Читать книгу: «Дух Огня», страница 5

Несколькими часами раньше, пока Кай брёл по саду, погружённый в свои не слишком весёлые размышления, Валтасар отправился на разведку. Он перелез каменную стену сада, чуть не сорвался с неё и только чудом уцелел, вцепившись обеими руками в длинную корявую ветку. Ветка согнулась, опустив его почти до самой земли, потом с резким хрустом отломилась, и он жёстко приземлился, так что на пару секунд забыл, как дышать, а перед глазами заскакали цветные чёртики.

Но вот, наконец, он поднялся и услышал чьи-то приближающиеся шаги. Валтасар быстро нырнул в розовый куст, тут же познав всю остроту его шипов. Спустя некоторое время перед стеной появился Кай. Валтасар замер, в надежде, что остался незамеченным. Кай посмотрел на него – прямо на него, и Валтасар приготовился к стремительному прыжку, но Кай отвернулся, видимо, так ничего и не заметив, и полез через стену.

Так, так, не у меня одного есть тут секреты, мелькнула у Валтасара мысль.

И тут на секунду Валтасара посетило видение – сочная виноградная гроздь с большими зелёными ягодами и сок, стекающий по пальцам в золотой кубок, но в следующую секунду видение рассеялось в знойном мареве, и Валтасар мотнул головой. На какое-то мгновение он подумал, что жара сыграла с ним злую шутку и у него начались галлюцинации. Внутри сразу стало холодно, но Валтасар усилием воли заставил себя встать на ноги и выбраться из кустов.

Ну, нет, у меня ещё дела. Рановато сходить с ума на ровном месте.

Он собирался осмотреть сад днём, чтобы позже не заблудиться здесь. Потом его ждёт ещё курильня, где он дождётся темноты. Валтасар вздохнул и вытер потный лоб рукавом. Надо днём здесь одеваться легче, решил он, всё-таки это не предгорья, здесь нет, и не может быть снега, здесь нет того ровного прохладного климата. Надо было подумать об этом раньше. Да, надо было… Валтасар задумался, почему он это не предусмотрел, но тут же воспоминания натолкнулись на какой-то тёмный жуткий барьер в глубине его сознания, за которым шипящей ядовитой змеёй зашевелилось предупреждение и мысли Валтасара тут же приняли иной ход.

Надо быть осторожным, чтобы меня не заметили. Да, не нужно было соваться сюда с этими, кто-нибудь наверняка нас видел и меня знает в лицо. Главное – осторожность. Если не соблюсти её всё может рухнуть.

Он вздохнул и стал красться по пустому в это время суток саду, стараясь держаться за ветвями деревьев и кустарников.

Вскоре Валтасар добрался до каменной лестницы – довольно широкой – ведущей куда-то вниз, в подвалы Академии. Железная решётка, преграждающая путь была открыта. Ахриман всегда заботился о нём и помогал ему… Впрочем, не обременяя себя слишком многими раздумьями, он быстро сбежал по ней вниз и окунулся в прохладу погреба. Валтасар облегчённо вздохнул и, дав глазам привыкнуть к полумраку, увидел два арочных прохода. За обоими оказались какие-то склады – стояли ровными рядами, как пехлеваны на плацу, кувшины, валялись у стен мешки и кожаные, набитые чем-то так, что видны были сшивающие их нитки, сумки из кожи. Не удостоив вниманием всё это богатство, Валтасар выбрался из погреба внутрь Академии.

Он попал в совершенно пустой коридор с колоннадой, где прямоугольные колонны были исчерчены орнаментами, а купольный потолок покрыт росписью в красно-розовых тонах, где сталкивались армады, и кровь лилась рекой, питая иссушенные травы равнины.

Валтасар смотрел на всё это великолепие с отвалившейся челюстью. Никогда в своей жизни он не видел ничего подобного, и зрелище потрясло его до глубины души.

