Читать книгу: «Два солнца», страница 5

Глава 2
«Пришел, увидел, убедил!»

Ох, и медленно же потянулись дни до следующей увольнительной! Марк, учившийся с огромным интересом, теперь ловил себя на том, что часто отвлекается и временами вообще не слышит преподавателя. Спасибо Валерке, шпынял изредка в бок, а то бы пропал ни за что влюбленный курсант! Только практические занятия в мастерских при аэродроме, откуда Марецкий готов был не вылезать часами, проходили по плану – его неугомонная натура требовала действия и еще раз действия!

Образ своенравной Берты не шел из головы. Марик мучился сомнениями, настроение напоминало переменчивую питерскую погоду: от надежды на взаимность до уверенности в том, что ухажер у такой девушки все-таки наверняка имеется.

«А этот насмешливо-снисходительный взгляд… – размышлял он, лежа в койке после отбоя. – Но не презрительный же… И потом чувствуется, что она с характером, а если так – запросто дала бы понять, что мы ошиблись адресом… Но ведь этого не было?»

– Не было такого, Валерка?

– Да перестань ты уже. Вот придешь, удивится твоя Афродита – и растает. Как Снегурочка.

– Э-э, нет. Не Афродита она. Артемида!

Валерка, кстати, рассказал, что район, где живет Берта, называют Песками (это еще издавна) или Рождественской слободой, и все Советские раньше были Рождественскими улицами, потому как на шестой из них стоит церковь Рождества Христова.

– Хотя, кажется, ее недавно тоже сносить начали.

– Ну это понятно: время уже другое. – Марк почему-то подумал о том, как много сейчас работы у строительных артелей. Наверное, по старой привычке.

– Да уж, – согласился Валерка, – только с новыми названиями пока что одна путаница.

И добавил:

– И не все они даны по уму.

Приятели понимающе переглянулись, но Марик на самом деле не очень-то сокрушался обо всех этих переменах. Главное – улица осталась Третьей.

Утро долгожданного дня выдалось пасмурным, хотя еще вчера вечером стояла прекрасная погода: ветер нагнал тучи и, кажется, намечался дождь. А ведь в мечтах рисовалась романтическая прогулка…

Вырвавшись, наконец, на свободу, курсант Марецкий при полном параде (он и так был приучен матушкой к порядку и аккуратности, но сегодня форма сидела на нем особенно ладно) с двумя огромными букетами прибыл к дому № 26. Церемонно расшаркавшись перед дверью-соучастницей в знак благодарности, он вошел в прохладу подъезда.

Позвонив в первую попавшуюся квартиру и получив нужные сведения от древней бабули, Марик изысканно поклонился обалдевшей старушке, видимо давно отвыкшей от подобных знаков внимания.

От заветных дверей на третьем этаже тянуло ароматом домашней выпечки. Втянув носом сладковатый запах, нажав на звонок, курсант с тоской успел вспомнить мамины пироги (по этой части она была мастерицей), переступить с ноги на ногу, поправить букет, оправить гимнастерку… – но так никто и не вышел, хотя из квартиры явно доносились звуки. Позвонив еще раз, Марк решил, что ждать будет до победы, тем более увольнение только началось, дождь – еще нет, спешить некуда и…

Волна аромата ванили и корицы из-за резко распахнувшейся двери чуть не сбила с ног, а на пороге появилась пожилая, все еще красивая женщина в переднике, испачканном мукой, и с кухонным полотенцем через плечо.

– Полный дом, открыть некому, – возмущенно, но совсем не сердито крикнула она в тень коридора и удивленно воззрилась на Марка.

Он не растерялся, сразу опознав в хозяйке будущую тещу: та же стать и брови вразлет.

– Добрый день. Это вам. – Дежурное приветствие, вручение букета и легкий почтительный поклон.

– Вы, наверное, ошиблись, молодой человек? – она удивилась, но подумала: «Воспитанный мальчик…»

– Уверен, что нет, – Марик расплылся в улыбке, открытой и располагающей. – Вы же мама Берты, ведь так?

