения, чтобы отбить все нюхательные рецепторы у животного.

– Зачем вы поторопились вызывать санэпидстанцию? – спросил он, удивляясь их предприимчивости, но никакого вразумительного ответа не услышал.

Сейчас, когда появился давний его знакомый по соседству с домом, где пропала женщина, у старшего лейтенанта обострилось чутье сыскаря. Он с чувством признательности посмотрел на вошедшего посетителя милиции.

– Но у меня есть к вам один вопрос, кто же виноват в том, что дети самовольно курят в престижном месте, откуда у них на это занятие появляются постоянно деньги? – спросил его в лоб Борис Павлович.

– Вот в этом мы хотим сами разобраться, – разглядывая свои новые погоны на старой, потертой шинели, сказал старший лейтенант, у которого каждое появление свидетеля вызывало нестерпимое ощущение надежды на раскрытие очередного застарелого случая.

– Значит надо искать где-то рядом, а не идти привычным путем. Наверняка у них опять найдется отговорка в своей невиновности, – посоветовал Борис Павлович, ценя время дежурного участкового районного отделения милиции.

– Присаживайтесь к столу и напишите, что вы знаете об этом случае с ограблением, по словам вашей дочери. Мы с вами найдем их обязательно вместе. Потому что они не смогут так долго скрывать свои замыслы, – с чувством ответственности произнес милиционер, кому не раз приходилось участвовать в перестрелках при задержании опасных рецидивистов, когда тем удавалось бежать из мест лишения свободы.

Он придвинул к знакомому пенсионеру ручку и лист бумаги, чтобы тот написал о своих подозрениях. Пенсионер, не церемонясь, изложил все, что рассказала ему Настя, не забыв указать свою фамилию и имя.

«Вчера моя дочь вернулась с занятия Театрального кружка во Дворце пионеров и школьников, заявив, что дети из интерната разыгрывали сценки уголовного характера под руководством вожатой – Соляровой Наташи. Детей, кто не жил в интернате, отправили домой, чтобы они не мешались под ногами. Когда моя дочь одевалась в гардеробе, видела двое близнецов пошли курить в туалет. Затем они вернулись назад продолжать учиться актерскому мастерству и декламации».

Поставив внизу число и свою неразборчивую подпись, Борис Павлович передал листок дежурному следователю, в чьи обязанности входило изучать все материалы дела с особой тщательностью.

– Хорошо разберемся, когда получим все материалы следствия и беседы со свидетелями. Если будет суд, который уже назначен на ближайшую субботу, но ровно через месяц, то, пожалуйста, приходите. Послушайте, что там скажут сами подозреваемые, – как-то витиевато объяснил старший лейтенант, надеясь, что не надо будет писать специального приглашения и отправлять по почте.

– Обязательно приду. Надо послушать, что же такое произошло в детском коллективе, что они скрывают от взрослых. Говорят, что там ставят спектакли на основе реальных событий. Чересчур заумный сюжет может навредить им же самим встать на ноги в будущем, – признался посетитель, у пенсионера был богатый опыт работы вожатым в юности.

– Но у нас не постановки, а работа, поэтому хотим наладить нормальное существование законопослушных граждан без происшествий и уголовщины, – цитируя слова вышестоящих авторитетов, сказал дежурный.

Борис Павлович распрощался и ушел, надеясь, что сделал правильно, не сказав Насте о своем посещении дежурного следователя по особо важным делам в районном отделении милиции. Он только сообщил, сразу появившись на пороге комнаты, где с нетерпением его ждала дочь с атласом в руках, изучая географический рельеф земного шара:

– Через месяц должен состояться суд. Каждый свидетель сможет изложить собственную точку зрения по поводу грабежа в квартире у Заслуженного работника культуры – руководителя кружка бальных танцев. Я тоже там должен появиться. Вот тогда у всех сложится правильное представление о культурной жизни молодежи и детдомовцев в первую очередь.

– Ходить в театральный кружок я больше не буду. У меня нет к этому призвания, – высказалась она, не поняв, что от нее хотели.

У Насти чуть алые щеки побледнели от услышанной новости, поэтому она не стала расспрашивать подробности, которых пока никто точно не знал.

– Ты что испугалась? – спросил отец с сожалением.