Не встречая ни кого, Валтасар как зачарованный бродил по залам, но вот вдруг откуда-то до него донеслись отголоски человеческой речи. Валтасар быстро оглянулся в поисках укрытия, но увидел только решетчатые железные двери. Он быстро скользнул туда, и выяснилось, что за дверьми начинается неф, где на стенах за колоннами развешено оружие, а внутри располагались площадки для боя и стрельбы. Это была оружейная зала, где любил коротать вечера пасынок зимы Кай. О пристрастиях Кая Валтасар, впрочем, не знал ровным счётом ничего.

Зато он очень чётко отдавал себе отчёт в том, что нужно непременно вооружиться. Если его увидят здесь, то примут за вора. Для своего предприятия Валтасару совершенно не нужен был шум, а уж если его схватят и отрубят руку…

Валтасар метнулся к стене, схватил то, что попалось первым, и кинулся обратно к дверям, в засаду. Голоса приближались.

Тут только Валтасар заметил, что крепко сжимает в руке длинный стилет. Он не умел обращаться со стилетом – вообще с колющим оружием он не был на короткой ноге, но, тем не менее, не стал ничего менять. Только ухватил в другую руку свой импровизированный топор.

Голоса раздались прямо за дверьми, но тут же стали удаляться, и Валтасар облегчённо вздохнул.

Опустив взгляд на стилет, он обнаружил, что рукоять его выполнена в виде драконьей головы с рубиновыми глазами. Ахриман.

Это знак, подумал Валтасар. Это точно знак. Он подержал стилет в руках, а затем осторожно спрятал его в сапог.

Он ещё пригодится ему для дела. И вновь Валтасар ощутил, что дэвы Ахримана заботятся о нём – его самом преданном рабе…

ГЛАВА 4. Ратаэштар

Президент Ордена Вазишт, один из знатнейших ратаэштар, военной знати города Аши, выпрыгнул из седла на пересечении Мельничной и Костяной (или, как её ещё звали, Остяной) улиц, что в кварталах язычников, куда и в голову не пришло бы заходить истинному бехдину. Конь его всхрапнул. Мотнул головой, и президент машинально погладил его по морде, чтобы он успокоился. Пожалуй, кварталы эти были самыми пёстрыми во всём городе. Здесь жили люди, как и приезжие из других городов, так и местные, а так же перебравшиеся в город уроженцы предгорий, которых хоть и не считали приезжими, но, тем не менее, и своими тоже. Здесь множество религий, культов и сект смешались в какой-то безумный психоделический пейзаж – яркие одежды, звуки бубнов, и свирелей, запахи благовоний, тлеющих алтарей жертвенников и выгребных ям. На этом маленьком перекрёстке сталкивались дороги, ведущие к крупнейшим храмам и идолам многобожников, и разные процессии, громыхая всем, чем можно и протяжно запевая молитвы, гимны, заговоры, тянулись почти непрерывно.

Если пройти по Мельничной улице несколько домов, то можно натолкнуться на статую Бафомета – с человеческим телом и головой быка, которому почитатели наложили на постамент цветов и плодов, рассчитывая взамен получить удачу, счастье, денег, ну и всего прочего, чего ждут от богов люди. Дальше, за пекарнями (мельниц на улице естественно не было, и ни кто уже толком не помнил, отчего её так назвали) стояло капище, пожалуй, самого популярного среди язычников божества, а вернее богини. Это была богиня Иштар, которую президент мысленно называл богиней-всего-чего-можно. От комментариев в слух он, правда, воздерживался, так как за такие разговоры можно было запросто получить и нож в спину, не взирая на ранг. Да к тому же по городу он всегда перемещался инкогнито, так что язычник, что обагрит в таком случае руки его кровью, даже не узнает, на кого покусился. Костяная же улица вела к вивариуму – зверинцу, чьи стены были украшены огромными костями доисторических монстров и вокруг которого расположились алтари около десятка всяких божеств мелкого пошиба. Жрецы этих культов в основном промышляли попрошайничеством, наведением и снятием порчи, а так же гаданием и предсказанием судьбы по особым картам, камешкам и голубиному помёту.

