Читать книгу: «Annuit Coeptis», страница 8
От открывшейся картины Олег немного оторопел. Конечно, уже много лет он не приезжал сюда и не ждал, что все останется прежним, только и такого он тоже не ожидал. Ладно, в конце концов, каждый отдыхает как умеет! Никто не обращал внимания на вновь прибывших, и Олег с дочкой отыскал свободное место, куда бы можно было приткнуть палатку. Возле озера пустовало только одно место – весьма неудобное. Здесь берег делал небольшой уклон, и весь был покрыт ухабинами и кочками, корни деревьев, вылезшие из-под земли, тоже не делали это место комфортным, к тому же подход к озеру зарос невысоким, но колючим кустарником. Кое-как, подложив сосновые лапы, им удалось установить палатку так, чтобы она встала относительно ровно, выходом на озеро. Оставив дочку наводить в палатке уют, Олег сразу пробился через заросли и, закинув удочку, приготовился к рыбалке. Раньше здесь неплохо брал крупный окунь. Он поклялся себе, что ничто на свете не сможет помешать их отдыху, и попытался расслабиться.
Когда все было готово, Ульяна позвала отца ужинать и открывать консервы. Солнце уже начало клониться к верхушкам деревьев – в лесу темнеет быстро – и люди неспешно сворачивались и уезжали. Лишь на другой стороне озера продолжала резвиться пьяная молодежь. Их магнитола стала надрываться еще громче, мальчишки хватали девчонок, раскачивали их и бросали в воду так, чтобы поднимался фонтан брызг. Те истошно визжали, заливались смехом и, в свою очередь, пытались столкнуть мальчишек с берега. Похоже, они собирались остаться здесь на ночь, что было совершенно излишним.
Олег все больше хмурился, мрачно поглядывая на них, и молча жевал бутерброды. Клев не шел. За все это время он поймал только пару рыбешек, и это приносило ему еще больше расстройства.
– Может они еще уедут? – спросил он, словно у самого себя. Потом встал, и начал собирать мусор по берегу, сваливая его в одну кучу. Там уже валялись полиэтиленовые пакеты, доверху набитые мятыми пластиковыми стаканами, бутылками, очистками картофеля и банановой кожурой. Ульяна присоединилась к отцу. За час они навели относительный порядок в этой части озера. Отец не выносил американских попсовых песен, а с того берега, как назло, звучали только они. Он изредка бросал недовольные взгляды на противоположную сторону где веселилась молодежь. Они развлекались тем, что сначала на дальность забрасывали пустые бутылки в воду, а затем попарно ныряли в палатку. Мальчишки хватали девчонок за выпуклые места, и те заливались смехом, сильнее распаляя парней.
– Они не уедут, – понял отец. – Пойдем отсюда, здесь нам не дадут отдохнуть.
– Куда же мы уйдем? – возразила дочь. – Темнеет. Давай выпьем чаю и ляжем спать. Я приготовила такой вкусный чай – тебе должен понравиться!
И действительно, от чайника несло таким удивительно-чудесным ароматом, который может быть только тогда, когда чай готовиться на открытом огне в лесу. Вдохнув его, невольно поднимается настроение!
– Тебе нравится? – спросила Ульяна, когда отец с явным удовольствием выпил целую чашку. Сама она пить этот чай не стала – мать запретила. Она дала лишь только травы и научила как их приготовить, а пить самой – ни-ни!
– Очень понравился. – ответил отец. – Такой вкусный чай могла готовить только твоя мама. Этим ты вся в нее. Если бы ты могла ее помнить! – отец сел на своего конька, он часами мог говорить про свою бывшую жену, какая она была внимательная и заботливая, как любила свою дочулю, и т. д. и т. п.
Олег сам не заметил, как за разговорами его потянуло в сон. Он принялся клевать носом и, чтобы не упасть сонным, тут же он предложил: «Пошли спать, поздно уже!». Продолжая зевать, он направился в палатку, напоследок бросив взгляд на ту сторону. Пользуясь сгущающейся темнотой, девчата, уже ничуть не смущаясь, голышом забегали в воду, брызгаясь и хохоча. Олег пробормотал что-то невнятное и, едва залез в палатку, как его накрыл навалившийся сон. Он проспит до утра безмятежным сном младенца. Так сказала Светлана. Ульяна поймала себя на мысли, что она все чаще называет мать просто по имени. Не мама, не мамочка, не Света, а именно Светлана или ехидно – Светочка. Могло ли это быть следствием застарелой обиды или чем-то иным, Ульяна не знала и старалась не думать об этом. Сейчас главная проблема заключалась в том, что скоро взойдет луна и, если эти глупцы не уедут, то произойдет трагедия. Только ей что из этого?
