Читать книгу: «Между нами (любовь) война», страница 3

Глава 7

Беркут

Трек к главе – «I Think I'm OKAY»

Machine Gun Kelly, YUNGBLUD, Travis Barker

За окном ещё одна ночь. Глубокая, тёмная и какая-то адски холодная. Стёкла мутные от ледяного узора, затянувшего их снаружи. Задолбала эта зима. В этом году она кажется просто бесконечной.

Я проснулся от звонка. Телефон всё ещё мерзко жужжит под подушкой. Не беру. Меня сейчас вообще ни для кого нет: ни для своих, ни для чужих. У МЧС есть такая тема – режим полной тишины, чтобы услышать пострадавшего на сложной местности или под завалами. Вот его я и включил. Мне тоже нужна тишина, чтобы услышать себя.

Телефон вырубаю, не глядя, кто и чего там так настойчиво от меня хотел. Бесят все.

Закрываю глаза, абстрагируясь от хаоса, творящегося в моей студии после двухдневного отрыва. Вожу подушечками пальцев по губам. Я, как всегда, косячный. Поцеловал Зайчонка. Первый раз, блядь! Это наш грёбаный первый поцелуй!

За который я едва не выхватил по яйцам.

«Браво, Беркут. Подтвердил, что ты ёбнутый» – иронично ржу над собой.

Из саднящего от большого количества крепких сигарет горла вырываются жуткие, хриплые звуки.

Я всегда легко принимаю решения. Часто плевать на риск и последствия. Ничего нельзя исправить только в одном случае – если ты сдох. Но в правилах так же всегда есть исключения. Моё – Лиза. Это прыжок с трамплина. Исправить ничего не получится. И для меня неудачный выход из френдзоны будет равен лезвиям, что медленно рвут вены. Физическая оболочка будет жить, но внутри я сдохну, если голубоглазой Зайки не будет рядом.

Беда в том, что у меня атрофировано чувство самосохранения, и по пальцам одной руки можно посчитать, чего боялся в своей жизни. Я победил все свои тупые страхи, кроме двух…

Пришло время это исправить.

Сажусь на кровати. Простыня смята, перепачкана следами жёсткого секса. Та девочка из клуба была немного шокирована, когда поняла, во что мы будем играть. Но вроде даже втянулась. Свалила от меня совершенно растерзанная, на дрожащих ногах и без белья. Его останки валяются где-то тут.

Было забавно, но всё равно суррогат. Мне мало, мне не хватает того, что я получил. Это становится похоже на наркотик. Каждый раз надо больше, жёстче, чтобы получить кайф. Или…

Снова смеюсь.

Да, или просто поцеловать Лизу.

Я больной, одержимый придурок. Да будет так!

Резко сажусь. Ловлю лютые вертолёты. Впиваюсь пальцами в простыню, чтобы не улететь. Отпускает, и первым делом я скидываю на пол грязное постельное. Нахожу то самое, порванное на лоскуты бельё и большой мусорный пакет. Запихиваю всё в него.

Тишины больше не хочется. Порефлексировали и хорош. В задницу всё! И всех туда же!

На часах три ночи. Самое время, чтобы послушать любимую музыку.

Врубаю качественную акустику, достаю банку Адреналина из холодильника и принимаюсь разгребать студию.

Разнокалиберные вибраторы, наручники, ошейник, плётка, шипастое кольцо на член летят в раковину. Пустые бутылки, осколки разбитого стакана и прочий мусор сразу в пакет.

Закуриваю, запиваю никотин Адреналином и хрипло, невпопад подпеваю под очередной трек:

 
Drown myself in alcohol, that shit never helps at all
I might say some stupid things tonight when you pick up this call¹
 

В дверь стучат. Или это в стену?

Сжав зубы, делаю музыку чуть тише. Решать с ментами сейчас нет никакого желания, хотя нал на такие случаи всегда лежит в тумбочке. Попадётся принципиальный мудак, потом придётся платить больше, чтобы мой испытательный условный срок не стал реальным.