Одним словом, пересечение этих двух улиц было довольно оживлённым. И никто даже представить себе не мог, какие вещи творятся в подвале скромного каменного дома с узкими, как бойницы окнами, за аркой которого расположилось некое подобие конюшни. При всём желании тут можно было держать одновременно лишь трёх лошадей, а весь остальной довольно обширный внутренний двор был завален самым разным хламом от железных мотыг и разодранных кожаных доспехов, до битых кувшинов и плетёных корзин. Среди всего этого стояли курильницы, которые горели всегда от восхода и до заката солнца, а так же каменные и глиняные идолы, закопченные от дыма, так что казались чернокожими людьми из старинных легенд. В городе их уже прозвали мусорными богами, но адепты культа прозвище это не принимали близко к сердцу и исправно раз в два года объявляли приближающийся конец света.

На разведённом тут же костре люди в серо-коричневых балахонах жарили мясо и то и дело прикладывались к бутылке. По всеобщему мнению тут обиталась секта, называющая себя поклонниками тысячи богов (действуя по принципу – чем больше, тем лучше). Многие эту секту, впрочем, в серьёз не воспринимали, для большинства она была лишь сбродом, который обожает выпить и постоянно попрошайничает на площадях и трактах вокруг Аши. Но говаривали люди, что иногда, очень редко, можно услышать из-под земли голоса мертвецов, дрожащих от холода в аду. Они как будто подпевали адептам тысячи богов, когда те затягивали разудалую песню. Впрочем, при этом видно было, что у сектантов даже под страхом смерти не хватит фантазии выдумать имена всем тем богам, которым они поклонялись. Коротко говоря, это была весёлая компания, которую терпели, в меру побаивались, и к которой бывало, захаживали выпить.

Именно сюда-то и приехал президент могущественного Ордена Вазишт.

Он взял лошадь под уздцы и провёл её той самой аркой. Арка эта была настолько низкой, что верхом проехать было совершенно невозможно. Мало кто знал, что к тому же в каменной кладке дома была устроена потайная решётка, которая могла бы преградить путь любому в случае необходимости. А вон те наполовину осыпавшиеся барельефы – головы львов с распахнутыми пастями, на самом деле замаскированные бойницы, из которых всегда готова вылететь стрела, и убить не слишком вежливого гостя, тонко пропев в воздухе.

Президент был облачён в одежды секты и, входя, столкнулся с точно таким же послушником, идущим несколько неуверенно, бормоча что-то себе под нос пьяным голосом. От послушника за версту несло брагой. Когда они почти поравнялись, президент чуть сбавил шаг, и послушник успел шепнуть ему совершенно трезвым голосом.

– Третья перемена часов. Служу повелителю.

Президент кивнул.

– Служи верно, – это была традиционная фраза, как и предыдущая.

– Вера и разум, – тихо ответил послушник.

Они разминулись.

Замаскированный стражник ушёл отсыпаться, а президент прошёл во внутренний двор. Передал лошадь другому якобы подвыпившему адепту, обладающему подозрительной плехванской осанкой. После этого он прошёл в дом, отодвинув грязную занавеску, с вышитой на ней эмблемой – волком на человеческих ногах, заменяющую тут дверь. В среде бехдинов волк в отличие от собаки считался животным тьмы и зла, но во многих языческих культах был очень популярен.

Внутри дома царил полумрак, плавала пыль, а у стен, так же как и во дворе, валялся всякий хлам. Так же здесь стояли мехи с вином, а в углу был устроен маленький алтарь с глиняной статуэткой, окружённой зажженными свечами и дымящимися курильницами.

Президент прошёл в следующую комнату, где свечами был уставлен весь пол, так что двигаться там можно было лишь в ритме какого-то неграциозного танца. Посреди комнаты на циновке сидел полный человек с обрюзгшей и обвислой физиономией запойного пьяницы, почти полностью загораживая алтарь за собой. Ни чем он не напоминал теперь знаменитого в своё время поэта. Пожалуй, бывший стихотворец единственный был по-настоящему пьян. Насколько было известно президенту Ордена Вазишт, Балу Ион не просыхал с тех пор, как расхитители могил убили его жену и троих сыновей.

