Читать книгу: ««Разговор с призраком, или Безумная любовь». Сборник стихов памяти Джеймса Дугласа Моррисона», страница 7

Дом на холме

Когда музыка смолкнет, станет в доме темно,

Подкрадётся луна и заглянет в окно,

Но тяжёлых портьер своей нежной рукой

Ей, увы, не поднять, не нарушить покой.

Будет дождь барабанить – слёзы льются рекой,

Но и он не нарушит в этом доме покой.

Злая троица – вьюга, буран и метель

Снежной грудью своей напирают на дверь,

Сыплют в ночь ледяные проклятья свои,

От бессилья, что дверь отпереть не смогли.

Разбежалась волна, исподлобья глядит,

Но луна ей серебряным пальцем грозит,

И тогда, опустив свой лазоревый взгляд,

Повинуясь, волна отступила назад.

На полнеба шаги, распоров небеса,

Ослепительным гневом пылают глаза,

Где пройдёт, там останется дым голубой,

Ну, а в доме царят тишина и покой…

В этом доме живёт одинокий поэт,

Он оставил ещё молодым этот свет,

Здесь привычкой хозяина дышит уклад:

В беспорядке повсюду пластинки лежат,

И на полках, где только задержится взгляд –

Золотистым тиснением книги блестят,

Ну, а что не вместились – стоят под рукой,

В картонных коробках, одна на другой,

Абажур на столе сеет зелень кругом,

И уютней от этого кажется дом,

А с плакатов, давно потерявших свой цвет,

Улыбаются лица тех канувших лет…

В белоснежных одеждах, окружённый теплом,

Над тетрадью склонившись, он сидит за столом,

И рассыпались кудри по красивым плечам,

А в рассеянном взгляде притаилась печаль…

Этот дом на холме, безмятежный покой-

Не смогли погасить в его сердце огонь!

« Несвобода!» – нет слова страшней для него!

Он сегодня не смог написать ничего,

И оставив тетрадь, он откинул перо,

А луна, ожидая, смотрела в окно…

Вот уж ночь удалилась в покои свои,

И собой прихватила волшебные сны,

Новый день пробудился, и нежным теплом

Поспешил отогреть на холме старый дом.

Солнца луч – он привык проникать сквозь стекло,

Удивился, увидев открытым окно,

Занавесок коснулся, прошёл по стене,

И в тетрадь заглянул, что лежит на столе,

Улыбнулся ему каждый здесь уголок,

Лишь улыбки поэта он видеть не мог,

Не коснулся сегодня он чёрных кудрей,

На полу одеянье, что снега белей,

Этой ночью оставил он дом на холме,

И свободный гуляет теперь при луне…

Творческий вечер.
К 75 – летию со дня рождения поэта

Джеймса Дугласа Моррисона, посвящается

…

За окном непогода злится,

Дождь в окно барабанит- стучится,

Ветер воет бездомным псом,

Жаль бродяг, не имеющих дом,

Как чудесно сидеть у камина

С чашкой кофе, так пахнувшим дивно,

В мягком кресле, ненастным днём,

В тишине любоваться огнём.

Он- же словно беседует с вами,

Ворожит золотыми перстами,

Говорит, и трещит, и искрится,

Так в беседе своей распалится,

Только слово скажи не по нём-

Загорится всё синим огнём!

Страстен, ярок, горяч и красив,

С наслажденьем любуюсь я им!

Кто- то стукнул два раза в окошко,

Ушком бархатным дрогнула кошка,

Спрятав мордочку лапкой своей,

В ожиданье незваных гостей.

Постучали опять в нетерпенье,

Я бесшумно направилась к двери,

По пути заглянула в окно,

На дворе уже было темно…

В этот миг, словно меч самурая-

Полоснула от края до края,

Ярко вспыхнула вдруг-

Осветилось всё белым вокруг!

Дверь открылась: стоит на пороге

Чужестранец, одетый убого,

Старый плащ весь до нитки промок,

Кто скитальцу помочь бы не смог?

Ведь сказал нам Господь: «В час любой

Постучусь Я – и дверь мне открой.»