– Нет. Но не сейчас, а чуть позже, когда надо будет сдавать экзамены в школе, – стала придумывать она отговорки, так как училась в седьмом классе, а в восьмом им предстояли переводные легкие два экзамена: сочинение и контрольная по математике.

Суд состоялся ровно в указанный следователем Кирьяновым срок. Милиция арестовала вожатую не сразу.

– Солярову Наташу можно спокойно назвать опытной ведущей концертов и человеком, умеющим сдерживать желания, наставлять на путь истинный детдомовцев, чьи родители отбывали наказание в местах лишения свободы, – заступались за вожатую в качестве адвокатов друзья из кружка и сотрудники Дворца пионеров, кто собирался присутствовать на суде.

На суд были представлены положительные характеристики с двух мест работы пионервожатой – интерната и Дворца пионеров и школьников. Всем понравилась такая насыщенная жизнь и педагогические способности главной подозреваемой, у кого не было на руках наручников, но сидела она отдельно ото всех свидетелей, огороженная металлическими прутьями.

Судья зачитала вслух жесткий приговор, в руках у нее было только веское доказательство вины обвиняемой: отпечатки пальцев на орудии убийства – тяжелом, тупом предмете – отсутствовали, так как предмет не был найден, а на самой изувеченной жертве их было предостаточно. Эксперт Семенюк аргументировал идентичность отпечатков пальцев, предоставив суду четкие, равнозначные пальчики с тела убитой, соответствующие отпечаткам Соляровой Наташи.

– Мы согласны с вашими доводами, – изрекла судья в присутствии свидетелей.

– Все пропавшие вещи из квартиры Сидельниковой Аллы Веньяминовны нашли у подозреваемой в комнате, тщательно спрятанными в мешке с грязным бельем. Они были изъяты у нее и возвращены сестре погибшей, – высказался следователь Кирьянов.

В результате чего Наташа Солярова должна была отбывать наказание двенадцать лет в провинциальной тюрьме. Там с наибольшим энтузиазмом она занималась художественной самодеятельностью, сценической речью для работников прокуратуры и сотрудников внутренних дел. У следователя Кирьянова после раскрытия этого жесткого преступления появилась надежда, что когда-то он обнаружит всю диверсионную группировку, действовавшую в городе.

V

Тогда дети младшего состава и молодежь очень переживали, дожидаясь главного режиссера, пока она не вернулась из больницы в гипсе с платком, свернутым наискосок, завязанным на шее для поддержания руки. Так Наталья Иосифовна ходила теперь на работу, вызывая неодобрение руководства. Через месяц гипс сняли, но рука еще плохо действовала. Ей приходилось объяснять роли на словах, а не показывать самой, чтобы избежать травм и быстрее восстановиться после болезни.

Некоторые ребята заходили к ней домой, а потом докладывали всем студийцам, когда встречались по привычке в одно и то же время, что они помогали Наталье Иосифовне по хозяйству: кто-то сварил суп, вымыл пол, постирал белье.

Вновь принятые кружковцы умудрялись появляться периодически. Вика и Олег пришли в кружок с целью занять свободное время, получить путевку в жизнь. С ними у Насти сразу сложились теплые и дружеские отношения, чего так добивалась руководитель кружка от своих воспитанников. Олега заняли тоже в спектакле «Судьба барабанщика» на место ушедшего Славки – друга главного героя, который исчез, растворился, как облако. Он долго не появлялся на репетициях. А высокая, худая и длинноногая Вика стала заботливо ухаживать за Настей. И однажды даже вызвалась проводить ее до дома. По дороге они, как и все, обсуждали планы на будущее. К тому моменту Настя окончательно решила порвать со школой-студией, понимая свою любовь к театру, но большую конкуренцию в среде актеров, сплетни, подсиживание, наговоры, желание продвинуться любой ценой, даже посредством нечестной игры.

– Актрис много, а работников сцены в театре мало, – заявила Вика, когда она с Настей возвращались с очередной репетиции.

– Пожалуй, ты права, – согласилась Настя.

– Могу быть осветителем, если не получается роль или нет текста. Зато буду смотреть все постановки, – хитро заметила подружка.

– Нужен большой талант, чтобы попасть в Театральное училище… – поддержала ее Настя.

– А работать актрисой в театре я не хочу… Блата у меня нет, поэтому поступать туда не буду, – урезонила новенькая.