Эх, Балу, Балу, если б ты знал, если бы только знал, какие трупоеды на самом деле покусились на твою семью, подумал президент. Это твои стихи так не пришлись по душе кое-кому из Совета. А потом ещё раз, и ещё… А потом они придумали, как сломать такого популярного в народе – и среди язычников, и даже среди единобожников человека.

И вдруг впервые президент подумал (открытие это как молния озарила его сознание), что прекрасно он всё знает. И кто, и за что… И пьет, потому что не может себе простить, что не остановился тогда, решил, что всё ему можно, решил, что справится… И потому, что чувствует собственное бессилие против Совета.

И вот он надирается до чёртиков и декламирует утробным голосом стихи, которые сам же и ненавидит.

Зато это отличная маскировка, – подумал президент, – его считают здесь почти оракулом, ходят за предсказанием, за советом.

Балу Ион вгляделся в президента тусклым взглядом, и даже при неверном свете президент решил, что глаза его красные и на выкате.

– Добр день, – сказал Балу, – снег падает.

– Не такой уж этот день добрый, – отозвался президент. Про снег он смолчал.

– Два – это число воды… ы… ы… ик!.. Ты знаешь?

Президент стал аккуратно пробираться мимо свечей.

– С чего ты взял?

– Я так думаю… ик! Говорят же – как две капли воды… А почему говорят?

– Врут, наверное, – предположил президент.

Балу грустно вздохнул.

– Может и врут… А пять – это число огня. Спросишь, почему?

– Нет, не спрошу.

– Ну и правильно – я и сам не знаю почему, просто так считают. Тоже врут… ик… Семь – это дракон.

Президент, который почти что уже добрался до алтаря, вдруг резко остановился. Носком сандалии он задел одну из свечей и та упала, разбрызгав по полу быстро остывающий жир. Президент не обратил на неё внимания.

– Что ты сказал?

– Семь – это дракон. Два крыла, две лапы, хвост и два рога на голове. Семь. Я так думаю.

Балу вынул вдруг откуда-то из глубины своих лохмотьев бутылку и приложился к горлышку.

– Ну ладно, ладно.

Президент подошёл к алтарю, от которого в колодец в потолке поднимался едкий дым, нажал потайной рычаг, и стенка его отодвинулась. Оказалось, что изнутри алтарь пуст и оттуда под пол ведёт крутая каменная лестница.

Сзади его догнали грозные, словно печатающие шаг солдаты, строчки:

 
Кто совершит вам чудо?
Нам говорит Совет.
Боги ушли отсюда
Ровно на тысячу лет.
 

 
Мы вам глаза откроем,
Мы разорвём простор.
Красные реки крови
Наш раскуёт топор!
 

 
Мы победили ветхость,
Мы разорили тьму.
Нам теперь с вами ехать
В режущем глаз дыму.
 

Допрыгается когда-нибудь, – подумал президент и покачал головой.

Придерживаясь за стенки алтаря руками, он спустился несколькими ступенями и, погрузившись в холодный мрак подвала, нащупал другой рычаг, закрывающий алтарь. С лёгким скрипом стенка встала на место и президента окутала тьма. Он оказался в узком каменном проходе, ведущим прямо на несколько метров, а затем расширяющимся и превращающимся в огромные катакомбы под городом.

Чёрная Империя, – подумал он, – всё это создала Чёрная Империя и, глядя на это, не знаешь даже, проклинать её, или благословлять… Нет, не благословлять, это тут совершенно не при чём… Трепетать… нет… уважать – вот что…

Президент прошёл до конца каменного коридора и оказался в освещённой факелами пещере. Огни их раскачивались, а дым сплетался в единую нить и уходил через вытяжку… Потому-то в жилище поклонников тысячи богов всегда горит жертвенник, и дым поднимается в чистое небо Аши… От пещеры вглубь земли вели ещё три коридора, казавшиеся пустыми и чёрными глазницами черепа. Странного черепа странного существа с тремя глазами, в которых до сих пор, казалось, застыло выражение боли и страха смерти. Все они были перекрыты решётками.

И откуда-то из-под земли слышались тихие стоны.