Ульяна загасила костер и села на бревно. Зачем Светлана позвала ее в эту ночь, ее предчувствия по этому поводу были самыми скверными, но раз уж она здесь, то ей остается только ждать. И она ждала.
***
Она оставила след. Ищи ее запах, следуй за ней! Сквозь заросли, сквозь кусты, через овраги. Быстрее! Не мешкай! Стая зовет тебя! Мы будем резвиться при полной луне на поляне в душистой траве! Мы вместе споем песню Луны, поприветствуем ее восход своим воем. Мы ждем тебя, торопись! Охота начинается, не опоздай!
В нос ударили сотни запахов, лес открылся перед ней. Она слышит зов и следует ему. Сегодня ее встретит не только мать, но вся Стая. Ее тело охватила дрожь нетерпения. Быстрее, она не должна оставаться одна, ее ждет семья. Весь мир открывается перед ней, молодой, сильной волчицей. Земля стелется под ногами, ветер приветствует ее и в его дуновении она читает: «Семья близко!» Так хочется к ним. Но нет, нельзя! Почему? Что может помешать ей влиться в стаю, взять след добычи и загнать ее? Вдоволь нализаться теплой крови, хлынувшей струей в морду, в конце концов, разве она не голодна? Вперед, только вперед! Светочка будет довольна! «Светочка!» – молодая волчица резко затормозила. Так, что перелетела через голову и несколько метров проехала по земле, усеянной желтой хвоей. Кто это «Светочка» – Мать-Волчица? Мать… Она вдруг ясно поняла, что происходит, зачем мать позвала ее сегодня. Сегодня – ночь Большой Луны, ночь Охоты. Охоты именно с большой буквы, ибо добычей станет не зверь. И не отец. Те самые молодые люди, что так беспечно развлекаются у озера и не ведают о своей участи. Отец лишь найдет их разорванные трупы поутру и обнаружит, что его дочь пропала. Это окончательно сведет его с ума и неизвестно чем это все кончится. Она услышала вой – стая уже снялась с места и движется сюда. Назад быстрее, пока не поздно. Нужно предупредить людей и отца, но отец сейчас спит беспробудным сном после чая, которым его напоила родная же дочь! Будем надеяться, что мать сдержит слово и отца не тронут, иначе она разорвет их всех сама! Остаются люди. Не то, чтобы ей было до них какое-то дело, ей было жаль отца, и она не хотела ему такой судьбы, какую ему готовила его любимая Светочка.
Вот уже и озеро! Вот позади осталась их старенькая палатка, в которой богатырским сном спит ее отец. Молодежь, услышав волчий вой, выключили, наконец, свою неуместную музыку и, наверное, впервые за все время прислушались к тишине леса – не послышалось ли. Парни, расхрабрившись, похватали палки, подожгли и размахивали ими, бравируя перед девушками. Один из них даже сходил к машине и вытащил пистолет, кажется травматический. Не колеблясь и ни капли не сбавляя скорости она бросилась ему под ноги, и сбитый парень кубарем покатился к воде.
– А-а-а-ай… с-сука! Волк!
Алкоголь не давал компании адекватно воспринять ситуацию. Парни залились раскатистым смехом, глядя как кубарем катится с горки их напуганный товарищ. – Собаки испугался!
И действительно, ей хотелось лишь напугать его, сбить с ног, но звериная натура взяла свое. Подсекая, она клыком полоснула его по голени. Легко, но язык все же успел вкусить солоноватый вкус крови, а ноздри защекотал дразнящий запах. Ей захотелось большего, как в этот миг она услышала свое имя.
– Ульяна! Ульча, ты где? Дочка!