– Зачем тогда пришла в кружок? – удивилась Настя.

– Так просто. Могу быть гримером, осветителем или оператором… – размечтались обе девушки, пересекая одну улицу за другой.

– Хорошее дело. В театре много разных специальностей. Например помощник режиссера, суфлер, – представила Настя от себя на выбор.

– Ты наверно дочь номенклатурного работника, раз так говоришь… У них всегда есть, что предложить… – стала говорить загадками Вика.

– Нет, мои родители обычные служащие, – вкратце в который раз пояснила Настя ссылку о своем происхождении, так как при поступлении в студию все анкетные данные худрук записывала в свою тетрадь посещаемости студийцев.

– А мне хватит смелости присутствовать на любом спектакле! Пусть даже самом простом. Энтузиазм вселяет веру в человека. Иногда вдохновляет на хорошие поступки… – заметила Вика, воспитанная в духе романтизма.

Идти домой, чтобы снова слушать упреки от брата в свой или кого бы то ни было адрес, Насте не хотелось. Она позволила Вике довести ее почти до дома, как она провожала Артема, от которого у нее остались самые приятные воспоминания. Тон и поведение подруги воодушевляли Настю быстрей закончить общаться с навязчивой провожатой. Они расстались довольные, что затратили около получаса на прогулку, чтобы «не появляться в родительской среде и не быть поводом для насмешек и подковырок», как охарактеризовала Вика свою семейную жизнь.

Перед этим у Насти в красном китайском сундучке произошли неприятности со скандалами между родителями. Каждый отстаивал свою точку зрения. Никто из них не хотел уступать другому или частично принять сторону противника.

Для мамы Насти была непонятна позиция ее мужа-инвалида, почему он не хотел устроиться на работу. Зато Борис Павлович настойчиво молчал, оставляя без внимания реплики жены о плохом посещении сына вечерней школы, куда тот перешел, чтобы не бросать музыкальное училище.

Наконец после заключительного концерта, куда Настя ходила вместе с мамой, и поступления брата на заочное отделение в консерваторию, Петра послали в районный центр на работу. Все это вызвало бурную реакцию соседей.

* * *

– Ты умеешь фотографировать? – как-то спросила Наталья Иосифовна Настю, как начинающего фотографа, заметив скуку в ее глазах на репетиции спектакля.

– Да, у меня есть фотоаппарат, но пока нет ни увеличителя, ничего больше, – ответила девушка, понимая, что из ее актерской профессии мало чего получается толкового.

Когда ей подарили на день рождения примитивный фотоаппарат «Смена», она с радостью принялась изучать все подробности фотографирования, но никакой специфической литературы по профессиональному операторскому искусству долго не могла найти. Но однажды отец после завтрака предложил ей в воскресенье:

– Если у тебя нет никаких дел, давай сходим к моему знакомому фотокорреспонденту. Он может научить тебя основам фотографирования. Покажет свои снимки. Правда, он живет далеко. Пойдешь?

Вниманием ее не так часто баловали, но упускать случай ей не хотелось.

– Да, но не надолго. Много уроков. Надо повторить английский, а потом у меня завтра театральный кружок. Могу не успеть все сделать вовремя, – согласилась она.

– Хорошо. Мы посидим немного. Даже чай не будем пить, а потом сразу домой. У него есть своя фотолаборатория, – сказал отец, кому нужен был добрый совет и приветливое слово.

– Здорово! – обрадовалась девушка.

Они отправились пешком. Погода была удивительная. Установились сухие деньки поздней осени. Настя надела белый берет, темно-синий плащ. Теплый белый шарф, связанной ей самой, свисал из-под воротника.

Фотограф жил на центральном проспекте, когда-то бывшей главной торговой артерии города. Напротив, на другой стороне улицы, куда они, наконец, пришли после двадцатиминутной прогулки, находились вычурные, такие же двухэтажные здания бывших развлекательных заведений для богатой публики со всеми атрибутами того времени. Фонтан, разбрызгивающий воду, летняя терраса, ресторан, банк, всевозможные магазины, ломбард, монументальное административное здание почты, подвальный пивной зал, всегда набитый до отказа студентами и городской беднотой. Вся эта кажущаяся вычурность вызывала подозрение и тоску от безвозвратно растраченного или потерянного капитала прошлого века. Казалось тут и там царил дух стяжательства, продажной любви и неразделенных чувств всех сословий к неоправданным посулам правительства улучшить существование граждан.