На полу пещеры на циновках сидели люди во всё тех же балахонах и увлечённо играли в кости.

– Эй! – окрикнул их президент.

Игроки тут же повскакивали с мест и из-под ряс у них возникли заряженные самострелы.

Президент поднял руки вверх, показывая, что не вооружён.

– Мертвецы – дети холода, – негромко произнёс он, и самострелы тут же опустились.

Президент скинул капюшон, и оказалось, что лицо его грубое, с резкими чертами, с пересекающим лоб уродливым шрамом, но в то же время, обладающее каким-то жутковатым магнетизмом. Его легко было представить главарём шайки разбойников, несущихся с обнажёнными мечами по сухой равнине за караваном, а из-под копыт их лошадей вылетает пыль, и крик «Ол-ла! Ол-ла!» рассекает простор.

– Где он? – спросил президент.

– Следуйте за мной, – сказал один из пехлеван и, сняв со стены факел, направился к зарешёченному проходу. Президента они знали в лицо, хотя не подозревали о том, кто он такой. Ещё они знали, что слушаться его нужно беспрекословно.

Звякнул железный засов на дверях, повернулся в ржавом замке ключ, и с противным скрипом решётка отодвинулась. Тут же стоны из-под земли усилились, как будто тот, кто издавал их, услышал шаги.

Президент не сомневался, что так оно и есть.

Охранник шёл впереди, освещая дорогу факелом, хотя, пожалуй, президент Ордена Вазишт сумел бы найти дорогу и сам, в кромешной тьме. Он уже далеко не в первый раз посещал пыточные камеры Ордена.

На пути их возникла очередная решетка, и стражник отпер её. Отсюда коридор расходился в две стороны, где были оборудованы специальные помещения – направо располагались те, где держали узников, а налево… А налево те, ради которых их, собственно, сюда и приводили.

Стоны, становившиеся всё сильней и с появляющимся оттенком истерии, доносились справа.

Президент вновь накинул на голову капюшон, так что при неярком свете он полностью скрыл его лицо. Стражник подвёл его к очередной железной решётке, за которой на куче соломы, сжавшись в комочек, лежал человек. Человека этого было не очень хорошо видно, но и того, что президент увидел, оказалось достаточно. Всё лицо узника превратилось в сплошной кровоподтёк, двигался он неловко, рывками и казался весь угловатым, точно состоял из одних локтей и коленок.

Увидев президента, он вновь застонал, но стон его быстро перешёл в слабое завывание.

Должно быть, он решил, что видит перед собой свою смерть, подумал президент. Что ж, не так он и далёк от истины, если судить строго.

– Я слышал, что ты не слишком разговорчивый человек, это так? – спросил президент почти вежливо, но при звуке его голоса узник вздрогнул, как от удара.

Маниш, его зовут Маниш, – подумал президент.– Он писарь верховного советника камней. Каменного владыки, как его называют в народе. Руководит половиной рудников и каменоломен Аши. Про таких говорят – птица высокого полёта… Впрочем, его маленькая птичка сломалась быстро – плачевное состояние Маниша следствие не столько физических истязаний, сколько психологического давления. Иногда достаточно только грамотно надавить… А калечить не надо, калечить ни к чему, он может ещё пригодиться и сослужить неплохую службу.

Но это потом, а пока нужно послушать, что напоёт нам наша маленькая птичка.

– Надеюсь, ты хорошо подумал, потому что потом думать будет несколько поздновато…

Разбойничьи глаза президента Ордена Вазишт сверкнули при свете факелов злорадным огнём, и показалось, что вот сейчас он достанет из-за пояса кривой нож, и пригрозит расширить улыбку от уха до уха, если не скажешь ему, где зарыл свои деньги.

Писарь каменного владыки, впрочем, денег не зарывал, но понимал, что в его голове зарыто нечто такое, что представляет для его мучителей куда большую ценность, чем его скромное состояние. Он попытался представить, что с ним будет, если хозяин его узнает, где он пропадал, и что разболтал (или только собирается разболтать) … И не смог. Фантазия хозяина была поистине безгранична.