 
Watch me, take a good thing and fuck it all up in one night
Catch me, I'm the one on the run away from the headlights
No sleep, up all week wasting time with people I don't like
I think something's fucking wrong with me²
 

Играет припев, тяжёлыми гитарными рифами поднимая дыбом волосы на руках и затылке. Кайф!

Довольно жмурясь, допиваю Адреналин. Оглядываю свою студию.

– Что смог, – усмехаюсь и с планшета заказываю на утро клининг, нормальную еду и новый матрас.

Сидя в кресле-мешке у окна, всё же включаю телефон. Меня засыпает уведомлениями.

Пацаны, отец, Лиза два дня назад.

И без того молотящее в груди сердце, разгоняется до оборотов новой Феррари. Открываю чат. Там фотка с подписью:

«Смотри, что нашла»

«Я её помню…» – набираю сильно запоздалый ответ.

А ещё помню, как стучал пульс, когда Лиза лежала рядом. В тринадцать это было не совсем понятной реакцией на подружку из компании, с которой мы чего только не вытворяли вместе. С физиологией проще. Лет в четырнадцать отец подогнал мне первые резинки и потыкал пальцем в инструкцию для применения. А вот с нарушением сердечных ритмов я разбирался сам. Долго, упорно и по большей части молча. Мне казалось, мерить линейкой член, чтобы доказать, что у тебя больше, не так интимно, как ощущения рядом с Лизой.

Мне тепло от этой фотографии и одновременно больно. Кажется, что сердце сейчас пробьёт рёбра. Царапаю грудь пальцами и откладываю мобильник. Тупо смотрю в окно на то, как просыпается город.

К семи привозят завтрак.

Тёплые сырники с ягодами и сметанным соусом залетают на «ура» после двух суток на бухле и подножном корме типа чипсов. Запиваю их горячим чаем и иду собираться. Надо предкам показаться, а потом у нас каток.

Зауженные к низу штаны цвета хаки, белая футболка навыпуск, толстовка, куртка и берцы. Вот и весь прикид. Цепляю с полки любимый парфюм. Расчёсываю и слегка взъерошиваю тёмные волосы.

В дверь звонят. Впускаю клининг. Показываю фронт работы и сваливаю.

На капоте любимой машинки красноречиво лежит кирпич.

– Да пошёл ты! – стреляю взглядом на окна третьего этажа.

Фоткаю угрозу, швыряю под дерево и сажусь за руль. Сосед выходит из подъезда. Встречаемся с ним агрессивными взглядами.

«Не воюй со мной, дятел. Ответка на кирпич тебе не понравится!» – обещаю ему мысленно. Мужик в своих фантазиях явно ограничен, и я читаю в его взгляде что-то вроде обещания физической расправы.

Это скучно, чел! И очень банально.

Часа за полтора добираюсь до дома отца.

– Почему я опять не могу до тебя дозвониться? – наезжает он с порога.

– Э-э-э… Может потому, что у меня есть личная жизнь? И ночью я иногда сплю? – накидываю ему в ответ.

– Знаю я, где водится вся твоя личная жизнь.

– А я знаю, где твоя, – ржу. – Ты хочешь поговорить об этом?

– На самом деле и об этом тоже. Ну и позавтракать с сыном в редкий выходной было бы неплохо. Мать скоро спустится.

– Я уже здесь. Привет, мой хороший, – идёт ко мне с раскинутыми для объятий руками.

– Привет, мам, – терплю поцелуй в щёку.

Уходим в столовую. Я не голодный. Пью чай, пока родители едят.

– Димочка, я настаиваю на твоём возвращении домой. Вот скажи мне, какая необходимость жить отдельно, если здесь у тебя большой дом, семья? М?

– Лар, у нас взрослый парень, – меня спасает отец. – Ты хочешь, чтобы паломничество из противоположного пола проходило через нашу гостиную?

– Не надо об этом за столом, пожалуйста, – кривится мама. – И вообще, я поражаюсь, Саша, как спокойно ты об этом говоришь, – от возмущения кидает на стол тканевую салфетку. – Твой сын подбирает всяких дешёвок, а ты это ещё и поощряешь! Вчера наверняка был с одной из них, поэтому не смог приехать к матери. Мне было плохо, Дима! – салфетка летит в меня. – А ты взял и променял меня на очередную шлюху. Весь в отца, – поджимает губы, собираясь плакать.

Мне тоже было хреново, мам. Но ты эгоистка, поэтому ничего не замечаешь.

Хмыкнув, молча встаю из-за стола.

– Ты куда? – подскакивает она.

– Да достало всё, – отвечаю не оглядываясь. – В этом доме хоть один день проходит без ваших скандалов и твоих слёз? Не звони мне больше по ночам. Я не приеду.

– Дима?! – мне в спину летит тонна возмущения. – Ты не смеешь так говорить! Не уходи. Не бросай меня, – надрывно просит мама.

Догоняет, обнимает и прижимается щекой между лопаток.

– Ну прости, прости, мой хороший, – гладит ладонью по напряжённому прессу. – Не уходи, я обещаю, больше не буду ругаться. Давай попьём чай все вместе. Как раньше?

– Как раньше уже не будет, мам, – убираю её руки и разворачиваюсь, чтобы заглянуть в глаза. – Здесь всё сломалось настолько, что проще выбросить, чем починить. Мне надо ехать. Пап, набери вечером, обсудим, что ты хотел. Не могу я здесь. Реально достало.

Сажусь в машину. Мне тут же прилетает сообщение от отца:

«Я задумался о разводе после нашего последнего разговора. Одобряешь или в прошлый раз были эмоции?»

«Одобряю. Меня только в это не втягивай» – пишу ему ответ.

Хотя всё равно же втянут и сожгут все нервы, пока будет длиться процесс.

Прокатившись ещё по некоторым делам, подъезжаю на каток с опозданием минут на тридцать.

Наши уже здесь.

Ванька на льду, демонстрирует навыки езды спиной вперёд перед какой-то девчонкой. Миха затягивает шнурки на коньках Аиши. Его жена встаёт на них явно в первый раз. Поднимается и тут же заваливается, теряя равновесие.

Ловлю взглядом Лизу, но не успеваю кайфануть от того, какая она изящная и красивая, как мне в плечо прилетает кулак от Назара.

– Нахер ты это сделал, Беркут?! Зачем сказал Южной про наш договор? Мы как друзья с тобой всё решили тогда…

– Я тоже думал, что мы друзья, Назар, – в ответ толкаю его в плечи. – Но ты сделал свой выбор. А я сделал свой.

Ещё раз толкнув его, обхожу и спускаюсь на пару ступенек по трибуне.

– Беркут, мля! – рявкает Грановский. Миха поднимает на нас голову. – Ты серьёзно сейчас?! Мы столько лет все вместе! Просто возьмёшь и уйдёшь?!

– Я уже ушёл, – дьявольски улыбаясь, показываю фак с двух рук одному из своих лучших друзей и быстро спускаюсь к прокату коньков.

Когда-то в детстве я умел это делать. Буду вспоминать.

Глава 8

Беркут

Шнурки трещат под моими пальцами, ногу сдавливает. Чёрт, это очень давно было. В прошлой жизни. Но с координацией у меня вроде ничего, встану, а дальше тело вспомнит. Или нет…

Криво усмехнувшись, поднимаюсь. Слегка качает и мутит на фоне двухдневного загула. Как говорится, у каждого своя психотерапия.

Поворачиваю голову на движение слева. Рядом встаёт Грановский. К нам подкатываются Миха и Ванька, а я слежу за тем, как Лиза рисует на льду восьмёрку и к ней, убирая телефон во внутренний карман куртки, двигает Новенький.

Мне надо туда, к ним.

Делаю шаг, Назар ловит меня за плечо, заставляя остановиться.

– Беркут, ты чего творишь? – спрашивает Миха.

– Разочаровываюсь, – хмыкаю я, рывком скидывая с себя руку Назара.