Они подошли к светлому двухэтажному каменному дому безо львов или других украшений на фронтоне. Настя рада была прогулке в воскресный день. Фотограф встретил их радостными возгласами:

– Привет, работникам культуры и просвещения! Проходите, друзья!

Он провел их в узкую комнату, усадив вежливо на диван. Настя неловко сняла плащ, передала фотографу. Завязался профессиональный разговор двух журналистов. Они долго обсуждали свои проблемы: нехватку денет, хорошего, комфортного жилья, качественных продуктов питания, низкий уровень медицинского обслуживания, безработицу и, не смотря на это, желание выжить. Фотограф предложил Борису Павловичу скоротать время за рюмкой портвейна, когда принес бутылку, поставив посередине на стол у окна.

– Предлагаю выпить по стопке, а потом продолжим говорить, – сказал фотограф, внимательно рассматривая лицо Насти, изучая ее реакцию на сказанные им только что слова. – Закусывать нечем, но вино не слишком крепкое… Просто так, для поправки здоровья!

Настя переполошилась. Ей не хотелось возвращаться домой одной или с отцом, еле держащимся на ногах от чрезмерного употребления спиртного.

– Мне хотелось бы узнать кое-что о фотоделе. Папа сказал, что у вас есть фотолаборатория, – проговорила она, желая перевести разговор с распития спиртного к земным материям.

– Ты умеешь пользоваться фотоаппаратом? – фотограф переключил свое внимание.

– Да, но пока учусь. Хотя есть даже снимки, но низкого качества, – сказала она.

– На самом деле у меня есть фотолаборатория, где сам занимаюсь проявлением и печатью фотографий для газет.

– Могу я посмотреть? – искренне спросила девушка.

– Да, да, очень кстати. Сейчас посмотрим, что у меня там есть интересного для нас всех, – ответил специалист, едва касаясь руки Насти.

Он проводил ее без отца в темную, завешенную проявленными пленками, такую же узкую комнатку с увеличителем и всем необходимым для печати снимков, чтобы в дальнейшем реализовать их среди любителей прессы. Туда он постоянно с успехом отправлял свои работы.

Она почувствовала себя как-то неуютно, когда он делал экскурс в основы фотографии. Посещать кружок по фотоделу ей было некогда, но узнать что-то новое в этой развивающейся отрасли культуры и искусства требовалось, чтобы запечатлевать жизнь в ее первозданной красоте. Находиться долго в темной комнате с взрослым мужчиной ей стало стыдно, поэтому она быстро сориентировалась и потребовала властно:

– Я уже поняла. Пойдемте отсюда скорей, а то мне нужно домой…

– Не волнуйся, ты можешь в любой момент выйти… Вот дверь… – он указал на открытую, но завешенную темной материей, дверь. – Посмотри все внимательно… Побудь пока здесь, а я приду скоро. Поняла? – спросил он игриво.

– Да, – ответила Настя, понимая, что два журналиста хотят поговорить о чем-то своем без свидетелей.

Она стояла в темноте минут десять рядом с увеличителем, не зная, чем заняться, подозревая, что существование должно как-то переменить свой ракурс на светлое восприятие пространства. Фотограф, наконец, появился, как профессор на лекцию перед студенческой аудиторией. Он стал показывать Насте, как надо заправлять пленку в фотоаппарат.

– Спасибо, – быстро проговорила она, вернулась тем же путем в комнату.

Вся интрига заключалась в том, что бутылка вина со стола исчезла, а отец сидел довольный на кресле, что-то обдумывая.

– Научилась? – спросил он, глядя на входящих в комнату, как заговорщиков, фотографа и его ученицу.

– Научится скоро, – ответил опытный фотограф. – Посидите еще немного… Вот, что у меня имеется… – он предложил отложить уход приятных гостей, показав свои наработки для оценки.

Фотограф достал из шкафа альбом, со сделанными им художественными снимками, передал Борису Павловичу так, чтобы он сам мог посмотреть без любопытных глаз дочери.

