Читать книгу: «Блик на сердце», страница 2

Запись 4

И вот сегодня крестик в углу экрана. Как сложенные на груди руки мертвеца. Нажми и похорони. Это было лишь помутнение, лишь ночной обман, шутка привыкшего жить в одиночестве мозга, очередная сердечная проделка поэта-романтика – за последний год я переживал десяток подобных наваждений, и они никогда ни до чего не доводили. Значит, и больно быть не должно. Нажми и похорони. Ведь все повторяется: случайно что-то почувствовал, теперь сомневаюсь, завтра забуду, послезавтра буду разгонять потухший жар, испугаюсь его, потом откроюсь ему и в момент, когда буду готов, окончательно пойму, что все время сам себе врал, радостно обманывался, ужасно из-за этого разочаруюсь, обижусь на самого себя и буду некоторое время отходить, пока снова не стану свободным. Так почему бы сразу не перепрыгнуть на последнюю стадию? Не нужно насильно думать, не нужно самого себя поливать бензином. Нажми на крестик и похорони. Это лишь сбой в программе. То, что так долго кодировал как «друга», не может стать чем-то другим. Нажми и похорони. Зачем я смотрю на список друзей онлайн? Она же не в сети. А если и будет, я Ей не напишу. Хочу написать, нет, не хочу, лучше бы Она написала сама, но Она этого не сделает, а вдруг сделает, а может скинуть какой-нибудь анекдот и от этого строить диалог, но нет, это глупо, может сделать комплимент, но надо было тогда делать его вчера, да, в следующий раз обязательно сделаю, но может, все-таки написать, да нет, я же просто себя накручиваю, сердце молчит, но впрочем, я в этом не уверен, я просто себя накручиваю, но одновременно хочу, чтобы это оказалось правдой. Заткнись, Боже, заткнись, нажми этот чертов крестик и перестань анализировать! Чем больше анализируешь – тем больше путаешься.

Наконец навожу курсор на крестик. Он вспыхивает красной рамкой. И вдруг я начинаю вспоминать, то, что случалось раньше.

В такие моменты обычно вспоминаешь первую любовь, после которой все ломается, но та уже давно канула в Лету защитных механизмов психики, все стирающих, и я вспомнил вторую, после которой я перестал понимать, что именно чувствую. Если вообще чувствую. На мгновение я застываю, понимая, что Она чем-то похожа на ту рыжеволосую девочку, из-за которой я сгорал все время практики в летнем лагере. Это было как солнечный удар, описанный Буниным, – резкий, сильный и болезненный. Тем летом я превратился в того, кто стоит рядом с ней и задыхается от чувств, нахлынувших на сошедшее с ума сердце; того, кто стоит рядом и дрожит как последняя тряпка; того, кто не может даже вымолвить слова, хотя проклятущее сердце отзывается на каждое ее движение и буквально орет, – до потемнения в глазах, – что нужно подойти и что-то сказать, ибо она-де тоже на тебя смотрит. А ничего не получается, ведь ты оголенный нерв, который может только ощущать – тягу, жар, боль – и желать: посмотри на меня, улыбнись мне, дотронься. Периодически, – но уже без сердечных треволнений, – я вспоминаю ее взгляд, перехваченный в столовой. Она смотрела мне прямо в глаза. В те несколько секунд мне казалось, что пульс стучит всюду одновременно. Тогда исчезли дети, ворующие друг у друга хлеб и отказывающиеся есть пюре с рыбой, исчез даже мой напарник, который не умел молчать и вечно что-то рассказывал, словно несколько секунд молчания могли его убить. Меня настолько сильно накрыло в тот момент, что я не мог сдвинуться с места, словно тело прибили к кресту или повесили на него сотню тяжелых гирь; я даже не смог выдержать ее взгляд и отвел глаза, а потом всю оставшуюся смену себя проклинал за то, что не улыбнулся или хотя бы не кивнул, – потому что Алену я больше не видел, она уехала раньше всех вожатых по неизвестной мне причине.

И что теперь? Теперь я жду точно такого же взрыва. Но может быть, я растратил весь тротил чувств в прошлый раз, и теперь для пожара нужно время? Может быть, сейчас происходит именно то самое чудо жизни, а моя психика просто блокирует его, вспоминая прошлые неудачи? Но ведь лицом Она ужасно похожа на Алену – так может, все повторится?

На самом деле, призраки прошлой любви всегда преследуют нас и незримо оказывают влияние на всю жизнь. Может быть, образ прошлых привязанностей уже стерся из памяти, оставшись только среди строк, – рифмованных и нерифмованных, – но он все равно следует за нами, куда бы ни шли, и прямо воздействует на наш выбор. Интересно, думаю я, а как живут баловни судьбы, которым повезло с первого раза? Любовь – великая лотерея жизни. Кому-то везет, кому-то нет. А я даже в обычной ни рубля не выиграл.