Это отец! Как он смог проснуться? На него не подействовала доза или она неправильно запомнила рецепт, что сказала ей мать? В любом случае, он сейчас не спит, как должен, и это может дорого ему обойтись. Не обращая на людей больше никакого внимания, что было сил она кинулась назад, одновременно понимая, что уже не успевает. Стая была уже там! Ульяна видела, как луч отцовского фонарика скачет по кустам и деревьям, пытаясь отыскать ее. Она должна совершить невозможное – успеть, встать у его ног, не допустить к нему стаю, даже если для этого придется умереть. Как все не вовремя!
Фонарик Олега наткнулся на желтые хищные глаза. Не одни – множество. Окружившие его волки смотрели, оскалившись и, словно бы, изготавливаясь к единому прыжку.
– Ульяна! – слабо еще позвал отец, но ответом была лишь тишина.
Вперед, в состоянии наивысшей алертности, вышла крупная светло-серая волчица. С клыков срывалась пена, а глаза горели таким бешеным и яростным огнем, что Олега охватил панический ужас. До этого он не знал, что можно бояться так! Она приближалась к Олегу, а тот, оцепенев от ужаса, мог только медленно отступать. До тех пор, пока его спина не уперлась в сосновый ствол.
– Ульяна… – полушепотом зачем-то еще раз произнес Олег, не смея оторвать взора от желтых хищных глаз. Волчица подобралась уже совсем близко и рванулась разжавшейся пружиной. Олег даже не успел заметить этого момента. Инстинктивно прикрыл голову руками и не заметил, как прямо в полете волчицу сбила серая молния. Удивленный, что до сих пор жив, он открыл глаза и увидел рычащий серый клубок, что крутился между сосен. Во все стороны от него клочьями разлеталась шерсть. Сердце еще раз екнуло и сжалось так сильно, что на глаза навернулись слезы. Не отрывая спины от ствола, сполз на землю. Свет перед ним погас. А белые клыки продолжали вонзаться в горячие бока, вгрызаться в загривки, теребить и рвать. Наконец, одна из волчиц не выдержав, завизжала и, поджав хвост, бросилась отступать. Когда же ее нагнала другая, то резко завалилась на спину прямо перед оскаленной мордой, подставила клыкам незащищенный живот, продолжая заискивающе скулить и по-щенячьи виляла хвостом.
«Зачем ты хотела убить отца? Обманывала меня, когда обещала его не трогать?» – спросили ее строгие глаза.
– Ты ошиблась! Я бы никогда не убила его, дочь! Просто ты была слишком нерешительной. А теперь ты бросила вызов Матери-Волчице и победила. Поединок был честным, Стая этому свидетель! Теперь все признают тебя. Теперь, Мать-Волчица – ты!
– Так ты все подстроила – прорычала молодая. – Тебе и не нужны были эти глупцы на другом берегу?
– Нет, конечно! В другую ночь – возможно, но целью этой охоты была ты. Ты – умница, правильно запомнила рецепт. Олег проспал ровно столько, сколько должен был.
Все внутри Ульяны, или кем она была сейчас, перевернулось.
– А если я не соглашусь? И все объясню Стае?
– Поздно, дочь! Ты уже сразилась и победила!
– Ты спровоцировала меня!
– Неважно. Все традиции соблюдены. А сейчас уводи Стаю, а то я уже оцарапала все брюхо об эти иголки!
Ульяна не верила своим ушам.
– Куда я… их поведу? Разве мы не вместе?
– Нет. Теперь для меня там нет места. Отправляйся к отцу… Нет, не к Олегу, – мать предупредила вопрос дочери. – К настоящему отцу, Волчьему Пастырю. Пусть теперь тебя обучает он. Хватит дворняжек по закоулкам давить! Братья тебя проводят.
Небо рухнуло. В глазах и в душе – темнота, будто неземная стужа выморозила все, что было живым.
– Неправда, мой отец – Олег!
– С одной стороны – да, все-таки он тебя воспитал и вырастил, за что ему спасибо. Но биологически – нет.
– А кто?!! – Вопрос выпален как выстрел, как хлесткий удар бича. Ненависть, боль, обида и унижение, предательство самого близкого человека, обман и ложь, которые длились всю ее жизнь, невыносимо жгли нутро. Не в силах более сдерживаться, и, чтобы не выдать слез, Ульяна бросилась прочь. Прочь от них всех! Во влажную темноту леса. Не желала слушать она больше этой чудовищной лжи, или, что самое страшное – чудовищной правды. Послушные новой Матери, серые братья поспешили следом.