– Ну так? – поинтересовался разбойник.

– Я подумал! – выкрикнул Маниш, который, по-видимому, решил, что его прямо сейчас потащат на дыбу, даже двух слов не дадут сказать.

Президент слегка склонил голову набок, изображая вежливый интерес.

– Это всё хозяин – это всё он! – завопил писарь.

– Поподробнее, Маниш, поподробнее, – попросил президент и сел на округлый камень, на который было наброшено несколько циновок, и который служил здесь сиденьем.

Стражник воткнул древко факела в паз в полу и удалился, шлёпая сандалиями. Разговор не предназначался для его ушей.

– Давай, рассказывай, – сказал президент, – и не упускай ничего, это в твоих же интересах.

– Хозяин назначил встречу человеку… ратаэштару Йима… Да, кажется, так его зовут. Он хочет на место президента вашего Ордена, поэтому его и приглашают в общество…

ГЛАВА 5. Ночь над городом

Ночь упала на Ашу как всегда быстро, без пышной прелести заката, спрятавшегося за горные пики. Небо полыхнуло, лазурь залило розовым и оранжевым, а потом тьма окутала город, наткнулась на шпиль Академии, подмяла под себя Эмпирей и в небе замигали бриллиантовые звёзды, точно то было и не небо вовсе, а богатая порода в глубине горной шахты.

Ректор Онто спустился в свой просторный кабинет из башенки обсерватории, где сидел в глубочайшей задумчивости. Шёл он медленно, опираясь на деревянный костыль, который снизу переливался бриллиантовым наконечником. Он не интересовался закатом, не интересовался звёздами и вообще его мысли больше чем обычно были далеки от небесной тверди. Ректора Онто как никогда заботили земные дела. Во-первых, ему не нравилось то настроение, что он встретил на прошлой неделе в казармах Огненной Тысячи. Когда он вошёл туда, в его сторону повернулись головы пехлеванов, и на секунду в их глазах он увидел изумление – что он тут забыл, что надо здесь этому старому хрычу… Аиль Онто всегда славился своим влиянием на армейские подразделения. Это пошло с тех пор, как тренировку и воспитание пехлеванов поручили Академии. Он всегда, всегда знал, что может опереться на армию, а теперь всё стало меняться. Он чувствовал, как влияние и власть выскальзывают у него из рук. Из-за этого случая в казарме он долго не мог успокоиться. Да, засиделся ты ректор на высоте своего кабинета, засиделся. Надо больше работать с людьми. Отправить им несколько бочек лучшего вина из своего погреба, что ли? А ратаэштару Тысячи преподнести ножны с отделкой из редких пород дерева – дорогущая вещь, никто от такой не откажется… Да, где бы такие ещё достать? Материал не проблема – у него хватит на это средств, другое дело найти мастера, который сможет всё сделать – таких исчезающее мало. А нужно сделать что-то действительно хорошее. Аиль Онто чувствовал, что скоро ему очень потребуется поддержка военных. Ему и Мудрейшему.

Во-вторых, он был встревожен поведением Ролана. Что-то этот старикан задумал, что-то там происходит с этим Каем. Самое неприятное, он, Аиль Онто, даже приблизительно не может сказать, что именно. Поэтому пришлось подключать Кая и связаться с Орденом Вазишт, чтобы её президент присутствовал при разговоре. Последний факт был ему вовсе неприятен. Он наглядно продемонстрировал президенту, какое маленькое влияние имеет ректор на своих учеников. Ему потребовалась поддержка. Да. Президент уверял, что Кай теперь их с потрохами – надо только проверить того паренька, с которым он и его друг сюда явились. Не зря же пасынок зимы так перепугался, когда речь зашла о нём. Но Аиль Онто не верил. Нет, не продаст им Кай свою душу. Аташ Дастур имеет на него куда большее влияние, чем все они вместе взятые. И это его, Аиля Онто, упущение. Но что поделаешь, он стар. Он уже утратил свою хватку, да, впрочем, и в лучшие времена быть авторитетом для всех учеников не удавалось. Всегда находилась какая-нибудь паршивая овца… Вот как этот генерал армии, недавно назначенный Мудрейшим. Аиль Онто подозревал, что назначение это не случайно. Мудрейший не хочет ни с кем делить власть, даже если это власть его ближайшего соратника. Рыба гниёт с головы и вот уже вся армия выскользает из рук. Ректор считал, что это большая ошибка Мудрейшего. В одиночку контролировать пехлеванов он не сможет, а значит, будет ещё кто-то третий. Власть, ускользая у одного, непременно подхватывается другим – это закон политики и ничего тут не попишешь… Да. Аиль Онто чувствовал, что постепенно оказывается за бортом.