Я трясу головой и прогоняю часть мыслей.

В последнее время единственным верным способом разобраться в себе и найти решение я считаю тактику ОПН – отпустить, постараться не зацикливаться и наблюдать. Это малодушная максима, но каких еще можно придерживаться, если не понимаешь самого себя?

Крестик в углу экрана. Нажал и похоронил.

Будь что будет.

Запись 5

В окна смотрит белый день. Улица, словно прокуренная, полнится утренней молочной дымкой. Из нее то тут, то там высовываются квадратные головы мрачных домов.

Я лежу на кровати и смотрю в потолок, от которого местами тонкими змейками отходит краска. Перевожу взгляд на шестиглазую люстру, половина из которых у нее только для вида – три из шести лампочек не работают. Молча беру с пола стакан воды, заготовленный вчера вечером, а затем неспешно отпиваю. В голове всполохами, накатами, рваные клочки сна – закатное солнце, как огромная бронзовая монета; почти пустое шоссе, накрытое персиковой фатой; отдаленной нежностью радиоприемника звучит «Sunsetz»; ¹свежий, отдающий водорослями, запах; смех, улыбки, веселье; не вижу людей, но точно чувствую: мои одногруппники, наша шобла со второго ряда; теснота на заднем сидении; кто-то сидит в упор, почти на моих коленях; чьи-то волосы отсвечивают медью; вдруг очень близко Ее лицо, мерцающее закатом; полуоткрытые губы; затем, словно в замедленной съемке, Она что-то говорит, я что-то отвечаю, камера приближается к ее лицу, ближе и ближе, она что-то говорит, я что-то отвечаю, отчетливо слышу: «Посмотрим, посмотрим», – и сон кончается. Странное ощущение. В груди, кажется, тишина похлеще, чем на кладбище, но сон из головы никак нейдет.

Я встаю и иду в ванную. Вода с шумом льется в раковину. Смотрю на свое лицо, растягиваю губы в улыбке. Всего на мгновение допускаю мысль о Ней – и вдруг в сердце с ревом, словно зубья бензопилы, вонзается чувство, так, что я даже пошатываюсь. Застываю, пытаясь собраться с силами. Не получается.

Кажется, это повторяется. Каждый раз одно и то же.

Еще вчера ты жил спокойно, любил себя, любил свое окружение, давно забыл о существовании одиночества, потому что был полон, спокойно и стойко начал принимать все, что происходит, даже с миром умудрился подружиться, несмотря ни на что, – и вдруг в твою жизнь вбрасывают, как гранату, новое чувство, которое постепенно, как рак, поглощает все твое существо – сначала исподволь, а потом все больше и больше, каждую мысль, каждое ощущение, каждое направление – и вот ты уже ничего не можешь с ним сделать, никак не получается разжать мышцу в груди, что постоянно сжимается, так больно, но так сладко и так радостно. Проклятущее сердце, как же дико оно на все отзывается, как же страстно оно ждет малейшего повода, насколько же тугой петлей оно привязано, словно собака. Кто его привязал? Другой ли человек, или все-таки я сам, потому что наконец зализал старые раны и вновь захотел убиться о какие-нибудь грабли, чтобы они были точно с такой же ручкой и били в то же самое место, потому что других граблей я просто не видел?! Действительно ли начинают рушиться стены дружбы, или я просто не нашел для злостного эксперимента над собой никого более подходящего, из-за чего опыт стал еще страшнее и бесчеловечнее? Чувства ли это в конце концов или просто бредни воспаленного мозга?!

Может ли сердце врать? Особенно тому, кто привык опираться только на него, никогда не слушая голову?

А ответа нет. Теряется равновесие и уверенность; никак не получается понять, насколько все правдиво.

Все говорят, – я и сам это понимаю! – что нужно попробовать что-то сделать и там будет яснее. А ты иди попробуй хоть что-нибудь провернуть среди одногруппников, каждый из которых – даже Она! – знает о том, что́ было на первом курсе, потому что твоя первая любовь, которая помимо того, что растоптала тебя как снег на улице, еще и всем все рассказала! Да, то было давно, и мы с ней можем посмеяться над этим, мы уже давно нормально общаемся, на все это давно плевать, – но все равно каждый из них знает наше прошлое в мельчайших – сука! – подробностях! Иди попробуй пригласить Ее куда-нибудь, когда Она все прекрасно помнит, когда я сам все это понимаю, ведь я чертов раб своего прошлого, своих первых двух горьких опытов! Иди попробуй написать хотя бы «как дела?», когда никогда в жизни Ей такого не писал – начнутся вопросы, подозрения… И не дай Бог кто-то узнает о том, на кого направлены мои переживания – не дай Господь Бог…