А оставшаяся одна, волчица поднялась с земли, отряхнула с себя сосновые иголки и подошла к лежащему без сознания мужчине. Теплый язык прошелся по его щеке. Ей было очень больно. Нет, нет от ран. Наоборот. Все, что чувствовала Ульяна, было ей очень знакомым. В свое время – сама прошла через подобное. Многое бы она отдала, чтобы уберечь дочь от этого. Ее утешала одна лишь только мысль, что со временем дочь поймет ее и простит. Да и пора ей уже повзрослеть.
Мужчина застонал и слабо пошевелился. Скоро закатится луна. Волчица еще раз заглянула в его лицо, затем развернулась и затрусила в чащу. Она слышала, как испуганная молодежь некоторое время назад, побросав палатки и все, что было, поспешно погрузилась в машину и рванула прямо с места. Пускай. Далеко не уедут. Отсюда ведет лишь одна дорога, и на ней, в том месте, где она ныряет в низину, уже разбросаны стальные ежи, – в панике они пробьют не одно колесо. Пускай ей не особенно хочется есть, но зато она сможет выместить всю ярость, всю вину, всю боль. Сможет забыться… на время. Скоро!
***
Олег очнулся, и не сразу понял где находится. Светало. У ног валялся фонарик, он уже не светил – сели батарейки.
– Ульяна! – Олег бросился к палатке, но она, как и прежде, была пуста. Спальник дочери так и оставался нетронутым. Будто молотом сердце билось в грудную клетку. Оно отказывалось верить в плохое. Не может этого быть!!! Но липкий холодок страха уже бегал по спине – неужели все-таки волки?.. Он побежал в лес, призывая дочь. Он выискивал ее в кустах, и в то же время боялся того, что может увидеть. Того, что может сделать с человеком стая голодных волков.
– Ульяна! – Оттого что кричал не переставая, голос охрип и срывался. Он хрипел, а глаза застилала непроницаемая стена слез. Его швыряло из стороны в сторону, а он даже не замечал этого. Безумные глаза шарили по земле, и не встречали ни малейшего следа, ни малейшего признака нахождения дочери, как вдруг… прямо перед ним, стыдливо прикрываясь руками, у золотистой сосны, появилась… Светлана. Да, именно его Светлана! Пусть растрепанная, обнаженная, исцарапанная до крови, с бесконечно усталыми глазами, но именно его! Она практически не изменилась – Олег узнавал мельчайшие подробности ее тела. Сомнений быть не могло – прямо перед ним стояла пропавшая много лет назад жена. «Откуда? Как ты здесь…? Невозможно!» – только и вертелось на языке. – «Мне кажется? Я спятил?».
– Светлана, – нерешительно протянул он.
– Да, Олег! Я вернулась!
От пережитых потрясений мужчина рухнул на колени. Продолжая не верить своим глазам, он, так же, не вставая, приблизился к ней и дотронулся рукой. Она была настоящая. Теплая и такая родная! Так знакомо она провела руками по его голове и прижала к себе.
– Олеженька, родной! Милый мой!
Она говорила что-то еще, но мужчина больше не слышал ее слов, не имея больше сил сдерживаться, он плакал. И в этих слезах было все. Все, что копилось в душе долгие годы, сейчас прорвалось. Его сотрясали рыдания, он нашел в себе силы выдавить лишь: «Света, Ульяна пропала. Я потерял нашу дочь!»
– Нет, Олег, – возразила жена. – Поверь мне, это не ты ее потерял.
Олег, прижавшись к коленям жены плакал, а она продолжала гладить его волосы и что-то говорить. Успокаивающе, убаюкивающе, обнадеживающе звучал ее голос. Она убеждала мужа, а словно бы саму себя: «Она вернется! Она обязательно вернется, надо только дать ей время! Она все поймет!»
Солнце вставало над лесом. Солнечные зайчики запрыгали по голубой ряби озера, обещая новый жаркий день. Где-то в глубине леса запела птица. Где-то там сейчас была и их дочь со своей новой семьей, Стаей. Крепко, со своей взявшись за руки двое стояли на берегу озера и молчали. Непередаваемая гамма чувств бушевала внутри каждого – словами такого не выразить. Да и не нужно было слов. Они встречали утро нового дня.
______________________
1 – Наутилус Помпилиус «Черные птицы»
ЖОЛ ҚАРАУ
Моя земля – прах моих предков. Ее реки, озера – кровь моих предков. Они отстояли ее в жестоких и трудных битвах. Не отдали. С тех пор каждая пядь ее священна для нас. Кто плюет в нее, тот плюет в себя, в свою мать. Ибо мы дети своей земли. И что случается с ней, то же происходит с нами.
Я снова приезжаю на это место. Не один, с сыном. Он еще слишком мал. Беззаботно резвится на поляне. Но однажды наступит время, когда я смогу рассказать ему все. Не знаю, поверит ли он. Возможно, что нет. Потому что я не поверил бы сам. Но я расскажу. Наверняка он будет умнее меня и лучше. Я знаю это. И неважно, поверит он или примет это как очередной занятный рассказ, но тем не менее, он задумается. И одно только это уже будет не зря.
***
Дорога бешено бросается под колеса. На кочках машину подбрасывает и это вызывает приступы дополнительного веселья у наполовину высунувшихся из окон друзей. Они не сдерживают чувств и орут во все горло. Иногда даже пытаются подпевать:
И все стремительно идет ко дну,
Ведь мы качнули как могли качнуть,
В пятницу я брошу пить, в субботу начну,
Завтра я брошу тебя, но больше не вернусь!
Делаю музыку еще громче. Отдыхать нужно так, чтоб все знали, что мы отдыхаем. Даже если никого вокруг нет.
– Откройте мне пива, – прошу я у друзей, и мне услужливо протягивают банку. А почему нет? Гаишников здесь уже нет и не предвидится. А мы, все-таки, заслужили отдых. Закончили алматинский университет, и перед выходом во взрослую жизнь, должны отдохнуть! Только вместо поднадоевших ресторанов, решили отправиться в горы. Я предложил отвезти их на озеро Каинды, где, как оказалось, никто не бывал. Все единогласно меня поддержали.
– Ерден! – Это Асель. Очень хорошая скромная девушка. Отличница. Она тронула меня за плечо. – Может, не будешь пить за рулем?
Если бы кто-нибудь другой попросил меня об этом, я бы ответил по-другому. Но это – Асель. Поэтому, я просто молча выбросил едва начатую банку в окно. И попытался то ли оправдаться, то ли успокоить ее.
– Не бойся, я не пьянею.
Асель откинулась назад и стала смотреть на степь. Обиделась что-ли? На душе почему-то заскребли кошки.
– О-о-о! – закричал Максут, указывая в сторону пальцем. Неутомимый балагур и весельчак. Мастер розыгрышей. Не знаю почему дружу с ним. Очень часто его розыгрыши бывают жестокими. – Смотрите, юрта! Давайте подъедем!
– Зачем? – пытался возразить я, но все, как обычно, приняли сторону Максута.
– Да, давайте подъедем! – поддержала его Гульнар. – Я сто лет не была в юрте. Узнаем, кто здесь живет, познакомимся. Спросим, может, им чего нужно!
Нехотя сворачиваю с дороги. Подъезжаю.
Возле юрты стоит стреноженный конь, а рядом, на устроенной перекладине – беркут в шапочке с колокольчиками. Его глаза плотно закрыты этим кожаным клобучком. Лапы с двух сантиметровыми когтями, опутаны обнасцами. Ветерок играет его оперением на загривке. Оно словно напиталось солнцем, такое же золотисто – желтое. При нашем приближении он принялся беспокойно вертеть головой и тревожно кричать. Конь забил копытом.
– Не приближайся, – крикнула Гульнар Руслану, который хотел подойти к птице. Беркут тоже резко и протяжно крикнул, и Руслан испуганно отшатнулся.
– Я только хотел рассмотреть его получше.
Максут уже стучался в юрту.
– Вроде никого нет.
Замка на двери не было, и он открыл деревянную дверцу.