Взгляд его равнодушно скользнул по полкам и наугад он вынул из кучи свитков один манускрипт. Ректор не был человеком суеверий, но страсть к гаданиям по рукописям порой пробуждалась в нём. И чем больше шло времени, чем старее становился ректор, тем в большую зависимость от этого он впадал. Гадание не было для него предсказанием судьбы – просто вечерний ритуал, который ему нравилось совершать. Да, он стар… Появились у него уже свои глупые стариковские привычки. Пожалуй, эти привычки – единственное, что не меняется в нём и вокруг него. И на неизменность приятно было опереться.

Он тяжело вздохнул и с трудом (отсутствие ступни порядочно осложняло ему жизнь) уселся на циновку. Рядом стоял кувшин с тридцатилетним вином. Учитывая имеющиеся уже значительные проблемы со здоровьем – брал своё возраст, брали своё бурная молодость и старые раны – ректор старался не пить. Но кувшин аккуратно из года в год каждый вечер появлялся в его кабинете. На всякий случай. Теперь Аиль Онто решил, что случай как раз тот.

Он цепкими пальцами схватил за бока золотой кубок, нагнул кувшин, и игристое алое вино лизнуло дно кубка.

Аиль Онто отпил и развернул свиток.

Тринадцатая строка – сказал он самому себе. Вздохнул, сделал ещё глоток и медленно провёл пальцем по свитку, отсчитывая строчки. Прочёл.

Ректор закрыл глаза и стал тихонько раскачиваться, размышляя над значением фразы. Впрочем, это было не так важно ему – он просто давал своему разуму отдых и вскоре все мысли исчезли, осталось только мирное покачивание и тишина. Аиль Онто осушил кубок до дна.

Ну, вот и всё – подумал он – всё на сегодня. Однако рука его всё же потянулась к кувшину. Он ухватился за ручку и бережно его наклонил. Хватит уже беречь здоровье – чего уж там. Перед смертью не надышишься, немного ему, в общем-то, и осталось.

Тут вдруг раздался на весь кабинет глухой удар, и от неожиданности рука ректора дрогнула. Кувшин выскользнул из рук, стукнулся об пол, разлетелся на куски, и вино красной лужицей поползло по полу. Ректор поднял от лужицы гневный взгляд.

Прямо перед ним стоял человек в походной одежде, с костяными оберегами, точно только что он выбрался из леса, и каким-то дикарским томагавком.

– Что… – гневно начал ректор и тут взгляд его упал на источник недавнего стука. Это был золотой футляр, который раскрылся от удара об пол. Библиотека Аиля Онто была самой обширной во всём Аше, а значит, и вообще в мире и включала в себя около пятидесяти свитков… Ректор тут же задохнулся от нахлынувшего на него гнева, и в груди что-то закололо.

Тише, напомнил он себе, успокойся. Ты стар, тебе нельзя так волноваться.

Немного придя в себя, он два раза тихонько вздохнул – так чтобы боль опять не схватила за сердце, почувствовал, что ему становится легче и спросил сиплым голосом.

– Кто такой?

Человек молчал. На лице его промелькнули странные эмоции, потом оно стало каменным, как у статуи на могильном камне. Человек внимательно смотрел на ректора, изучал его глазами, как давеча они с президентом изучали Кая.

– Я, кажется, спросил, кто ты такой?

– Валтасар.

– Что – «Валтасар»?

Человек слабо улыбнулся.

– Это моё имя. Я слуга Ахримана.