– Ах, ну конечно же, – в глазах женщины промелькнули уже знакомые лукавые искорки… Можно было понять и так: «Еще один соискатель, посмотрим…» – Берточка, к тебе очень галантный кавалер! Благодарю вас. Проходите, пожалуйста.

Тесная прихожая осветилась: из комнаты появился седовласый мужчина с маленькой девочкой на плечах, заливающейся звонким смехом, следом выскочил Володя.

Пора было представиться:

– Марк Марецкий, курсант военно-технической школы.

– Это же Марк, мамочка! Я тебе рассказывал! Про ребят в Сестрорецке…

– Ах вот оно что! Я – Анна Александровна, мама этого шумного непоседы.

– Александр Ильич Гальпер. – Мужчина аккуратно опустил девчушку на пол: – Розочка, иди поиграй, – и пожал Марику руку, с неподдельным интересом рассматривая гостя с улыбкой вполне добродушной, без подвоха.

Слева, в глубине, за прихожей, виднелся стол: в таком же белом переднике, как у матери, Берта выкладывала на противень очередную партию пирожков (ах, этот горделивый профиль!). Володя уже тянул его куда-то за рукав:

– Я собрал такой механизм! Это нужно увидеть! – тарахтел он.

Но Марк решительно шагнул в сторону кухни, как после выяснилось, действительно оборудованной в коридорчике.

Неспешно обтерев руки и внешне не выказав ни малейшего удивления, Берта взяла букет:

– Спасибо, – но все же спросила: – Как же вы меня разыскали?

– Это военная тайна.

– Могу себе представить…

Ох, этот взгляд! Опять насмешка.

– Вы имеете представление о военных тайнах? Значит, мы поймем друг друга без слов!

– Давайте-ка будем чаевничать. Берта, Аня, хватит дразнить нас запахами! Володя, помоги накрыть на стол! – Мудрый отец семейства решил разрядить обстановку.

– Да-да, – с благодарностью подхватил Марк, – ароматы ваших пирогов разносятся по всему подъезду. Неужели корица, мускатный орех и ваниль?

– А вы разбираетесь в кулинарии? – Анна Александровна, мать девушки на выданье, искушенная в разных уловках потенциальных «женихов», допускала, что подобный разговор мог вестись из вежливости, но на сей раз этот юноша был ей приятен.

– Да нет. Просто я ужасный лакомка. И мама моя тоже очень хорошо готовила.

– Готовила? А что ж теперь?

– Она умерла два года назад.

Женщина участливо потрепала его по плечу:

– Ну что ж, отведайте нашего угощения. Пойдемте в комнату.

Как выяснилось, в трехкомнатной квартире проживали еще старшие братья Берты – Борис с женой, Михаил – и сестра Юлия с мужем и дочкой Розой («Ого, целая коммуна!»). А вообще чета Гальперов вырастила восьмерых детей, но остальные уже покинули семейное гнездо, некогда, до уплотнения, восьмикомнатное: в двадцатые годы пришлось пожертвовать частью квартиры вместе с кухней (хотя газовую плиту – редкость по тем временам – сохранить все же удалось).

К столу вышел лишь высокий моложавый мужчина лет тридцати с тонкими чертами лица (остальные отправились в кино):

– Михаил, – коротко сказал он и, заметив, что комнату украшают два букета, не смог скрыть иронии: – А вы впервые у нас, и сразу свататься!

Бравый курсант несколько смутился. Но отступать было некуда:

– Вы знаете, я готов хоть сейчас, но думаю, для начала нам все же стоит получше узнать друг друга.

Родители, переглянувшись, одобрительно закивали, Володька восторженно заорал: «Я согласен на такого зятя!», а Берта собралась было парировать, но вдруг передумала и просто рассмеялась: бог его знает, этот паренек, показавшийся вначале самоуверенным наглецом, так искренне и мило смущается. И у него такая открытая улыбка.

Но какой же у нее был смех! Звонкий, чистый! Этот смех застал Марка, готового к очередной пикировке, врасплох, и он смотрел на девушку, будто видел ее в первый раз: «Какая милая… Совсем другая… И как похожа на Анюту!»