Тот стал листать достаточно медленно толстый альбом, рассматривая все снимки обнаженных натур, как потом Настя поняла, когда случайно заглянула сверху, привстав при одевании плаща, завязывая шарф на шее, чтобы быть готовой к уходу. Фотограф что-то указывал пальцем на снимках, докладывая, что все натуры его близкие знакомые, о чем смотрящий легко догадался. Настя смотрела безоружным взглядом вокруг себя, дожидаясь с огромным тщанием и жизнеутверждающим терпением конца просмотра отцом фотографий ню. Начало изучения фотодела было положено. На следующей неделе в театральном кружке после нескольких обещаний, что ей сама Наталья Иосифовна принесет учебники по фотоделу, она получила долгожданные два фолианта с разбором главных моментов для фотографии природы, людей и процессов.

– Вот тебе книги… Изучай, научишься фотографировать… Тоже в жизни пригодится, – сказала Наталья Иосифовна по-дружески. – Можешь взять себе…

– Спасибо. Когда нужно вернуть книги, вы мне скажите. Принесу сразу, – проговорила Настя невинным голосом, обращаясь к худруку, у которой никогда не было времени для личных бесед с молодежью.

– В библиотеке Дворца пионеров для тебя выделили… Бери на долгую, добрую память… – посоветовала она.

Настя вспомнила слова из спектакля Гайдара «Судьба барабанщика», который она знала почти наизусть. Она с гордостью принесла книги домой, показала каждому в семье, включая маму. Девушка зачитала до дыр, подаренные ей самой Натальей Иосифовной, две книги по фотоделу. Теперь ее сознание раздвоилось. Она не знала точно, кого больше любила: маму или режиссера. Такой подход к студийцам оставил отпечаток на всю сознательную жизнь Насти. Она посетила, как ее учила Наталья Иосифовна, не раз Италию в зрелые годы, с наслаждением рассматривая во Флоренции около галереи огромную скульптуру того самого Давида, о ком однажды шел разговор на занятиях в студии.

VI

Всему классу в школе, где училась Настя, раздали билеты в ТЮЗ, чтобы поставить галочку в графе мероприятия за полугодие. Раздавала билеты уважаемая староста, гордо показывая свою заинтересованность и желание улучшить показатели в учебе.

– А ты сама идешь? – Настя спросила, заметив, что билетов не осталось совсем.

– Как видишь, билеты кончились, – ответила староста, отдавая последний билет своему соседу по квартире.

– Жа-а-ль, – протянула Настя, понимая, что староста на год старше всех, и, как мама, заботилась о своих детях.

– Посмотрите, расскажите, о чем был спектакль. А я потом схожу на другую постановку с кем-нибудь из нашего класса, – посоветовала она.

У старосты была яркая внешность с огненно-рыжей гривой кудрявых волос, но она вела себя скромно, по-взрослому, пользовалась уважением, отличаясь лучшими ответами на всех уроках. Билет Настя сохранила, а в весенние каникулы, когда все текущие отметки были выставлены, отправилась в ТЮЗ в надежде получить удовольствие от игры актеров или хорошей постановки. Там она искренне восхищалась сценическим мастерством молодых профессионалов, в то же время обменивалась опытом, чувствуя себя сопричастной к жизни городской богемы. После спектакля ее соседка по парте предложила пойти прогуляться на набережную.

– Давай сходим на Волгу, покатаемся на льду, – заявила Света, которая знала слабые стороны Насти, пользуясь этим.

За полгода Настя так вымоталась, посещая тренировки, кружки, балансируя в классе на виду у всех, что после душного театрального зала с охотой согласилась.

– Пойдем, – продолжила светскую беседу Настя в фойе театра. – Но, думаю, лед запорошен снегом. Кататься мы не сможем.

– Тогда так погуляем, – расстроилась Света под впечатлением от увиденной пьесы. – Сейчас там много рыбаков, кто занимается подледным ловом.

Настя удивилась, откуда у соседки по парте такие глубокие познания в житейских делах, но, боясь, что та откажется от прогулки, поторопила подругу:

– Идем скорей.

Она припомнила, что они давно будто хотели вдвоем со Светой сходить куда-то или в зимний лес, или в поход, чтобы получить заряд бодрости.

– Куда идете? Я с вами, – присоединилась к ним одноклассница Ира, на бегу застегивая пальто, завязывая меховую шапку.

– Мы идем на Волгу, – объяснила Настя, глядя, как та застегивает пальто.