Я впустила его- он вошёл,

Снял, промокший насквозь капюшон,

Плащ повесил на гвоздь у дверей,

И его провела я скорей

Прямо в комнату, ближе к огню,

Он дрожал, было зябко ему.

Наливаю для гостя вино,

Меня мучает только одно,

Его сходство с любимым поэтом,

И ушедшим из жизни давно:

Кольца мокрые чёрных кудрей,

Синий взгляд из-под тёмных бровей,

Скулы кельтов и чувственность губ

Его спутать ни с кем не дадут!

Нет, мираж! Мой скиталец- старик,

Головою седою поник,

У камина он в кресле сидит

И на пламя устало глядит.

Я вина предложила ему,

Он в ответ благодарно кивнул,

Взял бокал, и с восторженным чувством

Тост сказал: «За бессмертье Искусства!»

И бокал был осушен до дна,

Я ещё предложила вина.

Оказалось, большой он знаток,

Знает в книгах и музыке толк,

Обучался искусству кино,

Был поэтом когда-то давно,

Даже пел, но оставил он лиру

И полвека кочует по миру.

Завязался у нас разговор

О поэзии, что: «С давних пор

Глас поэта есть времени крик!»

Мне волнуясь, поведал старик.

Оказалось, пристрастьем его

Был поэт символизма Рембо.

«Так зажёг свой огонь юный гений,

До сих пор череда поколений

Согревается этим теплом!» -

Вспоминал он с любовью о нём.

Увлечённый трудами Рембо,

И познавший себя самого,

Предаваясь греху до предела,

Жизнь на грани – поэта уделом

Он считал, что вот- тьма, а вот- свет,

А меж ними есть двери- поэт!

«Только были бы двери чисты,

И тогда воплотятся мечты,

Всё предстанет тогда человеку

Бесконечным течением века!» -

Он сказал. «И ещё один тост:

За поэзию пью!» – произнёс.

«Пью за проклятых всеми поэтов,

Прокажённых, правдивых эстетов,

Что явились причиной всех зол,

Сняв с порока блестящий камзол

И напудренный ложью парик,

Вызвав гнев фарисеев и крик!

Поднимаю бокал за Рембо,

Малларме, Лиль- Адана, Бодлера,

За Корбьера и Поля Верлена!

Жизнь свою, посвятившие Лире,

Пусть их души покоятся с миром!»

И бокал, как и прежние два,

Стариком был осушен до дна.

Попросив закурить разрешенья,

Погрузился в свои размышленья,

Выпуская колечками дым.

В этот миг захотелось мне с ним

Поделиться и всё рассказать,

Как стихи начала сочинять,

И есть тоже любимый поэт

У меня, и уже много лет,

Как он умер, но всё – же любим,

Что себя рядом чувствую с ним.

Он по жизни промчался кометой,

И, увы, не дожил до рассвета,

Что был дерзок, талантлив, правдив,

Как ребёнок душою раним,

Шёл по краю всегда, не боялся,

Верил в Бога, и всё – же старался

Прямо бездне в глаза заглянуть,

Но Господь сократил его путь,

Дав вкусить ему славы земной,

Ожидал его в жизни другой.

Как семь лет безнадёжной дороги,

Что мостилась стихами любви

Вперемешку с молитвой убогой

Прямо к Богу меня привели!

Гость спросил: «Как- же имя поэта?»

Между тем закурив сигарету.

Я ответила, и в тот же миг

Показалось мне вздрогнул старик,

Удивленье явилось в глазах,

Но собравшись, он тут – же сказал:

«Много в жизни я знаю кого,

Но не слышал о нём ничего.

Вы прочтите свои мне стихи,

Не волнуйтесь, что может плохи,

Пусть пылает всё синим огнём –

Интересно узнать мне о нём!»

Всем, кто пробует только перо,

Так приятно, что дали «добро»

Сбросить ком стихоплётный с души,

Так приятно, ну просто пляши!

Я стихи принесла, а вино

Гость разлил по бокалам давно.

Отказавшись хоть что-нибудь скушать,

Он готов был внимательно слушать.

«Чудеса! Не одна у камина,

И без кофе, так пахнувшим дивно,

А с бокалом вина, и злой ветер

Не испортит мой творческий вечер!

И немало волнуясь, тетрадь

Я раскрыла и стала читать.

О, стихи, мои чудные дети,

Бесполезно живёте на свете!

Вспоминаю Уальда подчас-

Лишь любовь оправданье за вас!

Я читала, тетрадку листая,

Он на пламя смотрел не мигая,

Иногда бросив взгляд на меня,

Что за взгляд! – он был полон огня.

Вот и «Зов»! – это страстный призыв,

Одинокого сердца порыв.

« Джим, явись и возьми микрофон,

Спой, как прежде, зажги свой огонь!»

Этот стих – одиночества крик,

Видно, в гостя он тоже проник:

Он поднялся и встал у окна,

За окном пробивалась луна

Сквозь обрывки седых облаков,

Освещая мой призрачный кров.

Он стоял у окна и курил,

Лунный свет его лик серебрил,

Его образ казался незримым

И живым воплощением Джима…

«Где ты, Джим?» – и закапали слёзы –

«Трудно жить и беседовать с грёзой,

Никогда не увижусь я с ним!

Пусть покоится с миром мой Джим!

Буду помнить и ночью, и днём,

Буду просто молиться о нём!

Гость меж тем докурил сигарету,

И сказал: «Надо выпить за это!»

И бокалы наполнились вновь:

«Пью за странную вашу любовь!

За любовь, что всему оправданье,

За любовь, что поможет в изгнанье,

За любовь, что надежду даёт

И погибшим спасенье несёт!

Ведь, Любовь – это Бог, Он – во всём,

Лучше, я прочитаю о нём

Небольшое одно сочиненье,

Строчек в несколько стихотворенье,

Что давно появилось на свет,

Когда видел я мир, как поэт.

«Мой Господь – везде, во всём,

Он – в тебе, во мне, и в нём,

В сочных травах, и в цветках,

В белоснежных облаках,

Он – вершина снежных гор,

Он – сырой дремучий бор,

Он – восход, и он – закат,

Он – ревущий водопад,

Он – на дне морских глубин,

Он – велик и Триедин,

Он – начало и конец,

Мироздания – Творец,

И всего того не счесть,

Где Его дыханье есть!!!»

Он закончил и начал прощаться,

Я его попросила остаться.

«Хорошо, я не прочь отдохнуть

До утра, но потом уже в путь».

Сбросив куртку, расположился

На диване, и пледом укрылся.

Я пошла в свою комнату, только

Спать не хочется кошке нисколько:

Пробежала по спинке дивана –

Покосилась картинная рама,

Чуть задетая пышным хвостом,

Собралась – и прыжок совершён.

Здесь, на книжном шкафу – не достать,

И за спящим легко наблюдать!

И уселся восточный божок,

Уложив хвост пушистый в кружок.

Ночь закончилась, утро настало,

От ненастья следа не осталось,

И на стёклах ночные дождинки

Превратились в хрустальные льдинки,

И на солнце сверкают так чудно!

Как прекрасно, морозное утро!

Небо синее, тихо кругом!

Было тихо и в доме моём…

Я – в гостиную: странника – нет,

На диване – мой свёрнутый плед,

И записка лежит на столе,

Тут тоска шевельнулась во мне:

«Спасибо за приют и творческий ваш вечер!

Молитесь обо мне…

Джим Моррисон, до встречи!»

Я отмолю тебя в стихах,

Раскаюсь за тебя в грехах,

И лучезарный взор Творца

Коснётся твоего лица!

К 49 – ой годовщина смерти 3. 07. 2020 год

Ты – вечно молодой, такой красивый!

А, я увы – смотрю с тоской ревнивой,

Как ты поёшь, танцуешь и в огне живешь,

Влюбляешься, страдаешь, виски пьёшь;

Добившись славы, топчешь в грязь венок,

Бросаешь всё, свободен, одинок

Несёшься прочь, ломая жизни круг,

Себя сжигая самого и всё вокруг!

Живи всегда, и вечно молодой

Танцуй – же, Моррисон горящий танец свой!