– О да! Берта у нас девушка с характером, – Михаилу явно нравилось происходящее. – И у вас еще есть время передумать.

– Б-благодарю за совет. – Курсант быстро взял себя в руки: – Я обязуюсь тщательно изучить этот характер, – и выразительно глянул на Берту.

Ну а дальше начались расспросы и рассказы – то, что всегда происходит с близкими по духу людьми, преодолевшими первую неловкость нового знакомства.

Александр Ильич, при рождении нареченный Исааком, был портным, но не обычным: он специализировался на пошиве военной формы. Мастерская размещалась здесь же, дома, и все дети в той или иной степени овладели премудростями этой профессии. Сейчас «официальной» сотрудницей домашнего ателье, перешедшего теперь на гражданские заказы, считалась Берта, по окончании школы ставшая правой рукой отца.

Помощь старших была особенно необходима, когда в военное время мастерскую завалили заказами.

– Если бы не мальчики, не осилить мне все. Зато потом такое началось – думали, не выживем. Чем заниматься пришлось? Перелицовка, починка… Сплошные расходы! Добротной ткани днем с огнем не сыщешь, разве что на Сенном, и то за такие деньги! – Пожилой портной вздыхал, вспоминая голод, облавы на рынке, реквизиции товаров и постоянный страх за свою семью.

– Почти все, что было в доме ценного, пришлось сменять на продукты и материал.

Вторила ему и жена:

– Зато НЭП немного исправил положение.

– Да-да, вы знаете, новое начальство тоже, как ни удивительно, имеет вкус к хорошим вещам.

– Хотя на самом деле за этот вкус нужно благодарить их жен. Особенно из «бывших», – добавил Михаил.

– Ну, Мишеньке виднее, он же у нас знаменитый киношник, – Берта вроде бы и шутила, но было видно, что говорит о брате с уважением.

Михаил работал на Ленинградской фабрике «Союзкино» и значился оператором известных фильмов, которые Марк уже смотрел. Среди них – не только серьезный «Чужой берег», про перевоспитание матроса, утратившего должную бдительность, но и легкая бытовая комедия, «Бунт бабушек» (на него Марк ходил еще с Санькой, веселились тогда от души). Этот фильм потешно рассказывал про «запретную» любовь еврейской девушки и русского парня. И только бабушки (конечно же, с помощью комсомольской ячейки!) смогли понять влюбленных и помочь им.

– «Бунт бабушек»? Ну ничего себе!

– Вам понравилось?

– Очень смешные моменты есть! Старушки там – молодцы.

Марик с интересом слушал и рассматривал обстановку: добротная мебель, гардины на окнах, в рамках фотографии детей и самих Гальперов-старших, совсем еще молодых. Было заметно, как изо всех сил старались здесь сохранить былой уют и правильный семейный уклад. Собственно, к тому же стремилась и Анюта. Правда, возможностей у нее имелось гораздо меньше. Узнав, что юноша прибыл в Ленинград с Третьей Мещанской, обитатели квартиры на Третьей Советской очень повеселились.

Тут было очень спокойно и тепло, этот дом явно проявлял к гостю дружелюбие. Да и семейство настроилось благосклонно, а Анна Александровна прониклась сочувствием к истории семьи Марецких. К тому же Гальперы, пережившие в Петербурге-Петрограде последовательно бурные 1905-й, февраль и октябрь 1917-го, голод в Гражданскую, прекрасно понимали, какие испытания легли на плечи приветливого молодого человека.

– Да-а, это нынче пироги у нас случаются. А весной 18-го, помнится, осьмушку от фунта хлеба с трудом можно было получить… примерно по 30 граммов хлеба на человека. Ничего, выжили… – На глаза Анны Александровны навернулись слезы.

– Ну-ну, Аня, что ты… – Голос Исаака предательски дрогнул: – Вы знаете, одно время из еды в Петрограде можно было достать только сушеную рыбу. Весь город тогда пропитался ее мерзким запахом… Никогда в жизни не стану я больше есть воблу!

– Нас в Геническе тоже рыба спасала. – Марк также хорошо помнил голодные годы. Рассказал он, и как приходилось отсиживаться в погребе во время погромов.