Разворачиваю к нему корпус. Тяжёлый взгляд друга, или теперь бывшего друга (так, оказывается, бывает), пытается пробить во мне дыру.

– Ещё раз тронешь меня, я тебе руку сломаю, – предупреждаю на полном серьёзе.

Между нами прямо на коньках влетает Ванька. Толкает в грудь меня, Грановского.

– Вы озверели, что ли?! – рычит он. – Какого хрена внутри стаи грызётесь? Мы же братишки. Мы столько всего наворотили уже вместе. Назар, Беркут… – крутит головой, глядя то на меня, то на Грановского. – Давайте нормально решим.

– А где ты был последние два дня, Вань? – спрашиваю у него.

Выходит надрывно.

Да, сука, это больно – терять семью! Ни дом, ни вечно скандалящие уже хер знает сколько лет мать с отцом не были той точкой опоры, которая была мне нужна по мнению родителя. Моей точкой опоры были вот эти трое чертей: Тарасов, Грановский и Коптель.

– А ты? – поворачиваю голову к Михе.

Все молчат. Мне тоже сказать больше нечего. Я сюда приехал, чтобы обозначить своё решение и провести время с Лизой.

– Пусти, – толкаю Миху плечом.

Назар решает меня остановить, дёрнув за капюшон. Выкручиваюсь, толкаю Ваньку вбок. От неожиданности он отскакивает, освобождая мне пространство для очередного манёвра. Схватив Грановского за куртку, бью коленом в живот. Резко выдохнув, он разгибается и всаживает мне кулак в скулу. Ловлю момент, перехватываю его руку и жёстко заламываю в болевой, нагибая Назара на спинку скамейки на трибуне.

– Я тебе сказал, – тяжело дышу ему в ухо, – не трогай меня! Я больше не с вами. Сам по себе!

Давлю на сустав сильнее. Грановский сипит. Это очень больно, я знаю.

– Хватит! – нас растаскивает Тарасов.

Сплёвываю под ноги и, оттолкнув Миху, выхожу на лёд. Лиза смотрит на меня застывшим взволнованным взглядом. Новенький плавно касается её подбородка, привлекая внимание. Мне ему тоже хочется что-то сломать. Например, охреневшие пальцы! По одному и без наркоза.

Лиза Бондареву улыбается, но это смахивает на отписку, нежели на что-то милое и только для него.

У меня не получается двигаться к ним так быстро, как хочется. Приходится напрягать ноги и всё время держать равновесие, чтобы не рухнуть на потеху окружающим. Вздохнув, Зайка сама едет ко мне. Раскрываю руки и ловлю её за талию.

– Привет, – шепчу, позволяя себе тонуть в синеве её глаз, наполненных беспокойством. Вдыхаю свежесть её духов и холодной кожи. А пальцы тёплые. Двигаются по моей щеке в месте удара. Так приятно, глаза закрываются.

– Беркут, руки убери, – требует Новенький, обламывая мне весь кайф и взрывая внутри ещё одну бомбу с раздражением.

Лиза вздрагивает и сама требовательно пытается отстранить мои ладони. Убираю руки. Я сейчас не в том положении, чтобы снова на неё давить. А ещё я замечаю то, что не видит Илья, потому что знаю Зайчонка лучше. Она сегодня растерянная и драку явно видела, но не полезла с нами ругаться.

Вряд ли это потому, что с ней Бондарев.

– Прости меня за тот поцелуй, – говорю, что считаю нужным. У Ильи брови ползут вверх.

Не сказала она тебе, да? А это потому, что ты ей никто, чел.

– Ты чего такая потерянная сегодня? – всем своим видом показываю, что Новенький и для меня всего лишь тень.

– С Назаром поругалась. Сильно. С твоей подачи, между прочим, – ударяет меня кулачком в плечо. – Какого чёрта вы так поступаете? Я не вещь, чтобы меня из рук в руки по разрешению хозяина передавали! Ясно?! – злится.

Красиво, чёрт побери! Тёплая синева глаз приобретает новые краски. Щёки от гнева и обиды розовеют.

– Я сама буду решать, с кем мне общаться и тем более встречаться. И не смейте больше лезть! Друзья, называется…

Лиза очень сильно переживает. Я нашу бойкую девочку в таком состоянии видел всего несколько раз. Когда Грановский её последнего парня в плац втрамбовал, когда меня менты забрали и позже, когда Назар в Глеба стрелял, спасая свою Ульянку от изнасилования.

Наверное, всё.

– И нет, Дима, я тебя не прощаю, – больно бьёт мне в грудь своими словами.

Разворачивается, поднимая ледяную пыль из-под лезвий коньков. Уезжает от меня. Порываюсь за ней, но врезаюсь в Илью, оказавшегося на пути.

– Ты охуел?! – зло рычу на него.

Забавная у нас выходит поездка на каток. Как лёд ещё не потёк, я не знаю. Воздух вокруг раскалён от взаимной злости.

– Не лезь к ней, Беркут. Ты же видишь, Лиза ко мне тянется. Это её выбор! – Илья отталкивает меня от себя.

– Она ещё не выбрала, – качаю головой, хищно разглядывая, как бьётся вена на его шее, выдавая едва контролируемую агрессию.

Ну давай! Сорвись на меня! Покажи, что у тебя внутри. И вот после этого пусть она сделает выбор.

Провокационно ухмыляясь, объезжаю новенького по дуге. Мне очень надо к Лизе. Мы не договорили. Её «не прощаю» стоит колом у меня в груди. Но Бондарев не даёт мне до неё доехать. У него опыта на коньках явно побольше. Перекрывает путь. Мы снова сталкиваемся.

– Дима, иногда надо уметь и отступить, и проиграть. Тебе не выйти из френдзоны. Смирись и не дёргай её. Девочка хочет нормальных отношений.

– С тобой, что ли? А она всё про тебя знает? Все твои страшные тайны, от которых ты бежишь? М, Новенький?!

– Тебя мои тайны никак не касаются, – его взгляд темнеет, и поза становится агрессивнее.

– Прекратите! – звонко вскрикивает Лиза. – Беркут, сколько можно?! Какого чёрта ты опять нарываешься?! Драки с Назаром оказалось мало?

Ну да, это же я у нас ёбнутый на башку, а Бондарев просто нимб по дороге потерял, когда из родного города сваливал. Может, сгонять и найти? Такая вещь пропадает. Без неё по ночам, наверное, ходить темно и страшно.

– Илья, давай уедем отсюда, пожалуйста, – она берёт его за руку и тянет за собой. – Плохая была идея сюда приезжать. Надо было просто к Грановскому утром заехать, и всё. Что-то я как-то… – расстроено вздыхает.

– Лиз! – порываюсь догнать.

Она оглядывается и тормозит меня одним своим видом.

Ладно, я понял, ты сейчас не готова. Позже поговорим.

И стиснув зубы, отпускаю её с Новеньким. Это всего лишь ещё одна битва. Посмотрим, кто в итоге выиграет войну!

Глава 9

Илья

Лиза совсем сникла. Завёз её в кафе. Она залипает в окно на срывающийся с деревьев снег, монотонно помешивая уже остывший чай. Разочаровываться в людях всегда больно, а если это друзья детства…

Подзываю официантку и прошу заменить нам чай на горячий. Пересаживаюсь к Лизе, обнимаю, чуть впившись пальцами в кожу на талии. Свитер задрался, и так выходит, что моё прикосновение оказывается интимнее, чем планировалось. Она вздрагивает. Веду подушечками пальцев по коже, покрывающейся мурашками, до пояса шерстяной юбки.

От её естественной реакции, расширившихся зрачков, приоткрытых влажных губ мой затылок неожиданно обваривает кипятком, и жар стремительно сползает ниже прямо по позвоночнику. В районе солнечного сплетения начинает сосать. Тело превращается в радар, настроенный на естественное женское: чувственность, нежность, ранимость, тепло.

Со шлюхами, какими бы первоклассными они не были, нет и близко ничего подобного. Хотя можно доплатить, и они сыграют нужные тебе эмоции. Только это всё не то. Мой голод по чему-то настоящему становится всё сильнее. Хочется наполненности, эйфории.

– Всё хорошо будет, – смотрю Лизе в глаза. Они влажные и растерянные. Торможу в себе желание рыкнуть и жадно впиться в губы. – Назар поймёт, где был не прав, и вы помиритесь.

– А если нет? Да и дело же не только в Назаре. В них всех. Беркут…

Не хочу про него слушать! И ловлю её выдох губами. Лиза застывает от удивления. Пользуюсь, плавно лаская её трепетный рот. Глаза закатываются от удовольствия. Так приятно. Она отмирает и касается моих губ языком. Случайно, как совсем неопытная девочка.

Со мной так было однажды.

Включаются забытые, намеренно закопанные в армейские окопы эмоции. Я там очень много оставил того, что здесь всплыть не должно. Этот город для меня как чистый альбомный лист. Всё, что было в прошлом, должно там и оставаться. Я даже рисовать перестал, не считая спонтанных движений карандашом во время лекций.

Прерываю поцелуй, чтобы не уйти в свои загоны и не испортить девочке остаток дня.

Провожу пальцем по её губам. Улыбаюсь, всем своим видом стараясь показать, что всё супер, всё так и должно быть, мы же вроде как пытаемся выстроить отношения. Я не очень тактильный с недавнего времени, но с Лизой приятно. Может быть действительно получится.

Целую в щёку, чтобы показать, что наш первый поцелуй не был случайным. Наливаю горячий чай. Двигаю тарелочку с пирожными, тёплой чайной ложкой отламываю кусочек и подношу к её рту. Лиза обнимает ложку губами, немного пачкая их кремом в уголке. Чуть разворачиваюсь, закрывая нас от посетителей собственной спиной. Кончиком языка слизываю крем.

В пах вливается ещё тонна кипятка. Непроизвольно вздрагиваю от острого ощущения. Рисую ей по скуле пальцами и снова кормлю пирожным, запрещая прикасаться к ложке.

Лиза отмирает, кокетничает и улыбается. Для меня это сравнимо с глотком чистого воздуха.

Давай, выбрасывай своего Беркута из головы. Я же не дурак, я понимаю, что главное расстройство – это он, а не Назар.

Я ревную?

Сложно сказать. Ревность – спутник более глубоких чувств и отношений. У нас пока, скажем так, ознакомительный период. Поэтому даю этому чувству другое определение – мне неприятно, что между нами есть третий.

За окном темнеет, зажигаются фонари, и снова идёт снег. Красиво. Снежинки кружатся в столбах света, собираются в хаотичные стайки в фарах машин и разлетаются в разные стороны, словно испугавшись тепла.

Развернув Лизу к себе спиной, укладываю её лопатками на грудь. Обнимаю обеими руками чуть повыше талии, больше не наглея. Она допивает горячий чай, вместе со мной глядя на красоту за стеклом.

Вожу носом по волосам, касаюсь их губами.

Иногда для получения удовольствия с девушкой нужен не секс, а вот такой вот момент покоя, когда разорванная в клочья душа начинает согреваться, и стоит у меня сейчас не только на девочку, ещё на это ощущение, чуть болезненное и в то же время сладкое.

– Ты любишь зиму? – спрашивает Лиза, машинально выводя что-то на моём предплечье.

– Сложно сказать. Я скорее нейтрален. В каждом времени года есть свои плюсы. Единственное, что я точно не люблю, это сильную жару. В моём родном регионе для меня, пожалуй, самое комфортное лето.

– А ты откуда? – повернув и приподняв голову, смотрит на меня.

– Издалека, – целую её в макушку.

Наш уют прерывает раздражающе вибрирующий телефон у меня в кармане. Достаю. Ната.

– Привет. Ты чего не спишь, я не понял? – сразу включаю строгого брата. У нас плюс четыре часа с ними. Выходит, дома уже час ночи.

Сестра вместо ответа шмыгает носом.

– Нат, чего случилось? – убираю руки от Лизы и сажусь ровнее.

– Ничего, – огрызается.

– Ты мне из-за «ничего» позвонила? – смеюсь.

– Скажи отцу, чтобы прекратил меня тиранить и отпустил завтра гулять! – на эмоциях требует она.

В её понимании воспитание равно тирании. Я был таким же, только сложнее…

– Если он не отпускает, значит есть причина. Где накосячила?

Лиза с любопытством вслушивается в наш разговор.

– Да нигде! – фыркает Ната. – Зря я позвонила.

– Только попробуй скинуть, – строго рычу на неё.

– И что будет? Приедешь и в угол поставишь? – дразнит она.

Знает, что не приеду. Зараза мелкая!

– Нат, я не буду уговаривать отца выпустить тебя из дома, не зная всех обстоятельств. Ты либо рассказывай, либо ложись спать.

– У меня завтра свидание, а папе Тима не нравится, поэтому он решил запереть меня дома. А он мне! Мне нравится! Понимаешь? Давно… – шмыгает носом.

– Что за Тима?

– Из одиннадцатого. Дорофеев. Ты уже и не помнишь, наверное. Его старший брат был с тобой в одной компании.

Ну почему?! Я очень хорошо помню!

– Я солидарен с отцом, Ната. Категорически нет.

– Да вы достали! Он совсем не такой, как Олег, – продолжает протестовать сестра.

– Ты меня слышала, малая? Я сказал, нет.

Малая обиженно хнычет. Закрываю глаза, слушая, как бросает трубку.

Ничего. Пусть лучше дома проревётся, чем связываться с Дорофеевыми.

– Лиз, извини, я сделаю ещё один звонок.

– Конечно, – кивает она, наливая по чашкам чай из пузатого белого чайничка.

Отхожу, чтобы не слушала. Будет задавать вопросы, на которые я не стану отвечать, и это снова отдалит нас друг от друга.

Набираю отца. Он быстро принимает вызов.

– Пожаловалась? – смеётся.

– Угу. И обиделась, – смеюсь в ответ.

– Я знал, что ты будешь со мной солидарен в этом вопросе. Кому, как не тебе, знать эту компанию изнутри.

– Давай не будем. Я стараюсь не думать об этом. И тебе не советую. Мы же договорились, – напоминаю родителю.

– Договорились, – задумчиво выдыхает он.

– Ты чего, куришь? – возмущаюсь.

– Так, вот не начинай! – огрызается отец. – Это я вас воспитываю, а никак не наоборот.

– Тебе врач запретил, – напоминаю я.

– Мать сказала? – недовольно. – Да не курю я, – психует. – Просто Натка своим Дорофеевым все нервы подняла. Безопасника нашего дёрнул. Давидыч сказал, Олег по УДО выйдет весной. Мне насрать на него, конечно. Просто всколыхнуло… Хрен с ними. Ты же у меня теперь взрослый, умный сын. Расскажи как дела?

Вкратце делюсь, чем живу. Предлагает денег, отказываюсь. Есть у меня и тратить особенно некуда. На базовые потребности и редкие развлечения хватает. Про Лизу пока ничего не говорю. Сам ещё не знаю, что у нас выйдет дальше.

Прощаюсь с отцом, возвращаюсь к ней. Водит пальцем по экрану своего телефона. Услышав меня, переворачивает его экраном вниз. Ну класс. У тебя от меня тоже секреты?

– Погуляем? – протягиваю ей раскрытую ладонь.

Снег валит так, что дороги невидно. Красиво, аж дыхание перехватывает.

Одеваемся, выходим под снегопад и моментально превращаемся в двух забавных снеговиков. Лиза улыбается, подставив лицо под кружевные хлопья. Щёки от приятного мороза краснеют. Голубые глаза сияют, и плевать становится на все секреты, её и мои.

Мне снова дышится легче. Беру её за руку и веду по тротуару без всякого определения конечной точки. Машину от кафе заберём позже. Пока просто погуляем. У меня такое свидание было последний раз лет в шестнадцать, наверное. Необычно. Отвык…