– Что? – воскликнул ректор и тут он увидел, какой свиток уронил этот молокосос, назвавший себя Валтасаром.

Упавший свиток, вылетев из футляра, раскрылся и виден был сделанный чёрными и красными чернилами рисунок. Это были древние драконы Изгнанников, созданные ими из огня и металла, парящие над только что сотворённой землёй. Книга была сборником легенд и преданий обитаемого мира. У драконов было много имён, как и у всех созданий древности. И одного из них называли Ахриман.

До ректора стало доходить то, что происходит. И то, что он понял, совсем не понравилось Аилю Онто.

– Что тебе нужно? – спросил он осторожно.

По спине ректора пробежал неприятный холодок страха.

Валтасар подошёл ближе.

– Я сказал – я слуга дракона, ты знаешь, что мне надо, – сказал он.

– Я не знаю, что тебе нужно, слуга дракона, – ещё осторожнее произнёс ректор, и ему вдруг захотелось, чтобы это оказался какой-нибудь безобидный сумасшедший.

Конечно сумасшедший, потому что слуг дракона не может существовать на земле. Они убили их всех там, в Сером Ущелье, двадцать лет назад. Крики людей и звон мечей доставал тогда до самых небес и преисподней, и до сих пор ректор просыпался порой в холодном поту, слыша эти звуки во сне. И когда он просыпался, нога его болела, точно слуга дракона только что отсёк её зазубренным кривым клинком.

Нет, это не может быть настоящий слуга дракона.

Незнакомец, тем не менее, стоял перед ним, стоял, и точно знал всё, до последней секунды, до последней капли – что тогда произошло. Как с диким воплем рубил Аиль Онто, ратаэштар кровавого меча, направо и налево, снося головы, калеча тела, отнимая жизни. Нет, не мог он этого знать – не было его тогда на свете, не родился он ещё тогда и никто не мог ему рассказать, потому что ни один слуга дракона Ахримана не ушёл из того горного «кармана» живой. Ловушка захлопнулась, и они уничтожили всех. А потом свалили в кучу и подожгли тела. Нет, ни кто не мог уцелеть.

– Я хочу взять своё, – очень спокойно произнёс Валтасар.

– Что?

– То, что принадлежит мне.

– Что ты имеешь в виду?

– Я скажу, когда придёт время. Но сначала надо провести ритуал, рыцарь кровавого меча.

Аиль Онто вздрогнул.

Валтасар нагнулся и вытащил из кожаного сапога длинный, сверкнувший золотом от огня светильников стилет.

Ректор смотрел на него как завороженный. Звать на помощь было бессмысленно. Прежде чем кто-то придёт сюда, будет уже поздно.

Валтасар подошёл к циновке, на которой возлежал ректор, взял из его старческой трясущейся руки наполненный наполовину кубок, осушил его парой больших глотков и поставил на пол, где растёкшееся вино казалось кровью на месте свежего преступления.

– Я уже стар, – сказал ректор, – оставь меня, мне ещё недолго осталось.

Валтасар посмотрел на него очень внимательно и в его глазах Аиль Онто увидел лёгкое зелёное свечение.

Страх стиснул ему горло, так как он понял, что этими глазами смотрит на него сам дракон, похороненный среди скал.

Валтасар между тем покачал отрицательно головой и опустил взгляд, как будто его очень заинтересовал рисунок на циновке. Легко прикасаясь к ней, Валтасар провёл по рисунку рукой.

– Весь смысл в жертве, – сказал он, по-прежнему не глядя на ректора. Аилю Онто показалось на мгновение, что он жалеет его, но потом он понял, что это не так. Что угодно – только не жалеет.

Завеса на входе вдруг колыхнулась, и на пороге возник молодой слуга. Он собирался, как и всегда в это время, забрать кубок и сосуд с вином. При виде Валтасара глаза слуги расширились, и он растерянно взглянул на ректора. Аиль молчал, в надежде, что слуга и сам всё поймёт и поспешит за помощью, пока его не увидел Валтасар. Но тот ни чего не понял, зато взгляд его упал на разлитое вино.