В общем, у двух семей, живших во времена перемен, оказалось немало общего.

Трагические воспоминания были прерваны запахами подгоревшей выпечки.

– Ой, – Берта вдруг вскочила из-за стола, – там ведь пироги!

– Как же мы забыли? – сокрушалась мама.

– Да, заговорил курсант вас, девочки мои, – добродушно подтрунивал Александр Ильич.

– Я помогу! – Марк кинулся вслед за юной хозяйкой.

В тесной кухне он был, конечно, лишним, Берта прекрасно управлялась сама: быстренько вытащила противень.

– Фух, ну хоть несильно пригорели, и вроде не все… – Она старалась быстро выложить выпечку на блюдо. – Только что теперь с подгоревшими делать?

– Обязуюсь не дать им пропасть! – И это еще не самый большой подвиг, на какой Марик был способен ради ее благосклонности.

На протяжении всего чаепития он пытался придумать, как бы побыть с Бертой наедине. «Нужно пригласить ее на прогулку. Но согласится ли?» – вот такие мысли занимали его. Кажется, сейчас вполне подходящий момент.

Марецкий немного замялся:

– Э-э, мы ведь собиралась получше узнать друг друга…

– Мы-ы?!

Неужели опять начнет вредничать?

– Ну ладно, я. Но ты же дашь бедному курсанту шанс?

Неприкрытой надежде, сквозившей в его голосе, отказать было невозможно.

– Хорошо. Что предлагаешь?

– Собирайся. Кое-что покажу.

Когда они вышли из подъезда, на улице сияло солнце и никаких намеков на дождь небо больше не посылало. Поблагодарив мысленно погоду и Бертину сговорчивость, Марк спросил:

– Ты была в Аэромузее?

– Это который вместо Суворовского музея открыли? Нет.

– Ну и отлично. Буду твоим экскурсоводом.

Тактику он выбрал самую подходящую: женщинам нравятся мужчины, увлеченные своим делом. А если они еще и умеют увлекательно рассказать об этом… В общем, «не только ушами, конечно, любят девушки, но и не без этого», как говорил известный сердцеед Валерка; уж он-то в таких делах знал толк!

В Музее авиации Марик и вправду сумел раскрыться с неожиданной для спутницы стороны: умный, начитанный, сообразительный… Да к тому же по-настоящему обходительный. Вот тебе и паренек из провинции! Не многие питерские кавалеры могли составить ему конкуренцию, их шансы таяли с каждой минутой. Берта смотрела на Марка уже совсем другим взглядом, теплым и заинтересованным…

Провожая девушку, проходя мимо таблички на углу Третьей Советской, Марк заметил:

– Я бы поменял название вашей улицы на нашу.

– Это почему же?

– У вас обстановка больше соответствует.

– Тебе не понравилось?

– Что ты! Наоборот, очень понравилось. Уютно у вас. Моя сестра в Москве тоже старается, но…

Марецкий замолчал, пытаясь правильно подобрать слова, чтобы выразить нахлынувшие чувства.

Берта поняла. Дотронувшись до его руки, она сказала:

– Обстановка – это очень важно. Я бы хотела, когда у меня будет свой семейный очаг, чтобы всем там было хорошо. И большой стол – собирать всю родню. Но все же обстановка – не самое главное. Важнее отношения. Правда?

И спохватившись, что произнесла это слишком серьезно, добавила с улыбкой:

– Но круглый большой стол – это обязательно!

– Стол я тебе гарантирую!

– А разве я сказала, что собираюсь сидеть за этим столом с тобой?!

Ну вот же вредина! Марк даже не стал спорить.

– Посмотрим, – только и произнес он.

Они как раз подошли к Бертиному дому.

– Но кино это не отменяет?

– Посмотрим, – эхом отозвалась строптивая красавица и со смехом скрылась в подъезде.

Однако теперь курсант возвращался в казарму в полной уверенности, что будет и кино, и прогулки, да и свадьба тоже будет.