– Сәлеметсіз бе! – крикнул он внутрь. Никто не отзывался. Он открыл дверь нараспашку.
В юрте, действительно, никого нет. Приоткрытый шанырак дает достаточно света, чтобы увидеть пол, застланный мягкими коврами, большой сундук, богато украшенный казахским орнаментом, четыре кровати вдоль стен. Сами стены увешены коврами и вышивками, изображающих коней, охоту и грозные битвы. Посередине располагается круглый стол, а за ним комодик, на котором в деревянной раме, высится большой искусно вышитый портрет Аблай-хана.
Если на дверях нет замка, значит хозяева поблизости. Я обошел юрту. Никого. Не могли же оставить коня без присмотра! Навстречу выскакивает Максут. Откуда-то в его руке сабля и он со страшными криками размахивает ею над головой. А на голове его довольно неуклюже сидит старинный железный шлем, отороченный волчьим мехом. Руслан подхватывает ветку и бросается сражаться с Мансуром.
– О, подождите! – кричит Гуля, снимая телефон с блокировки. – Я сейчас вас сфотографирую!
Я останавливаю их. Спрашиваю Максута.
– Ты где это взял?
– В юрте, в сундуке лежало.
– Сними и немедленно положи обратно. Хозяевам это не понравится!
– Да ладно, мы ж ниче не сделаем! К тому же, они же все-равно ничего не увидят. Сфотографируемся просто.
Максут принял величественную позу, и Гульнара сделала пару фото.
– Теперь со мной, – попросил Руслан и встал рядом.
– Ребята, поехали отсюда! – заныла Асель. – Уже вечер скоро, не успеем засветло приехать.
– Успеем, еще шесть часов только. К девяти доберемся.
– Девушка правду говорит, – раздался незнакомый голос. Пока мы были увлечены фотосессией, к нам подъехало двое всадников. И как они подъехали так тихо? Как из воздуха появились.
Один – русский. На вид ему можно дать немного за пятьдесят. Загорелый. Лицо суровое, но голубые глаза лучатся добротой. Волос густой, кучерявый. Второй – казах, уже в преклонном возрасте, под семьдесят, но в седле держится твердо и прямо, сидит будто влитой. На его лице не читаются вообще никакие эмоции. На руке – еще один беркут, тоже с зашоренными глазами. У седла русского болтается две убитых лисицы. Чуть поодаль застыли две белые борзые тазы. Их тощие ребра бешено вздымались, как после исступленной гонки. С языков капала белая слюна.
– Простите, что взяли ваши вещи, – попыталась извиниться Гульнара – Мы зашли – никого! А у вас так все атмосферно! Вот мы и решили сфотографироваться.
Мужчина не торопясь спешился. Забрал из рук застывшего Максута саблю и шлем.
– Не порезался? – почему-то спросил он. Максут отрицательно покачал головой.
– Ну и хорошо! Это оружие еще его прадеда, – объяснил русский, кивая в сторону аксакала. – Его бережно передавали из поколения в поколение как семейную реликвию, ухаживали за ним. А теперь мой друг грустит, потому что его сын стал слишком «цивилизованным» и смеется над всеми его ценностями. Грозит сдать в музей.
Мужчина занес реликвии в юрту и вернул в сундук. Старик, тем временем, тоже спешился и посадил беркута рядом со вторым. Они поприветствовали друг друга короткими вскриками.
– Ата, – спросил по-казахски Максут, пытаясь разрядить напряженную атмосферу, что повисла в воздухе. – Вы с охоты? А почему второго беркута не взяли?
Дед посмотрел на него сначала сурово, но потом его лоб разгладился.
– Это не простой беркут, – ответил он. – Лунокрылый. По его полету можно читать будущее. А если он пролетит над тобой, ты увидишь свой рок. Он о многом может предупредить.
Максут рассмеялся.
– Вы, наверное, шутите, ата?
– Ты как мой сын, оторвался от корней и земли. Забыл как видеть и слышать. Забыл мудрость предков. Раньше были люди, которые могли читать полеты птиц, как ты сейчас можешь прочесть книгу. Если хочешь узнать о себе, я выпущу беркута, хотя твое будущее видится и так.