– Ну и что?! Хочу простудиться и прогулять занятия, – сказала спокойно Ира.

– Ладно, пошли с нами, – обнадеживающе, уверенная в положительном исходе затеянного мероприятия, сказала Света, которая всегда отличалась лаконичностью и скрытностью, возбуждая еще больший интерес у Иры к себе.

Настя удивилась, что у Иры возникло страстное желание пойти с ними, так как она вечно суетилась со своими дворовыми друзьями и новыми любовниками своей матери. От них она узнавала новости дня, с невыразимым восторгом рассказывая всем о своих треволнениях. Часто делилась впечатлениями, даже водила с ними дружбу, если это так называлось среди взрослых, распущенных развратом и пьянством сутенеров и проституток, поменявших свои жизненные идеалы. Как бы предвосхищая конец света, на плебейское торчание у ворот дома.

Пройдя суды опекунских инстанций, Ира удовлетворилась безмятежным существованием ради нирваны счастья с заезжим женатым офицером. В этом полном вакууме она могла существовать бесконечно, бравируя своими грязными связями, недюжинными внешними данными, стараясь выступить в роли лидера, ускоряющего развитие истории в направлении безудержного прогресса.

Русоволосая, внешне очень напоминая своего отца, она старалась все-таки избавиться от привычки смазливой, кокетливой от природы, фигуристой матери, похожей на француженку из Латинского квартала, Монмартра или Сен-Дени, переезжать каждые две недели к новому сожителю. Чтобы затем получить где-нибудь любую, мало-мальски приемлемую квартиру, из-за которой в молодой семье возник спор между ее биологическими родителями.

Они в итоге отдали Иру на попечение пожилой, но еще не слишком старой, измученной трудом, бабушки.

Наконец девушки-театралки, понимая тщетность своего внутриутробного существования, втроем дошли до набережной Космонавтов. Перед ними расстилалось необозримое белое пространство местами замерзшей реки, но, из-за внезапно наступившей оттепели, медленно начинающей оттаивать. Трехкилометровый мост – самый крупный в Европе – с двухсторонним движением, высокими опорами-быками, тремя ажурными перекрытиями в виде распростертых крыльев гигантских птиц, гордо и величаво пересекал самую длинную реку в Европе, соединяя два населенных пункта. Как в задаче по алгебре, где нужно определить скорость движения машины и пешехода, учитывая скорость ветра и расстояние.

Погода в тот день выдалась слабо морозной и солнечной. Сугробы убирались с дорог, а неубранный снег кое-где начал подтаивать, хлюпая под ногами. Заметно чувствовалось приближение долгожданной весны.

– Предлагаю пройти по льду до вон тех островов, – сказала неугомонная и легкомысленная Ира, вытянув руку вперед, показывая наобум на какой-то в сероватой дымке неясный объект в километрах двух от берега.

Предполагалось, что это были острова, служившие для любителей рыбной ловли и купаний летом.

– Я согласна, – живо подтвердила подслеповатая с раскосыми глазами Света – очень похожая на казачку: смуглая, приземистая, быстрая в движениях, с жаждой приключений. – Смотрите, сколько рыбаков сидят около лунок и ловят рыбу. Мы сможем даже, если что-то случится, обратиться к ним за помощью…

Настя, расстроенная окончательно из-за спокойной неудавшейся прогулки по красивой, слегка припорошенной снегом, высокой, заасфальтированной набережной Космонавтов, с тремя уровнями, удивляясь больному воображению Светы, в ужасе, молча согласилась, понимая, что эта рискованная затея может стоить жизни им троим. Успокаивать родителей и опекунов придется тогда старосте и классному руководителю.

– Дойдем до островов по тропинке, которую уже проложили рыбаки, а оттуда до пляжа рукой подать. Мы пройдем опять по льду… – разрабатывала Ира провальный, головокружительный план, указывая всем, как она обычно делала на уроках, захлебываясь, свое внешнее превосходство и южный темперамент. – Поняли?

Настя молчала с надеждой, что они шутят. А Ира думала, что она поднимала, таким образом, свой авторитет и рейтинг среди ей подобных, как в первобытном стаде, забивая голос разума голосом инстинкта и отсутствия средств передвижения. Как будто оттого, что она говорила, появится по нелепой случайности лед на черных водных проталинах, или толщина льда сразу вырастет, как на Северном полюсе.

– Да, вижу, – поддержала инициативу Света, поправляя очки с минусовой диоптрией. – Там близко. Поднимемся с пляжа по лестнице на мост, а по мосту вернемся домой.

Это объяснение с высокой степенью риска для трех одноклассниц равнялось желанию Светы потопить себя и двух других девушек. Настя вспомнила своих, дожидающихся ее после посещения ТЮЗа, родителей. Особенно ей было жалко престарелого отца, который всегда с огромной любовью заботился о ней всю предыдущую жизнь. Да и мама была примером для подражания в трудолюбии и самоотдачи!

Легкомысленная и романтичная Света, по мнению Насти, была книжным червем. Любимой книгой после «Трех мушкетеров» Дюма, которую она давала читать своим друзьям, была «Консуэлло» Жорж Санд. Перечитав всю домашнюю библиотеку, состоящую максимум из десяти мировых изданий зарубежных классиков, она переключилась на чтение научно-популярной литературы о супружеской жизни и интимных отношениях замужних пар.

Как и всех подростков, ее интересовал принцип, по какому супруги находят себе пару, возможная разница между сочетающими в браке и количество предполагаемых детей. Полностью изучив пару, тройку таких дешевых изданий, она теоретически подковалась для поиска себе предполагаемого мужа «на какой-то промежуток времени», как она сама потом доложила об этом Насте по большому секрету, взяв клятву, никому не говорить о происшедшем разговоре, выспросила у нее мнение на этот счет.

Для Насти, успевшей получить амурный опыт, подобная нелепица вызвала уважение. Но она кое-как сочинила легенду о своей будущей прекрасной жизни со счастливым концом. Связанная устной клятвой, она чувствовала себя ответственной за судьбу Светы, которая любила, как и все нормальные люди, чтобы ее опекали, гладили по шерсти, помогая продвигаться по жизни без трудностей и забот. Как певчая, сезонная птичка, она бы перелетала с ветки на ветку, щебеча и хватая насекомых. Замечая некоторую отстраненность Светы от себя, Ира, самоутверждаясь, стала называть Настину соседку по парте то Свечкой, то ханжой, чтобы вклиниться в небольшое пространство, между, сидящими впереди ее соседками. Хотя пересаживаться от старосты, пользующейся авторитетом, она тоже не хотела.

«Неужели они хотят вернуться засветло», – изумилась мысленно Настя, ежась от сильного ветра, подтачивающего лед, раздувавшего, выпавший недавно, снег.

– Настя, а ты что молчишь? – спросила Ира, давая ей слово, после своей изумительной речи.

– Смотрите сколько впереди растаявшего льда… – взглядом Настя указала на большие черные проталины впереди. – Это полыньи. Они преграждают нам дорогу, – стараясь врезаться в ответный разговор шантажирующих ее подруг, сказала она грустно, мечтая поскорее вернуться домой, воспринимая игру воображения Иры, как приступ очередной меланхолии.

– Ерунда, – ответили обе и Света, и Ира, хватаясь за слова, как за спасательный круг.

– Ты идешь с нами? Тебе что родители дороги? Так и скажи… Они же у тебя старые… – Света стала откровенно и цинично издеваться над дочерними чувствами Насти.

В этот момент Настя хотела бы увидеть дорогих сердцу родителей и обнять их.

«Света окончательно потеряла рассудок. Но родителей ведь не выбирают… Пусть они у меня, по ее личному мнению, старые, но гораздо красивее, умнее, добрее и лучше всех родителей в мире вместе взятых», – успокаивала себя Настя, всеми силами желая отомстить за оскорбления, нанесенные порядочным, интеллигентным людям трусливо, за глаза.

«Посмотрим, на что ты, Света, способна!» – со злостью решила Настя.

– Да, – одним словом, как на суде, перед прокурором, подтвердила Настя неистощимый ажиотаж Светы и Иры, пытаясь понять свое предназначение перед богом и людьми.

– Тогда идем, – еле выговаривая, боясь неизвестности, сказали вопрошавшие одноклассницы.

– Будем держаться все вместе. Если что случится, кричите: Спасите! Помогите! Тону, на помощь! – предупредила Настя, создавая собственный артикул спасения, в надежде быть, наконец, понятой, полностью отрешенными, запутавшимися в собственные отношения, девушками.