* * *

Очень скоро выяснилось, что они идеально подходят друг другу. Дерзкая и своевольная, любящая Берта оказалась мягкой, неожиданно уступчивой и, конечно, понимающей – словом, идеальной спутницей жизни для военного человека. Их отношение друг к другу было настолько нежным и бережным, а Марик так быстро сделался практически членом семьи, что в скорой свадьбе никто не сомневался.

Через год бравый выпускник Ленинградской военно-технической школы Военно-Воздушных Сил РККА Марк Марецкий выполнил свое обещание: сочетался, как говорили раньше, законным браком с Бертой Гальпер. Событие было и радостным, и грустным одновременно: Марк получил распределение в Нижегородский край, и многочисленному семейству пришлось прощаться с всеобщей любимицей.

Молодые же были полны надежд и энтузиазма: впереди их ждал новый город, интересная работа и самостоятельная жизнь.

Глава 3
Освоение пространств

Леонид окончил институт как раз в период «Великого перелома» – в стране начались масштабные преобразования, был принят первый пятилетний план развития народного хозяйства и обозначен курс на индустриализацию. Железные дороги требовалось развивать в ускоренном темпе. Поэтому Народный комиссариат путей сообщения без дела не сидел.

Особенно ценились специалисты с опытом. Они были нарасхват. В их числе закономерно оказался инженер Мирачевский: сложный мир железных дорог он постигал с детства, а работа машинистом и практические занятия – серьезные дорожные изыскания, плюс недюжинные природные данные и организаторские способности сделали его ценным сотрудником.

Теперь отлично сданные экзамены и блестящая защита дипломной работы давали возможность уверенно строить профессиональную карьеру.

* * *

Ольга как раз безуспешно пыталась накормить Ирочку, но та капризничала и от еды упорно отказывалась. Раздраженная мать прикрикнула на упрямицу, и в этот момент распахнулась дверь – Леонид (как всегда, вовремя), с тортом и конфетами, буквально ворвался в очаг сопротивления.

– Что за шум? Не ссорьтесь, девчонки! – И, увидев слезы, уже выступившие на глазах любимой дочурки, подхватил ее на руки.

Оля с облегчением вздохнула: у главы семьи был особый подход к дочке – с отцом капризы бесследно исчезали.

– Ну что, как защита? – Это был главный вопрос сегодняшнего дня. Возможно, потому и нервничала: муж задерживался, и она переживала, как все прошло, а малышка, конечно, чувствовала состояние матери, но реагировала на него по-своему.

– Вот попробуй угадать, чем дело кончилось?

– Судя по торту, тебя можно поздравить. – Ольгу всегда удивляла эта мальчишеская тяга играть в загадки (как ребенок, честное слово!).

– Да! Но с чем?

– Неужели с защитой? – Она все же приняла игру.

– Бери выше!

– С отличной защитой? – Теперь она не удержалась от смеха: ну право же, вылитый мальчишка – только большой, с маленькой проказницей на руках, норовящей стащить с него очки.

– Оль, меня оставляют на кафедре!

– Я знала, что мой муж – гений! – Теперь настал черед и супружеских объятий.

Чуть позже жена поинтересовалась:

– И что, даже профессор Недорожный сдался? – Ольга знала, что это был единственный преподаватель, с которым отношения у Леонида не складывались и который мог серьезно осложнить защиту.

– Ну ты же знаешь, что ученье – свет. А свет всегда побеждает тьму! И тьму невежества некоторых лжеученых – тоже.

– Ох, и бунтарь ты, Ленька! И балабол. Ты хоть в институте не выступай сильно, сам знаешь, какие люди бывают…

Так у семьи Мирачевских получился настоящий праздничный вечер. Леонид в лицах живописал детали защиты, а Оля буквально светилась от счастья: закончатся теперь эти бесконечные поездки и вечное отсутствие мужа, его поиски заработка, – и можно будет зажить по-человечески!

Начало новой жизни ознаменовалось заслуженным отдыхом. Короткий отпуск все трое провели в Червоне: Ольга Ираклиевна еще не видела внучку, а Леонид скучал и по матери, и по старому дому Шпирканов с необъятным, как казалось ему в детстве, садом.