– И какое же меня ожидает будущее? – оживился Максут. Разумеется, он не верил ни в какие предсказания, но когда речь идет о тебе, то всегда любопытно и приятно послушать. Особенно, если это что-то хорошее и ожидаемое.
Старик не успел ответить. Русский с широкой улыбкой подошел к ним.
– Достопочтенный Биржан-ата устал, да и вы с дороги! Проходите в юрту. Будьте нашими гостями!
Отказать было неудобно. Тем более, мы чувствовали некоторую вину перед этими людьми. Хотя это и не входило в наши планы, мы согласились зайти.
На столе стоит газовая горелка, а в котелке уже шкворчит курдючный жир. Юрту наполняет изысканный аромат пряностей, готовящихся овощей и мяса. Поспевает зирвак – «душа» истинного восточного плова. Живот незамедлительно отзывается приятным урчанием.
– Проходите! Гость в дом – радость на порог! Кстати, я не представился. Меня зовут Павел. Можете называть меня так.
Он уже разливает по пиалам душистый хмельной кумыс.
– Кумыс подобен ароматному напитку из райской реки. Дар небесной кобылицы. Пейте кумыс, и никогда не будете знать ни усталости, ни туберкулеза, ни проблем с пищеварением.
Тут же он нарезает шужык, перемежая его кольцами лука. Все делает очень ловко и быстро, точно заправский шеф-повар. Ни одного лишнего движения. Как по волшебству, под его руками стол оказывается накрыт как в лучшем столичном ресторане. Мы тоже кое-что вытащили из своих запасов. Руслан сходил к машине и принес сыра, ветчины и вяленой красной рыбы. Плов потихоньку томится на огне. Старик Биржан-ата сидит на подушке и задумчиво смотрит на огонь. Все остальное делает Павел.
– Ну вот так, на скорую руку и организовались. Не думали, что сегодня гости будут.
– Это вы нас простите, – говорит Гульнар. – Я увидела юрту и вспомнила как дед в детстве брал меня с собой на джайляу. Все говорил, что джайляу чист и непорочен, и что туда следует являться очищенными… Так захотелось подъехать, вспомнить те ощущения. Я и попросила ребят…
– И правильно сделала! Нам, старикам, с молодыми пообщаться только в удовольствие. Так что, чувствуйте себя как дома!
– Спасибо вам! А правду, что тот беркут особенный? Вещий?
– У Биржан-ата все особенное! Даже те две собаки. Видели их?
Мы кивнули головами.
– Двадцать километров в час берут. Причем легко. На волков их выпускали – настигают и рвут. У серого ни одного шанса против них. А знаешь, где Биржан-ата нашел их? В гнезде. Вы не поверите, но это так. Охотился он на уток и в зарослях камыша наткнулся на большое гнездо. Там сидели два щенка. Маленькие, почти слепые. Тыкались носиками в стенки гнезда и тихо поскуливали. Биржан-ата сразу все понял и возблагодарил Аллаха за этот дар. Он рассказал мне потом, что очень редко в яйце красной утки ит-кала-киз зарождается не утёнок, а щенок тазы, который обладает исключительными охотничьими способностями.
– Но это же просто красивая легенда?
– Не знаю. По крайней мере, так говорят охотники и в это верят. А после того, что делал Биржан-ата, я готов поверить в любое чудо.
– А что делал Биржан-ата?
– Я думаю, что он нам еще покажет. А пока, давайте поедим, поделимся историями. Уверен, что вы тоже можете многое рассказать!
Мы другими глазами взглянули на сидящего старика, который продолжал так же безучастно сидеть, и только слегка мерно покачивался из стороны в сторону. Взгляд его, казалось, был направлен не на казан, а куда-то в далекое прошлое. Какие картины сейчас проплывали перед ним?
Вот готов и плов. Золотисто-коричневый рис рассыпается по тарелкам и кисешкам, обдает наши лица пряным паром. До чего же он хорош! Павел скромничает:
– Да что вы, это так… – он пренебрежительно машет рукой. – Вот остались бы вы до завтра! Завтра Биржан-ата беспармак готовить будет. Вот это – деликатес! Клянусь, что такого беспармака, как у Биржан-ата, вы никогда не пробовали!
