Читать книгу: «А роза упала на лапу Азора», страница 4

– Дачи мне мало…

Яблоки на них вырастают не каждый год, кислые, даже в шарлотку не годны. Но весной белая дымка, красиво.

Мы с сестрой тихонько режем салаты на кухне. Пахнет жаревом, мандаринами и чуть-чуть хвоей. Потому что на столе новогодний букет.

Сестра хвалится:

– Мы ездили в лесхоз за ветками, а потом дети из нашего кружка делали эти букеты. Подставки из глины с керамического завода по дешевке, свечки, сухие цветы, летом сами сушили, шишки. Желуди. И была у нас в музее новогодняя выставка. Многим понравилась. Елки настоящие жаль. А пластик китайский, пластик и есть. Теперь уже все икебаны эти раздали, пусть дети не только себе домой. Но и подарят знакомым, друзьям. Чтоб почувствовали радость дарить. А еще у нас выставка старых елочных игрушек. Можем пойти посмотреть, если ты останешься подольше. Я и наши туда унесла.

– А отец не ворчал? Мол, о матери память…

– Да я ему не сказала. Мы их с антресоли уж сколько лет не доставали. Что память? Мать и так каждый день вспоминаем, что делала, да что говорила. Знаешь, мне иногда жутко от того, что вещи настолько живучее людей. Музей вот… а дома… Да хоть стол этот… Как представлю себе, что мать на нем так же, как мы сейчас, салат резала….

Сестра вздохнула. И взяла новую картофелину…

Тишина… До нового года времени еще порядком. И все вроде бы как всегда. Я здесь, с родными. Каждый Новый год приезжаю уже много-много лет. Давно, когда еще студенткой была, случалось встречать новый год в компании друзей. А теперь как-то привыкла. Когда-то, во времена всяческих дефицитов, чувствовала себя Дедом Морозом, привозила апельсины-мандарины, конфеты-деликатесы. Теперь везде все одинаково. Везу подарки просто по инерции. Нынче отцу коньяк и навороченный чай, сестре серьги золотые, и деньги в конверте. Зарплату подняли в последние пару лет. Почему деньги? Хочется, чтоб сестра приоделась, она музейный работник, экскурсии водит. А я ничего не понимаю в тряпках этих. Сестра ворчит, говорит: – Ну зачем ты опять? Нам хватает, овощи-фрукты свои с дачи.

Но вижу, что она рада. Отец по старинке не любит, как он выражается «мотовства». Ему вечно для дачи что-то надо. То навоз, то удобрение, то забор подновить.

Тихо. Ножи по доскам отстучали. Все готово. Можно на стол накрывать. И чего-то все-таки не хватает. Да… детского смеха, возни. Каждый год к нам на праздник являлись отцовы друзья, с внуками. Сестра отлично их развлекала, загадки, игры.

– А что, мы нынче втроем?

– Да, – роняет сестра, – тетя Лиза проболела, надо ей завтра пирожков отнести. К Ивановым сын приехал с новой женой. Развелись они с Ленкой, я тебе не говорила? Остальные тоже как-то кто у себя, кто в гости к детям поехали.

Иногда с сестрой у нас бывает синхронность. Вот и теперь, кажется, мы вместе подумали, что могли бы уже подарить отцу внуков. И был бы детский смех, и подарки под елкой.

Сестра еще раз оглядывает нарядные тарелки, зачем-то поправляет веточку петрушки:

– Знаешь, я все-таки расскажу тебе. Но ты не бери в голову, ладно? В общем, осенью, у нас был вечер работников культуры. И там Анастасия Петровна, она вечно ко мне пристает, что, мол, я до сих пор не замужем, и как это я, такая симпатичная и умная, в старые девы наладилась, стала меня знакомить с одним товарищем, из мэрии, из отдела культуры. Познакомила. Долго потом мне его нахваливала: – Машка, не упусти. Мужик не пьющий, с образованием. А что разведенный, так всякое в жизни бывает. А ты уже по всем меркам перестарок, лучше не найдешь.

Так вот, слово за слово и телефонами обменялись. И потанцевали пару раз.

А потом договорились пойти на концерт русского романса.

– И как концерт? – cпросила я, хотя спросить хотела совсем другое, естественно.

– Концерт…Лучше бы не ходила. Хотя… Иногда некоторые вещи надо узнать сразу. Весь концерт он вел себя ну… как подросток в кинотеатре с девчонкой. В ухо дышал. Я делала страшное лицо, отстранялась, как могла. А когда вышли на улицу, ухватил «под локоток» и принялся звать к себе в гости. Сказала ему: – Послушайте, куда торопиться? Мы едва познакомились.

А он рассердился, и заявил что-то вроде того, что я должна радоваться, что он на меня внимание обратил. Что нечего строить из себя. Принца ждать.

Тут рассердилась и я, вырвалась и ушла. Честно говоря, еще тогда, на вечере, как-то не понравилось с ним. Не знаю… Может зря. Но не смогла себя заставить. Даже ради того, чтобы замуж. И вообще, не нужно мне. Просто так, лишь бы… Не нужно! И принца не жду. Ну почему, почему я обязана непременно замуж!

Глаза сестры сделались злые, она чуть только что не кричала. А голосище у нее ого-го.. Натренированный на экскурсиях.

– Тише, тише…Машенька, -попыталась я утешить, -ничего ты не должна. И не думай. Встретится подходящий человек, и ладно. А нет – так нет.

– Нет… меня что взбесило, каждый из них считает, что снизошел… что я ему теперь по гроб жизни обязана. Что я, уродина какая-нибудь?

– Тихо… Маш. Ну не надо… Еще заплачешь… А потом отец начнет спрашивать. Выдохни.

Сестра села снова на табуретку, откуда вскочить успела в запальчивости:

– Все… Пошли на стол накрывать.

И мы улыбались друг другу, и смотрели канал «Культура», а потом отец, раскрасневшийся от выпивки, достал баян. «Что стоишь, качаясь, тонкая рябина» – затянула Маша. За окном расцвел немудрящий салют.

На другой день я прибила и подкрутила все, что было в квартире нужно. Да! Умею! Лучше отца умею и горжусь. И собралась уезжать. Потому что к чему оставаться. Все уже говорено-переговорено. А остаться – отец опять начнет свои речи о политике, о том, что страну просрали… о пенсии. Можно подумать, им не хватает, да и я всегда подкидываю. В чем-то он прав, конечно, да рецепт у него – отнять и поделить. Слушать все это в сто двадцать пятый раз, сил нет. Летом – другое дело. Дача, там всегда найдется дело.

Иду на автовокзал. Чистейший снег хрустит, синички пищат в кронах заснеженных.

5 января

Отчет по гранту. Надо бы поскорее закончить. Копаюсь уже который день. И вместо обтекаемых фраз: “в рамках проекта было установлено, что…” хочется совсем про другое. Про вчерашний вечер. Когда солнце рыжее-рыжее уже улеглось на горизонт, как кошка на батарею. Когда синие-синие тени пролегли по белому. Когда на любимой моей поляне уже никаких лыжников нет. Тишина, только в ушах свистит, если катиться быстро. Алек коньковым ходом, я по старинке. Не умею коньковым. На лыжах хожу не столько ради скорости, сколько потому, что нравится зимний лес, тоненькими строчками – следы мышей возле бурых сухих трав (семена выбирают), а следом, покрупнее – ласка пробежала. А под сосной – белка скакала, ее следы ни с чем не спутаешь, видно, шишку потеряла. У нас возле института на большой елке белка гнездо свила, деток вывела. Забавные такие. А бродячая кошка забралась на ель, и слопала всех. Больше нет белки. Они, белки, еще те хищницы, конечно, гнездо птичье разорить им – в удовольствие. А жаль все равно.

Если проехать подальше – то можно и строчку лисьих следов увидать. Но поздновато. Если бы не белизна снега, так и совсем темно. А так – снег отсвечивает, и можно еще круги нарезать. Никого. Только мы вдвоем. Разъезжаемся а разные стороны, я по одной стороне поляны, он по другой. Скорость, воздух свежий, встречаемся на противоположных курсах. Останавливаемся. На его усах – льдинки. Я подхватываю такую льдинку губами. И отрываюсь. Чтобы бежать, бежать по лыжне… Хорошо…

9 января

Дивный итог новогодней десятидневки. Задница, ударенная о лыжню, все еще побаливает, на пятке – дырка (нечего было пижонить и покупать новые ботинки и лыжи), а сегодня сопли до колен, в голове муть – ОРЗ. Алек звонил, хотел зайти. Он долго еще тягомотничал по телефону: – Может все-таки зайду? Может тебе чего принести, апельсинов там …

Послала его на хрен. Нечего мешать мне болеть. Вот если бы он просто пришел, без этого… Я бы даже апельсины стерпела, хоть и не люблю их.

Есть куча книжек, сеть, санорин-неоангин, яблочная наливка. Чего еще надо, чтобы поболеть с комфортом. И с работы никто не позвонит. Попробуй, поболей в рабочее время. Сразу кому-нибудь окажешься нужен.

А ночью – «любимый сон»: мутная весенняя река тащит меня, вокруг плавают пластиковые бутылки, палки, мусор, пена. Холодно, хочется выбраться из воды. Но берега густо заросли ивняком, так густо, что не пробраться, а течение тащит. И вдруг – высоченный берег, весь глинистый, скользкий, по нему в реку льет вода… кое-как влепляюсь в этот берег, пытаюсь ногтями зацепиться за глину, ползти вверх… не удерживаюсь и снова падаю в холодный поток, и меня тащит дальше. И ведь не утону. Просыпаюсь с забитым носом, тащусь в ванную, отмываться.

А все-таки, хорошо было… Рыжий куст облепихи, ягоды не собрали хозяева, так они и замерзли – на белом. Синички лазоревки, малюсенькие, в синих шапочках, старательно клюют мерзлую облепиху.

Тоненькие крестики птичьих следов возле сухого репейника. И снежная пыль в лицо… Красота…

Еще бы статью прикончить. Бывают статьи, которые в радость, потому что результат четкий и новый. А эта – ни бе-ни ме-ни кукареку. Результат получился фифти-фифти, интерпретация скучна, как два учителя. Но не написать нельзя, потому что люди работали, потому что нужно это опубликовать, чтобы хотя бы зафиксировать – этот подход неинтересен.

Алек так и не пришел. Ну и ладно. Послезавтра на работу. Хорошо, что она у меня есть.

16 января

Праздник… Сколько ж можно… Не успели переварить новогоднюю десятидневку, утихомирить измученные желудки и выйти на работу, как опять…

День рождения. Почтенная сотрудница, мать семейства и вообще хороший человек. Нарядный стол, скатерочка разноцветная, вино-конфеты-торт. Золотятся бананы, рыжеют мандарины, плывет запах бергамота. Не люблю чай с отдушками. Тосты:

– За здоровье, благополучие, за детей и внуков!

– За золотые ручки!

– За нас, любимых!

       Сладко улыбаюсь имениннице и желаю успехов. А только вчера задала ей по первое число. Надо разговор за столом поддержать. Кто-то припоминает старый анекдот, кто-то живописует "подвиги" своей кошки. Вроде, весело. Вроде, все мы друг друга любим. Но как задолбало уже… Одни и те же тосты, одни и те же разговоры, все друг про друга все выучили наизусть.

Каждый раз одно и то же. Но традиция. Но, говорят, укрепляет коллектив. Но – праздник, который всегда с нами. На каждый месяц по одному, а то и по два дня рождения, а еще есть 23 февраля, 8 Марта, старый и новый Новый год…

      Уффф… торт доели… можно, наконец, отправить аспиранток посуду мыть. И поработать немного.

26 января

С утра была зла несказанно. Холод собачий в кабинете. Cломалась качалка для колб, надо звать электриков, гудит мотор "Колоры", прибору уже 30 лет, но работает, зараза. В гранте, который надо писать срочно, вместо одного пункта, который был два года назад, теперь четыре. Чем они отличаются, сам черт не знает. О, великий Лем и его машинистка…

А теперь вечер, и все это куда-то отдалилось. Мороз-воевода дозором. Жду звонка. Сама звонить боюсь, потому что. Злость еще не прошла. Требовательные нотки не погасишь. Туфта получится. Есть ли шанс провести хороший вечер и ночь… Наверное. Маменька героя моего романа изволили выздороветь и уехать к подруге в гости на пару дней.

Когда все возможно, невозможно ничего. Предвкушение слаще реализации. О сколько нам открытий чудных готовит воображение. Ждать… уже договорившись… как за дверью послышится гул лифта, потом шаги… Нет… это к соседям… И замирает что-то где-то… не в душе, причем тут душа. В куда более низких сферах… Кто-то у двери… Вроде бы в звонок долбится… А звонок у меня паршивый. Влом менять. И терпеть не могу нынешние с переливчатыми голосами. Да, звонок… Открываю, ну конечно с самой веселой ухмылкой:

– О! Привет, заходи, у меня холодно, но ради такого случая электрообогреватель жужжит.. Давай, тяпнем, для сугреву?

И все это громко, весело… А хочется– тихо уткнуться в плечо стоять так. Молча. Потому что…

3 февраля

На улице мороз. На окнах по краям пенопластовой липучки наледи. Замерзли листья сенполии, которые к окну, забыла вовремя стащить их с подоконника. Гудит обогреватель. Теплая волна на мой голый бок. Кисти мои крепко увязаны черным шарфом, шарф притянут к основанию бра. Я могу дернуться. Но лучше не надо.

Ты смотришь на меня, cладко ухмыляясь:

– Что, нравится? Вижу, что нравится…

Облизываю губы, но молчу.

– Посмотри, какие игрушки. Четыре размера. Смотри получше, запоминай. Сейчас завяжу тебе глаза и…

Его руки медленно расправляют второй черный шарф: – Закрой глаза!

Одна рука ложится под затылок, приподнимая голову… я почти пилот Пиркс в сумасшедшей ванне. Теплые волны от вентилятора. Медленное, нарочито медленное проникновение… Какой же из четырех… Надо угадать. Если ошибусь…. В прошлый раз ошиблась.

– Алек, что ты сделал в прошлый раз?

– Не может быть, чтобы ты забыла… Хочешь повторения?

– Не знаю. Ты ведь не повторяешься….Кубик льда из морозилки, прямо в разгоряченную плоть…

– Неет… сегодня будет что-нибудь новое… Ну как, нравится? Несколько медленных движений…

Двигаю бедрами, пытаясь не потерять нарастающее ощущение. Руки… если бы мне освободить руки…

– Ну… ты ведь можешь сделать себе приятно и без рук.. .-

Издевательско-сладкий тон. Нарочито тяжелые шаги… Я должна слышать, что он ушел на кухню…

Пытаюсь успокоить дрожь бедер, но ничего не получается. Боли нет, почти совсем. Только беспокоящая заполненность. Наверное, номер третий…

– Алек, третий, третий – кричу я, не в состоянии больше терпеть..

– Не угадала… Не угадала… Смотри!

Шарф летит на пол. Алек торжествующе демонстрирует мне первые три.

– Четвертый! Ты слишком растянута… Хм…

– Сволочь! Ты… Только развяжи руки…

– Подождешь! Тихо, не дергайся. Специально для тебя, номер пятый.

В ужасе смотрю на «номер пятый»… Размерчик…

– Вещь, да? Посмотрим, что ты скажешь, когда…Давно хотел послушать твой стон…

Смотрю, как он наносит смазку, приподнимаю голову, и вижу, как …