* * *

Но после поездки в бывшую Подольскую губернию (которой, кстати, с 1925 года уже не существовало!), где время еще тянулось размеренно и по-хорошему провинциально, наступили суровые будни. Выяснилось, что Оля радовалась рано: спокойный период в их семейной истории так и не настал. Молодой сотрудник столичного вуза не собирался мирно работать на кафедре и читать лекции студентам. Разве это было его заветной мечтой?

Ну конечно же нет! Жена вспоминала его яркие детские рассказы о дальних странах, путешествиях… Но дети вырастают, мечты остаются в прошлом. Однако Ленька и тут проявил свою оригинальность. Он оказался из породы тех немногих мечтателей-практиков, кто превращает свои фантазии в реальность.

Стало ясно, что научная работа мужа связана с постоянными командировками. Многие из них выливались в длительные экспедиции, в которых не было ни комфорта, ни уюта, а только спартанский быт, полевые условия, непогода и много чего еще. Жене это спокойствия не прибавляло. Комната в Трехпрудном переулке служила лишь местом для короткого привала между все новыми и новыми поездками.

И если латинский афоризм, частенько повторяемый профессором Лепейкиным, любимцем студентов, гласил: via est vita, «дорога – это жизнь», то про Мирачевского можно было сказать, что вся его жизнь обернулась дорогой.

В стране и раньше катастрофически не хватало надежных магистралей (не только железных дорог). Но теперь строительство заводов по всему Союзу, освоение новых месторождений в Сибири требовали своего рода транспортной революции. А для того, чтобы новые пути спроектировать, требовались месяцы упорного кропотливого труда именно в полевых условиях – шли детальные исследования местности.

В общем, то, о чем мечтал Ленька в детстве, сбылось. Почти все время – сплошные приключения. Правда, очень небезопасные порой.

* * *

Уже в середине июня Мирачевского отправили в Поволжье, где намечалось строительство железнодорожной линии Саратов – Миллерово, запланированной еще царским правительством до начала мировой войны. Этому объекту придавалось огромное значение, поскольку дорога должна была соединить приволжские районы с портами Черного моря. Леонида назначили старшим инженером партии технических изысканий.

Только теперь Ольга окончательно поняла, с кем связала она свою жизнь. Леонид, мотаясь от Поволжья до Ростовской области, между разными пунктами маршрута и Москвой, разрываясь между работой, институтом и семьей, порой валясь с ног от усталости, – чувствовал себя абсолютно счастливым. Жизнь, наполненная любовью, бурлила и кипела: он занимался интересным делом, дома ждали обожаемые «девчонки», страстные споры на кафедре, рождающие истину, – и все это только придавало ему сил. Ее и восхищала неутомимая энергия мужа – казалось, чем больше он отдавал, тем больше сил у него становилось, и в то же время подчас накатывало раздражение – любая женщина чувствует себя спокойнее, когда надежное плечо рядом и опереться на него можно в любой момент, а не раз в месяц.

А Леониду, прекрасно зарекомендовавшему себя на южном направлении, поручили следующее ответственное и очень нелегкое задание: изыскания в Сибири. Командировка предполагалась длительная, без возможности приезда в Москву, а потому Мирачевским следовало решить, как жить дальше.

После совещания на кафедре в вестибюле его нагнал профессор Лепейкин:

– Леонид, вы ведь понимаете важность этого проекта, – громко сказал он, пожимая Мирачевскому руку. – И знаете, будь я моложе, я бы вам завидовал: такие возможности, непочатый край исследований!

И добавил, понизив голос:

– Но я вам и сочувствую, откровенно говоря. Там очень… чрезвычайно сложные условия. Почти Якутия…

– Благодарю вас, Петр Ефимович, – Леня был тронут заботой любимого преподавателя. – Но, как известно, мы там, куда Родина пошлет.

Лепейкин не принял шутливого тона:

– Желаю вам удачи. И берегите себя… – В голосе его чувствовалась тревога.

– Не волнуйтесь, профессор. Мы с вами еще за Полярным кругом будем дороги проектировать!