Мы стучим по дну вилками, а Павел и Биржан-ата едят прямо руками. Максут и Руслан, следуя примеру, тоже отложили приборы и принялись загребать горсти плова прямо пальцами.
– Так намного вкуснее! –шутит Максут.
– Признайтесь, – шутливо спрашивает Гульнар. – У вас есть свой ресторан или же вы работаете где-то шеф-поваром?
– Ни то, ни другое, увы, – разводит руками Павел. – Я всего лишь скромный писатель и путешественник. Езжу по миру, пишу очерки и веду блог. Как-то прежде даже мелькал на телевидении.
– То-то мне лицо ваше кажется знакомым!
– Возможно! – улыбается Павел. – Раньше меня больше знали, теперь лишь периодически кто-то узнает, но сам не помнит откуда.
– А где вы путешествовали?
– Много где. Сам я из Павлодара. Когда был молодым, все думал, что счастье где-то за горами. Ездил по Дальнему Востоку, все хотел стать моряком. Не получилось. Уехал в Китай. Снова колесил по России. Но теперь полюбил ездить по родине, по родным местам. Ведь столько чудесного здесь, а об этом мало кто знает. Вот и пишу, делаю очерки, видео. Хочу передать красоты Казахстана миру, а главное, самим жителям объяснить в каком уникальном месте они живут и даже не ведают об этом.
За разговорами казан опустел. Его сменил большой медный чайник. Закипая, он тихо посвистывал, привнося в атмосферу домашний уют и гармонию.
– Биржан-ата, – просит Павел. – Доставай домбру, уважь гостей.
И лишь он взял ее в руки и ударил по струнам, как стены юрты растворились, и могучая ковыльная степь распростерлась вокруг. Налетел порыв ветра, принесший запахи войлочных юрт и верблюжьего молока, запахи прожжённой солнцем земли, горькой полыни и едкого дыма адраспана. Земля загудела под топотом сотен копыт. Это, сминая стрелки белого ковыля, мчатся бесчисленные табуны. Клубится пыль, поднятая их могучими ноздрями. В небе кружат кречеты, оглашая криками синюю высь. Далеко они видят, но даже их глаза не могут окинуть границы великой степи, увидеть куда несут полноводные реки своих серебряных язей. Не могут они увидеть, как высоко поднимаются горные хребты скалистых гор. Не летают так высоко ни быстрые кречеты, ни гордые орлы.
Смолкает музыка. Уходят образы. Вокруг снова стены с узорчатыми коврами и вышитые на них табуны застыли в беге. Хлопать в ладоши в таких случаях кажется неуместным, и даже говорить что-то не хочется. Кажется, что сказка, еще цепляющаяся за грани сознания, уйдет окончательно. Исчезнет. Мы молчим. Слышно лишь, как хрустит за ушами у жующего Максута. Не знаю, слышал ли он музыку вообще. Но остальные все находятся в состоянии некоего оцепенения.
Первая очнулась Асель, она перевела взгляд на портрет хана и искренне похвалила его.
– У вас такой красивый портрет Абылай-хана!
На этот раз, к всеобщему удивлению, отвечает сам Биржан-ата. После кюя и хорошей еды он выглядит гораздо лучше.
– Это тоже память. Моя прабабка, молодой была, вышивала. Мой прадед бился с ним рука об руку, когда его еще называли Абулмансур. И позже, когда его нарекли черным беркутом степи, а враги боялись и уважали. Он объединил рода и дал джунгарам отпор. А когда настал восемьдесят первый год, великая засуха иссушила всю степь и люди сотнями умирали от голода. Некоторые, прежде верные сторонники отвернулись от него. И даже родные сыновья стали противоречить, подтачивать его власть. Под конец жизни он решил заложить новую столицу, подальше от имперских рук России и Китая. К сожалению, эта мысль пришла к нему слишком поздно. Умирая, он подозвал моего прадеда и сказал ему:
«Три мечты у меня было. Тех, что не смог я осуществить: я хотел, чтобы над моим государством было мирное небо. Во-вторых, я жалею, что не смог в полной мере использовать свои земли, не построил Города. И в-третьих, хотя я всегда думал, что это не так, я не смог по-настоящему объединить страну. Но одновременно я радуюсь и ликую, потому что, это все еще предстоит довершить моим потомкам».