На самом деле Леонида одолевали противоречивые чувства. Он был доволен новым назначением: приятно, что тебе доверяют ответственное дело, ну а сложность задач всегда только распаляла его азарт. По пути домой ему уже рисовались картины будущих маршрутов, поиски одного, единственно верного, направления в непроходимой глуши. Но радость омрачала необходимость объясниться с женой. Представить, что придется расстаться на год, а может и больше, он не мог. Что ей сказать, как намекнуть, что ему хотелось бы взять семью с собой?

Задача осложнялась еще и тем, что изыскания предполагалось начать уже в марте, пока не раскисли от весенних паводков дороги.

Оля сразу догадалась, что муж, сообщив, как прошел день, чего-то недоговаривает. Он возился с дочкой, а она не торопила его и не задавала вопросов – знала, сам все расскажет. Тем не менее тревожилась: раз медлит – значит, дело серьезное.

Когда Ирочка уснула, Леонид, виновато глядя на жену, начал нерешительно:

– Оль…

– Командировка?

– Нет, Оля. Экспедиция.

– Это означает, что надолго? – почему-то Ольга не удивилась.

– Не только. Это еще и очень далеко.

По правде говоря, она давно ожидала чего-то подобного: освоение Сибири было на повестке дня, и когда собирались друзья мужа, только и споров было, как лучше прокладывать ту или иную магистраль, о сложностях климата, рельефа и т. д.

– И что в таких случаях предписывают ваши инструкции семьям первопроходцев?

Он улыбнулся (ох уж эта ее ирония!):

– Семьям инструкции не запрещают сопровождать сотрудников изыскательских партий.

И продолжил, нахмурившись:

– Но вы можете остаться. Я даже думаю, что вам все-таки лучше остаться. Понимаешь, это ведь северо-восток Сибирского края, почти Якутия (кстати вспомнились слова профессора), неизвестно, как Иринка перенесет этот климат.

– Послушай, я не стану врать, что меня все это радует. Но сколько продлится экспедиция: полгода, год? Как ты себе представляешь нашу семейную жизнь?

«Она хочет ехать? Ура!» – Он очень надеялся именно на такой ответ.

– Наша жизнь будет прекрасна и удивительна!

– Да тише, разбудишь.

– И ты нарожаешь мне еще парочку ребятишек.

…Уже засыпая, Леня произнес:

– И кстати, я – начальник партии…

* * *

Небольшой караван, выехав из Иркутска, упорно продвигался через снежное царство – белым-бело все вокруг: и дорога, и деревья, и даже морды лошадей, покрытые инеем. Ольга понуро вспоминала долгий путь в жарко натопленном и довольно комфортабельном «международном» вагоне скорого поезда Москва – Владивосток, который начался на Ярославском вокзале столицы. Но сейчас ей, выросшей в благословенном теплом краю, было очень не по себе: от Иркутска они проехали, наверно, больше тысячи верст (если считать по-старому). Тоскливо думалось: «Вот так декабристка! Знала бы…» В Москве уже разворачивалась оттепель, здесь же зима и не думала отступать, а до пункта, где предстояло развернуть базу экспедиции, было неблизко. Путешествие по старинному Иркутско-Якутскому почтовому тракту показалось с непривычки особенно тяжелым.

– Ну скажи, Лень, кому в этой глуши нужны железные дороги?

– Везде люди живут…

Чудилось, что конца и краю не будет этой заснеженной чаще, но запахло дымом и на пути вдруг возникло поселение. Сани въехали во двор, окруженный забором, почти не видимым из-под снега, и остановились возле избы с резными украшениями, точь-в-точь прямо из сказки.

Возница отбросил тяжелый меховой полог и помог путешественникам выбраться. В доме было жарко натоплено, за длинным столом чинно сидели мужики и чаевничали. От чашек, от блюдец и самовара, возвышавшегося над макушками, шел аромат чая и целебных трав. От вошедших с мороза повалил пар. К ним кинулась дородная женщина, видимо, хозяйка. Помогая снять шубы, она причитала над Ирочкой:

– Дите-то, дите совсем замерзло! А ну-ка чаю, сейчас согреетесь.

Оторопевшая малышка исподлобья смотрела на удивительную картину и никак не хотела отпускать руку отца.

Когда, наконец, разделись, их уже ждали наполненные чашки, а хозяйка выставляла на стол ужин. Удивительно, но чай оказался соленым и с молоком (уже потом выяснилось, что это традиционный для тех мест напиток). Видя недоуменные лица новых постояльцев, Надежда всплеснула руками:

– Ой, что ж я! Дитю-то сладкого надо! Сейчас сладкого сделаю.

Заснули после ужина моментально. А до рассвета, под еще звездным небом снова отправились в путь.

Через несколько дней тракт вышел к реке, и дальше они продвигались вдоль берега Лены. Напоследок дорога еще раз нырнула в лес. Конечного пункта, никому не известного Киренска, достигли, когда солнце уже клонилось к закату. Сосны расступились, и открылась поразительной красоты картина: городок-островок посреди испещренного следами саней и лыж заснеженного поля, оказавшегося замерзшей рекой (противоположный берег пестрел вмерзшими в лед лодками). Рек обнаружилось целых две – селение было основано прямо в излучине Лены в месте ее слияния с Киренгой. Отливающий розовым в лучах заходящего солнца снег, синеватые столбики дыма над избами – именно таким вспоминала впоследствии Ольга Киренск (самое первое впечатление!).

Здесь их уже ждали. Председатель райсовета Курехин получил телеграмму из Москвы с просьбой оказывать всяческое содействие изыскательской экспедиции, а потому всех прибывших сразу же расселили по домам.

Следующий день Курехин решил сделать экскурсионным. Заявившись с утра, справился, не нужно ли чего, и предложил прогуляться:

– Городок наш посмотрите, достопримечательности, так сказать, – и, скептически окинув взглядом Ольгу, добавил: – Вы уж только одевайтесь потеплее, у нас тут не до столичных… фасонов.

– Поняли, девчонки? – рассмеялся Леонид. – Фасоны можете даже не распаковывать.

Мирачевские не ожидали увидеть в этой глуши что-нибудь интересное, но отказать гостеприимному хозяину было неловко.

Они шли вдоль улицы, редкие прохожие останавливались, здороваясь и с интересом разглядывая приезжих. Городок и впрямь оказался занятным, дома попадались и каменные, и добротные бревенчатые, многие с мезонинами и диковинными ставнями на окнах. Принадлежали они раньше купцам, разбогатевшим на торговле пушниной, лесом и зерном, и предпринимателям-судовладельцам. В одном из таких домов, с голубыми оконными наличниками, как выяснилось, жил даже ссыльный декабрист – князь Голицын.

– Какие наличники у вас здесь необычные, – заметила Оля.

– А у нас много такого, чего у других не водится. Городок наш – старинный, острог здесь казаки аж в 1630-м заложили. Вот и блюдем обычаи.

– Ну а народ у вас какой? Пойдут ко мне в экспедицию? – Леонида все же больше заботили «производственные» вопросы: нужно было нанимать рабочих.

– Да разный… Особо в округе аккуратно нужно: тут и беглые, и раскулаченные куролесят.

Мирачевский выразительно глянул на председателя, потом перевел взгляд на жену. Тот мигом сообразил и, спохватившись, поправился:

– Ну, то летом было, нынче уж поразгоняли всех, поди. А так-то у нас и культурных людей немало, многие из бывших ссыльных. Моего вот деда, инженера, из Самарской губернии на поселение сюда сослали. К тому времени, как срок вышел, у него уж здесь и семья, и хозяйство. Да и места такие, что душой прикипел.

– А за что ж вашего деда? Никак с царем не поделил чего?

– Ну дык! Политический.

– Вот и у меня дедов брат такой же был, – Леня вспомнил рассказы про матушкиного дядю Маркела, – после Карской каторги где-то недалеко отсюда, в Якутии, на поселении обретался.

Они тем временем вышли к реке. Слева возвышались два храма: внушительный каменный и деревянный двухэтажный, со слюдяными оконцами, покосившийся и потемневший от времени, будто со старинной гравюры, а также другие строения. Видя изумленные лица «экскурсантов», Курехин пояснил: